Владимир Смирнов
Третий контур
Данный текст является общественным достоянием, то есть может свободно использоваться любым лицом.
При этом должны соблюдаться право авторства, право на имя и право на защиту репутации автора (личные неимущественные права автора).
Свободное использование подразумевает:
– использование произведений без согласия автора;
– без заключения с ним договора;
– без выплаты вознаграждения.
То же относится и к оформлению обложки – за что отдельная благодарность петербургскому художнику Анатолию Кудрявцеву.
1
Поверхность стола напоминала поверхность Юпитера, какой мы видим ее на фотографиях – две широких полосы и большое пятно от спиленной ветки. На старой столешнице кое-где остались вмятины и царапины, как будто фотографию отпечатали с потертого пленочного негатива доэлектронной эпохи…
– Спасибо, достаточно, – прервал Бориса экзаменатор. – Можешь идти, результаты тестов будут объявлены сегодня вечером.
Его голос был вежливо-отстраненным, но Борис почувствовал в нем скуку и разочарование. Это было непостижимо – как, в нем разочаровались? К такому он точно не был готов.
Одновременно пришло и абсолютно ясное понимание – он провалился. Это тоже казалось совершенно невероятным. Он, победитель районных и городских олимпиад, окончивший лицей с медалью – провалился! Мать уверяла, что его могли взять в любой вуз без экзаменов. А здесь – он получил высший балл на вступительных по математике, написал отличное сочинение – и что? Полное поражение? Как такое возможно?
Он, конечно, не Гоголь и не Набоков, но сочинения ему всегда удавались; здесь его уровень был явно выше среднего. Несколько раз его работы побеждали на районных конкурсах, а однажды даже на городском. И сегодня он был в ударе, слова складывались красиво, без зазоров. А в ответ – лишь это брезгливое разочарование. Как будто его внезапно хлестнули по лицу мокрой тряпкой.
Борис шел домой на заплетающихся ногах, погруженный в липкий туман тоскливого безразличия. Где-то на периферии сознания крутилась мысль, что его уверенность в провале ни на чем не основана. Нет никаких фактов, подтверждающих ее. Что довольно странно – фактов нет, а уверенность есть, причем безусловная. Интересный феномен, который стоило бы проанализировать. В другое время Борис с радостью ухватился бы за такую возможность, но сейчас безразличие, казалось, заполнило его целиком, вытеснив все нелепые порывы.
Дома мать с порога набросилась на него, включив привычную шарманку последних дней. Что универ ждет его – и без всяких экзаменов, что первое образование непременно должно быть техническим, что нельзя начинать серьезное обучение с мутного неаттестованного вуза… Какое-то время Борис, погруженный в собственные переживания, слушал ее как фон. Наконец он очнулся:
– Ма, да не переживай, поступлю я в твой универ.
– Что? – Мать не ожидала такого ответа и не успела переключиться с заготовленного монолога.
– Я провалился.
– Провалился?! На чем?
Разумеется, мать тоже не поверила. Да и кто бы поверил.
– На гуманитарном. По математике получил высший балл, а вот сочинение…
– Не может быть! Боря, у тебя же всегда… Ты что, переволновался?
– Нет, я хорошо написал. Но им не понравилось.
– Не понравилось?! Как такое возможно?
Матери требовалось время, чтобы осознать то, что он уже принял как факт.
– А когда объявили результаты? – спросила она, пытаясь найти во всем этом какой-то подвох.
– Вечером объявят. Но я уже все понял…
– Не можешь ты ничего знать заранее! – Мать снова почувствовала выбитую из-под ног почву. – Но с универом ты правильно решил, сейчас именно это тебе и нужно.
Борис не стал спорить. Сообщение о результатах тестирования пришло поздно вечером. Он провалился.
2
Обида прокручивалась в голове постоянно, замкнувшись бесконечным циклом. Как же так получилось? Он мало знал о выбранном институте, пошел туда только из-за Мити – с ним вместе они когда-то ходили на факультатив по информатике. Вернее, из-за того, как тот изменился за последний год. Было в этом что-то непонятное и притягательное. Все студенты ИГП были не совсем обычными, не похожими ни на кого из его знакомых. Независимыми, немного отстраненными, как будто понявшими что-то важное. Борису хотелось стать таким же – и это действовало на него сильнее всех правильных маминых доводов.
Митя был на год старше и окончил лицей еще в прошлом году. С математикой у него было похуже, чем у Бориса, а за сочинения он и вовсе никогда не получал больше четверки. Но поступил же! Поэтому Борис и не видел никаких проблем в тестовых испытаниях; провал стал для него полной неожиданностью. Да, он будет учиться в универе и, возможно, даже будет первым на курсе, как был первым в классе – но память о значимом поражении теперь навсегда останется с ним. Его уверенность в себе требовала срочного ремонта, и хорошо, если не капитального. Он должен был понять, что же пошло не так на последнем экзамене. А для этого ему надо было поговорить с Митей – об институте, о приемной комиссии и конкретно о вступительном сочинении. Борис чувствовал, что именно в нем он и совершил главную ошибку – не понимал только какую.
Информация об институте, собранная им в сетях, оказалась крайне скудной – что само по себе уже было странным. Все вузы наперебой рекламировали свои программы, выкладывая в инет огромные массивы данных, просмотреть которые можно было разве что очень выборочно. На этом фоне официальная страница ИГП выглядела более чем скромно – логотип, краткий лист контактов и туманная фраза об изучении каких-то глубинных психических процессов. И никаких перекрестных ссылок. Как будто речь шла не об учебном заведении, а о секретном объекте.
Борис даже попросил мать перепроверить сведения об институте – ее допуск позволял просматривать почти все закрытые сегменты сети. Но и это не помогло. Информация не была закрытой – она просто отсутствовала. Реклама, в принципе, внутреннее дело ректората; ее отсутствие странно, но вполне допустимо. А вот то, что мать не смогла подключиться к мониторингу учебных корпусов института, вызывало самые серьезные подозрения. Это означало, что институт был серой зоной.
Объекты серой зоны не просматривались и не прослушивались. Такое допускалось крайне редко и указывало на серьезную крышу на самом верху; в этом случае не стоило проявлять излишнего интереса к закрытому объекту. В принципе, серую зону могла обеспечить и хакерская группировка – нетолерантный сектор, например, с самого начала был полностью непроницаем. Но подозревать в такой авантюре учебное заведение было бы более чем странно.
В результате мать заявила, что она и слышать больше не хочет об этой «мутной шарашке». Борис тоже склонялся к тому, что поторопился с выбором. Но сомнения от этого никуда не делись и подтачивали изнутри – что же все-таки с ним не так? По какому критерию забраковали его, отличника и призера олимпиад? Он привык быть победителем во всем, за что брался – и не мог смириться с внезапным поражением. Этот позор постоянно тлел в уголке сознания; нельзя было идти вперед, оставив его в тылу.
3
Борис позвонил Мите и договорился встретиться в кафе у института. Он не совсем понимал, как правильно сформулировать свой вопрос, и предпочел бы самостоятельно покопаться в справочной информации – но она, к сожалению, была недоступна. Его единственным источником мог стать лишь Митя – который, как всегда, опаздывал. Борис помнил об этой его черте, но надеялся, что институт делает студентов более собранными. Надеялся, как выяснилось, напрасно.
Присев за столик у окна, Борис ждал друга, не спеша потягивая яблочный сок из высокого стакана. Плавное течение его мыслей прервала вошедшая в кафе девушка. Стройная, идеально ухоженная и безупречно экипированная, она уверенно расположилась за стойкой, небрежно закинув ногу на ногу. Вид открывался великолепный, ни прибавить, ни убавить.
Слишком красивая, – подумал Борис с легким сожалением. – И откуда только такие берутся, может их в каких-то специальных инкубаторах выращивают? Тут мне явно ничего не светит; и хорошо, если просто отошьет. Но если скажет «мальчик», позора не оберешься. А жаль, такое милое личико, и ножки просто идеальные.
Он старался не смотреть на девушку, но взгляд то и дело непроизвольно соскальзывал в ее сторону. Наконец в дверях появился Митя и прервал этот навязчивый цикл.
– Привет! – протянул он руку. – Нравится?
– Привет! – Борис пожал протянутую ладонь. – Что нравится?
– Не прикидывайся, – усмехнулся Митя.
Отвечать Борис не стал, вопрос был риторическим. Он подождал, пока Митя усядется, и рассказал ему о своем провале.
– Главное – сочинение, прикинь! Откуда меньше всего ожидал подлянки! Ты же знаешь, у меня с ними никогда проблем не было.
– А какая тема?
– Описать то, что видишь.
– Стандарт! – кивнул Митя. – У меня было то же самое. И что ты написал?
– Про стол. Представляешь – там стоял настоящий деревянный стол, старый, с разводами. И на нем было пятно, как на Юпитере…
– Понятно, – перебил Митя. – Достаточно.
Борису показалось, что в его голосе он уловил то же разочарование, что было у экзаменатора. Он почувствовал внезапное раздражение.
– И что не так с этим столом?
– Дело не в столе. Ты честно описал все, как видишь. Но видишь ты мир как совокупность объектов в пространстве.
– А как еще можно его видеть? Ты-то сам про что написал?
– Про миг. Про встречу мгновения.
– Но как про это можно написать?
Митя пожал плечами.
– Это сложно объяснить. Ты же помнишь, у меня с сочинениями всегда было напряженно.
– Да не важно! – отмахнулся Борис. – Стол, миг – какая разница! Главное, я же все правильно описал, как учили. Красиво, согласованно…
– Ты не понимаешь, – перебил его Митя, – тут принципиальная разница. Мы встречаем мир во времени, а вы – в пространстве. Это базовая установка. Она и была здесь критерием отбора.
4
Митя говорил искренне и благожелательно, никакого желания обидеть у него не было и в помине. Но Борис сжался, как от удара. Он и представить не мог, что уже через год после расставания друг, не задумываясь, переместит его из группы «мы» в группу «они». Что он будет для Мити уже не своим, а чужим. Это было по-настоящему обидно.
– Понятно, – сказал он деланно-равнодушным тоном. – А «мы», надо полагать, это твой институт?
Борис надеялся, что друг смутится, поняв свою оплошность – но этого не произошло.
– Да, «мы» – это мой институт, – спокойно ответил Митя.
– Не такие как все? – спросил Борис уже с явной издевкой.
– Не такие.
Это было уже слишком, и Бориса прорвало. Он хотел бы говорить так же спокойно и отстраненно, как Митя, но язвительные слова сами слетали с языка.
– И чем же вы, такие инаковые, занимаетесь в своем институте? Что изучаете? Магию, телепатию, левитацию?
– Почти угадал. Только без левитации, конечно.
– Продемонстрируешь?
– Легко. Засекай время. Видишь мужчину с залысинами? – Митя сделал едва уловимое движение головой, указывая направление. – Через пару минут он подойдет к девушке, на которую ты весь вечер пялишься. Она давно уже этого ждет, и очень обрадуется. Они немного поворкуют и уйдут отсюда вместе. Не веришь? Хочешь – можем поспорить.
– Эта девушка?! С этим лысым?! – Борис очень выразительно выделил голосом слово «лысый», на миг ему даже показалось, что мужчина услышал его.
– С ним самым, – спокойно подтвердил Митя. – И не бойся, он нас не слышит.
– Я и не боюсь! – обиделся Борис.
– Да, конечно.
Борис хотел сказать что-то обидное, но пока он искал слова, мужчина с залысинами уже подсел к девушке. Они обменялись несколькими фразами, и вскоре он уже говорил что-то, наклонившись к ее уху. Девушка рассеянно улыбалась.
Вот черт, ведь угадал! – подумал Борис. – И как это у него получилось? Но это же значит, что, наверное, и я бы мог…
Митя посмотрел на него с улыбкой:
– А теперь ты думаешь: «А что, разве так можно было?»
– Неправда! – возмутился Борис, но тут же понял, что сейчас на его лице все написано открытым текстом, и его чувства легко считываются без всякой телепатии.
5
Студенческая жизнь подхватила и завертела; вскоре Борис перестал вспоминать и о Мите, и о его странном институте. Полтора года пролетели легко и весело, учеба давалась без проблем, и с новыми друзьями быстро нашлись общие интересы. С девушками тоже все складывалось просто, никаких обид и взаимных разочарований. Неудачи, конечно, были – но они не воспринимались болезненно; принцип «Нет? Ну и ладно!» надежно защищал самооценку. Все-таки провал с поступлением что-то надломил в нем, и с тех пор Борис старался не ставить целей, на пути к которым можно потерпеть поражение.
Все изменилось в апреле, когда в пестрой толпе студенток он заметил симпатичную субтильную первокурсницу. Заметил – но почему-то не подошел. Она казалась такой хрупкой, почти прозрачной, и трогательно беззащитной. Страшно дотронуться. Если бы заговорил с ней тогда – скорее всего, все сложилось бы с привычной простотой; но что-то его остановило. И вот теперь Борис порой ловил себя на странных мыслях – что губы у нее, наверное, сухие и горячие, и что ему все сильнее хочется дотронуться до ее губ.
Он даже не знал имени девушки, только фамилию – Синицина. Фамилия ему тоже нравилась, она подходила девчонке, как будто специально была выбрана для нее. Синичка, живое чудо в ладонях. Птаха, с которой всё не так, как со всеми.
Секс уже перестал быть для Бориса гиперценностью, поэтому с девушками он сходился легко и беспроблемно. Возможные неудачи не пугали – не одна, так другая, какая разница. Но оказалось – разница есть. С Синициной все было по-другому. Обычный прием – подойти наудачу, рассчитывая лишь на статистику, вдруг стал казаться слишком рискованным. Именно с ней хотелось хоть какой-то определенности. Просчета хотя бы на шаг вперед. Вот тут-то он и вспомнил школьного друга.
Ладно, у меня тогда все было на морде написано, – думал Борис, – и у того лысого тоже, наверное, чуть ли не слюна с подбородка капала. Но как Митя просчитал девушку, она ведь казалась такой невозмутимой? А ему это удалось, причем походя. Наверняка же есть какая-то фишка, которую он заметил. И если ее узнать, можно минимизировать риск неудачи.
Борис не был у друга почти два года, но адрес помнил хорошо. Дверь ему открыла Митина мать.
– Здравствуйте, МарьСанна! А Митя дома?
– Нет, он уже почти месяц на практике. Вернется только через неделю. Да ты проходи.
– Жаль, – разочарованно протянул Борис.
Он хотел уйти, но вежливость требовала еще нескольких дежурных слов.
– А где у него практика?
– На Марсе.
– Где??? – Борис подумал, что ослышался.
– Нет, не на самом Марсе, конечно, – смутилась женщина, – просто мы с мужем так это называем. Когда мы с Митей разговариваем, ответ запаздывает почти на четыре минуты. Вот муж и придумал шутку, что это у нас сеансы связи с Марсом.
– А я могу с ним поговорить?
– Наверное. Сходи к нему в деканат, там тебе все расскажут.
Борис так и поступил. Сеанс ему разрешили и даже предоставили отдельный кабинет с терминалом. Но разговора не получилось. Четырехминутная задержка делала общение не то чтобы невозможным, но качественно иным. Мысли нужно было капсулировать отдельными пакетами, отслеживание мгновенной реакции исключалось. И еще это томительное ожидание. Риторические вопросы «как жизнь?», «как дела?», не требующие содержательного ответа и служащие единственно для настройки на собеседника, полностью теряли смысл. Как и все нюансы общения, не служащие непосредственно для передачи информации.
Если бы его вопрос был проще и конкретнее, проблем бы, наверное, не возникло. Но тема была слишком деликатной и болезненной. Борис поинтересовался Митиными планами на лето и с облегчением свернул разговор. Ладно, подожду неделю, – решил он. – Перетерплю. Но к чему же все-таки их готовят в этом институте?
6
Через неделю они встретились в парке. Борис начал издалека, не решаясь задать прямой вопрос, но Митя оборвал его:
– Извини, у меня мало времени. Ты ведь хотел что-то спросить?
– Знаешь, я часто вспоминаю нашу последнюю встречу. И не могу понять – как ты тогда смог просчитать ту девушку? Это же просто магия какая-то.
Митя пожал плечами, и Борис подумал, что сейчас тот скажет свое коронное «Элементарно!». В школе это было его обычной реакцией на непонимание собеседника.
– Элементарно! – ответил Митя.
И сделав небольшую, но ощутимую паузу, добавил:
– Ты ведь знал, что я так скажу? Вот в этом и есть наша магия.
– Это просто, я же тебя давно знаю. А ту девушку ты ведь видел первый раз?
– Первый, – подтвердил Митя, – но там трудно было ошибиться.
– Почему?
– Понимаешь, ты по умолчанию видел в ней личность со сложным внутренним миром. И, соответственно, ожидал от нее широкого спектра возможных реакций. Но спектр на самом деле гораздо уже. Не нужно было детально разбираться с ее психикой – для предсказания это не имело значения.
– Вот и расскажи, на что там надо было смотреть, – попросил Борис.
Митя остановился, сорвал листик с куста и растер его в пальцах.
– Не все так просто. Этого в двух словах не объяснишь. Ты же читал про Шерлока Холмса? Он бросал беглый взгляд на ботинки посетителя и сразу понимал, откуда тот пришел. Метод прост до безобразия – смотришь на ботинки, анализируешь грязь. Но чтобы сделать правильный вывод, надо знать все сорта лондонской грязи. Иметь в голове огромную базу данных и уметь оперативно работать с ней. Вот и с людьми все примерно так же – смотришь и анализируешь. Лицо, глаза, позы, жесты. Все на виду, надо только уметь прочесть невысказанное.
Борис помрачнел.
– То есть у меня ничего не получится? Или все же есть какие-то простые маркеры, которые даже я смогу считывать?
– Сомневаюсь. Маркеры-то, конечно, есть, но там часто столько оговорок, что все легко может обернуться своей противоположностью. Впрочем, это не важно – в твоем случае глубоко копать не надо.
– В каком еще случае? – подозрительно спросил Борис.
– Тебе же понравилась девушка? Она первокурсница?
– Откуда ты… – начал было Борис, но тут же одернул себя. – Ладно, забей. Первокурсница.
Задним числом он понимал, что все действительно лежит на поверхности – весна, внезапно всплывшее воспоминание об экспресс-предсказании, желание встретиться с другом и расспросить его о девичьих маркерах. Какой вывод тут напрашивается? И про первокурсницу тоже можно было догадаться – в просвете его бытия вдруг появилось новое лицо. Полтора года он и не вспоминал о Мите, а тут вдруг засвербило. Действительно – элементарно; но задним числом обычно все кажется простым.
– Так что ты мне посоветуешь?
– Спонтанность. Просто подойди к ней, и все само образуется.
– Уверен?
– Практически. Я же видел, как ты смотришь на девушек. И твоя избранница не могла этого не заметить. Так что если бы ты ей не нравился, ты бы уже это почувствовал.
– А может я и почувствовал?
– Вряд ли, – ответил Митя, – тогда бы я это заметил.
7
Митя, как всегда, оказался прав – еще не успев подойти к Синициной, Борис понял, что она этого ждет. Девушка стояла у окна и что-то читала – или делала вид, что читает. Черная майка с глубоким вырезом и низко сидящие джинсы открывали выступающие ключицы и тазовые косточки; они казались тонкими и хрупкими, как будто из мира с другой силой тяжести. «Обнять и защитить» – древняя программа, над которой можно смеяться, пока речь идет о других. Но потом уже не до смеха.
Борис шел прямо к девушке, и когда сомнений в этом не осталось, Синицина подняла голову и встретилась с ним взглядом. Понимание пришло мгновенной вспышкой полной ясности. От нахлынувшей радости губы непроизвольно растянулись в улыбке, сдержать которую не было ни сил, ни желания. Борис уперся плечом в стену рядом с девушкой. Блаженная улыбка не сходила с его лица, и Синицина так же непроизвольно улыбнулась в ответ.
– Привет!
– Привет!
– Меня зовут Борис. Можно – Боб.
– Я знаю, – ответила девушка и смутилась как-то совсем по-детски, видимо поняв, что говорить об этом не стоило. – А меня Оля.
Оля-Оленька, пугливый олененок. Имя подходило ей идеально; еще минуту назад Борис не знал его, а сейчас был уверен, что никакого другого у нее и не могло быть. Но как же просто все сложилось, просто и правильно. И почему он так долго тянул?
Через несколько дней Борис столкнулся с Митей на выставке перспективных разработок средств дальней связи. Митя выглядел отдохнувшим и довольным.
– Привет, какими судьбами! У тебя, я вижу, все получилось?
– А что, разве есть сомнения?
– Нет, конечно. Просто надо же как-то начинать разговор, и лучше начать его с чего-то приятного.
Но тут Митя ошибся. Краткая эйфория воспоминания почти без перехода сменилась болезненным раздражением. Борису было неприятно находиться рядом с человеком, от которого ничего нельзя скрыть. Как будто границы личного пространства рухнули, защиты отключились, и он остался голым и беззащитным посреди ледяного мира.
– Я уже понял, что вас учат видеть всех насквозь. Но неужели вас не учат нормально общаться с людьми?
Улыбка исчезла с Митиного лица, и он сразу стал серьезным.
– Ты прав. Нас все преподы предупреждали, что на младших курсах мы будем вести себя как настоящие говнюки. Знал бы ты, как мне порою трудно с родителями.
– Или им с тобой?
– Особенно им со мной.
Самокритичное «говнюки» немного примирило Бориса с Митей, хотя напряжение осталось. Он подумал, что такое же неприятное чувство Митя, наверное, каждый день испытывает в своем институте.
– Хотел бы я посмотреть, как вы общаетесь со своими преподами. Они же у вас, наверное, настоящие монстры.
Митя покачал головой.
– Нет, что ты. У них-то с маскировкой все в порядке. Мой куратор по Древним, например, на монстра совсем не тянет; я бы даже сказал, что он скорее выглядит слегка придурковатым. И изъясняется обычно какими-то напыщенными банальностями. Про твою ситуацию он никогда не сказал бы «это естественно», но непременно изрек бы что-то пафосное, вроде «колеса судьбы катятся по рельсам неизбежности». Умнейший человек, а с виду и не скажешь.
– Куратор… по кому? – не понял Борис.
– По Древним.
– По каким Древним, ты что? Нет же никаких Древних.
– Да, их самих уже нет, – согласился Митя, – но их программы остались и продолжают работать.
– Ты имеешь в виду агрессию, ненависть? Вот это? – догадался Борис.
– Не совсем. Это всего лишь известные неудобства, а мы занимаемся проблемами.
– И какие же проблемы оставили нам Древние?
– Многие. Например, стремление к размножению.
– А в чем тут проблема? Это же, наоборот, прекрасно.
– В том-то и загвоздка. Современный человек жестко социализирован и на автомате гасит агрессию – потому что в ее основе лежит социально порицаемый негатив. Этот негатив он учился контролировать тысячелетиями. Но в основе стремления к размножению лежит сплошной позитив – любовь, дети и все самое хорошее. А к контролю позитива человек совершенно не готов.
Обсуждать эту тему Борису совсем не хотелось, он предпочел бы свернуть разговор и поскорей распрощаться с Митей.
– Ну и отлично. Вы же считаете себя рыцарями, борющимися со злом? Так и боритесь с ним, а добро оставьте в покое, оно и без вас прекрасно обойдется.
Митя скорчил трагичную гримасу.
– Не все так просто. Угроза перенаселения уже вполне реальна – а для ее сдерживания у человека нет никаких внутренних запретов. Значит, если припрет, придется ограничивать рождаемость внешними мерами, а они, мягко говоря, не очень популярны. Никто не любит внешние принуждения.
– Это верно, – подтвердил Борис, – и я тоже не люблю. Пока.
– До скорой встречи! – улыбнулся Митя.
Это вряд ли, – подумал Борис, – я теперь этот институт за версту буду обходить. Или Митя опять что-то знает, и от моего желания уже ничего не зависит?
8
Похоже, Митя действительно что-то знал – потому что в следующий раз они столкнулись на территории университетского спорткомплекса. Какие у него тут могут быть дела? – раздраженно подумал Борис. – Интересно, он опять сделает вид, что встреча случайна, или признается, что искал меня?
Вид у Мити был непривычно озабоченный, от его обычной расслабленности не осталось и следа. Он рассеянно поздоровался и замолчал, как будто не решаясь начать разговор.
– Какой-то ты смурной сегодня, – заметил Борис, – тоже сессия пригрузила?
– Что? Сессия? Нет, у нас другая система.
– А что тогда?
– Да вот, есть работа.
Митя говорил в своей обычной манере – туманно и многозначительно. Бориса это всегда раздражало, и сейчас ему снова захотелось поддеть друга.
– Какая работа? Как всегда – спасаете мир?
– Не совсем. Скорее, поддерживаем.
– Это как?
– Ты ведь математик? Ты можешь представить актуальную ситуацию как уравнение со многими неизвестными?
– Ну, допустим.
– Тогда тебе должно быть очевидно, что чем больше данных будет в твоем распоряжении, тем точнее окажется результат.
– Согласен.
Борис не мог понять, куда клонит его собеседник, но желание уйти уже пропало. Митя продолжал:
– Отлично. Мы исходим из того, что хорошее будущее – это развитие. То есть усложнение, введение в ситуационное уравнение множества новых параметров. Поэтому хорошее будущее практически невозможно просчитать. А плохое будущее, наоборот – деградация, уменьшение числа параметров. Просчитать плохое будущее гораздо проще. А дальше уже дело техники – чем лучше мы понимаем негативную тенденцию, тем больше шансов, что ее можно будет как-то исправить.
Разговор увлек Бориса, первоначальное раздражение поблекло и отступило. Мите всегда удавалось поразить и озадачить его, хотя ни сейчас, ни прежде он не открывал ничего нового. Всегда говорил лишь то, что всем и так известно. Но Борис опять попался на эту удочку. Ему уже хотелось знать, к чему приведут Митины построения. Однако у него не было ни малейшего желания открыто демонстрировать свой интерес.
– Значит, ты Кассандра, умеющая предсказывать одни лишь гадости?
Митя коротко хохотнул.
– В самую точку! Зачем предотвращать хорошее – пусть случается! Нет, кто-то наверняка занимается и позитивными прогнозами. Но наше дело – регламентное обслуживание настоящего. Чтобы не было сбоев в будущем.
– Звучит красиво, – признал Борис, – но от меня-то вы чего хотите? Ты ведь не просто так здесь оказался?
Митя посмотрел на него с легкой досадой; видимо, он рассчитывал прочитать целую лекцию. Выплеснуть поток общих фраз, не сказав ничего конкретного.
– А ты быстро учишься.
– Есть у кого. Ну так что?
Митя замялся, но после прямого вопроса оттягивать объяснение было бы совсем глупо.
– Понимаешь, я получил одно задание… Очень ответственное задание…
– Какое задание, что за бред?! Ты же еще студент!
– Я и сам не ожидал. Но сейчас все так быстро меняется. При последнем сканировании в настоящем обнаружилось множество потенциальных угроз. Вернее, изменились методики оценки, и многие нейтральные факторы стали оцениваться как угрожающие. Все сразу не охватить, специалистов не хватает. Приходится привлекать и студентов. Кураторы считают, что моя область опасности не представляет, что наша проверка – простая формальность. Но я в этом не уверен.
– Наша?! Что значит – наша?
– Извини, – сказал Митя смущенно, – это не моя инициатива, я бы предпочел работать в одиночку. Но есть инструкция, которую я не могу нарушить. Кто-то должен меня страховать. Кто-то, кому я доверяю. А кроме тебя это поручить некому.
– И ты извини, – ответил Борис, – но у меня другие планы. Через неделю я закрываю сессию и мы с Олей летим в Тай.
Митя виновато развел руками.
– Мне очень жаль, но этим летом вы никуда не улетите. Поверь, мне и самому это не нравится. Но решение уже принято.
– Еще как полетим, – возразил Борис. – Хотел бы я посмотреть на того, кто посмеет нам помешать.
Митя окончательно смутился, таким растерянным Борис его еще не видел.
– Прости, но от меня тут уже ничего не зависит. Этим занимается специальный отдел, киты.
– Какие киты?
– Мы их так называем. Ты помнишь притчу об Ионе?
– Смутно.
– Иона был призван к подвигу, но испугался своей миссии и попытался уклониться от нее. Он решил убежать, сел на корабль и поплыл в Фарсис – чем сильно разгневал бога. Разразилась буря, и Иону скинули в море, где его проглотил кит. Трое суток кит носил пророка в своем чреве, а затем исторг на берег – для продолжения служения. Как ни крутись, никто не может уклониться от своей миссии.
– Это мы еще посмотрим, – ответил Борис. – Я не собираюсь из-за ваших дурацких идей лишиться лучшего лета в своей жизни. Ищите кого-то другого.
9
В то, что его могут задержать или снять с рейса, Борис не верил – не те времена. Но мандраж, начавшийся за день до отлета, с утра пошел вразнос. Страха не было, тревога послушно гасилась разумными доводами; и только временами тело внезапно напоминало о себе то участившимся сердцебиением, то спазмами в животе. Разум верил в законность и гражданскую защиту, гарантируемую гуманным обществом. Но тело было древнее разума, оно уловило угрозу и готовилось к ее отражению. Стоило чуть расслабиться, как оно вновь настойчиво напоминало – Соберись! Будь начеку!
До аэропорта их подвезла Олина подруга, всю дорогу трещавшая без умолку. Борис слушал ее вполуха, гнетущее напряжение не давало сосредоточиться. Он почувствовал облегчение, когда навигатор объявил о завершении маршрута и машина остановилась у стеклянных дверей. Борис достал из багажника чемодан на колесиках, закинул на плечо дорожный кофр и коротко попрощался с девушкой, имени которой так и не запомнил. Оля взяла его за локоть, и они вошли в здание аэропорта. Прикосновение прохладных девичьих пальцев было приятным. Да и сама она выглядела чертовски соблазнительно в короткой джинсовой юбке и топике, под которым ничего не было – это Борис сегодня уже успел проверить.
Они остановились перед информационным экраном. Митя все же сумел поколебать его уверенность, и Борис не стал заказывать билеты заранее. Он решил сесть на любой свободный рейс и поскорей улететь из города, а там уже действовать по обстоятельствам. И теперь ему предстояло выбрать место, где они проведут следующую ночь. Внезапно Оля отпустила его локоть и присела на корточки, чтобы погладить подошедшего к ним черного лабрадора. Борис почувствовал легкий укол ревности – не следовало бы ей приседать в столь короткой юбке. Но вслух он, разумеется, ничего не сказал. Оля подняла на него глаза:
– Погладь же его, он такой милый!
Борис присел и рассеянно почесал пса за ухом. Тот вывернулся и, отрывисто гавкнув, ткнулся мордой в его кофр. Борис вновь ощутил острый спазм в желудке. Все это было как-то неправильно – одинокий пес без намордника среди людской толчеи. И где его хозяева?
