Ходили актеры из Керчи в Вологду за куском хлеба[4].
Но чтоб актер исключительно ради художественных целей ездил из Киева в Ростов, – таких случаев с русским актером не бывало.
«Ради грима» ездить в Киев, из Киева в Ростов-Ярославский[5], – это уже самоистязание.
Что ж заставляло актеров, тщеславных по своей профессии, отказываться от личного успеха, беспрестанно и беспрерывно приносить себя в жертву?
Что могло, кроме общей, страстной, фанатической любви к делу, общего согласия.
Только благодаря этому и создалось это удивительное художественное произведение, этот театр, про который возможен один лишь спор:
– Первый это театр в России или только один из первых? сотого художественного произведения коснулась грубая, невежественная рука.
Коснулась грубо, невежественно.
И, словно тонкий длинный волосок, по художественному произведению, извилась предательская трещина.
А между тем, этого и нужно было ждать, ничего, кроме этого, нельзя было ожидать с самого начала.
– Человек начинает умирать в тот самый день, когда он родился! – сказал какой-то необыкновенно глубокий Кифа Мокиевич[6].
В тот самый вечер, когда открылся Художественно-общедоступный театр, он уже носил в себе задатки смерти.
Он родился со смертельным недугом.
На свете есть логика. Называйте ее судьбой или справедливостью, – как вам угодно.
Все на свете совершается математически правильно. Жизнь только бухгалтер, который щелкает на счетах.