Владимир Смирнов
Хтонь
– Творить зло?! – вскинулась Кузя. – Нам творить зло?! Да пошёл ты!
– Как хотите, – пожал плечами Даймон. – Равновесие всё равно восстановится – с вашей помощью или без неё. Напряжение снимется, так всегда было и так всегда будет. Но при этом сотни невинных падут жертвами очередного выравнивания. Вы можете спасти их. А можете плюнуть на них и спасать чистоту своих белоснежных одежд. Вам решать.
Друзья молча переглянулись. Даймон терпеливо ждал.
– Что мы должны сделать? – спросил Николай.
– Зло.
– Какое?
– Сам подумай. Времени у вас совсем мало, а изменить вам нужно очень многое. Так что особого выбора нет. Только убийства.
– Убийство?! – переспросила Кузя дрогнувшим голосом.
– Убийства, – поправил Счетовод.
Николай на минуту задумался.
– Я могу убить тех, кто сжигал людей в Доме Профсоюзов. И тех, кто добивал битами выпрыгнувших из окна.
Даймон нахмурился, как будто подсчитывая что-то в уме.
– Сорок четыре души, – сказал он, – и ещё четыре девушки, которые разливали коктейль Молотова по бутылкам. Баланс сойдётся не совсем точно, но примерно так. Я согласен.
– Нет! – Николая передёрнуло. – Давай без девушек. Я принесу тебе сорок четыре жизни – и мы в расчёте.
Счетовод посмотрел на него с интересом.
– Тебе их жалко? Но ведь они знали, для чего разливают свой коктейль. Знали, что им будут сжигать людей заживо.
– Всё равно! – твёрдо сказал Николай. – Я не убиваю женщин.
– Мы принесём тебе их мизинцы! – вмешался Макар.
– Ты идиот? – спросил Даймон.
Похоже, Макар сумел удивить даже его.
– А что, отличная идея! – из темноты вышел смуглый мужчина с дредами, торчащими во все стороны. – Прикольно же! Ты думал, что они рыцари света, а они, мать их, грёбаные якудзы! Соглашайся, Счетовод! Сорок четыре чёрных души и четыре девичьих мизинца. Это же готовая строчка для крутого рэпа!
– Ладно, – устало отмахнулся Даймон, – уговорил.
– Ты поможешь мне с поиском целей? – спросил Николай.
– Макар найдёт всех, – ответил Счетовод, – я прослежу.
Не прощаясь, ночные гости вышли из круга света и скрылись в темноте.
– Кто это был? – спросила Кузя.
– Трикстер, – ответила чертовка. – Spiritus ludens, играющий дух.
– Он за нас?
– Нет, он тоже сам по себе. Бродит по миру и над всеми прикалывается. Правда, приколы эти обычно не очень удачные. Чувство юмора у него довольно своеобразное.
– Видимо, поэтому ему твоя шутка и понравилась, – сказала Кузя Макару.
– Да, – согласился Николай, – первый раз твой дурацкий юмор пришёлся в тему.
45
Макар сидел за ноутбуком, просматривая фотохронику трагедии в Доме Профсоюзов. Поиск шёл туго, пока ему удалось идентифицировать лишь несколько участников бойни. Полный список он уже составил, но вместо фамилий и адресов там были указаны лишь приметы и примерный возраст.
Негромко звякнул динамик ноутбука – пришло письмо. Макар открыл его и радостно воскликнул:
– Да! Не обманул Счетовод! Здесь полное досье на каждого. С фотографиями, особыми приметами, привычками, маршрутами – всё, о чём только может мечтать киллер.
– Перепроверь каждого, – попросил Николай, – ошибки недопустимы. Ни один невиновный не должен пострадать, это главное условие.
Макар склонился над экраном, сравнивая список Счетовода со своим. Николай задремал и проснулся, когда уже стемнело. Разбудил Макара, который тоже заснул.
– Как успехи?
– Сомнений нет, это они. Можно начинать.
– Выбери кого-нибудь поотвратнее, – попросил Николай.
– Да они все тут те ещё упыри, – ответил Макар, – сразу и не выберешь.
– Тогда давай любого.
Макар крутанул скроллинг, как когда-то крутил барабан револьвера. Не глядя, щёлкнул мышкой. На экране появилась фотография мужчины с отвислыми брылями и заплывшими глазами.
– Тарас Онуфриенко, – прочитал Макар, – тридцать шесть лет, две судимости. Мелкие грабежи, правда, с отягчающими. Но это в прошлом, а сейчас он патриот и ветеран, участник майдана и двух «поездов дружбы». Нигде не работает, по вечерам зависает в баре «Корчма».
На экране появились фотографии бара – главного входа, интерьера, туалета, запасного выхода. Везде толпился народ.
– А вот так выглядит запасной выход с другой стороны, – Макар покрутил панорамное фото.
В тупичке за баром стояли мусорные баки, на грязном асфальте виднелись лужи крови и блевоты.
– Сюда компания Тараса выходит покурить дурь или избить кого-то. Обычно без этого у них и дня не проходит. Прицепятся к кому-нибудь, кто выглядит поприличнее, обвинят в москальстве, выволокут в этот тупичок и отметелят до полусмерти. А заодно и экспроприируют наличку у разоблачённого врага. На это в основном и гуляют.
– Неплохой вариант, – сказал Николай, – если я сыграю запуганного ботана и спровоцирую совершенно аполитичную бытовую ссору, возможно, этой герой захочет отбуцкать меня в одиночку.
Макар покачал головой.
– Я бы на это не рассчитывал. У них же двоичный мозг – они не понимают слова «аполитичный». Если кто-то затеет ссору с патриотом и ветераном, то для них он точно москаль, без вариантов.
– А я всё-таки попробую, – сказал Николай.
На следующий день он уже сидел в «Корчме», потягивая пиво и ловя на себе презрительные взгляды «настоящих мужчин». На нём были роговые очки в оправе, скрепленной изолентой, дешёвый обтрёпанный пиджачок и потёртая кожзамовская сумка через плечо. После девяти в баре появился Онуфриенко со своими гопниками, они расположились у стойки. Николай допил пиво и направился к бармену. Проходя мимо Тараса, он поскользнулся, задел его кружку и залил пивом несвежую вышиванку.
– Ах ты ж гнида! – взревел герой майдана и наотмашь ударил Николая по лицу.
Тот стерпел пощечину и, опустив глаза, затараторил жалостливым голосом:
– Простите, вельможный пан, простите дурака великодушно. Позвольте угостить вас и ваших друзей, сегодня весь вечер за мой счёт…
Он достал пухлый бумажник, небрежно вынул несколько крупных купюр и положил их на стойку. Шмыгнул носом и убрал бумажник в карман, заметив, каким жадным взглядом Тарас проводил чужие деньги. Расчёт оказался верным – Онуфриенко решил ни с кем не делиться лёгкой добычей. Он схватил Николая за шиворот, резко встряхнул и проревел:
– Откупиться захотел, гнида? Пойдём-ка выйдем, поговорим! Я тебя научу героев уважать!
Николай сгорбился и втянул голову в плечи. Тарас потащил его к запасному выходу, ругаясь и расталкивая посетителей. Николай не сопротивлялся. Но как только дверь за ними закрылась, он схватил Онуфриенко за руку и кинул его в проём между мусорных баков.
– Ах ты ж… – задохнулся Тарас.
Николай выпрямился и достал из сумки два армейских ножа. Один положил на крышку мусорного бака и толкнул в сторону Онуфриенко.
– Одесса, второе мая. Пришло время расплаты. Дерись как мужчина.
Онуфриенко криво ухмыльнулся, показав ряд щербатых зубов.
– От дурной москалик, кто ж на перестрелку с ножом приходит!
Он достал пистолет, снял его с предохранителя и стал медленно поднимать, наслаждаясь властью над беззащитной жертвой. Николай бросил нож снизу, без замаха. Лезвие вошло в дряблую шею, пробив второй подбородок. Онуфриенко выронил пистолет, схватился за горло и рухнул в лужу блевотины, возможно, своей собственной. Николай убрал второй нож в сумку и посмотрел на агонизирующего противника.
– Жил ты, Тарас, как свинья, но умереть мог как мужчина. А ты и умереть предпочёл так, как жил.
46
Олесь Бондарь жил один. Он снимал крохотную однушку на третьем этаже панельного дома. Николай ждал его на лестничной площадке пролётом выше. По прогнозу Счетовода цель должна была появиться с минуты на минуту. И действительно, внизу хлопнула входная дверь. Олесь, отдуваясь, поднялся на свой этаж, не спеша достал ключ, вставил его в замочную скважину и дважды провернул. Николай сбежал вниз, втолкнул Бондаря в квартиру и захлопнул дверь.
Бондарь уронил пакет, продукты рассыпались по полу, поллитровка укатилась под обувную полку. Не давая врагу опомниться, Николай ударил его под дых, втащил обмякшее тело на кухню и опустил на стул. Сам сел напротив, внимательно разглядывая свою следующую цель. Обычное лицо среднестатистического человека, обычная фигура, обычная одежда. Банальность зла.
Бондарь, наконец, восстановил дыхание и запричитал сдавленным голосом.
– Кто ты такой? Что тебе нужно?
– Одесса, второе мая, – ответил Николай. – Пришло время расплаты.
Лысина Олеся мгновенно покрылась испариной, глазки забегали.
– Я не виноват! – воскликнул он, срываясь на фальцет. – Мы защищали свободу и демократию!
– Вы сожгли заживо безоружных людей.
– Это кремлёвская пропаганда! Всё было не так! Они сами себя сожгли!
Николай достал телефон и запустил заранее подготовленный ролик.
– Здесь хорошо видно, как ты бросаешь в окно бутылку с коктейлем Молотова.
– Они сами виноваты! Сами!
– А потом они выпрыгивали из окон и сами забивали себя битами? Посмотри – и на этом ролике ты тоже засветился, теперь уже с битой. Ты стал настоящей звездой ютуба.
Бондарь не смотрел на экран, он старательно прятал глаза.
– Я этого не хотел! Но ты пойми – их же нельзя было выпускать, они бы потом рассказали, как всё было! А этого нельзя было допустить, мы должны были защитить молодую демократию! Нам пришлось это сделать!
Николай снова запустил второй ролик.
– У тебя тут на лице написано, как неприятно тебе убивать беззащитного мальчика. Оскал до ушей.
Бондарь судорожно сглотнул.
– Скажи, чего ты хочешь? Тебе нужны деньги? Так я заплачу, у меня есть.
Николай брезгливо сморщился.
– И сколько, интересно, ты готов заплатить?
Олесь засуетился, полез в комод.
– Вот, здесь четыре тысячи долларов. И ещё есть гривны, подожди…
Николай кивнул.
– Я так и думал. Для тебя жизнь человека не стоит и ста баксов. Так сколько, по-твоему, должна стоить жизнь такого садиста и убийцы, как ты?
Бондарь побледнел и задёргался.
– Подожди, подожди! Вот тут ещё…
С этими словами он полез в ящик кухонного стола, выхватил оттуда разделочный нож и бросился на Николая. Тот перехватил руку Олеся и развернул её. Нож вошёл под ребро почти на половину лезвия. Бондарь упал на стол, вбив нож в тело до рукоятки. Остро запахло дерьмом – отважный защитник молодой демократии обделался. Николай вышел, захлопнув за собой дверь.
Дальше было хуже. Ножевой бой с неподготовленным противником ничем не отличается от убийства. Попытка придать казни вид поединка – это самообман, в который уже и сам не веришь. Поняв это, Николай начал отстреливать цели. Одного за другим. Счетовод торопил – время поджимало. Когда тринадцать запуганных ветеранов Куликова поля собрались в квартире своего лидера, чтобы обсудить ситуацию, Николай кинул в раскрытое окно две гранаты, а затем зашёл в квартиру и добил выживших.
Каждый день Макар вычёркивал из списка две-три цели. Газеты называли неуловимого мстителя «Одесским бучером»; Николай и сам стал считать себя не солдатом на войне, а безжалостным палачом. Про́клятой душой, лишённой надежды на спасение. Но он упрямо продолжал своё кровавое дело, спасая тех, кто мог стать жертвой инерционного выравнивания хтони.
47
Через месяц кровавый долг был выплачен полностью. Разбежавшихся одесских катов приходилось разыскивать по деревням – поняв, что происходит, герои поспешно покинули город. Но никому из них это не помогло, Счетовод находил беглецов без особого труда. Последнего в списке обнаружили в схроне под Черновцами – старом схроне, где когда-то прятались эсэсовцы из разбитой «Галичины». Там же он и остался навсегда.
Друзья задержались на поляне рядом со схроном; все ждали развязки. Вскоре из чащи вышли Счетовод с Трикстером. Даймоны присели на поваленное дерево – место, оставленное специально для них.
– Я закончил, – сказал Николай. – Ты удовлетворён?
– Да, – подтвердил Счетовод, – долг закрыт. Вы свободны.
– Покажи пальцы! – потребовал Трикстер.
Николай кинул ему пластиковый пакетик. Даймон разглядел содержимое, и его лицо разочарованно вытянулось.
– По одной фаланге. Всего-то. Скучно с вами, якудзы-гуманисты.
– Знаешь, из тебя тоже юморист… как из Петросяна, – парировала Кузя.
Трикстер в ответ только усмехнулся. Не прощаясь, Даймоны встали и направились в чащу.
– Счетовод! – позвал Николай. – Как я смогу тебя найти?
– Я сам тебя найду, – ответил Даймон, не оборачиваясь, – если это потребуется.
На лице Кузи появилось тревожное выражение.
– Зачем он тебе? Забудь его, как ночной кошмар! Нам давно пора вернуться домой. Макар, свяжись с Элизиумом и запроси срочную эвакуацию.
Николай отрицательно покачал головой.
– Я не могу вернуться. Я проклят.
– Но почему?!
– Я палач. Я убивал людей.
– Нет! – на глазах Кузи выступили слёзы. – Ты спасал людей! Ты остановил «поезда дружбы», ты спас жизни сотням одесситов!
Николай тяжело вздохнул.
– Конечно, на это можно посмотреть и так. Но это, как сказал бы Счетовод, уже прошлое, неосуществлённая возможность. А того, что не произошло, нет в Книге Жизни. Там есть лишь реальность, в которой я убивал людей.
– Ты восстановил справедливость, свершил праведный суд! – продолжала настаивать Кузя.
– И так тоже можно сказать, – кивнул Николай, – есть множество доводов, которыми я мог бы оправдаться. Но это самообман; а правда одна – я убивал людей. Убивал каждый день, убивал безоружных, убивал не ожидающих этого.
– Тут ты не прав, – перебил его Шаман. – Все они ожидали возмездия. Просто не все были готовы себе в этом признаться. Но даже самые отмороженные где-то в глубине понимали – расплата неизбежна. Слишком инфернально то, что они содеяли.
– Не придирайся к словам, – попросил Николай, – суть ведь от этого не меняется. Вы с Кузей можете вернуться в Элизиум, ибо ваши руки чисты. А мы с Макаром – нет. Мы уже не можем быть воинами добра, на наших руках слишком много крови.
Кузя прижалась к Николаю и уже не пыталась сдержать слёзы.
– Почему мы не можем остаться вместе?! Макар же остаётся с тобой. Но он никого не убивал сам, он просто твой соучастник. А я разве нет? Я ведь была с тобой всё это время. Я спала с тобой, я будила тебя, когда ты кричал во сне. А кричал ты каждую ночь. Я успокаивала тебя своим телом и радовалась, когда тебя хоть на миг отпускало. Я была счастлива, когда ты входил в меня и твоё отчаяние отступало. Разве я не соучастница? Разве я не заслужила права быть рядом с тобой?
– Ты не заслужила участи быть про́клятой, – ответил Николай. – Ты чиста. И ты не соучастница, ты просто добрая самаритянка.
Внезапно Кузя оттолкнула Николая и указала на Бестию, вышедшую из леса.
– Ты всё-таки решил остаться с ней! Я же говорила, что она суккуб, а вы мне не верили!
– Кузнечик! – укоризненно протянул Николай.
Кузя закрыла лицо руками.
– Боже, что я несу! Извини. Я совсем запуталась. Я не понимаю, что же теперь с нами будет.
– Вы с Шаманом останетесь воинами добра, – ответил Николай. – А мы с Макаром станем воинами равновесия – если, конечно, Счетовод нас призовёт.
– И мы будем воевать друг с другом? – спросила Кузя.
– Вряд ли. Ты же знаешь, что равновесие обычно нарушают из инферно и зачищать приходится зло. Возможно, у нас даже будут совместные операции.
Кузя попыталась улыбнуться, но не выдержала и разрыдалась.
– Нет, нет! Я не могу это принять! Ты же ни в чём не виноват!
– Это не имеет значения, – ответил Николай.
– Всё имеет значение! Ты же не выбирал зло; у тебя просто не было выбора. Ты не мог поступить иначе! А если не было выбора, то нет и вины!
Николай обнял девушку и погладил непослушные волосы.
– Пойми, это не вопрос вины и не вопрос выбора; это просто стечение обстоятельств. Конечно, выбора у меня не было, я не мог поступить иначе. Любой нормальный человек поступил бы так же. И даже святой. Можно вести праведную жизнь и вычистить душу до блеска, но если судьба поставит тебя перед проблемой вагонетки, ты будешь проклят. В любом случае, при любом выборе. И при отказе от выбора – тоже. Это не зависит от моральных качеств человека – просто некоторым везёт, и они не попадают в такие ситуации. Вам с Шаманом повезло, нам с Макаром – нет.
Кузя не ответила, она рыдала, уткнувшись в грудь Николая. На поляну вышел Толстый Ахайя.
– Кузя, Шаман! Пора. Машина ждёт.
Девушка подняла мокрое лицо, и Николай поцеловал её в губы. Погладил тёплую спину.
– Да, чуть не забыл! Контрольный – на удачу, – сказал он и поцеловал Кузю в затылок.
2022
