Владимир Муравьёв
Ставь против горя свою доброту…
– Честно сказать, три имени я слышу впервые: Стеркина, Семакова и Матвеевой.
В «Иронии судьбы» помнишь: «если у вас нет собаки…»? в фильме прозвучал стеркинский видоизмененный вариант. Вообще же, каждый из них интересен уже тем, что в разные годы выступал с концертами в Казани. Все, за исключением Круппа. В моем блокноте он как-то написал: «Казань молчит и не зовет, и без меня Казань живет». Уже позднее, накануне концерта в нашем городе, Арик погиб в Саянах. Его нашли замерзшим, в снегах – на глубине четырех метров: он карабкался вверх до последней минуты.
– В Казани барды прижились – это однозначно. А были ли попытки наступить на горло авторской песне?
В апреле 1971 года, мы решились на Всесоюзный фестиваль. Накануне первый секретарь горкома Рашид Мусин звонит ректору мединститута, где должны были пройти концерты, и почти рычит в трубку: «Вы что затеяли? XXIV съезд партии идет. Надо материалы изучать, а вы?». В два счета из Москвы пришла команда: перенести фестиваль. А билеты-то все проданы. Сошлись на том, что будут даны просто концерты. Уже позднее, в 79-м, был закрыт Грушинский фестиваль, бардовское движение прикрыли во многих городах, и только в Казани авторскую песню не задушили.
– Может, мы осторожничали больше других?
Я бы так не сказал. Во всяком случае, когда Вероника Долина исполнила свои знаменитые теперь строчки: «Когда б мы жили без затей, я нарожала бы детей от всех, кого любила», нас по головке не погладили. Песню услышала теща одного из руководителей и сказала, что это пошлость. Пришлось потрясать штампом московского горкома комсомола и доказывать, что песня прошла цензуру… Мы не осторожничали, но всегда следили за языком, за культурой исполнения. Ведь бардовская песня – это поэзия прежде всего.
– Остается спросить исполнителя авторской песни доктора медицинских наук Владимир Муравьева, кто будет петь на вечере памяти?
Известные казанские барды и москвичи Галина Хомчик и Александр Косенков. А состоится концерт 25. 04 в 16:00 в «УНИКСе».
Встречи на Грушинском.
Ностальгия по Грушинскому возникает уже на самом Грушинском. Бард Николай Старченков из Тюмени так сказал об этом: "На фестивале – масса впечатлений, получение и отдача энергии. И – пустота от недополучения друзей. Их много, и суматохи много. Не успеваешь с кем-то посидеть, поговорить. И получается, что недосказал, недообнялся". Эти заметки – небольшие интервью с бардами о них и о фестивале – призваны хоть в малой степени восполнить недополученное.
Владимир МУРАВЬЕВ (Казань):
– Вы – один из первых лауреатов фестиваля?
– Первый раз на фестивале я был в 70-м. Мне очень приятно, что тогда же я стал лауреатом, получив сразу две золотые медали в конкурсах ансамблей и исполнительского мастерства. А конкурс в разряде авторов выиграл замечательный Слава Маркевич, который тоже приехал в этом году. Тогда было три номинации. Я горжусь тем, что у меня восемь лауреатских званий Грушинского. У меня все звания есть!
– Что вас притягивает сюда?
– Общение. Я всегда стараюсь привозить своих детей. Потому что я должен им показать ту общность людей, которой нигде больше нет, ни на эстраде, ни среди писателей, поэтов, кинематографистов. В искусстве этого нет.
– Вы – профессор Казанской медицинской академии, занятой человек. Как ваше профессорство совмещается с поездками на фестиваль?
– Единственный раз я пропустил Грушинский в 93-м году, когда был на стажировке во Франции. Время идет, а на фестивале ничего не меняется. Вернее, меняется все только к лучшему. Многие спорят о фестивале и говорят, будто "что-то главное пропало". Ничего подобного! Я получил военный билет – теперь я уже могу об этом говорить, ибо прошло 30 лет, – в котором было написано: принял присягу 4 июля 1971 года. В этот день я стоял на Гитаре. Куйбышевский обком комсомола пригласил меня, уже лауреата, на Грушинский. Наш обком комсомола, соответственно, вызвал и послал на фестиваль. И присягу я принял на фестивале. Даже на это пошли, представляете! Ради Грушинского фестиваля. А это чего-то стоит!
И ПЕТЬ НАМ, И ВЕСЕЛО ПЕТЬ!, Владимир Ланцберг
Шестые "облака" на шести струнах.
Рассказывает Борис Гордон:
Известного казанского исполнителя Владимира Муравьева в ожидании очереди на конкурсное выступление сморило прямо на Грушинской Горе. В это время кому-то срочно понадобилась гитара. Этот "кто-то", взяв муравьевскую гитару, перестроил ее под шестиструнку.
Выйдя на Гитару, Муравьев обнаружил, что у него в руках совершенно незнакомый инструмент. Он долго не мог понять жизнерадостного смеха многотысячной толпы над трагической песней Вадима Егорова "Облака". Муравьев с шестистрункой оказался шестым исполнителем "Облаков" за этот концерт.
Гуманизм одержал победу по очкам. . .
Рассказывает Валерий Мустафин (Казань).
Самое начало семидесятых. Концерт ансамбля, костяком которого являются медики, в том числе молодой хирург, впоследствии – известный исполнитель Володя Муравьев. Руководитель группы – детский врач Ильдус Гирфанов.
Публика процентов на девяносто случайная. Бабульки какие-то, и вообще непонятно кто. А ребята одеты, по тем временам, вызывающе: черные свитера, черные очки. . . Аудитория встречает их неодобрительным гулом; кто-то отпускает ядовитые реплики на нравственно-этические темы. . . По-хорошему, надо уходить, не начиная концерта.
Тут Ильдус Гирфанов и говорит:
– Вот вы смеетесь, а не знаете, что мы почти ничего не видим!
Народ меняет тон восприятия на участливое внимание. Ансамбль поет. Успех полный!
Кстати, случилось все это 1 апреля.
Но оказывается, все было не совсем так. Во всяком случае, очевидец финальной части этой эпопеи известный автор из все той же Казани Валерий Боков предлагает иную версию, и более убедительную, и более изящную, так что старую мы сохраняем, во-первых, из уважения к Валере Мустафину и его стремлению обогатить нашу сокровищницу, а во-вторых, из интереса к самому процессу рождения легенды (разумеется, на могиле истины).
Дело же было так. В 1968 году, когда Боков уже вовсю занимался туризмом и сочинял песни по данному профилю, известный в Казани квинтет студентов-медиков в составе Ильдуса Гирфанова (руководитель), Володи Муравьева, Валеры Пастухова, Ильяса Тагирова и Жени Крючина подвизался на ниве почти чисто эстрадной, ну, может, с легким комсомольско-студенческим уклоном. Что не помешало ему неким загадочным образом оказаться приглашенным в Смоленск на слет туристской песни. Кстати, слеты эти смоляне проводили в декабре.
В общем, едут наши студенты в поезде и по мере приближения к финишу все более лихорадочно и безнадежно ищут хоть что-нибудь мало-мальски подходящее в своем репертуаре. Увы!. . И тут муки творческого поиска приводят одного из них в вагонный туалет, где он – о счастье! – обнаруживает обложку журнала "Огонек" с опубликованной на третьей ее странице песней "Юность строит города". Песня была признана приличествующей, получила "добро" "реперткома" и моментально вошла в "обойму".
И вот выходят ребята на сцену в своих черных очках и свитерах (имидж-то сменить не успели!), и хотя аудитория – не бабульки, а турье, но это оказалось даже хуже. К песне публика отнеслась не лучше, чем к декоративно-оптическим приборам, и в зале поднялось нечто невообразимое.
Тут Ильдус и сказал свою магическую фразу (она, кстати, в боковской версии звучит несколько иначе):
– Вы, ребята, видно в жизни не очень много понимаете, а ведь почти все мы совершенно ничего не видим!
Никогда туристов нельзя было упрекнуть в душевной черствости. Обстановка переменилась моментально. Выступление прошло "на ура", и казанские "сироты" огребли то, что сейчас бы мы назвали призом зрительских симпатий. . .
Правильно французы говорят: "Предают свои". А если и не предают, то пакостят, как могут. Особенно этим всегда отличался ленинградский исполнитель Алексей Брунов. Вот что рассказал Валерий Боков.
Приезжают они с Володей Муравьевым куда-то давать концерт. Времена для песни не самые благоприятные; концерт домашний. А войти в квартиру оказывается не очень просто, особенно с гитарой за плечом, так как дверь лишь слегка приоткрывается, и приходится проникать через неширокую щель. А мешает ей открываться нормально. . . ящик водки.
Второе, что замечают друзья, это какие-то странные и очень уж активные манипуляции принимающей стороны с различными стеклянными предметами (стаканами, бутылками), причем в качестве наполнителя фигурирует все то же детище великого химика Д. И. Менделеева.
Друзья на всякий случай задают вопрос, не будет ли это мешать реализации намерений, связанных с песнями, и получают ошеломляющий ответ: оказывается, побывавший здесь недавно Брунов, который, собственно, и порекомендовал пригласить Муравьева и Бокова, счел своим долгом "честно" предупредить организаторов, что поют ребята, конечно, очень здорово, но меньше, чем ящиком водки, при этом не обойтись: алкаши, мол, они тоже, каких не сыщешь. . .
2000-2017 гг.
«Провинция», 21 июня 2000 г.
Родная гавань Владимира Муравьева, Т. Гольцман
Есть в клиническом онкологическом центре Минздрава РТ человек, чья популярность конкурирует с известностью главврача Рустема Хасанова. И даже превосходит ее! Впрочем, слава доктора медицинских наук, выдающегося врача-эндоскописта Владимира Муравьева не только не раздражает «главврачевское» самолюбие, а, наоборот, тешит его. Ведь если вся Казань утверждает: «Муравьев бы в неприличном месте не работал», значит приходится признать как факт: КОЦ при МЗ РТ – хорошее (не путать с теплым!) место. И работать здесь хоть и неимоверно тяжело, но престижно.
…Легендарный автор-исполнитель подъехал в редакцию после рабочего дня – об этом можно было догадаться по ярко-красным прожилкам в глазах, в которых, казалось, до сих пор отражались чужая боль, чужое отчаяние, чужая надежда.
– Четыре лазерные операции. Две «онкологические» гортани. Одно неверное движение – и человек навсегда лишится голоса, – Владимир Юрьевич рассказывает об этом будничным, почти бесцветным голосом, как о своей ежедневной, нормальной работе. А я украдкой смотрю на его руки – руки, которые одинаково уверенно и умело держат и эндоскоп, и гитару. Без нее Муравьева даже невозможно представить!
– Владимир Юрьевич! С чего началась для вас авторская песня?
– Первая услышанная мною авторская песня принадлежит Аде Якушевой – «Ты – мое дыхание, утро мое ты раннее, ты и солнце жгучее, и дожди…» Ну, вспомнили? Незатейливая такая, простая… Услышал ее в 1959 году в электричке. Мне тогда было двенадцать лет. Пел Ильдус Гирфанов, ныне известный детский хирург, с которым у нас позднее образовался дуэт. Ильдус и стал моим первым гитарным учителем. Правда, как мы любим шутить, «ученик не превзошел своего учителя» – хоть и добавила жизнь новых аккордов, любимые с молодости песни я по-прежнему играю на шести-семи «гирфановских».
– Что, впрочем, ни в малейшей степени не мешало вам участвовать в разных качествах – и исполнителя-конкурсанта, и организатора-администратора, и председателя жюри – во всевозможных песенных фестивалях и концертах. Сколько их было? Хотя бы приблизительно поддается подсчету?
– Да… пожалуй. Но с трудом. Вот как-то в 1972 году взялся подсчитать, где пел-бывал. Оказалось, в тридцати восьми городах. «отметился»! Причем без отрыва от основной работы. В пятницу прощаюсь с ребятами: «Счастливых выходных!» А в понедельник рассказываю: «А я вчера в Новосибирске и Омске побывал!» Сначала удивлялись, не верили, потом привыкли… Застрял лишь однажды, в Норильске, когда трое суток нелетная погода была. Вот тогда Муравьева серьезно хватились! Я всегда исповедовал принцип: деньги надо зарабатывать на своей основной работе, а фестивали, песня наша – это дело для души. За все годы участия в Грушинском фестивале в качестве члена жюри (которым оплачивают дорогу и гонорар) я ни разу не брал гонораров. Не могу, против души это. Визбор бы, я думаю, тоже не взял.
– Расскажите о своих удивительных встречах с Визбором, Круппом – кумирами шестидесятых…
– С Ариком Круппом мы познакомились довольно смешно. В 1968 году был я на фестивале в Смоленске, вышел на сцену и гордо объявил: «Песня Семена Каминского «Тихо капает вода – кап – кап». После концерта ко мне подошел коренастый улыбчивый парень и сказал: «Старик, спел ты хорошо. Только вот песня эта Михаила Анчарова». Тогда и началась наша удивительная, романтичная мужская дружбы. Длилась она всего четыре года – в семьдесят первом Арик погиб под снежной лавиной в горах с группой альпинистов…
Визбор… Бережно храню в сердце каждое воспоминание о нем, каждый штришок, каждую встречу, каждую строчку… Мы с ним познакомились на Грушинском, причем был он почти на десяток лет старше меня, а относился как к равному… Мне до сих пор удивительно, как они с Городницким через всю поляну шли за мной, чтобы вместе идти купаться. Помню, сидим как-то, разговариваем. Визбор говорит: «Мужики, я вот песню написал новую, сегодня в концерте петь буду, хотите, первыми слушателями будете?» И поет нам «Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены… Тих и печален ручей у хрустальной сосны…» Тут его Городницкий перебивает и говорит: «Э, повторяешься, старик… Хрустальная сосна у тебя уже была. Лучше – янтарная…»
Вот так рождался легендарный хит, которым заканчивались все гитарные фестивали. Песня поколения.
Была у Владимира Юрьевича и еще одна незабываемая ситуация, связанная с этой песней. В 1996 году Муравьев был на конгрессе эндоскопистов и эндохирургов в Америке. После энной рюмки в приподнятом настроении вошли в зал с группой товарищей – болгарином и американцем. А на сцене ансамбль поет. Владимир взбежал на сцену, на пальцах показал, что и как играть, и вот над тысячной разноязыкой аудиторией разнеслось: «Милая моя, солнышко лесное…»
Было много удивительных людей, счастливых встреч в его жизни. Но только всегда хочется вернуться в родную гавань, в свой порт – в свой кабинет и встать у штурвала. И как бы ни было радостно петь для разношерстной публики, самые теплые концерты бывают в стенах родного онкологического центра. Место тут, видимо, как было сказано в самом начале, хорошее (не путать с теплым!)
«Вечерняя Казань», 7 декабря 2002г.
"Колокола" – в честь Муравьева, О. Юхновская
Не имей сто рублей. . .
Главный эндоскопист Минздрава РТ, член правления Всероссийского общества эндоскопистов. Профессор. Бард. Среди его именитых друзей – Визбор, Кукин, Берковский, Дольский, Егоров, Туриянский и многие-многие другие. Все это относится к одному человеку – Владимиру Муравьеву. Завтра ему – 55 лет.
Владимир Никонов, друг юности и соратник по клубу самодеятельной песни:
– Дружим мы уже 35 лет, с 1967 года, когда я, студент КГУ, пришел в комитет комсомола мединститута, чтобы познакомиться с организатором бардовских концертов в КГМИ. Муравьев запомнился худющим таким живчиком, с шевелюрой. . . Из анекдотов тех лет ходит история, как Муравья не пускали на концерт авторской песни в КГУ (это было в
1966-м). А он пробрался то ли через подвал, то ли через пожарную лестницу! Муравьева любят за многое – за помощь людям, за отзывчивость и преданность, авторской песне в том числе. Я люблю его просто за то, что он есть.
Виктор Одинцов, председатель Российской корпорации эндохирургического оборудования:
– Муравьев – прирожденный учитель, и я один из его многочисленных учеников. Сначала я был хирургом, на смену специализации повлияли и личность Владимира Юрьевича, и его авторитет в научной среде, крайняя увлеченность своим делом. Эндоскопия – на самом деле чрезвычайно красивая наука. Особенно в исполнении Муравьева. Мы, его ученики и коллеги, говорим обычно, что он всем сделал "прививку профессиональной эстетики".
Борис Львович, член Российской гильдии актеров, бард:
– О! Муравьев – это фигура для Казани! Лично мне Вова как брат, самый дорогой человек наряду с мамой и моей семьей. Главная черта Муравьева – абсолютная надежность. Он отвечает за всех, кто появляется на его пути. Я уже много лет живу в Москве, так ко мне перешли и столичные его друзья. Горжусь, когда даже московские светила (например, Борис Поддубный) с восторгом говорят о Муравьеве или о том, как замечательно прошла защита кандидатской его дочери Лизы. . . А еще у нас с ним есть игра: при встрече мы сверяем часы. Потому что Муравьев суперобязательный человек. С ним можно за год договориться, что встречаемся где-нибудь в Томске под часами в семь тридцать, и будьте уверены, он там будет!
Дмитрий Бикчентаев, автор-исполнитель:
– На просьбу любого человека Муравьев откликается так, словно это его личное дело. А сколько он сделал для авторской песни! Я вчера из Израиля вернулся, ездил туда с концертами, так столько народу ему приветы и поздравления передавали! С поэтом Игорем Пяльским, бывшим жителем Ташкента, разговорились о Муравьеве и решили песню для него написать. Называется "Колокола" – и в ней такие строчки: "И ты, покуда жив, живи и не мудри. Как истину во лжи, во зле добро твори". Премьера песни – на бенефисе Муравьева в УНИКСе. Или вот еще показательный случай: Муравьев ведь всегда ездит на Грушинский фестиваль, пропустил только один раз, когда заболел. И как же переполошились грушинцы: не было человека, который бы не спросил о нем, не передал привет. . . А его футбольную майку под номером 10 никому не отдали. Сказали, отвези в Казань, пусть на следующий год в ней сам приезжает.
P. S. 13 декабря в КСК "УНИКС" состоится бенефис Владимира Муравьева. На сцену в этот вечер выйдут также Борис Львович, Валерий Боков, Ильдус Гирфанов, Борис Бронштейн, Дмитрий Бикчентаев, Эдуард Туманский, Яков Маргулис, ансамбли "Притча", "Симха", "Уленшпигель". . .
«Лидер Татарстана», январь 2013
Увлечение длиною в жизнь, Наталья Вэрат
«Бенефис Владимира Муравьева. Юбилей – 55 лет!» – гласила яркая надпись на плакате при входе в Уникс. Кто такой, народ, видимо, знал хорошо, судя по тому, что за час до начала концерта у входа было не протолкнуться от желающих купить лишний билетик. Но большинство пришло по приглашениям, друзей у юбиляра было столько, что концертный зал был заполнен до отказа. Оно и понятно, В. Муравьев хорошо известен в Казани и за ее пределами не только как бард, неоднократный лауреат Грушинского и прочих фестивалей авторской песни. Он еще и Заслуженный врач РФ и РТ, профессор, главный эндоскопист Минздрава РТ. Месяц назад на первом съезде эндоскопистов его избрали одним из членов правления Общества эндоскопистов России. Так что многих из пришедших он знал не только в лицо, но и изнутри, в самом прямом смысле. Если бы звания давались народом, то он, наверняка, титуловался бы еще и просто Прекрасным Человеком. В. Муравьев выглядел несколько уставшим – празднования шли уже не первый день. Но стоило ему выйти на сцену и взять гитару, как он тут же преобразился, словно помолодел на несколько лет. Юбиляр спел вместе с Валерием Боковым и чинно сел в кресло принимать цветы и поздравления, как и положено по такому случаю. С музыкальными поздравлениями выступили квартет Раифского монастыря «Притча», супруги Аршиновы, естественно, с гитарой. Описывать обстановку в зале не иимеет смысла, достаточно сказать, что вел концерт Борис Львович. Поздравляли юбиляра его коллеги – врачи, политики: Федор Фомушкин из «СПС», депутат Государственной Думы РФ Михаил Рокицкий, артисты Театра юного зрителя, ансамбль «Симха», Дмитрий Бикчентаев с дочерью. Поздравляли ульяновский клуб авторской песни, «Уленшпигель», Борис Бронштейн, академик Волович, Яков Маргулис и многие другие. Поздравлений было столько, что усталый, но довольный юбиляр еле виднелся из-за горы цветов.
С Владимиром Юрьевичем мы встретились уже через несколько дней в онкологическом центре. Я долго рассматривала стенд в его кабинете. Словно какой-то сумасшедший коллекционер собрал совершенно невообразимые вещи: бутылочные пробки, пуговицы, зубные протезы, столовые ложки. В роли собирателя этих раритетов выступал сам Муравьев. Только собрал он их из легких и желудков своих пациентов. И только здесь я поняла, что, несмотря на «святую к музыке любовь», главная его страсть – медицина.
Человек он совершенно обворожительный в общении. Особенно, когда вдохновенно начинает рассказывать про эндоскопию и бронхи курильщиков. Хотя сам дымит с редкими перерывами. Перерывы делает, чтобы рассказать анекдот или байку из богатого бардовского прошлого.
– Откуда пошла байка, что петь вы начали раньше, чем ходить?
– Ну, это мама так обычно говорит. Она всем рассказывает, что прежде, чем меня родить, пела и слушала Кальмана, партию Сильвы, и теперь всем говорит, что я петь начал раньше, чем ходить. Хотя мне трудно об этом судить, не помню. Возможно, это наследственное, бабушка в каком-то народном театре очень хорошо пела партию Татьяна в «Онегине». В 5 лет я пошел в музыкальную школу, в которой проучился десять лет вместо семи положенных. Дважды меня оставляли на второй год, выгоняли, хотя считали одним из самых талантливых учеников. Хотели сделать из меня великого пианиста, но футбол, баскетбол и настольный теннис взяли верх и мне было уже не до профессионального занятия музыкой.
– Вы добились многого и в медицине, и в музыке. А какие мечты остались нереализованными?
– Да все идет своим чередом. Насчет успехов в музыке мне трудно говорить. Как раз перед этим юбилейным концертом я утром смеялся, когда взял гитару и стал репетировать свое выступление. Жене сказал: ты знаешь, раньше я хорошо пел и плохо играл на гитаре, об этом все знают. Но сейчас все мои умения потихонечку сравниваются в сторону игры на гитаре. А если говорить серьезно, то все меньше времени остается для музыки, на первом плане – работа, медицина. Если раньше была только врачебная деятельность, то сейчас прибавилась еще и преподавательская. Я – профессор КГМА, на кафедре общей и хирургической эндоскопии. К нам на учебу приезжают со всей России и ближнего зарубежья. И до каждого нужно донести наши последние научные разработки. Но поездки за город остались – это святое, на это стараюсь выкраивать время. В отпуск обычно уезжаю в Марий-Эл, у нас там дом, и там я отдыхаю. Особенно после инфаркта, когда выезжать далеко стало и тяжеловато, и опасно. Теперь уже думаешь, прежде чем решиться поехать в какую-нибудь Анталию или покататься на лыжах в ту же Андорру, куда меня недавно приглашали. Даже пришлось в этом году отказаться от конгресса в Женеве, потому что он длился девять дней и очень далеко от дома. А мечты? Они есть всегда, раньше я мечтал объехать весь мир. Началось это со всемирного фестиваля молодежи и студентов в Берлине в 1973 году, потом была Швеция. В 17 странах я все-таки умудрился побывать, хотелось бы еще увидеть Африку или Таиланд.
– Что не можете себе позволить?
– Хочется продолжить занятия баскетболом, к которому я раньше серьезно относился и тренировался упорно. Мы даже были чемпионами России среди медиков. Но сейчас профессиональное занятие баскетболом становится уже несбыточной мечтой. Спорт!. . . В свое время я был кандидатом в мастера спорта по настольному теннису, был шестым в Поволжье. Спорт, гитара, медицина… Но медицина – главнее всего!
– То есть правильное питание, отсутствие алкоголя, аскетичный образ жизни?. . .
– О чем выговорите! Как это может быть – отсутствие алкоголя? Все должно присутствовать в этой жизни – и алкоголь, и неправильное питание. Я же вижу все эти желудки и бронхи. Поэтому и курить никак бросить не могу.
– Артист для зрителя – это почти божество. Каково ощущать себя небожителем?
– Я не считаю себя артистом. Всегда стараюсь, чтобы у меня было полное взаимопонимание со зрителем. На сцене пытаюсь разговаривать с людьми посредством гитары и поэзии. Неважно, это компания в 10 человек или зал УНИКСа на 1100 мест. Я объездил более 160 городов России, были концерты, к которым администрация не успевала расклеить афиши. Как-то раз в результате такой несогласованности на концерт пришли 6 человек, хотя за день до этого был аншлаг. Концерт состоялся. Даже если бы был один человек, я бы пел и для него. Было время, когда ездил по городам с комсомольскими бригадами, по стройкам и нефтным районам республики. В день давал по 7 концертов. Люди сидели на строительных лесах, пили кефир и закусывали булкой. Я для них пел, и это ыбли незабываемые времена. Проще надо быть, со всеми людьми поддерживать дружеские отношения.
– Вы еще и романтик…
– Раньше мог назвать себя романтиков, а сейчас – нет. Когда сталкиваешься с реальностью и больше 30 лет работаешь по профессии в онкологии… Хочешь – не хочешь, но романтизм притупляется, когда чуть ли не каждый день видишь человеческие страдания. Кому-то можешь помочь, кому-то уже не в силах, это угнетает и приземляет. А музыка – это та отдушин, которая помогает быть оптимистом.
– Что кроме музыки украшает жизнь?
– Семья, конечно! Это надежно и прочно. До последнего времени была еще и собака. Это тоже стимул. Это – режим, подъем в 6:20 и в любую погоду – гулять. Сейчас собаки нет, но вечерами все равно выхожу на улицу и иду тем же маршрутом. А на другие радости времени уже не остается. Радость – это пораньше лечь спать, вечер без телефонных звонков. Посидеть в тишине – это вообще замечательно.
– Дети идут по вашим стопам, на пятки уже не наступают?
– Старшая дочь наступает, она уже кандидат медицинских наук. Как выяснилось на этом съезде в Москве, она самая молодая из кандидатов медицинских наук в России по эндоскопии. Младшая дочь учится на 3 курсе факультета международных отношений КГУ. Когда я ей предложил готовиться в медицинский, она отказалась, сказала, что на нашу семью врачей уже хватит. А по музыке мы все закончили музыкальную школу у одного и того же педагога. И увлекались баскетболом.
– А продолжение династии Муравьевых?. . .
– Да вот, ждем. У старшей дочери в ближайшее время…
– Могу предположить будущие увлечения малыша – музыка, медицина и баскетбол…
– Да, кстати, и зять мой прекрасный баскетболист, работает здесь, у нас. Он заведует операционным блоком. Может, он еще и поет, но я не слышал.
Владимир Юрьевич заметил, что мы с фотографом проявляем повышенный интерес к бутылке, стоящей в шкафу, и предупредительно пояснил:
– Эндоскопический центр Минздрава РТ в 1999 году отмечал свое 20-летие, и сотрудники отделея лучевой диагностики принесли вот такой подарок – «Водка эндоскопическая», 20 звезд, одобрена народом. Она стоит уже 3 года. Я пообещал, что будем открывать на 25-летие нашего центра.
Намек понятен. Придем поздравлять черед два года. Зазвонил телефон и Владимира Юрьевича срочно вызвали в ДРКБ. Мальчик вдохнул стоматологическую иглу – возникла угроза ампутации части легкого. На следующий день он поделился своей радостью, что злополучную иголку удалось достать. Такая у него работа – жизни спасать. А лечить людские души песней – это только хобби, увлечение длиною в жизнь.
«Казанские ведомости», 2 декабря 2003
Владимир МУРАВЬЕВ: «НАМ САМИМ ПРИХОДИЛОСЬ ВЫПОЛНЯТЬ РОЛЬ ЦЕНЗОРОВ», О. Иванычева
В ноябре 1966 года в Казанском университете состоялся первый концерт авторской песни. Тот концерт можно назвать поистине историческим, потому что именно после него в нашем городе начался настоящий бум бардовской песни. И бум этот длится уже более 35 лет. О том, как все начиналось, мы попросили рассказать Владимира МУРАВЬЕВА, который стоял у самых истоков бардовского движения.
В ноябре 1966 года в Казанском университете состоялся первый концерт авторской песни. Тот концерт можно назвать поистине историческим, потому что именно после него в нашем городе начался настоящий бум бардовской песни. И бум этот длится уже более 35 лет. О том, как все начиналось, мы попросили рассказать Владимира МУРАВЬЕВА, который стоял у самых истоков бардовского движения.
– Как эхо концерта в городе появился первый клуб любителей самодеятельной песни. А в 1971 году я пытался организовать в Казани первый всесоюзный бардовский фестиваль, на который были приглашены Александр Галич, Владимир Высоцкий, Булат Окуджава. Но фестиваль проводить не разрешили, потому что он был запланирован на дни, когда проходил XXIV съезд партии.
– А случайно получилось такое совпадение по времени?
– Конечно не случайно. Все это понимали, и в руководстве партии нам сказали, что надо изучать материалы съезда, а не проводить сомнительные мероприятия с участием сомнительных людей типа Высоцкого и Галича. Но поскольку билеты на фестиваль были уже проданы, мы в комитете комсомола решили вместо фестиваля провести несколько концертов. И к нам приехали Сергей Никитин, Александр Дольский, Вера Матвеева, Александр Дулов.
– Странно, что концерты не запретили. . .
– А у нас были очень хорошие отношения с обкомом комсомола. Мы всегда находили поддержку и понимание на уровне первых секретарей обкома комсомола, будь то Дамир Шаяхметов, Борис Леушин или Шамиль Агеев. Всего несколько примеров. В 1979 году в Молодежном центре мы все-таки провели первый всесоюзный фестиваль авторской песни. В МЦ был открыт клуб любителей авторской песни, где выступали и Городницкий, и Берковский, и Сухарев, и Никитины, и другие известные барды, которые уже при жизни стали легендой.
В 1984 году, когда был закрыт Грушинский фестиваль, когда закрывались клубы самодеятельной песни в Москве, Челябинске, Самаре и других городах, в Казани бардовская песня продолжала процветать. Более того, именно в то время я получил премию комсомола им. Мусы Джалиля за исполнение и пропаганду авторской песни. На том фоне повсеместных запретов это было просто фантастикой.
Но нам самим приходилось очень четко выполнять роль цензоров. Мы боялись, что со сцены прозвучит что-то антисоветское, и поэтому «фильтровали» репертуар каждого исполнителя. Может быть, где-то приходилось идти поперек себя. Но все это было ради того, чтобы песня в нашем городе жила.
– Владимир Юрьевич, интересно, как проходила эта цензура?
– Были прослушивания до концерта. Прослушивания существуют и сегодня. Только сейчас мы обсуждаем художественную ценность песни, какие-то творческие находки, а тогда в первую очередь обращали внимание на политическую цензуру. Конечно, мы пели эти песни в своем кругу, но на сцену старались их не выносить.
– Наверное, барды обижались, когда им свои же говорили: это пой, а это не пой?
– Обиды были, но не смертельные, потому что все понимали, что так нужно для дела. В свое время на меня обиделся автор-исполнитель Боря Бурда, известный эрудит, знаток «Что? Где? Когда?» Но это никак не сказалось на нашей дружбе. Я и сам на Грушинском фестивале столкнулся с этой же проблемой. Ко мне подошел председатель жюри фестиваля Александр Городницкий и попросил не петь заявленную мной песню одного известного автора. И ради того, чтобы фестиваль не прикрыли, мне пришлось петь совсем другую песню.