Владислав Тодеску
Die Kante und das Kind
Глава 2
1
22/07/2011
02:56PM
Дитфрид и Адалрик занимались готовкой и уборкой. По отцовскому графику, сегодня домашними делами должен был заниматься только старший… В связи с чем, Дитфрид с недоверием отнёсся к инициативе Адалрика, когда тот, как суслик из норы, вызвался ему помочь.
– Что-нибудь учудишь, и тебе в голову прилетит кастрюля, доверху наполненная лапшой. – предупредил Дитфрид младшего брата…
Однако, на протяжении порядка 3-х часов, Адалрик только и делал, что помогал. Без язв, уколов и прочих гадостей, чему Дитфрид был удивлён, даже немного расстроен (или обижен). Обычно, Адалрик то и дело показывал свою «взрослость» из-за чего получал черепком или шваброй по голове или спине… Разумееется, после такого он в долгу не оставался…
Когда все дела были сделаны, Дитфрид заметил, что за сегодня ни разу не видел отца, хотя, у того был выходной… а в бар он почему-то не пошёл…
Что до братца, вид его был каким-то уж очень озабоченным. Он будто бы ждал наказания… но за что?..
…и ждал ли?
2
– Будешь? – спросил Адалрик, протягивая старшему брату стеклянную бутылку с апельсиновым соком.
Дитфрид вышел из полудрёмы и взял предложенное. Он удовлетворённо подметил, что Адалрику хватило мозгов не открывать её.
Приподнимаясь, Дитфрид посмотрел на небо. Свинцовые тучи становились всё темнее и темнее, но до солнца, пока не добрались.
Стараясь не раскачивать садовые качели, Дитфрид осушил бутылку с соком почти до дна. Кисло-цитрусовый аромат и вкус, привели мальчика в чувства. Теперь, он и не надеялся продремать во дворике до наступления темноты.
– Грустишь из-за отца?.. – аккуратно спросил Адалрик.
«С чего он взял что я грущу?» – не успел додумать Дитфрид, как услышал из гостиной норвежскую речь.
Он хило улыбнулся. Адалрик знал, что старший брат увлекается, – мягко сказано, – всем, что связано с Норвегией, включая, разумеется, язык.
– Почему ты решил, что я грущу? – спросил Дитфрид, покручивая дно бутылки.
– Просто… я никогда не видел, чтобы у тебя были другие причины выглядеть так. – ответил Адалрик.
Дитфрид едва не хохотнул.
«В проницательности мальцу не занимать, а ведь он всего на 2 года и 2 месяца моложе меня… Да уж, с волками жить, по-волчьи выть.».
…Норвежская речь, тем временем, становилась громче. Похоже, что слово передали «вещателю». Так Дитфрид называл голос, который, следом за ведущим или корреспондентом, появлялся после соответствующего объявления и чётче всех объяснял, что происходит…
Адалрик взглянул на небо.
– …Хотя, возможно на тебя влияет погода. – задумчиво произнёс он.
В этот раз, Дитфрид не выдержал.
– Веришь в эту чушь про влияние погоды на человека?! – спросил он с насмешкой в голосе.
Адалрик вмиг уставился себе под ноги. Ему становилось неловко, когда Дитфрид задавал вопросы в подобном ключе или, когда он хотел услышать пояснения, по поводу услышанного.
Адалрик растерялся и Дитфрид это заметил.
«Какой-то он… другой. Он не похож на себя.» – думал про себя старший, чувствуя нарастающее отвращение к цитрусовым.
3
Дитфрид последовал примеру отца, хоть до конца и не знал, чем тот занимается у себя… «…да и хер с ним.».
Домашние дела были сделаны, братья повылетали из дома в противовес возвращению самого старшего… «Вселенский баланс был достигнут.». Это не могло не радовать, пусть радость никак и не проявлялась внешне. Может, это была и не радость вовсе, а обычное удовлетворение, которое так резко получается почувствовать мальчику последние три года…
Из комнаты отца, что находилась на втором этаже, следующей по левую сторону от комнаты Дитфрида, доносились звуки музыки. Если Матис не преподавал, бухал или закидывался, он ездил в Лейпциг и закупался музыкой. Дитфрид видел эти здоровые пакеты «, под завязку набитые всеми жанрами мира, надо полагать.».
Сейчас, Дитфрид слышал сверху американскую альтернативу или вперемешку, или по отдельности с пост-панком. О последнем жанре он узнал из альбома Closer, группы Joy Division.
Помимо вышеперечисленного, Матис ещё слушал что-то на немецком. Чаще всего это было что-то непонятное и хаотичное как с музыкальной, так и с лирической стороны… Чёрные флаги, голоса, которых кто-то боится, события в Гамбурге в 1943-ьем… За редким исключением, этот хаос чередовался с Rammstein. И, в особых случаях – музыкой без слов. От неё, у Дитфрида по коже бегали мурашки, а в животе начинало урчать… Ныне же, музыка из комнаты отца была более-менее понятна мальчику. Английский он знал скверно, но посыл песни с повторением слова «Zombie» был ему понятен… Вроде бы.
4
Полусонный взгляд Дитфрида перешёл с потолка на компьютерный стол, а точнее, на стопку компакт-дисков и проигрыватель рядом.
Девять дисков, как в один голос говорили ему: «Включи нас! Обещаем, нашу начинку ты уже никогда не вымоешь из своих мозгов!». Дитфрид хотел в это верить. Обложки и названия композиций подталкивали к этой вере, как брошюры подталкивают евреев-атеистов посетить баптистскую церковь… Но в отличии от евреев-атеистов, Дитфрид уже был задет необычной музыкой…
Пусть и нехотя, но он встал с кровати, чтобы выбрать себе на сегодня колыбельную.
«D.o.A: The Third and Final Report of Throbbing Gristle»; «Part Two: The Endless Not» и «The Third Mind Movements» группы Throbbing Gristle.
«…Во-первых».
«The Slim Shady LP» и «The Marshall Mathers LP».
«…Во-вторых».
«2Pacalypse Now».
«…В-третьих».
«Demonocracy» группы Job for a Cowboy.
«…В-четвёртых».
«American Tragedy» группы Hollywood Undead.
«…В-пятых».
«Chelsea Grin» группы, с тем же названием.
«Наконец…».
«…Авангард, хип-хоп, гангста-рэп, ёбнутый дэт-метал, хэви-рэп-рок-метал и страшная ебанина…».
Дитфрид без сил посмотрел на часы.
«Почти половина четвёртого…».
Взяв «страшную ебанину» подмышку, мальчик вставил в проигрыватель «American Tragedy». Наверное, самое невинное из всего.
Когда Дитфрид вернулся в постель, ему стало дурно и грустно. Внезапно и без причин.
«Может, Адалрик был прав на счёт погоды?..».
Мальчик съёжился и отвернулся к стене.
Теперь, глаза стали мокрыми. Он уже хотел громко возмутиться, но силы, также покинули его… Даже для мыслей, сил не было.
5
07:33PM
Дитфрид думал, что просто на минуту прикрыл глаза, но судя по ощущениям и времени на часах, он отключился. Именно отключился, а не уснул.
Он перевернулся и снова уставился в стену. Дрёма уже достаточно плотно окутала его, как в дверь постучали… В миг, мальчика как током ударило. Ясность мыслей вернулась, как и свобода дыхания. Из проигрывателей ничего не звучало, а единственное что работало, это телек в гостиной.
– Да. – ответил Дитфрид стучащему.
Дверь открылась. Мальчик был готов поклясться, что комната в этот момент выдохнула.
– Разбудил? – спросил Матис.
«…Бодро вещает. Уже успокоился?..».
– Частично… – сухо ответил Дитфрид.
Он повернулся к отцу. Тот, слегка поджал губы.
– Голова болит? Может таблетку?.. – спросил Матис.
– Не… Это временно.
– Ну, твоё дело… – Матис тщетно пытался улыбнуться, – Спасибо что убрался и приготовил еду.
Дитфрид слабо кивнул, прикрыв глаза. Проснуться, уже почти получилось.
– Ладно, отдыхай. – бросил отец и вышел из комнаты.
«Чё это он такой любезный?.. Сегодня же всё по расписанию.».
Дверь закрылась… Немного подождав, Дитфрид медленно привстал.
«Как обычно, закрывает не до щелчка…».
Не успел сын доделать начатое отцом, как услышал из гостиной голос Джорга:
– Пап, а этого террориста посадят в тюрьму?
Дитфрид неосознанно замер, всё ещё держась за дверную ручку… Он прислушался. Благо, гостиная была чуть левее его комнаты, и он очень хорошо слышал голоса отца и младшего брата.
– Само собой. – ответил Матис. – Террористов либо сажают за решётку, либо ликвидируют.
– Ликвидируют?! – уже голосом повыше, спросил Джорг.
– Угу. Убивают. – ответил Матис.
Дитфрид сдержал нервный смешок.
«Да что это с ним?.. Такая прямота и сухость в голосе… ещё и любезность.»
– А почему этого… Андерса… Беринга… Брейвикк-а не ликвидировали?
Ноги Дитфрида подкосились. В груди кольнуло. Он знал это имя.
– В Норвегии другие законы, сынок. Там всё работает по-другому.
«…а вот это уже больше похоже на него.».
Простояв у двери ещё какое-то время, Дитфрид наконец закрыл её до щелчка и, рванул к компьютеру.
Напряжение внутри сменилось с «остроты» на «любопытство». Пока компьютер запускался, Дитфрид прыгнул на постель и вынул из-под подушки диск со «страшной ебаниной». Поменяв в проигрывателе пластинку, он сразу же нажал на паузу…
Компьютер загрузился. Дитфрид вошёл в Google и теперь любопытство сменилось ни то трепетом ни то страхом. Новостная лента во весь голос сообщала о двух терактах в городе Осло и на острове Утёйа, что в Норвегии. Имя террориста – Андерс Беринг Брейвик. Он взорвал автомобиль в правительственном квартале города, а затем расстрелял участников молодежного лагеря рабочей партии.
«Первый теракт перед сном,» – говорил про себя мальчик, не заметив, как отходит от компьютера… – «а час назад, его задержали.».
«Андерс Беринг Брейвик» – это имя было знакомо Дитфриду по ролику в интернете, которое имело странное длинное название и цифру «2083» в начале набора слов. Эта цифра плотно и незаметно засела в голове у Дитфрида, хоть он и не понимал, что она значит. Тогда, Дитфрид из любопытства ткнул по ролику, но буквально спустя минуту, ролик завис и при попытке перезагрузки, мальчик смотрел уже на удалённую страницу…
Просидев на кровати пять минут и вслушиваясь в звуки за дверью, Дитфрид вскочил и быстро очистил историю браузера, а затем, выключил компьютер. Он снял с паузы «страшную ебанину» и приготовился…
6
За окном лил дождь и слабо светило солнце. Дитфрид знал, что вряд ли уснёт этой ночью, но попробовать всё же стоило.
«Хотя бы, после полуночи…».
Уже лёжа, Дитфрид давил в себе желание прогуляться. Он всегда выходил подышать свежим воздухом, после эмоционального потрясения, которое либо грозилось случится, либо уже случилось… но сейчас этого нельзя было делать.
…Нет, он не боялся дождя. Дождь никогда не был помехой прогулке. Мальчик просто не хотел, чтобы Матис-параноик начал о чём-то размышлять после просмотра новостей и, после того, как встретит уходящего гулять сына, с лицом чернее тучи…
Дитфрид начал думать и считать. Откладывать прогулку надолго, всё равно что игнорировать мочевой пузырь после двух кружек чая. Уже зная, что в июле и первой половине августа такой возможности не представится, – норвежский сам себя не освоит, – Дитфрид выбрал день, когда школьники, студенты, их надзиратели и педагоги, начнут учиться и учить…
«Страшная ебанина» всё-таки оправдала своё название. Дитфрид слушал и внимал. Разборчивость слов в треках была наравне со знанием английского и это прекрасно. Последнее, чего хотелось мальчику, это внимать «страшной ебанине» до конца.
Глава 3
1
Подобно нашкодившему мальчишке, который услышал возвращение матери домой, Дитфрид, сверхаккуратно закрыл входную дверь, чуть громче добежал до калитки и, также сверхаккуратно, закрыл калитку. Он простоял на месте ещё где-то с полминуты, после чего начал отходить от дома на юг. В сторону леса…
Уэрзтерц спал богатырским сном, в то время как Dnum-Notna-Straße, точно Мюнхен во второй половине сентября, шумела, гремела и напоминала ближайшим соседям о своём существовании самым гнусным образом – шумом.
Этот шум и разбудил Дитфрида. Он проснулся от звука, с которым взрывается пачка не самых мощных петард, попутно снося взрывной волной, почётного возраста секвойю. Взрывается и сносит прямо под ухом… Дитфрид почти успел пожалеть, что открыл окно на ночь.
Неприятный холод мельком, словно молния, прошипел в мальчике и утонул в его крови. Этого мгновения было достаточно, чтобы Дитфрид оделся и направился в своё место медитаций… В Розеделцкий лес.
2
Ветер приятно щекотал тело. Дитфрид специально надел свою старую, немного неудобную, коричневую кофту из замши, на голый торс. Ощущение лёгкого, но плотного тепла и почти ежесекундный холодок – финальный десяток гвоздей для крышки в гроб сонливости.
На подмогу ветру, пришёл моросящий дождь. Эта деталь была лишней, но к счастью, мальчик уже почти вышел из посёлка и добрался до дороги в лес.
Лес мог укрыть его даже от грозы. Даже от наводнения. Будь такая возможность, Дитфрид жил бы в этом лесу. Если бы у него были деньги выкупить кусочек земли там… или весь лес, в идеале. Самый опасный зверь в лесу – это обыкновенный уж. Дитфрида там даже никто не тронет… «…а вот и он.».
Мальчик вышел на усыпанную тёмно-серым гравием дорогу и смотрел в лес… и на лес. Ветер, тем временем, перестал щекотать и перешёл к избиениям… но мальчик был только рад. Сонливость была похоронена без почестей и уступила место трепету. Ещё немного, и в организме забурлит адреналин…
Дитфрид сжал челюсти и кулаки. Сделав несколько тяжёлых вдохов и выдохов через нос, он сорвался и со всех ног устремился в изумрудно-малахитовый дом.
3
После попадания в лесные владения, мальчик пулей пролетел в левую сторону от дороги, мимо деревьев…
Всё, он на месте.
Здесь дождь уже практически не чувствовался. Холод стал чуть острее и от того, ещё приятнее.
Дитфрид несколько минут стоял неподвижно, после чего направился вглубь. Мховое одеяло под ногами успокаивало. Лёгкий шаг гарантировал спокойную прогулку. Этой прогулки должно было хватить, чтобы глаза мальчика привыкли к темноте, после короткой пробежки. Когда же они привыкнут, мальчик пойдёт на поиски… чего-нибудь.
«Наверняка удастся набрести на что-то интересное и таким образом, провести время с тройной пользой…» – размышлял Дитфрид.
Мох сменился на выползающие из-под земли, древесные корни. Дождь продолжал усиливаться, продираясь даже сквозь хвойные варежки. Вода несколько раз ослепила Дитфрида, но он продолжал углубляться. Одежда прилипла к телу, руки и ноги замёрзли и побелели. Дрожь то и дело разряжала тело в ритме метронома… мальчик, тем не менее, шёл вперёд как заведённая игрушка. Такой же механизм он использовал, когда совсем ребёнком ловил ящериц, чтобы откусить им хвост.
Он ходил около ближайшего оврага и по лужайке, в поисках рептилий. Змей ловить ему не хотелось, так как они жутко воняли и обвивали своим обоссаным телом руку… Ящерицы же были практически безобидными. Они кусались, но Дитфриду было от этого только щекотно.
Сейчас же, Дитфрид почувствовал себя этой самой ящерицей. Вот только его никто не хотел поймать и уж тем более не хотел ему что-то откусить. Сейчас он был охотником…
Затылок резко пронзила острая боль. Дитфрид рефлекторно схватился за место удара, потеряв тем самым равновесие. Он упал лицом вперёд, но успел спастись локтями. В попытке обернуться и понять, что поспособствовало боли и падению, мальчик взвыл. Поднятая левая рука разразилась болью, как и затылок. Она вмиг покраснела, когда секундами раннее, была белее души образцового католика.
…Вой от боли плавно перешёл в рёв. Дитфрид вытер губы больной рукой и, на несколько секунд зажмурился… Когда он открыл глаза, время вокруг него остановилось.
Перед ним было лицо… или, морда. Что-то посередине между мужским человеческим лицом и мордой, увеличенной стократ, прыткой ящерицы. Кислотно-желтые глаза со зрачками в форме крестика, которые обычно заменяют глаза умершим нарисованным персонажам… Этот нереальный и мёртвый взгляд вонзился Дитфриду в мозг и в сердце.
Вся боль с затылка и руки перешла в грудную клетку, культивируясь во взрыв. Пелена появилась именно в тот момент, когда Дитфрид попытался осмотреть существо полностью, благо, оно отошло на несколько шагов… Единственное, что он мог видеть, это бордовую кожу… этот трупно-бордовый цвет.
Дождь залил уши и нижнюю часть тела. Дитфрид лежал рядом с деревом на правом боку. Он смотрел ослепшими от боли глазами на существо, попутно выплёвывая грязную воду. Выплёвывать получалось только изо рта, в то время как нос нещадно затапливался.
Жжение, чихи, острая боль в носоглотке, носовой полости и… глотке. Мальчик взревел как раненый медведь… в последний раз.
4
Тишина.
Обычно, тишина была для Дитфрида составляющей общей атмосферы для плавного засыпания… Однааако, сейчас, тишина как комариный писк, заполонивший всё пространство, не давал возможности хотя бы держать глаза закрытыми… Дитфрид подавил тремор и резко распахнул веки.
«…Белизна».
Перед глазами, неизвестно как высоко, – или далеко?.. – была белизна. Дитфрид начал медленно подниматься, обнаружив, что прежняя боль и бессилие покинули его…
Осматриваться было неуютно. То, что находилось под ногами, было похоже на текстуру из какого-нибудь автомобильного симулятора. Светло-серый, на ощупь как пластиковый, бетон… в широкую сеточку.
Чуть впереди, поодаль, находились сферы. Другого названия, Дитфрид подобрать не смог. Сферы представляли из себя обычные геометрические фигуры самых разных цветов: Шар (насыщенно-красный); круг (бледно-жёлтый); прямоугольник (ярко-коричневый); трапеция (точно чёрная дыра); квадрат (синий); ромб (оранжевый); цилиндр (бледно-зелёный); параллелепипед (бежевый); призма (ярко-жёлтый); эллипс (розовый); фрактал (матово-золотой) и конус (пурпурный).
Все эти сферы, как и их цвета, не просто приковывали внимание и взгляд, но и без спроса хозяина, побуждали мозг к раздумьям. Он с повышенной сосредоточенностью пытался разглядеть в цветах… людей…
Дитфрид умеренным шагом направился к фигурам. Только подойдя ближе, он увидел, что все сферы так или иначе на что-то опираются. Даже ромб, который, издалека, казалось, словно заледенелая юла остановилась на трапеции, а та, в свою очередь, зависимо от угла обзора, меняла свою форму и размеры… мальчик быстро заметил, что с другими фигурами была та же история. Он уже стоял в пустом пространстве, окружённый ими. Фигуры пахли резиной. Не тем ядовитым дерьмом, которым пахли резиновые ящерицы в киосках Московского зоопарка, а обычной резиной.
Дитфрид подошёл к фракталу, который находился под квадратом. Несмотря на матовый окрас, мальчик видел во фрактале своё отражение, и, отражение за спиной.
Он обернулся. Страха больше не было. Из трупно-бордового, оно превратилось в бордово-красный. Этот цвет был смесью засохшей артериальной крови и покраснений от прыщей, когда самих прыщей почти нет. Выглядело оно как нарисованное, с цензурой в междуножной зоне. Благо, – ну, наверное, «благо», – цензура была в том, что у него попросту ничего не было. Ни мошонки, ни пениса, ни клитора, ни вагины.
– Ты знаешь моё имя. – сказало существо.
Дитфрид не знал его имени, но откуда-то знал, что сейчас существо с ним заговорит.
– Циннат. – скрипучим баритоном произнёс Дитфрид.
Он дёрнулся. Это был не его голос… а это он откуда знает?
– Циннат, Лайд, Челс, Кальт5. Да, это всё мои имена, которые прекрасно тебе известны.
…Дитфрид вспомнил. Он не знал, где услышал это впервые, но он вспомнил.
– Твой голос будет таким. – как машина, говорило существо.
Дитфрид сглотнул и чуть не оглох от этого звука. Сейчас, он заметил, что не шевелится.
– Детский лепет не всегда бессмысленный… – продолжало существо. – и разговор с самим собой, тоже.
Дитфрид хотел что-то сказать, но в то же время, он знал, что существо скажет это за него.
– Внутри. Ты хочешь побывать внутри и что-то увидеть. – всё тем же машинным голосом, вещало существо.
Дитфрид всё понял. Слова про детский лепет и разговор с самим собой не просто набор слов. Особенно последнее. Сейчас он разговаривал сам с собой и неважно, как это произошло. Это просто факт, ничего не поделаешь.
– Фрактал. Ромб. Квадрат. «?».
Существо смогло произнести «?» не открывая рта. Почему бы и нет…
– Квадрат. – ответил Дитфрид.
5
Всё та же сеточка. Только в разы меньше света… которого, и «на улице» то не было, как такого.
Дитфрид – как ему казалось, – смотрел в угол. Там стояла детская кроватка, рядом с которой, находилась женщина, в одной ночной рубашке.
«Светло-русые волосы до бёдер, тонкие руки и ноги. Не болезненно тонкие, но близкие к этому…».
– Колыбель. – раздалось над головой.
Zinnat & etc. «Это снова он… а он разве уходил?».
Женщина что-то шептала ребёнку, которого Дитфрид не видел, но очень хорошо слышал. Мерное сопение и другие привычные для младенцев звуки, когда они не орут, как варящиеся в адском котле грешники.
– Колыбель прошлого. Карапуз – это ты. Женщина – это твоя мать.
Мальчик не успел понять, удивился он или нет. Его больше интересовал силуэт над кроватью. Так как она прилегала к углу, силуэт… был частью стены. «Как симбиот из человека-паука… Только щупалец не хватает.».
Пока Дитфрид смотрел на силуэт в верхнем углу, женщина успела сильно измениться. Светло-русые волосы заметно побелели, а на руках и ногах очень хорошо стали заметны вены, капилляры… и артерии.
Ребёнок, тем временем, кажется, уснул.
– Всё стандартно. – заговорило существо. – Ты находишься во сне сна. Как в том фильме. Только сейчас, ты невидим для матери.
Дитфрид мысленно выдохнул. Факт невидимости успокаивал его и придал какой-никакой уверенности…
…От размышлений о своём положении, Дитфрида отвлекла его, так называемая, мать.
Она обернулась и посмотрела в угол впереди себя. Всё бы ничего, вот только у неё не было живота. Тот слой кожи, подкожного жира и мяса был почти полностью вырезан. Нетронутая часть была своеобразными петлями и делала из оставшегося шматка дверцу, открывающуюся только в одну сторону…
Дитфрид смотрел на мать, боясь задеть взглядом лицо. К счастью, – да, к счастью, – он увидел позвоночник. Кишок, желудка, почек и прочего добра в животе не было. Был только позвоночник. Белый, как у скелета в кабинете биологии. Даже непонятная субстанция, цвета нефти, не пачкала его.
6
Вот теперь, глаза сами добрались до лица. Округлое, с заметными скулами, восходящими, средней густоты, бровями и маленьким подбородком. Светло-жёлтые глаза. Большие, впалые глаза… или веки. Короткий нос, как и губы, с пирсингом. Большие, обескровленные… но ещё чуть-чуть, розовые губы.
…Дитфрид заплакал. Обычно этот процесс начинался с боли в груди. Иногда сильной, иногда нет… Сейчас же, он просто заплакал. Даже если это не его мать. Даже если в кроватке лежит не он. Ему было грустно… Ему было жаль её.
Женщина – скорее, молодая девушка, – опустила руки и что-то выронила. Дитфрид не увидел, что, но это «что-то» было из чёрного стекла. Она наступила на осколки и несколько раз подпрыгнула на месте, постепенно разражаясь смехом. «Очень мягким смехом…» – думал Дитфрид.
Её тело моргнуло пунцовым цветом, как моргает голограмма. Затем, она запустила руки в живот и схватила себя за позвоночник. Субстанция, цвета нефти, залила ей руки и… зашипела. Как шипит вода, соприкасаясь с раскалённым камнем.
Дитфрид заметил, что Циннат молчит. Как и ребёнок.
Девушка, тем временем, не двигалась… Только сейчас, всепоглощающая тишина, несколько раз прерванная девушкой и ребёнком, зазвенела…
…Звон начал искажать пространство, точно горячий воздух. Дитфрид уже не понимал, двигается девушка или нет. Он понимал только то, что его сейчас вырвет от звона и «помех» перед гла…
Раздался хруст. Не над ухом, а в голове, как голос Цинната.
Дитфрид увидел, что девушка сломала себе хребет. Звенящая тишина, после хруста, превратилась в секундный писк и затихла. Теперь был слышен только звук течки и сдавленного дыхания.
Девушка подняла лицо на Дитфрида. Капилляры в глазах полопались, вмиг испачкав радужку и зрачок. Дитфрид видел это так чётко, словно стоял к ней впритык. Её руки, тем временем, всё ещё держали позвоночник, уже разделённый надвое, но по-прежнему держащий на себе плоть и другие кости…
…Короткое, тихое мычание…
Ребёнок проснулся. Дитфрид открыл рот и снова заплакал. Как ребёнок. Без слёз, вопя, как завёрнутый в колючую проволоку щенок…
Она посмотрела на Дитфрида. Не в его сторону, а на него. Она отпустила позвоночник и вытянув окровавленные и испачканные субстанцией руки, быстрым шагом направилась к мальчику.
Она двигалась как поломанная кукла.
Дитфрид вжался в стену и не шевелился. Он надеялся, что затемнённый угол не выдаст его… Он имел право надеяться…
Девушка подняла лицо Дитфрида и направила его на себя… В этот самый момент, мальчик отключился.
7
Во рту было сухо как в пустыне, что не мешало языку намертво присосаться к нёбу. Дитфрид знал, что проснулся. Знал, что он теперь в том же Розеделцком лесу, в котором отключился… судя по всему давно, раз перед глазами была краснота.
«Что мешало остаться здесь навсегда?..»
Грязь прилепила его тело к земле, а выгибающий спину корень, уже не казался таким неудобным, когда Дитфрид перевернулся на него, перед тем как попасть в демоверсию ада.
Остаться здесь было бы хорошей идеей, если бы не одно «но» – беримбау. Открытый, закрытый и шуршащий. Они менялись как замедленный калейдоскоп…
Приближаясь и отдаляясь…
Подняться Дитфриду удалось без труда только тогда, когда звук раздался прямо за его деревом.
8
Уже около посёлка, мальчик попытался остановиться, но получилось только упасть. Причём, не самым лучшим образом.
С вывернутой кистью левой руки, Дитфрид смотрел на небо.
На нормальное голубое небо, а не на бездонную белизну… Вот только там он не чувствовал боль… а сейчас, эта боль гулко пульсировала в лёгких. Печень грозилась взорваться, а желудок опорожниться… Дитфрид перевернулся на бок, не сдерживая ручьи слюны.
«Это лучше рвоты… Это не отключит от внешнего мира.».
Светлое утро середины третьей недели августа погладило Дитфрида потоком прохладного воздуха. Ветром это было сложно назвать…
…Её лицо, как и она сама, не покидали мысленный взор. Мальчик не хотел закрывать глаза, но не моргать было тяжелее, чем не плакать. Слёзы стояли в горле, заняв очередь чуть раньше рвоты… ещё у дерева.
Дитфрид думал о ней. Ничто не говорило ему о том, что она его мать. Ничто, кроме существа… и её лица. От него, мальчику было больнее всего.
«Такое мягкое, милое, красивое и измученное…».
…Дитфрид начал очень медленно, каждую третью секунду замирая, подниматься. Сил, как и желания возвращаться, не было. Единственный плюс возвращения, это душ. Душ и чистое бельё. Для телесного комфорта, Дитфриду большего не требовалось.
9
Пока ватные ноги несли «высушенное» тело до дома, глаза несколько раз видели багровое существо. Снова с трупным оттенком. Всего на долю секунды… Мозг же, игнорировал это, сосредоточившись на цели – «Дойти до дома».
Параллельно, лицо – матери, – снова и снова показывалось перед глазами. Сейчас, Дитфрид намеренно закрыл глаза, предварительно остановившись. Теперь она была такой же, какой он увидел её до выворачивающего звона.
«Это лицо ангела… Падшего ангела… Падшего, потому что она связалась с Матисом. Падшего, потому что умерла – Дитфрид не сомневался, что его мать мертва, – не естественным путём. Падшего, потому что оказалась никому не нужна. Ни Матису…»
Рука схватилась за калитку и потянула её на себя.
«Странно, я же закрывал…».
Ноги медленно, с лихорадкой в коленях, добрались до ванной комнаты.
Выбросив одежду в угол душевой, – такой слой грязи кидать в стиральную машинку, было самоубийством и для мальчика, и для машинки, – Дитфрид включил воду… Тёплый, почти горячий душ, расслабил мышцы тела.
Дитфрид чувствовал себя так, словно выполз из туго затянутого рулона колючей проволоки… а это почти так и было.
10
В третий раз, проснуться оказалось не страшно… и практически не больно.
Несмотря на то, что теперь мальчик чувствовал, что это у него по кругу вспорот живот, а по позвоночнику течёт, как он наконец-то вспомнил, густая венозная кровь. Несмотря на то, что лицо матери вызывало всю ту же жалость, боль и тоску, мальчик был рад проснуться в мягкой, чистой постели, будучи чистым.
«Ещё бы Throbbing Gristle включить и можно быть на какое-то время полностью довольным…» …Но Дитфрид не хотел вылезать из-под одеяла.
На часах было почти два часа дня. Домой он пришёл в семь часов и сколько-то минут утра. В это время все спали, и никто не услышал возвращения старшего… Как, собственно, и ухода.
Дитфрид повернулся лицом к компьютерному столу. Тело практически не болело, за исключением грудной клетки и затылка. На первый взгляд вывихнутая кисть левой руки, теперь спокойно выгибалась во все стороны без намёка на неудачное, утреннее пикирование.
«…Неудивительно.».
После всего произошедшего, «исцелённая» кисть это самое меньшее, чему стоило удивляться. А вот абсолютная тишина в доме, вызывала куда больше вопросов…
11
Толчки в спину прервали слепой сон. Резкий поворот отозвался жгучей болью в шее и боках… Дитфрид громко зашипел, проклиная всё и вся.
– Кончай шипеть. – прошипел Адалрик, выпрямляясь.
Дитфрид оскалился, всё ещё шипя от боли.
– Ты?! – его глаза налились кровью, – Хули ты забыл в моей постели, мудень?
– Клад ищу, ебантяй. – съёрничал Адалрик, – Давай, поднимай свою задницу, разговор есть.
– Не умрёшь, утром изложишь. – раздражённо плюнул Дитфрид, медленно поворачиваясь лицом к стене.
…От боли остались лишь тёплые следы на нервах. Можно было вернуться ко сну, что Дитфрид и начал делать, укутываясь в одеяло…
Только ему удалось найти удобную позу для сна, как за одеяло потянули. Потянули с такой силой, что Дитфрид отдёрнулся вместе с ним, (не)благополучно рухнув на пол.
Не дожидаясь изречений «сверху», Дитфрид вскочил, почти угодив в подбородок нарушителю покоя.
– Да чтоб тебя. – шикнул Адалрик, – Успокойся же!
Он сделал несколько шагов к двери, выставляя руки перед собой.
– После этой… – Дитфрид поднял одеяло и броском вернул на кровать, – …хуйни, я успокоюсь только если ты выйдешь отсюда! – уже в полный голос, проговорил он.
Братья стояли друг напротив друга, являя собой противоположности. Спокойный на вид Адалрик и взведённый, как бензопила, Дитфрид. Последний знал, что они оба рады наброситься друг на друга, просто стоящему напротив удаётся скрывать это намерение… Именно поэтому, Дитфрид, урезая моргания, смотрел исключительно в глаза оппоненту.
– Дитфрид. – подал голос Адалрик. Он всё ещё говорил спокойно, – Успокойся, шуметь ни к чему… – он медленно поднял правую руку, указывая на стул рядом с братом и, также медленно, сказал, – …и ради Христа, сядь и выслушай меня.
Дитфрид слегка прищурился.
«Мудаку явно нужно что-то важное, иначе, он бы не ограничился сбрасыванием с кровати…».
– Быстро ты остыл, братец. – выходя из стойки, тихо сказал Дитфрид, – Я в душе не ебу сколько сейчас времени, но надеюсь, повод того стоит.
Повисла пауза. Адалрик ожидал, что брат сядет, но тот лишь выпрямился и со слегка склонившейся набок головой, дал понять, что слушает.
– Тебе всё-таки стоит присесть. – сказал Адалрик.
– Не сто́ит. – парировал Дитфрид.