Владислав Тодеску
Die Kante und das Kind
«…Ещё хуже, если фрау Зеттерберг спросит о том, как Адалрик умер.».
– Вы женаты?
Матис тихо выдохнул и ответил:
– Нет и никогда не был.
– Ваши дети приёмные?
– Мои дети были рождены от проституток. – он уставшим взглядом посмотрел в лицо женщины, чеканя каждое слово, – Каждый, мой, сын, родился, от, проститутки, и, каждая, проститутка, родившая, мне, сына, сейчас, мертва.
Матис не заметил ни одного колебания на лице Ивон, несмотря на явную насмешку над просмотром его дела, днями раннее.
Ивон, с озадаченным лицом, слегка прикусила нижнюю губу и опять что-то занесла в свою тетрадь. Матис игнорировал её отыгрыш, зная, что «Адольф» способен почти на что угодно.
– Хооорошо, с вопросами у меня всё. – Ивон закрыла и отодвинула тетрадь в сторону, – Теперь, мне нужно сказать вам несколько важных вещей.
– Насколько важных? – спросил Матис, чувствуя подступающее раздражение и почти полное «исцеление» от пьянства.
– Жизненно важных. – отрезала женщина.
– Ну… – тяжело вздыхая, Матис выдавил любезность, себе на губы, – В таком случае, я слушаю.
Выдержав паузу, Ивон сложила руки на столе и, сцепляя их в замок, начала:
– Мне было известно обо всём, о чём я вас спрашивала. Мне нужно было убедиться, что вы будете честны со мной и далее, и… я довольна вашими ответами.
Она тихо откашлялась, не размыкая губ.
– Что же на счёт информации. Мне известно, что ваш старший сын, Дитфрид, вращается в кругах неонацистских группировок, что последние два года проявляют широкую активность в северо-западной части города. Конкретно, «Девять кругов Кали Юги» что называется «приютили» Дитфрида Дётцера к себе, после испытательной вылазки… – её брови слегка приподнялись. – я вижу, у вас есть вопросы.
Матис сидел белый как мел. Он окончательно протрезвел и проснулся. Ему хотелось перебить Ивон, чтобы переспросить, но во рту наступила смертельная засуха после фразы «…ваш старший сын, Дитфрид, вращается в кругах неонацистских группировок…». Об этом, Матис не мог и размышлять.
– Я вам не верю… – выдавил он из себя.
– Я вас понимаю. – слукавила Ивон, – Я предоставлю вам все доступные данные, если вы попросите…
– Пожалуйста!.. – надрывным тоном произнёс Матис.
– …после того, как я договорю. – (не)закончила Ивон.
Матис закрыл глаза и зашевелил губами. Нетрудно было догадаться, что это было: «Сука, блять, сука».
– Дитфрид в группировке на хорошем счету. Об этом нам известно из инсайдов. Со слов двух членов, Дитфрид выполняет задания лучше всех… с «особым аппетитом».
…Матис начал дрожать и бегать глазами по кабинету. Он сцепил руки на коленях, чтобы не затрястись вместе со стулом…
– Дитфрид подозревается в двадцати трёх убийствах. – продолжала Ивон, – Это всё, что нам известно, пока что.
Она встала и направилась к кулеру.
– И это всё, что я хотела вам сказать. – добавила она, набирая воды в стакан.
Матис глотал слёзы, – безуспешно, – и пытался не раскрошить зубы, сжимая челюсти. То, что сказала ему эта женщина, намертво пригвоздило его к чему-то шероховатому и ледяному.
– …Я вам верю. – выдавил из себя Матис, – У меня всего один вопрос…
Ивон развернулась и отпила из стакана.
– Что могло произойти у ратуши?
Постучав мизинцем по стакану, Ивон вернулась к своему месту.
– За вами следили. – она поставила стакан рядом с тетрадью, а сама опёрлась руками о край стола, – Йохан Абель, который, как и ваш сын состоит в группировке «Девять кругов Кали Юги». Там он называет себя «Уэнделл». К слову, в их компании никто не говорит о себе дальше имени.
– И они тоже шифруются? – спросил Матис и тут же пожалел об этом, вспышкой ноющей боли в голове.
– Сложнее. Йохан Абель вообще не находится в одной плоскости с другими. У всех членов есть идея «очистить» северо-запад города, а Йохан Абель… нам даже не удалось узнать, как он попал туда.
– Я не понимаю… – растерялся Матис.
– Мы подозреваем, – начала Ивон, вздыхая, – что Йохан Абель чей-то информатор, но не знаем чей.
Уже почти не слушая, Матис коротко кивнул и спросил:
– А почему он хотел меня убить?
Ивон горько ухмыльнулась уголком рта.
– Ни я, ни остальное следствие не знает.
– …У-уу вас есть фотография Йохана Абеля? – с ноткой предвкушения, спросил Матис.
– Этим материалом я не могу поделиться.
Матис откинулся на спинку стула и вздохнул.
«…Более чем ожидаемо, но попытаться, блять, стоило!..».
– В таком случае, я могу идти?.. – неуверенно спросил он.
– Да. – доброжелательно ответила главный капитан.
Матис встал и направился к выходу.
Выйдя из здания «PVR», он больше всего хотел, чтобы Йохан «Уэнделл» Абель прирезал или застрелил его… или, пусть это сделает Дитфрид. Уж очень маловероятно, что его идея об «очистке» не соприкасалась с идеей о вендетте своему отцу… У него были все основания.
Матис шёл домой с мыслью, что под боком живёт человек с ножом и этим человеком, является его сын… От этих мыслей, он горько заплакал.
…Брат-близнец, изредка мелькая перед мысленным взором, то и дело показывал язык и всячески гримасничал, бесшумно шевеля губами.
Матис игнорировал его, концентрируясь на асфальте под ногами и ртутно-свинцовом прессе со стороны туч.
4
Дитфрид стал чувствовать себя гораздо лучше с того дня, когда впервые перешагнул порог этой квартиры. Регулярные чистки в гетто, бок о бок с единомышленниками и ночные посиделки с Бруно Оствальдом за бутылкой польской водки, привносили в серое полотно бытия новые оттенки. Оттенки крови врагов и слёз собственной радости.
Можно ли было мечтать о чём-то подобном, Дитфрид не знал. Да и, честно говоря, он об этом не задумывался. Он знал только одно, что после хорошего всегда идёт плохое… но думать о плохом ему хотелось меньше всего.
Квартира на Unterirdischstraße стала его вторым домом. А иногда, она становилась единственным местом, где он чувствовал себя в своей тарелке. Здесь, среди хрущёвок, окружённых в редких местах заасфальтированными тропинками, а где-то просто грунтовкой, была квартира. Квартира, где Дитфрида принимали как своего и относились с уважением. Здесь, Дитфрид чувствовал себя полноценным и это ощущение только укреплялось, когда ему удавалось, в суете просвещения и ритуальных жертвоприношений, пообщаться с другими участниками Девяти кругов Кали Юги.
Несмотря на свои первые мысли об Аджиде и Тджарке как о накачанных идиотах, чье мозги благополучно превратились в пластилин… со временем, Дитфрид изменил своё отношение к этим парням.
На это повлияло множество посиделок, когда Аджид начинал рассказывать о таких вещах, в которых Дитфрид абсолютно ничего не понимал. Восточный мистицизм и его влияние на самого Аджида, а также на философские концепции двадцатого века. Разговоры о японской религии и невероятное помешательство на Японии, периода второй мировой. Аджид был настоящим фанатиком философии, религии и… музыки.
Спустя два месяца работы напарниками, Дитфрид получил в подарок от Аджида два CD-диска. Это были «Semper Fidelis» от Nargaroth и «Zebra» от Yello. Музыкальный разброс крайне удивил Дитфрида, хотя он и сам был тем ещё меломаном…
В конце концов, после многих обсуждений, Дитфрид нашёл общий язык с Аджидом.
Фанату блэк-метала и электроники было 34 года. Короткие чёрные волосы и постоянно грязная голова, за которую он получал и получает возмущение от Тилло. Маленькие, светло-карие глаза и около 180-ти сантиметров роста. В плане комплекции, Аджид был обычным «домашним спортсменом», который занимался спортом только ради «разгона крови», как он сам говорил. Но это не помешало ему заиметь мощные бицепсы и ещё более мощные ноги, которыми, без преувеличения можно было ломать толстые стены из гипсокартона… Дитфрид знал об Аджиде практически всё, что ему хотелось узнать, кроме фамилии.
«Мы все из детских домов и каждый, кто здесь находится, рот ебал возможность вспомнить хоть что-то из того прошлого.» – сказал как-то Бруно на одной посиделке, когда Дитфрид был ещё «зелёным».
Спустя время, Дитфрид понял, что это была отговорка, не имеющая ничего общего с правдой… Но «копать» дальше, ему не хотелось…
5
Дитфрид чётко отметил про себя каждого члена Девяти кругов Кали Юги. Не настолько чётко, чтобы манипулировать… так, для общего понимания.
Итак, Бруно Апсель Оствальд. Коренастый мужичок, сорока двух лет с бледно-зелёными глазами и средней длины пепельно-блондинистыми волосами. Округлое лицо с идеально прямым носом, который выглядел крайне неестественно на таком лице.
Со слов самого Бруно, его родители были боснийцами. Родословная матери состояла целиком и полностью из боснийцев, в то время как отец, – непонятно зачем, при переезде в Рим, взял себе немецкое имя, – имел в роду Норвежцев и Эстонцев.
Всё с его же слов, Бруно переехал в Германию в середине девяностых и начал самостоятельную жизнь в городе Киль.
Там Бруно не везло ни с чем. Ни с работой, ни с социальной адаптацией. Эти и другие обстоятельства, – какие конкретно, он не уточнял, – неоднократно провоцировали на размышления о возвращении в Рим или в ближайший к нему город… Однако, «очень удачно» он познакомился с Тилло, ныне водителем и членом группировки. Знакомство произошло во время Кильской недели13, на которой Тилло предложил Бруно, – после монолога последнего, конечно же. – собрать имеющиеся средства в одну большую кучу и уехать в Розеделц.
Дальше Бруно не рассказывал, мол «неинтересно».
Точно также свой рассказ заканчивали остальные четверо. Для Дитфрида это не было чем-то странным, ведь сам Бруно объяснил, почему они говорят «не всё».
…и тем не менее, Дитфрид видел здесь другую причину: «Никто, ни разу не сказал о себе правду.».
Например, Аджид, самым молчаливый из всех, говорил, что попал в Розеделц из южных земель.
«Южных земель относительно какой? Земли Северный-Рейн Вестфалия или из южных земель Германии? То есть, он из Баварии? Или из Баден-Вюртемберга? Или он вообще имел ввиду ЮАР?..».
Дитфрид не знал и не пытался узнать. Было понятно, что за излишнее любопытство ему прилетит как минимум оплеуха и как максимум, с ним сделают тоже самое, что он сделал с Адалриком, до того, как впервые в жизни, дожал пистолетный курок…
Тилло, Тджарк и Уэнделл по информативности ничем не отличались от Аджида. Тилло говорил, что первые десять лет своей жизни жил в Швейцарии, откуда с родителями переехал в Розеделц. Тджарк говорил, что его из детского дома забрала пара лесбиянок, когда ему исполнилось 18. Уэнделл вообще игнорировал вопросы Дитфрида, касаемо своего прошлого…
Пусть Дитфрид и чувствовал себя нужным здесь, его сильно удручали противоречия или полное молчание со стороны соратников.
«Какой смысл собирать группу людей и совершать, с точки зрения местного законодательства, особо тяжкие преступления, зная при этом, что тебе придётся ещё не один раз совершить это самое преступление с этими же самыми людьми? Одно дело – ограбление. Вы собираетесь, планируете, совершаете, расстаётесь. Либо добровольно и навсегда, либо ты убиваешь сообщников… но вы всё равно расстаётесь. Навсегда…».
Думать об этом, Дитфриду было тошно. Он изначально понимал, что не будет находиться здесь до конца своей жизни, – если под смертью подразумеваются «естественные причины», – но… не так же быстро!
…Он закусил нижнюю губу. Бетонный балкон, – разумеется незастеклённый, – был неплохой снайперской площадкой… Был бы. Но стрелять здесь можно было только из рогатки и только по крысам…
Размышлять, Дитфриду расхотелось…
«С другой стороны, я ведь точно такой же. Я рассказывал о себе ровно столько, сколько могу, а это немного… Возможно остальные, видя это, дают мне информацию, пропорционально той, что от меня же и получили?..»
…но остановиться не получалось.
Дитфрид выдохнул…
«Надо сменить тему, а то я ёбнусь…».
…и ещё раз.
«…и, надо как-то закончить с «родным» домом.».
6
…в доме было тихо. Почти неуютно… Дитфрид, мысленно уже видел, как оформит прощание с этим местом.
«Раз… и навсегда.».
Дитфрид приоделся на сегодняшнее прощание почти как солдат, явившийся проводить боевого(-ых) товарища(-ей) в последний путь.
Солдат, с вольным нравом, всё же. На нём были чёрные берцы и такой же чёрный комбинезон, который ему выдали три месяца назад за «образцовую службу», скажем так. Из оружия у него был охотничий нож и два пистолета модели Glock 24. Ну и конечно же, белые резиновые перчатки и кабельные стяжки.
Он тенью прошёл гостиную и начал медленно подниматься по лестнице на второй этаж. После всего, что было, ступать по лестнице было тошно. Масла в огонь подливала тишина… «Затишье перед похоронами…».
Дойдя до комнаты Джорга, Тень набрала в грудь воздуха. «Ну, начнём…».
Дитфрид слегка наклонил голову набок. Сначала он подумал, что ему показалось, но подойдя ближе, он убедился в обратном. Последний младший брат лежал, свернувшись калачиком, и тихо всхлипывал.
Не тратя время на выключатель, Дитфрид схватил Джорга под руку и сбросил с кровати.
Мальчик с глухим стуком приземлился на пол. Не успев возмутиться, он получил пинок под зад новеньким берцом.
– Дитфрид ты чт… – почти возмутился Джорг, но Дитфрид заткнул его ударом ноги по бедру.
Он присел, держа брата за загривок, стреляя словами, как из пулемёта:
– Веди себя тихо и будешь жить. У меня нет в планах убивать тебя, но ты можешь их изменить если не заткнёшь своё ебало. Всё понял?
Дитфрид злобно улыбнулся. Джорг, уже не в силах сжимать челюсти от боли, молча кивнул.
– Отлично. – понизил голос Дитфрид. – Давай, попёрли.
7
Джорг сидел, примотанный скотчем к дивану. Для пущей уверенности, Дитфрид привязал его к правой стороне, что была рядом с кухней.
Он уже вынес под телевизор стул и устройство для пыток электрическим током. На кухне, тем временем, ожидали своего часа алюминиевые вёдра, до краёв наполненные кипятком и ледяной водой.
Устройство для пускания тока, Дитфрид купил у одного человека, по наводке Уэнделла, а вёдра, он нашёл в импровизированной кладовой, на земельном участке соседнего дома.
– Если ты солгал мне о времени, – Дитфрид посмотрел на брата, – четверть страданий достанется тебе.
Снова улыбка хищника.
Джорг, понурив голову, тихо сопел, ни то шокированный, ни то обиженный… Даже когда входная дверь хлопнула, знаменуя о прибытии отца, Джорг и бровью не повёл…
…в отличии от старшего брата.
8
Дитфрид едва сдержал смешок. Улыбку он был сдержать не в силах, даже несмотря на то, что сегодняшнее прощание было худшим исходом того, что началось ровно год назад.
– Эй! – прикрикнул он.
Матис подпрыгнул на месте, выронив ключ.
«Дверь он уже закрыл. Великолепно!..».
…Дитфрид включил свет.
Матис посмотрел на сына так, словно перед ним стоял Иисус.
– Дитфрид… – смердящим от ужаса, полушёпотом, произнёс он.
«Вряд-ли он пил… видимо, шатается из-за страха.».
– Опять пил? – надзирательским тоном спросил Дитфрид.
– Что?! – недоумевая и возмущаясь, вскрикнул Матис, – Н-нет!.. Я просто гулял!
«Пил… но не как обычно.».
– Что-то ты запозднился с прогулками, – чеканил Дитфрид, приближаясь к отцу, – ведь, в это время, – он медленно кивнул в сторону часов, висящих над телевизором, – ты обычно вваливаешься домой вдрызг.
– Ты меня отчитывать вздумал? – уже более уверенно, возмутился Матис.
Дитфрид остановился.
«А вот за это, Poppy14-папочка, я сделаю на твоей груди розетку.».
– Давно пора, на самом деле… – спокойно, отвечал Дитфрид, – …а то ты совсем из рук вон выбился.
Лицо Матиса зардело.
Теперь, смешок вырвался наружу.
– Да как ты сме…
Матис приблизился к Дитфриду и уже замахнулся, – для удара или пощёчины, неясно, – но получил ответ раньше, чем успел задать вопрос. Дитфрид ожидал, что одного апперкота будет мало, но, ему сегодня, похоже, очень везёт…
От грохота и налившегося басом голоса старшего брата, Джорг выпал из дрёмы.
Он посмотрел в сторону входной двери и заскулил… Ответом ему был очень убедительный рёв:
– ЗАТКНИСЬ БЛЯТЬ!!!
9
– Вставай, говна кусок!
Матис не чувствовал ничего ниже шеи, а что выше, не воспринимал. Три стопки водки испарились из него, прихватив с собой все силы. Любая попытка движения откликалась слабым нытьём, либо не откликалась вовсе. Матис вообще не был уверен, что его попытки двигаться были реальностью, а не галлюцинацией…
…Левая щека разразилась огнём.
– Просыпайся, сучье отродье!
Глаза распахнулись сами собой. Второй выкрик звучал в разы чётче первого… и, громче…
…Пришёл черёд гореть правой щеке.
Зрение отчаянно фокусировалось, а слух пытался определить источник рыданий.
– ДОЛГО ДРЫХНУТЬ БУДЕШЬ, СУКА?! – взревел Дитфрид.
Вот теперь, Матис пришёл в себя окончательно.
10
– Wake up son of a bitch wake up! 15– нараспев горланил Дитфрид.
Было почти восемь. Джорг всё ещё был приклеен к дивану, а прямо напротив него, на стуле, по рукам и ногам, был связан его любимый папа.
«Стяжки… стяжки никогда не подводят.» – улыбался про себя Дитфрид.
Он, с наслаждением, – жалость, давно испарилась из него, – наблюдал за приходящим в себя Матисом.
«Он даже понятия не имеет, что его ждёт… прямо сейчас.».
Он начал одаривать Матиса пощёчинами, окончательно для себя решив, что «Матис», лучшее «имя» для человека, напротив.
«ДА ХВАТИТ, НУ ХВАТИТ, ХВАТИТ УЖЕ!» – мысленно взмолился Матис.
– Ну уж нет, – Дитфрид схватил Матиса за подбородок, – когда я скажу, тогда и хватит. – и прошипел отцу в глаза, зная, что ему нужно.
…Матис умолк. Теперь, Дитфрид был уверен на все сто, что отец пришёл в себя.
– Перед тем, как мы начнём, кратко разъясню свои намерения. – нарочито растягивая слова, заговорил Дитфрид.
Матис молчал… и внимал.
– Год назад, я дал тебе срок. Ты должен был разобраться в себе как человек и как зависимое от смесей существо…
Дитфрид выдержал паузу… Матис поднял глаза на сына. Тот подошёл к нему вплотную и пролепетал на ухо:
– …Ты не справился. Даже не хотел, как я вижу. Я уж было подумал, что дал тебе слишком мало времени, но знаешь, за год можно было хотя бы прийти к выводам!.. Каким-никаким, но выводам… – он сделал короткую паузу, – …но, тебе, похуй.
Матис сглотнул. Он слышал ровное дыхание сына и с разгорающимся ужасом смотрел на его одежду.
– Сегодня, – Дитфрид продолжил шептать, – я прошпарю тебя ледяной водой, отшлепаю по замёрзшей коже и пущу в тебя ток. Сие трио просто обязано выбить из тебя все мысли об алкоголе. Такая комбинация заставит тебя раз и навсегда забыть о коньяке, водке, виски и дерьмо-коктейлях.
Он выпрямился…
– Наркотики туда же.
…и снова улыбнулся, но лишь уголком рта.
– А самое прекрасное, что за всем этим, будет наблюдать Джорг. – он кивнул в сторону брата, – Он будет наблюдать за перевоспитанием папы.
Дитфрид в темпе ретировался на кухню и уже через пару секунд вышел с алюминиевым ведром в правой руке и чёрным пакетом в левой.
Матис увидел маленький белый ковшик, барахтающийся в ведре, как кораблик на волнах… Он медленно замотал головой.
– Брось, – с насмешкой сказал Дитфрид, – я же не резать тебя собрался.
Матис захотел крикнуть, но… только сейчас, он понял, почему всё это время не мог дышать ртом…
11
Дитфрид поставил вёдра и тут же набрал первый ковш. Подойдя ближе к телу, он расстегнул воротник джинсовой рубашки и наклонил орудие. Ледяная вода стремительно полилась по позвоночнику, впитываясь в грубую и плотную ткань рубашки, создавая неудобства на будущее.
Матис резко выпрямился, за что поплатился выстрелом боли в спине и лопатках. Дёрнувшись, он краем глаза посмотрел под ноги. И без того привязанные, они были обвиты скотчем. От него шли грубые плетения, на конце которых были, обвитые им же, булыжники.
Матис попытался вырваться сначала ногами, но уже за это, получил ковшом по затылку. После этого удара, Дитфрид замер. Холод от воды медленными и очень болезненными трещинами облеплял спину, проникая под кожу… Челюсти начали слабо постукивать, а глаза ускоренно моргать.
Подавив желание заплакать, Матис выдохнул через нос. Он понимал, надеялся на милость, но понимал, что это только начало…
Дитфрид отбросил ковшик в сторону и принялся лупить Матиса ладонями по лицу, голове, шее, груди, плечам, лопаткам, ключице, спине и ногам. Он делал это вполсилы, но делал часто. Ему просто нужно было «зарядить» всё тело…
Закончив, спустя пару минут, Дитфрид достал из чехла на поясе, свой охотничий нож.
«Действовать надо аккуратно. Этот нож, в разы острее кухонного, сколько бы последний не точили…».
Он перехватил взгляд отца, который наверняка подумал, что это – конец.
Дитфрид, в свою очередь, спокойно приблизился и начал максимально аккуратно, но быстро, резать одежду. Матис во время процесса, кажется, даже перестал дышать, что было Дитфриду на руку. Оставлять раны нужно будет «чуть-чуть попозже…».
Когда ткани на теле больше не осталось, Дитфрид принялся чиркать по телу отца, отдавая ситуацию в руки его страха. Порезы были неглубокими, но кровь из них лилась энергично. Из-за сдавленного прыжка связанного, Дитфрид оставил самый глубокий порез под правой лопаткой. Парень был на все сто уверен, что кончик лезвия задел мышцы.
Чем-то походя на главного персонажа фильма «Страсти Христовы», Матис скулил и дёргался, не оставляя надежду вырваться и сбежать… или отомстить.
Дитфрид протёр куском рубашки нож и вернул его в чехол. Затем, он без особых усилий поднял ведро ледяной воды и, целясь на макушку, вылил содержимое. Матис на это, издал короткий утробный звук, с которым коты обычно сблёвывают проглоченную шерсть. Он снова попытался разлепить губы и закричать, но клей был сильнее. Даже фиксаторы на сосках, сжимающие те до крови, не прорубили крику дорогу.
…Однако, Матису всё-таки удалось очнуться от боли ран и холода. В этом ему помог вид ведра воды, от которого шёл пар.
12
Матис чувствовал, что ещё немного и его вырвет. Так как рассчитывать на милосердие сына не приходилось, Матис сглотнул и попытался восстановить дыхание. Дрожь, как и попытки расклеить губы, не отпускали его. Более-менее удавалось игнорировать второе, но только более-менее…
Дитфрид сидел на диване рядом с Джоргом и со злой радостью смотрел на почти униженного Матиса. Смотрел как на безвольное дерьмо, давшее обещание и не выполнившее его.
– Как себя чувствуешь, Poppy-папаня? – спросил он, не пропуская эмоции на лицо.
Матис резко выпрямился от ужаса. Его тело, напряглось без его ведома.
Дитфрид резко поднялся и подошёл к телу. Схватив одной рукой за волосы, второй, он начал отвешивать пощёчины. Тыльная сторона наносила самые больные удары…
Закончив спустя почти минуту, он шлёпнул Матиса по лбу, – словно там был комар, – и спросил:
– Может стопку налить, а?
Не дождавшись какого-либо ответа, Дитфрид зажал нос Матиса между средним и безымянным пальцем и сжал его, на что Матис приглушённо застонал, жмурясь.
Быстро разжав пальцы, Дитфрид, не сводя глаз с Матиса, зачерпнул кипятка.
– Сколько пощёчин тебе надо отвесить, чтобы ты забыл вкус спирта, хмеля и прочей дряни?! – спросил Дитфрид, скалясь.
Матис замотал головой, сдавленно скуля.
Дитфрид вздохнул и, кисло улыбнулся.
– Видимо, помимо пощёчин, тебя придётся избить другими способами. – сказал он тоном врача-циника, сообщающего мужу о кончине его жены, во время родов.
Дитфрид плеснул кипяток в лицо. Теперь, оно выглядело как сваренный рак… «…Свистящий сваренный рак».
Дитфрид обернулся. Наконец, от криков Матиса проснулся Джорг, щедро накачанный хлороформом. «Спасибо Уэнделлу», что разрешил Дитфриду забрать остатки и заняться разработкой нового, более сильного вещества.
13
– Имей ввиду, Poppy, что кипяток поможет твоим губам разлепиться. – приговаривал Дитфрид, стоя у воплощения страха Матиса в данный момент.
Парень готовился пустить ток.
Щипцы лежали рядом и ждали своего времени. Матис смотрел на них как ребёнок на стаканчик мороженого. Он хотел, чтобы они добили его. Добили до той черты, чтобы он не смог восстановиться. Больше никогда не смог восстановиться. Когда Дитфрид снял их, Матис хотел попросить вернуть их обратно. Если бы он мог…
– И ещё. – произнёс Дитфрид. – Ты не подумай, что я тут свою якобы садистскую натуру насыщаю, нет. Я хочу, чтобы ты больше никогда не ставил приоритет в пользу яда, который подарил тебе в том числе и то, что сейчас пустит ток…
Матис ждал, когда Дитфрид продолжит. Однако он не был уверен, что хочет услышать это.
– …и то, что подарило тебе то, что сейчас пустит ток. – закончил Дитфрид.
Матис сдавленно заплакал. Он не верил Дитфриду, когда тот утверждал, что не получает удовольствие от происходящего, и в то же время, его слова били в самое сердце, которое вот-вот испытает ещё одну волну боли… Хотелось надеяться, последнюю.
– Даже если твои губы расклеятся, – Дитфрид подошёл, к отцу, держа щипцы наготове, – твои крики никто не услышит.
– Дитфрид, пожалуйста прекрати! – внезапно раздался с дивана голос Джорга.
– Слишком поздно, братишка. – не шелохнувшись, размеренно отвечал Дитфрид, – Слишком поздно…
Он нацепил щипцы на прежнее место. Кровь вокруг сосков уже успела чуть-чуть подсохнуть… Матис резко подался вперёд и, с растянутым лицом затрясся. Спустя пять секунд, отсчитывая каждую, Дитфрид отсоединил щипцы.
Матис обмяк. Парень отложил щипцы и посмотрел на брата.
– Вот что бывает с людьми, которые ценят то, что их убивает. – сказал Дитфрид, шагая на кухню и не сводя глаз, уже с Джорга.
14
Джорг сглотнул. Он пытался не смотреть на голого отца, но это было выше его сил.
Боль, страх, отвращение и грусть – они переполняли Джорга, смешиваясь в один коктейль. Он пытался не дрожать, хотя и знал, что Дитфриду он не сделал ничего и никакое обещание ему не давал. В отличии от отца, как он понял…
…Дитфрид вышел из кухни с ведром ледяной воды. Это было понятно по конденсату, который, как тонкий слой инея на стали, игнорировал лучи света с дешёвой люстры…
Парень снова одним махом опрокинул ведро, сдерживаясь, чтобы не влепить им по макушке виновника торжества.
Матис мычал, но теперь сбивчиво. Силы, практически покинули его. Со стороны казалось, что моргать и дышать одновременно он не в состоянии, из чего следовало, что он скоро полностью перестанет соображать…
– Это я ещё быстро их убрал. – начал Дитфрид, – Не хочу, чтобы ты обосрался или залил тут всё мочой. Да и смерть твоя мне не нужна. Джорг!
Обладатель имени подпрыгнул чуть ли не до потолка вместе с диваном. Если бы не стяжки, такой исход был бы единственно правдивым.
– Я вижу, как ты трясёшься и бегаешь глазами, – Дитфрид смотрел брату прямо туда, не моргая, – наверное боишься, что я и тебя сегодня «пытать» буду?
Джорг смотрел на брата затаив дыхание. На несколько секунд, время для него будто остановилось.
– Нет. Тебя это не ждёт. Я просто хочу, чтобы ты увидел «очищение» нашего папочки. – улыбаясь краем губ, говорил Дитфрид.
Джорг снова задышал. Но менее круглыми, его глаза не стали.
Когда односторонняя беседа братьев подошла к концу, Матис уже мог прерывисто, но всё же мыслить…
Именно в этот момент, Дитфрид разразился смехом. Раскатистым и плотным, как усы Ницше, смехом. Он смотрел на Джорга и смеялся. Джорг не видел реакцию отца, но сам он готов был провалиться под землю…
Это был нечеловеческий смех.
– Ток, он как антибиотик. – развернувшись к отцу, резко начал Дитфрид, не убирая улыбку с лица, – Я буду использовать его до тех пор, пока ты не признаешь все свои ошибки и… – он обхватил лицо Матиса и вцепился своим взглядом в едва не потухшие глаза, – пока не поклянёшься в своей завязке, сука. – процедил он.
Резкое окончание смеха облегчило Джоргу мочевой пузырь, но ему было уже абсолютно всё равно… Как и Матису.
Он надеялся, что его сердце, что-то в мозгу или где-нибудь ещё не выдержит и убьёт его, оборвав важную нить внутри… Он надеялся, но не верил.
Дитфрид наступил Матису на пальцы ног и начал двигать ступнями, как паук двигает брюшком, чтобы выстрелить дерьмом в надоедливого хозяина, решившего погладить за это самое брюшко… Когда Дитфрид слез со стоп, Матис открыл глаза. Он видел свои пальцы, превратившиеся в испачканные собственным мясом и кожей обрубки. Кровь текла в первую очередь из ранок чуть выше, до куда, странным образом, добрались осколки сломанных ногтей.
– Что ж, – вынув нож из кармана, сказал Дитфрид, – а теперь, мы взойдём на Голгофу.
Он снова схватил Матиса за волосы и шёпотом процедил:
15
– Дёрнешься, больнее будет.
С этими словами, Дитфрид острием ножа расклеил губы.
Матис, не веря, на несколько секунд снова перестал дышать. Он смотрел на сына, который, колоссом, сверлил его взглядом. Светящаяся позади лампочка создавала ещё более жуткий эффект.
Матис вдохнул ртом, его грудь поднялась, а он сам выпрямился.
– Кричать, – Дитфрид убрал нож обратно, – бесполезно.
– Я и не хотел. – не слыша своего голоса, произнёс Матис.
С дивана послышался тихий скулёж…
– ЗАТКНИСЬ, ЁБ ТВОЮ МАТЬ!!! – обернувшись, заорал Дитфрид.
…Джорг тут же проглотил свой скулёж, издав звук, похожий на падающую каплю.
Дитфрид резко развернулся к отцу и выдохнул.
«Вот и настал момент.».
Он смотрел на отца, как воин смотрит на лежащего перед ним боевого товарища. На его лице была видна только ярость и насмешка, но в груди кипели слёзы. Он знал, что поступает правильно, оставляя товарища истекать кровью… Ожидать и истекать кровью.
Пути назад не было. Уже много лет, пути назад не было.
– Ты признаешь свои ошибки и дашь клятву? – процедил Дитфрид.
– Да. – на вздохе ответил Матис.
Дитфрид кивнул.
«Сейчас и до конца…».
– Ты признаёшь, что твоё пристрастие к алкоголю губительно?
– Да.
– Ты признаёшь, что твоё пристрастие губительно для тебя и твоей семьи?
Матис сглотнул.
– Признаю.
– Ты признаёшь, что нашим рождением ты обязан алкоголю?
Матис зажмурился и сжал губы.
– Отвечай! – прикрикнул Дитфрид.
– Признаю. – чуть громче обычного, ответил Матис, смотря перед собой.
– Ты признаёшь, что ты сломал жизни матерям каждого из нас, из-за алкоголя?
– Дитфрид, они не… – Матис почти поднял глаза на него…
– ОТВЕЧАЙ!
– Признаю, признаю! – …затем, резко опустил, зажмурившись.
– Ты осознаёшь, что твои дети, всю сознательную жизнь жили с мыслью, что они нежеланные?
Матис сквозь слёзы вдохнул воздух.
– Осознаю…
– И признаёшь?
– Да. – навзрыд ответил он.
– Ты осознаёшь, что из-за своего пристрастия, твой второй ребёнок, хотел убить тебя, затем старшего ребёнка и наконец, убить себя?
Матис опешил. Не веря своим ушам, он, заплаканными глазами посмотрел на Дитфрида.
– Что ты…
Он не успел договорить. Дитфрид ударил его в лоб, отчего Матис на мгновение увидел космос.
Джорг позади, сдавленно пискнул.
– Я повторяю вопрос. – выровняв стул левой ногой, продолжил Дитфрид, – Ты осознаёшь, что из-за своего пристрастия, твой второй ребёнок, хотел убить тебя, твоего старшего ребёнка и затем, убить себя?