Владислав Владимирович Сошников
Проект «Сияние». Возвращение Норы
Пролог
Старик бежал. Бежал настолько быстро, насколько хватало ему сил, часто спотыкался, падал, но упрямо поднимался с земли и снова бежал. Серой тенью он двигался вперёд с той невеликой скоростью, которую с превеликим трудом позволяли развивать его измученные артритом стариковские ноги. Непонятно было, как только могло выдерживать подобный бешенный темп его сердце, стучавшее внутри впалой грудной клетки так, словно хотело выпрыгнуть наружу или просто пыталось разбиться изнутри о рёбра, настолько гулкими и прерывистыми были его удары. Но старику, казалось, было всё равно, что он в любую секунду сделав ещё один, дающийся с невероятным трудом шаг может просто упасть и больше не подняться. Но он упрямо шёл дальше, нет, уже не бежал, а просто шёл, плёлся, еле волоча свои старые ноги, согнувшись едва ли не до самой земли и обхватив худые костистые плечи руками. А злой радиоактивный ветер Светящегося Моря яростно трепал его редкие седые волосы, поднимал тучи чёрной пыли, давно уже покрывавшей несчастного с головы до ног, швырял щедрыми горстями в лицо, забивал ею лёгкие. Пытался свирепыми порывами сбить с ног упрямца, неизвестно какими судьбами оказавшегося в самом сердце заражённых земель, засыпанных тоннами радиоактивного пепла с торчащими тут и там покорёженными, обугленными стволами мёртвых деревьев. Казалось сама чёрная пустыня вокруг недоумевала, как это он, этот жалкий убогий сморчок, это едва держащееся на своих худых как палки ногах недоразумение умудрилось до сих пор оставаться в живых посреди её смертельных объятий. И собиралась это досадное упущение в самом скором времени исправить.
Но старик упорно, как одержимый шёл и шёл вперёд к какой-то важной, одному ему ведомой цели. Видимо настолько для него важной, что заставила его в одиночку, без всего, практически раздетым пуститься в отчаянное, граничащее с безумием смертельно опасное путешествие. Вся его так называемая «защита» состояла из тонкого лабораторного халата, одетого поверх ещё более тонкой рубашки, который из белого давно уже превратился в тёмно-серый, старых драповых брюк и стоптанных, державшихся на честном слове ботинок. До сих пор несчастному везло. Несказанно, просто фантастически везло. Всего лишь час с небольшим назад ему посчастливилось обойти стороной огромную лужу диаметром ярдов около двадцати, глубиной по колено и наполненную до краёв вяло колышущейся зеленовато-коричневой жижей, по поверхности которой плавали хлопья мерзкой пены. Отвратительную жидкость, из которой состояла эта лужа, назвать водой ни у кого в здравом уме язык не повернулся бы, даже если этот самый гипотетический «кто-то» очень сильно этого захотел. Но страшна была не сама лужа, исходящая как и вся земля вокруг ядовитыми испарениями, уровень радиации снаружи и в глубине которой зашкаливал настолько, что казалось ещё чуть-чуть – и воздух вокруг просто начнёт светиться. Крайне опасны были те вселяющие животный ужас существа, что стояли, сидели, а порой и вовсе лежали в её мутных водах.
Когда-то очень-очень давно все они были людьми. Самыми разными, молодыми и старыми, добрыми и не очень, весёлыми и грустными – всякими. Но теперь их всех объединяло и роднило одно очень печальное обстоятельство. Однажды в прошлом каждому из них, вместе с многими миллионами других людей «посчастливилось» на личном опыте испытать все прелести попадания под массированный ядерный удар. Не испепелённые с теми самыми миллионами других таких же «счастливцев» в первые минуты войны в ярких, много крат ярче самого солнца термоядерных вспышках, не будучи распыленными на атомы или сметёнными и перемолотыми в кровавый фарш ударной волной и не сгорев заживо в бушевавших кругом пожарах, эти люди тем не менее получили такую дозу облучения, что девять из десяти умирали в первые же дни или даже часы. Сгнивая заживо, буквально растворяясь изнутри, выхаркивая кровавые ошмётки, в которые превращались их внутренности. Но нашлись единицы, которые не умерли сразу. Каким-то неведомым, чудовищным образом они изменялись, со временем превращаясь в существ, продолжавших всё ещё во многом походить на людей, но людьми уже не являвшимися. Одно ли только сильное радиационное облучение послужило этим метаморфозам или был какой-то ещё неизвестный фактор, вкупе с радиацией повлиявший на тот кошмар, что происходил с этими людьми, наверняка сказать не может никто. Но так появились те, кого некоторое время спустя выжившие в ядерном аду люди окрестили «радиационными гулями». Существа, живущие немыслимо долго и медленно, но неотвратимо гниющие заживо, они так же медленно и неотвратимо со временем теряли рассудок и превращались в жутких, кровожадных монстров, не ведающих ни жалости, ни страха, ни раскаяния. Всё время терзаемые неутолимым голодом, эти бывшие люди жили единственным желанием отведать свежей окровавленной плоти, и не важно, кому будет принадлежать эта плоть. В разных местах их называли по разному: «облучённые», «гнилушки», «облезлые», «зомби» – всех прозвищ и не перечислить, но самой сути это не меняло. В большинстве людских поселений к «нормальным», ещё не впавшим в кровавое безумие гулям относились со смесью жалости и отвращения, позволяли им селиться и жить рядом. Но всё же очень многие их презирали и при любом удобном случае всячески измывались над несчастными и третировали их. Сами же эти, так называемые «разумные» гули старались по возможности жить наособицу, зачастую образуя целые поселения, состоявшие исключительно из себе подобных. Вот и наш несчастный странник едва не угодил в горячие объятия этих самых «диких» гулей, которые мигом разодрали бы его в клочья, попадись он им на глаза. И убежать ему от стаи «дикарей» точно не удалось бы, нечего даже и думать. Но на сей раз капризная госпожа удача была на стороне старика. Когда очередной порыв ветра разогнал ядовитые клочья тумана, мутной пеленой покрывавшего просторы Светящегося Моря, он первым успел заметить радиоактивную лужу с её кошмарными, смертельно опасными обитателями и свернуть в сторону до того, как те увидят его самого и незамедлительно явятся по его душу.
И вот теперь старик шёл, вернее едва плёлся, держась за сердце и хватая ртом насыщенный отравой воздух. Он пробирался среди бетонных обломков, в беспорядке нагромождённых друг на друга, причудливыми скалами тут и там выступавшими из клубящейся ядовитой мглы. Пару минут назад старик проглотил последнюю таблетку «Рад-Х», препарат, который он не переставая принимал с того самого момента, как очутился на поверхности Светящегося Моря. Маленький стеклянный пузырёк, который выпал из дрожащих пальцев, вмиг унесло резким порывом ветра. Старик судорожно вздохнул, захрипел и зашёлся в диком приступе кашля, выхаркивая длинные чёрные сгустки. Наконец ему удалось кое-как отдышаться, он вытер будто углём испачканные губы рукавом халата и снова побрёл дальше. Теперь, как только действие таблеток, защищавших его организм до сей поры от радиации закончится, смертельное излучение возьмётся за него уже в полную силу. И тогда его отчаянный забег закончится очень быстро.
Впереди в сгущающемся сумраке показался причудливый силуэт разрушенного здания, своими кривыми обломками с провалами окон украшавшего окрестный пейзаж. Старик чувствуя, что ещё немного – и он просто рухнет в пыль и больше никогда уже не встанет, настолько истощены были его и без того невеликие силы, решил немного отдохнуть укрывшись в старых развалинах. Не самое разумное решение, надо сказать. Ведь любой уважающий себя бродяга, шныряющий по Пустоши ради интересных, а порой и весьма дорогих находок знает, что лезть в развалины и заброшенные дома в поисках отдыха и ночлега совершенно не стоит, по той простой причине, что они зачастую привлекают к себе всякую нечисть. Да тех же различных мутантов, к примеру, при любом удобном случае охотно и с удовольствием отведающих вашего парного мясца, если вы сами по неосторожности загляните к ним на обед. Но старик не был бродягой-мусорщиком, тем более не был он и опытным странником. И не мог знать об опасностях, которые таили в себе руины, чьи закопчённые чёрные стены с каждым шагом становились ещё ближе, проступая из тёмной мглы всё отчётливей. Поэтому когда из-за ближайшего бетонного обломка в его сторону внезапно метнулось стремительное гибкое тело, старик к этому был совершенно не готов. Он замер, оторопев от неожиданности и в растерянности забегал глазами по сторонам, судорожно пытаясь сообразить, куда бы ему спрятаться.
Громадному, достигавшему около десяти футов в длину скорпиону, выскочившему из засады не суждено было в этот раз полакомиться человеческой плотью. Старик буквально в последний момент всё же собрался и совершил отчаянный по своей прыти рывок, спрятавшись внутри перевёрнутой и на три четверти зарывшейся в грунт топливной цистерны. Ему каким-то чудом удалось протиснуться в рваную, обрамлённую ржавыми лохмотьями дыру на боку огромной ёмкости, ободрав при этом руки, разбив в кровь колени и разорвав в нескольких местах халат с брюками. Да ещё и потеряв один ботинок в придачу. Он успел в самую последнюю секунду: страшная, покрытая уродливыми хитиновыми наростами клешня клацнула буквально в дюйме от его головы. Скорпион не мог пролезть в отверстие, которое едва смогло пропустить через себя иссохшее тело старика. Не зная, как добраться до так досадно ускользнувшей добычи, он тут же впал в бешенство. Гигантское насекомое стало кружить вокруг цистерны, поднимая тучи чёрной пыли, в остервенении колотя по её ржавым бокам клешнями и хвостом, увенчанным устрашающего вида жалом в тщетных попытках расковырять неподатливую жестянку, скрывавшую в себе его законную добычу.
Старик воспалёнными слезящимися глазами обвёл место, в котором внезапно очутился, а оглядевшись вдруг с ужасом осознал, что обратно наружу ему никогда уже не выбраться. Тварь, загнавшая путника в ржавые недра цистерны ни за что просто так его не отпустит и будет караулить рядом сутки напролёт зарывшись в пепел. Эти сволочи очень хорошо умели терпеливо ждать. И тогда измученный старик лёг на землю, свернулся калачиком и горько заплакал. За воем ветра и грохотом, создаваемым обезумевшим скорпионом он не услышал, как в окружавшую его какофонию внезапно вторгся рокочущий рёв рассекающих воздух винтов летающей машины.
Глава 1
– Зайка, это ты?! – удивлённо и радостно прозвучало у меня за спиной. От неожиданности вздрогнув всем телом, я уронил на прилавок тяжёлый затвор от винтовки калибра «50», который до этого рассеянно вертел в руках, вяло отнекиваясь от настырного Артуро Родригеса. Он настойчиво пытался мне этот самый затвор всучить, причём втридорога, и который мне по сути на хрен был не нужен. Но поразили меня не сами слова, прозвучавшие как гром среди ясного неба, а голос эти слова произнёсший. Тот самый голос, единственный из всех, не узнать который было бы попросту невозможно, роднее которого для меня не существовало и который мог принадлежать только одному человеку. Самому дорогому для меня человеку на свете. Моей Норе. Моей покойной жене Норе. Чувствуя, как по спине пробегают мурашки, а пальцы рук предательски подрагивают, я медленно, словно в замедленной съёмке повернулся к тому, а вернее сказать – к той, кто стояла сейчас за моей спиной. Краем глаза я отметил, как мгновенно расплылась в сальной улыбке усатая смуглая морда Артуро словно у кота, которому нежданно-негаданно обломилась целая миска браминьего молока.
Спустя мгновение, длившееся для меня целую вечность я стоял перед ней, не имея сил оторвать взгляда от родного лица, какой-то частью сознания до конца не веря в реальность происходящего и потихоньку уплывая куда-то в астрал, в запредельные дали вселенной, где в ослепительно танце созвездий сливаются воедино перекрёстки миров и существуют ответы на все вопросы. А она смотрела на меня своими красивыми, внимательными серыми глазами и улыбалась самой счастливой улыбкой на свете. Не знаю сколько продлилась и дальше продолжала бы идти эта счастливая сцена из немого кино – я совершенно потерял ощущение пространства и времени, но из ступора меня вывел прокуренный голос Артуро, прозвучавший у меня за спиной:
– Hola, senorita! Buenos dias! Добро пожаловать в наш скромный магазинчик! Как я успел заметить, вы знакомы с этим бездельником? – готов поклясться, что с этими словами он ткнул окурком сигары, который держал зажатым между указательным и средним пальцами мне в спину.
– Заткнись, Артуро, – внезапно предательски севшим голосом просипел я, не отрывая глаз от Норы, стоявшей в шаге от меня.
А ещё спустя секунду я уже крепко сжимал её стройную фигурку в своих объятьях, а она, обхватив меня руками за шею, буквально засыпала поцелуями моё лицо, заросшее недельной щетиной и украшенное несколькими свежими ссадинами. Так мы стояли какое-то время, забыв обо всём окружающем, не замечая вокруг ничего и никого. Ни случайных прохожих, ни праздно шатающихся зевак, ни торговцев, нахваливающих свой товар, ни охранников, следящих за порядком на рынке. Наконец разомкнув наши объятия, мы с Норой вновь посмотрели друг на друга.
– Нейтан, милый, я не могу поверить, что я тебя нашла, – прошептала она и в уголках её глаз маленькими жемчужинами заблестели слезинки. – Это же просто чудо, настоящее чудо! Понимаешь?
Я же продолжал стоять, как дурак, не в силах вымолвить ни слова и лишь чувство неописуемого восторга при виде живой Норы мешало мне окончательно и бесповоротно слететь с катушек. Или наоборот – помогало не слететь.
– Ты не поверишь, милый, как мне было плохо там, одной, – она махнула рукой в сторону бетонной стены, опоясывающей Даймонд Сити, – ничего не понимаю, не помню… Я чуть с ума не сошла! Там, снаружи очень страшно, кругом одни развалины, кто-то воет так жалобно… Если бы не те люди… И Шон… Наш мальчик… – и она в жесте отчаяния прижала кулачки к груди, а глаза вмиг наполнились слезами.
– Постой, – я нежно взял её ладошки в свои и заглянул Норе в глаза. – Не спеши… Потом, всё это потом. Главное мы снова вместе и теперь я тебя больше никогда и ни за что не потеряю, милая, клянусь. Пойдём.
–Пошли, – кивнула она, тряхнув волосами, (боже, у неё даже причёска та же самая, что и в «тот» день!). – Только мне вещи забрать свои нужно. Это здесь, совсем недалеко.
– Идём, – я взял жену за руку и поднял с земли свой рюкзак.
– Эй, Сталкер, а как же покупки? – оживился за прилавком Артуро, видя что клиент ускользает, как вода сквозь пальцы, а вместе с ним и вся надежда на выручку. – Ты же так ничего и не купил у старика Артуро! Даже патронов не взял, э?
– В другой раз, друг, – отрицательно мотнул головой я, окончательно разбив все надежды торговца на выгодную сделку. – Не сейчас, извини брат.
– Э, да ладно, ладно, что там! – махнул рукой торговец. – Всё понимаю! С такой красоткой я бы и сам рванул на полной скорости куда глаза глядят!
И улыбнувшись Норе своей, как он считал, самой неотразимой улыбкой на прощанье сказал:
– Ты забегай, Сталкер, не забывай старика. И синьориту с собой обязательно приводи, посидим за бутылочкой, я для такого случая специально приберегу.
– Непременно, Артуро, – кивнул я, надевая шляпу. – Непременно. До встречи!
– До встречи, синьор Артуро, – проворковала Нора. – И никакой вы не старик.
– Hasta la vista, senorita, gracias! – Родригес аж прямо засиял, весь такой польщённый.
Мы покинули рынок и свернули в одну из многочисленных кривых улочек Даймонд Сити. Собранные из разнообразного многоцветного хлама, натасканного со всей округи, высотой в несколько этажей, соединённых между собой всякими лестницами, лесенками и переходами дома и домишки представляли собой целый лабиринт, заблудиться в котором несведущему человеку было проще простого. Я сам в первые свои посещения анклава плутал тут, пока не освоился и не запомнил, что, где и как расположено. Честно говоря мне, человеку из прошлого очень странно было наблюдать, во что превратился бейсбольный стадион Фенуэй Парк.
Мы с Норой крепко держась за руки направились в сторону многоэтажной конструкции, где среди хаотичного нагромождения домов-коробок яркой неоновой вывеской над входом выделялся один. Яркие разноцветные буквы, переливаясь многообразием красок сливались в надпись: «Запасной Игрок». Под этим неброским названием находилось заведение, которое содержали два брата-близнеца Бобровы, Вадим и Ефим, по характеру ну просто две полные противоположности. Один – рассудительный, спокойный тихоня, другой же – просто какой-то взрывной вулкан эмоций, который фонтанировал всевозможными идеями ежеминутно, добавляя этим самым немалую долю хлопот своим домочадцам, а заодно и всем окружающим. Роднило же братьев одно: оба они были добродушными, честными парнями, с которыми в общем-то было приятно иметь дело. И виски у себя в баре они не разбавляли, как некоторые. Ну, или почти не разбавляли. Что впрочем не помешало Вадиму однажды втянуть таки меня в одну авантюру с участием ди-джея местного радио, некой девушки и трёх уголовников мелкого пошиба. А я как дурак повёлся на сладкие посулы и россказни этого пройдохи Вадима и решил поучаствовать в деле на свою дурную голову. Окончилась эта его затея, впрочем, как обычно и заканчиваются большинство подобных затей в наше нелёгкое время весёлой вечеринкой с беготнёй и стрельбой. Но, слава богу, всё обернулось удачно для нас и неудачно для них. После чего Вадиму пришлось торжественно поклясться мне и своему братцу-тихоне в том, что впредь поумерит свой пыл и забудет о всяких сомнительных затеях. А ещё вдобавок ко всему будет молчать, как рыба о трёх, уже наверное изрядно разложившихся трупах в сливном коллекторе на задворках одной старой заброшенной пивоварни.
Заведение близнецов состояло из бара, в который от входной двери вёл длинный коридор и жилых комнат на втором этаже здания, куда нужно было подняться по металлической лестнице снаружи.
– А почему он назвал тебя «Сталкер»? – неожиданно спросила Нора.
–Кто, Артуро? Это не он придумал. Так меня зовёт один чокнутый старикан, живущий в Добрососедстве.
–В Добрососедстве? А где это? – Нора смахнула с глаз непослушную прядь и глянула на меня.
– Да это в… в Бостоне, в общем. Как-нибудь покажу тебе это место, там довольно-таки интересно. Ты здесь остановилась?
Мы стояли под неоновой вывеской заведения братьев Бобровых.
– Да, здесь. Мне позволили занять комнату на несколько часов днём, но сказали, что за ночлег уже нужно будет платить, а мне нечем. Я хотела отдать им те вещи, которые остались в номере в качестве уплаты за ночлег. Вадим сказал, что обдумает моё предложение.
– Вадим сказал? – ухмыльнувшись переспросил я.
– Ну да. А потом я решила от нечего делать прогуляться по рынку и вдруг увидела тебя, – улыбнулась она. – Это ли не чудо! Скажи?
– Я решил, что крыша у меня поехала окончательно, – признался я. – Нора, но как?!.. Я же видел, как…
– Как они меня убили? – Нора склонила голову на бок и глаза её вмиг стали серьёзными и грустными.
– Нора, я…
– Но, как видишь, я жива и совершенно здорова. На груди у меня давно заживший след от пули. Хотя я абсолютно не понимаю, как такое вообще могло произойти. Весь тот кошмар, сообщение по телевизору о начале войны, ядерный гриб на горизонте, потом убежище… Всё как во сне. Я вижу, как ты отчаянно бьёшься о стекло, чувствую, как нашего сына вырывают у меня из рук, потом вспышка и удар в грудь… А после ничего, совсем ничего, понимаешь? Я ничего не помню с того самого момента, как тот лысый тип со шрамом выстрелил в меня! Боже, мне было так больно! А потом – тьма… Когда я очнулась сегодня, то лежала одна в каких-то развалинах, одетая в то, что сейчас на мне… Рядом какой-то робот… Как это понять? Где я была всё это время? Я не помню…
– Стоп! После, всё после, – выставил я вперёд раскрытые ладони. – Главное ты со мной, а всё остальное подождёт. Потом мы во всём с тобой разберёмся. Вместе.
Я шагнул к ней, снова крепко обнял и прижал к себе. Лицо Норы посветлело, по чётко очерченным пухлым губам вновь скользнула улыбка. Мы забрали из номера небольшой кожаный баул с её скудными пожитками, заперли дверь и заглянули в бар где Вадим, насвистывая какой-то весёлый мотивчик за стойкой неторопливо протирал стаканы вафельным полотенцем не первой и не второй свежести. Его братец Ефим перепоясавшись застиранным до бледно-синего цвета старым фартуком собственноручно мыл пол шваброй, экономя таким образом на услугах уборщицы. В баре по причине раннего времени посетителей и завсегдатаев ещё не было, а разные матёрые алкаши и прочие утренние выпивохи предпочитали опохмеляться дешёвым бухлом на рынке у заезжих фермеров, приторговывающих ко всему прочему своим ядрёным и мутным деревенским самогоном. Адское поило, скажу я вам! Раз попробовал – больше не хочу, мне жизнь дороже. Впечатления после того случая ещё те остались.
Увидев нас с Норой на пороге, Вадим заулыбался во всю ширь, а Ефим опустил швабру в ведро, ногой отодвинул то и другое к стене и шагнул к нам, вытирая руки о свой условно синий передник.
– О! Мистер Нейтан, добро пожаловать! – широко раскинув руки, словно собираясь задушить меня в своих объятиях прокричал из-за стойки Вадим, мастерски изображая неподдельную радость встречи. – Давненько вы к нам не захаживали, давненько! Вы как – по делу, или выпить с утреца стаканчик-другой нашего превосходного виски?
Тут он обратил внимание на Нору:
– О, а вы оказывается с мисс знакомы! А мы тут с братом, – он кивнул в сторону молчаливого Ефима, – решили проявить милосердие и приютили попавшую в затруднительное положение молодую прекрасную леди. Нет, не подумайте ничего плохого, абсолютно бесплатно, разумеется.
– Привет Вадим, Ефим, – кивнул я братьям. – Всё парни, миссис Стюарт вас покидает, комната уже освободилась.
– Миссис Стюарт? – переспросил Вадим, удивлённо переводя взгляд с Норы на меня и обратно на Нору. – Но ты же… Это же…
–Да Вадим, да, – кивнул я. – Это моя жена. Вот, возьми за беспокойство.
Я ссыпал из ладони на стойку пяток затёртых крышек от «Нюка-Колы», положил ключ от номера и мы направились на выход, оставив братьев стоять в полном недоумении.
– Куда теперь? – спросила Нора, после того, как мы снова оказались на улице.
– Домой в Сенкчуари, куда же ещё, – пожал я плечами, закидывая на плечо свой увесистый рюкзак и беря в левую руку сумку Норы. – Путь неблизкий, к ночи доберёмся. А там и поговорим обо всём, о-кей?
–Угу, – кивнула Нора. – А мы что, пешком пойдём? Это же очень далеко отсюда…
– Пешком, любимая, пешком. Сейчас только так и никак иначе.
Нора вздохнула и ничего не ответила, лишь снова поправила прядку волос на лбу.
Кстати, – вспомнив нечто важное, я обратился к жене, – у тебя оружие есть? А то я что-то не заметил.
– Нет, нету, – отрицательно качнула головой Нора. – Но это, как я понимаю, теперь важно, да?
– Угу, – кивнул я. – Жизненно важно, понимаешь ли… Так, ладно – вот, возьми тогда. Как пользоваться помнишь, надеюсь?
– А то! – усмехнулась она.
Я откинул полу потёртого брезентового прорезиненного плаща, поверх защитного комбинезона и вытащил на свет божий из наплечной кобуры свой второй, вспомогательный ствол – довоенного ещё производства «Хадсон Н-9», а из кармашков с другой стороны подвеса извлёк два запасных магазина на пятнадцать патронов каждый. Всё это хозяйство передал Норе. Сразу сунув боезапас в карман своего бежевого пальто, она сноровисто проверила пистолет на наличие полного магазина и патрона в патроннике, чуть оттянув и вернув затвор на место. Засунула пистолет спереди за пояс джинсов, расстегнув у пальто пару пуговиц. Застегнула пальто и повертелась туда-сюда, привыкая.
– Не удобно, – пожаловалась она. – Но ничего, потерплю как-нибудь до дома.
– Потерпи, милая, – кивнул я. – Кобуру под тебя подгонять надо, пока провозимся… А нам до темноты ещё успеть дойти нужно.
Нора расстегнула свою сумку, выудила из неё синюю вязанную беретку и водрузила себе на голову, убрав волосы под неё. Повернулась ко мне и улыбнулась:
– Тогда пошли?
– Пошли. Кстати, ты голодная?
– Нет, меня на рынке один торговец лепёшкой угостил, пока ничего не хочу.
– Ну тогда пойдём. У меня с собой есть кое-что в дорогу, если что – на ходу пожуём.
Мы покинули стены бывшего стадиона, превращённого выжившими и закалёнными в горниле ядерного пламени Великой Войны людьми в крупный и крепкий анклав. Как утверждают некоторые теперешние его жители пафосно говоря: «Даймонд Сити – это оплот мира и надежды на возрождение цивилизации в наше время». Как по мне – это достаточно спорное заявление, хе-хе. Высокие трибуны стадиона Фенуэй Парк, на которых некогда толпы болельщиков восторженным рёвом встречали любимые команды бейсболистов отлично послужили впоследствии в качестве надёжных крепостных стен, а пространство внутри стадиона люди приспособили, использовав его как стройплощадку для нового поселения, превратившегося со временем в более-менее цивилизованный анклав в Содружестве. Внизу, возле стойки у караульного помещения я забрал у дежурного свой длинноствол и подсумок с магазинами. Ношение винтовок и автоматов в городе запрещалось и все, кто наведывался в анклав извне обязаны были сдавать свои стволы на входе, где всё оружие записывалось, опечатывалось и складывалось в специальной камере хранения, а владельцу выдавалась бирка с номером. При отбытии из анклава оружие возвращали обратно его хозяину. Заряжать можно было сразу за воротами на небольшой, окружённой со всех сторон пустующими домами площади перед Даймонд Сити. Когда начальник смены охранников отдал приказ открыть ворота и гидравлические подъёмники потащили массивные стальные листы вверх, вместе с нами стены города покинули ещё около трёх десятков человек самой разнообразной публики, решившей отправится поискать счастья на просторах постъядерной пустоши в окрестностях разрушенного войной Бостона.
Первыми за ворота вышли три фермерских семейства, выводя косматых и умопомрачительно благоухавших крепким и устоявшимся ароматом навоза быков, запряжённых в нагруженные всяким нужным в хозяйстве барахлом повозки. Фермеры, видимо, удачно расторговались, настроение у всех было приподнятым, их дамы громко судачили, эмоционально сплетничая обо всём подряд. То и дело под сводами трибуны раздавались взрывы звонкого женского смеха. Мы с Норой посторонились, пропуская фермерские караваны на выход пока я заряжал винтовку и вешал на себя подсумки с магазинами. Следом на площадь перед воротами вышла маленькая разношёрстая толпа людей, часть из них сразу же покинула площадь, группками по два-три человека направившись в разных направлениях. По их одежде и снаряжению было понятно, что это команды мародёров-мусорщиков отправились в свой очередной поход за хабаром в пустошь. Там они подолгу будут старательно рыться в древних развалинах надеясь на удачные находки, что бы тем самым заработать себе на хлеб насущный. Ну и на выпивку, само собой.
Потихоньку площадь практически опустела и лишь одно фермерское семейство почему-то задерживалось у ворот. Что-то у них там случилось неладное с колесом на телеге и глава семейства, высокий статный мужчина в светлой фетровой шляпе, длиннополом синем сюртуке и высоких начищенных сапогах гулким басом покрикивал на двух работников, пытавшихся поломку исправить.
Но привлекли моё внимание не они, а троица молодых людей, как и все мы только что покинувших Даймонд Сити. Два парня в возрасте от двадцати до тридцати и молоденькая девица с ними, одетые кто во что. Которые отойдя от ворот ярдов на пятьдесят в сторону ближайших развалин, остановились там, и сбившись кучкой стали что-то горячо обсуждать, то и дело украдкой бросая внимательные заинтересованные взгляды на застрявшее на площади фермерское семейство. Уловив, что я смотрю на них, молодой человек, который с виду был постарше двух других и повыше ростом, что-то сказал своим товарищам и они быстро скрылись за углом полуразрушенного здания банка, что мрачной серой глыбой высилось напротив стадиона. Моя неизменная и горячо любимая подруга паранойя издала сигнал тревоги третьего уровня и я, тронув Нору за руку, направился прямиком к главе семейства фермеров. Когда я подошёл, тот как раз перестал покрикивать на своих подопечных, снял шляпу с головы и стоял, вытирая пот со лба большим клетчатым платком.
– Извините уважаемый, что отвлекаю, но мне нужно сказать вам буквально пару слов, – обратился я к фермеру.
Нора стояла рядом, с интересом разглядывая фермерскую повозку, запряжённую парой кряжистых косматых быков с широкими рогами. Фермер повернулся ко мне, нахлобучил свой головной убор обратно на место и настороженно уставился на незнакомого высокого худощавого мужчину в необычном бронекостюме под длинным плащом и с автоматической винтовкой на плече – то есть на меня.
– Я вас слушаю, – прогудел он низким басом, а молодой парень, чья схожесть с главой семейства явно бросалась в глаза и который поглаживал, успокаивая, переминавшихся с ноги на ногу быков, как бы невзначай опустил руку на гладкоствольный карабин кустарной работы, что лежал у борта телеги на мешках с поклажей.
– Мне хотелось бы предупредить, что в пути вас, возможно, могут ждать не очень хорошие люди, – сказал я, сдвинув пальцем шляпу на затылок и глянув в глаза фермеру. – И попросите вашего сына не лапать карабин, вам тут никто пока не угрожает. А то охрана, – я кивнул на закованных в броню парней у ворот, – может что-нибудь не то подумать.
– Калеб, не трогай пушку, – пробасил фермер. – А с чего вы взяли, что нас могут ждать?
– Да как вам сказать… Мне очень не понравились взгляды, которые бросала в вашу сторону троица, что стояла у тех развалин, – я указал на здание банка. – Вон там они стояли. Увидели, что я на них смотрю и поспешили убраться. Но сдаётся мне, что могут где-то по дороге попытаться напасть на ваш караван, уж больно жадными глазами они смотрели на ваши пожитки. И вполне возможно, что где-то там, на дороге дожидаются их приятели.
– М-да, однако… Но откуда мне знать, мистер, что вы не заодно с ними и не заговариваете мне зубы, что бы заманить нас в ловушку под видом помощи? А?
И он грозно посмотрел на меня, нахмурив кустистые брови и напустив на себя такой суровый вид, какой только смог изобразить. Сынуля Калеб, оставивший быков в покое и стоявший теперь возле телеги опять потянулся к карабину.
– Я сказал, что сказал, а вам решать, как быть дальше, – равнодушно пожав плечами, вздохнул я и развернулся, что бы уйти. – Меня здесь многие знают, – я кивнул в сторону городских стен, – так что вам решать, прислушаться к моим словам, или нет. Главное, что бы потом не пожалеть. Пойдём, Нора.