Владимир Муравьёв
Ставь против горя свою доброту…
В этом году мы завершаем цикл фестивалей авторской песни. Горожане помнят прошедшие несколько лет тому назад фестиваль «Барды восьмидесятых» и прошлогодний – «Барды шестидесятых». В концертном зале центра «Уникс» 26 и 27 марта выступят авторы семидесятых годов. Никого из приглашенных представлять особо не нужно. Все они бывали в Казани и не один раз, любят нашу публику.
Эта любовь взаимна, не так ли?
Конечно же! Ведь наш город по праву считается сильнейшим центром авторской песни (скажем так: после Москвы и Санкт-Петербурга). Из Казанского гнезда вылетели прекрасные исполнители – Леонид Сергеев, Валерий Боков, Борис Львович. . . Их песни популярные в разных географических точках СНГ.
А почему некоторые шестидесятники записались в концертную программу «Барды семидесятых»?
Очень просто: в прошлом году они выступали за границей, перед российскими эмигрантами, а теперь не хотят упустить свой шанс спеть перед соотечественниками. С. Никитин был тогда в Израиле, А. Дольский – в Польше, А. Городницкого ждали в Штатах, а В. Берковского в Египте.
Так будут ли с нами на этот раз Сергей Никитин и Александр Дольский?
Дуэт Никитиных снова уехал в Израиль, что касается Дольского – будет зависеть от обстоятельств. Перед Казанью у него концерт в Смоленске, где, как ни странно, нет аэропорта. Успеет на первый рейс из столицы, значит, 27 марта казанцы с ним ещё споют.
А остальные участники фестиваля приедут вовремя?
Гарантия 100%. Уже за два месяца каждый из них строит свои программы с учетом нашего фестиваля. Да, они с удовольствием сюда приедут. Любят они Казань.
Я помню, что Казань – единственная в стране проводила у себя авторские встречи и фестивали, когда был запрещён даже Грушинский. Кто из лауреатов наших фестивалей приедет в Уникс?
Конечно же, лауреаты 79 года Юрий Лорес и Вероника Долина. Кстати, за строчки исполненной ею тогда песни «Когда б мы жили без затей, я нарожала бы детей от всех, кого любила» ваш покорный слуга схлопотал выговор в обкоме. И все тогда говорили: вот Муравьёв, который разрешил Долиной рожать от всех. . .
Видимо без свободных людей песни свободно не поются. Удачи!
«Вечерняя Казань», 28 марта 1994 г.
Мир уцелеет, оттого что поет, О. Юхновская
Воскресным вечером в концертном зале центра УНИКС буквально негде было яблоку упасть.
В столь многолюдном месте, пожалуй, каждый встретил массу старых и новых друзей. Потому что на заключительный концерт фестиваля «Барды 70-х», казалось, пришла вся интеллигенция Казани. Особенно приятно, что аншлаг пришелся на так называемый «званый» вечер нашей газеты. Значит, можно предположить, что гостями фестиваля стали читатели «Вечерки»?. .
Народ теснился даже у стан и сидел на подступах к сцене, в проходах между зрительными рядами. Затаив дыхание, вслушивались в слова лирических и немного печальных песен Юрия Лореса. Бисировали братьям Мищукам, поражаясь их жизненной энергии и экспрессии. Хохотали над музыкальными «репортажами» своего любимца Леонида Сергеева. Восхищались такой непосредственной и такой возвышенной Вероникой Долиной. Как-то очень светло грустили о «Зеленой карете» Александра Суханова. И все никак не могли расстаться с Виктором Берковским и Дмитрием Богдановым.
Два часа пролетели, как две минуты. Прямо со сцены московские гости отправились на вокзал: с бала на корабль. Тем, кто проявил упорство и предприимчивость, удалось добыть автографы звезд. Впрочем, звезды эти похожи на обычных людей. Может, поэтому мы их так любим?
Барды, казалось, пели на едином дыхании, знакомя зал с «голыми» песнями (так выразился Юрий Лорес о новых произведениях). Слова старых любимых зрители подпевали, как будто находились вместе с бардами вокруг большого и жаркого костра. А гитарные аккорды, словно искры, согревали тысячный зал. Легкое, хорошо знакомое чувство грусти и дружеской близости не покидало присутствовавших. Так бывает в минуты душевного откровения. К сожалению, праздники имеют обыкновение заканчиваться… И вновь – расставание с друзьями до лучших времен. Впрочем, организатор и вдохновитель фестиваля Владимир Муравьев обещает, что разлука будет недолгой.
«Вечерняя Казань»
ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА С ГИТАРОЙ, О. Юхновская.
2 декабря на сцене «Уникса» выступит дуэт известных казанских бардов Владимира Муравьёва и Валерия Бокова. Этому творческому Союзу исполнилось 25 лет.
Они встретились в 1969 году на съемках передачи «Теремок» республиканского телевидения. Тогда ещё оба были студентами: Муравьев – медицинского, а Боков – авиационного института. Выступать вместе решили как-то сразу. Известно, что в юности многое решается без длительных размышлений. И лишь потом понимаешь, что поступок, подсказанный сердцем, оказался единственным верным.
В том декабре дуэт сразу же заявил о себе. На традиционном фестивале туристской песни в Смоленске казанцы завоевали все первые призы: Муравьев как талантливый исполнитель, боков как оригинальный автор. Да ещё приз за дуэт, жюри фестиваля было покорено их репертуаром и культурой пения. Практически сразу оба стали популярными повсеместно. Достаточно сказать, что они выступали они более чем в 160 городах.
Получив диплом и в 72-м, барды временно расстались: Валерий уезжал на 4 года по распределению. Географическая разлука им не мешала. Всё равно дуэт продолжал встречаться в разных городах на фестивалях: в Минске и Краснодаре, Самаре и Донецке, Риге и Могилёве. . .
Последние 10 лет друзья практически не выходили на сцену вместе, хотя и не расставались с гитарой. Муравьёв по-прежнему популяризировал песни ведущих бардов, Боков сочинял новые. Теперь десятилетняя пауза завершилась. Барды снова решили соединить свои творческие усилия и стали репетировать. В результате появилась идея: созвать на юбилей дуэта друзей.
«Просто после октябрьского концерта, посвященного памяти Визбора, мы поняли: рано ещё зачехлять гитары, – говорит Владимир Муравьев. – Да и хочется, чтобы наши давние песни узнала молодёжь. Раньше они были «хитами» радиостанции «Юность», сегодня же исполняются крайне редко. Например, «Баллада о последнем вечевом Новгородском колоколе», «Ну, пожалуйста», «Старая солдатская песня». . . Восстановили мы также «Свечи», «Бабье лето».
По какому принципу вы решили проводить юбилейный вечер?
Структура концерта определилась так: сначала поем дуэтом из нашего репертуара начала семидесятых годов. Потом я буду исполнять песни Окуджавы, Дольского, Визбора, Никитина и так далее. Валерий Боков представит зрителем авторские песни разных лет.
Перед казанцами Боков давненько не выступал. . .
Да, и новая встреча с ним, думаю, многих обрадует. Кстати, в Германии только что подписан в печати сборник его песен. Событие, надо сказать, весьма значительное для автора и его поклонников.
Что ж, до скорой встречи на юбилее!
«Вечерняя Казань», 26 мая 1995 г.
15 ВОПРОСОВ – 15 ОТВЕТОВ, Е. Железнова
«За спиною остаются два твоих следа, значит не бесследно ты живешь. »
Строчки Юрия Визбора относятся к нашему собеседнику буквально.
Владимир Муравьев – врач, кандидат медицинских наук. Он же – известный исполнитель авторской песни. С одной стороны – около 150 тысяч пациентов за 23 года практики эндоскописта. С другой – сотни тысяч поклонников за 28 лет исполнения бардовской песни.
«Два твоих следа» – это и дочери – 18-летняя Лиза (она студентка медуниверситета) и 12-летняя Таня (ученица 18 школы).
Это и его ученики. Вот только по отношению к последим «два следа» – лишь поэтический образ. Учеников у нашего гостя – около сотни.
Короче, наследил Муравьев в жизни…
– Что вы любите?
Дорогу. Деревню. Костер. Курицу из духовки, которую прекрасно готовит моя жена, мы любим вместе с эрдельтерьером Рэлли. А можно о том, что ненавижу? Я ненавижу, когда «благодарные» пациенты пытаются сунуть в карман купюры.
– А что коллекционируете?
Города, в которые выезжал с концертами. Это 63 города в Союзе и 14 или 16 зарубежных стран.
– Как вас дразнили в детстве?
Мама называла Буратино. За длинный нос. А приятели – Мура (ударение на «у») – от Муравьев. И до сих пор школьные друзья так зовут.
– Вы умеете зарабатывать деньги?
Я их зарабатываю руками и левым глазом. А если вы имеете в виду большие деньги, то быть бизнесменом у меня ума не хватает.
– Самое неожиданное в вашей профессии?
Инородные предметы. Что только не приходится извлекать, особенно у детей. Иголки, монеты, куски пеноплена, ложки… в моей грустной коллекции более ста таких предметов.
– Ревность – это порок?
Прежде всего это неуважение к самому себе.
– В чем смысл жизни?
В общении с интересными людьми. С людьми, у которых я учился и учусь сейчас. Это профессора Сигал и Рокицкий. Барды Визбор и Дольский. И, конечно же, моя семья: родители, жена, дети.
– Ваши увлечения?
Я заядлый автолюбитель. За рулем 22 года. И спортсмен – всю жизнь. Играю в баскетбол, футбол, настольный теннис.
– Любимый фильм?
«Добровольцы». И, конечно же, «Серенада Солнечной долины». Я его смотрел более 15 раз.
– Если хочешь быть здоровым, надо…
Ежегодно проходить профилактический осмотр. Не улыбайтесь. Это я говорю серьезно, – как врач. А по жизни: – оптимизм – вот залог здоровья.
– Самый удачный момент в жизни?
Наверное, когда четверть века назад при первом же участии я стал дважды лауреатом Грушинского фестиваля, самого престижного из смотров авторской песни.
– Исполнителя не тянет в авторы?
У меня около 30 своих песен. Но я предпочитаю петь хорошие чужие, чем плохие свои.
– Любимая игрушка детства?
Барабан. Зная мою слабость, на один день рождения мне подарили сразу шесть барабанов. Мы с друзьями пришли в неописуемый восторг и били сразу во все шесть. Но что было со взрослыми…
– Подлость – это…
Когда за глаза «перемывают косточки».
– Любимый тост?
За родителей.
«Республика Татарстан», 19 октября 1996 г.
БАЛЛАДА ОБ АВТОРСКОЙ ПЕСНЕ, О. Митина
У авторской песни с самого начала, то есть шестидесятых годов, было много поклонников в Казани. Главное, здесь всегда находились люди, которые умели этот интерес поддержать. Это они организовывали в Казани концерты, фестивали, клубы самодеятельной песни. И сегодня опять же они напомнили нам о том, что казанскому бардовскому движению исполнилось 30 лет.
Михаил Германович Мелентьев – один из тех, кто стоял у истоков этого движения, а сегодня является исполнительным директором фестиваля «30 лет авторской песни в Казани», который задуман как цикл концертов с участием казанских и иногородних бардов разных поколений. Часть из них уже состоялась, причём, вопреки скептическим прогнозам при полных залах.
– И всё же, наверное, будет натяжкой утверждать, что мы на пороге «Новой волны» бардовского движения. Этого нет и пока не предвидится. Новое поколение уже выбрало себе кумиров, и среди них нет ни Окуджавы, ни Высоцкого. . . Для тех, за чей счёт процветает сегодня шоу бизнес, это в лучшем случае «музыка отцов», о который они что-то знают, что-то слышали. . . И, может быть, именно сегодня имеет смысл вспомнить, с чего всё начиналось. . .
– О таком явлении, как авторская песня, мы, казанцы, узнали чуть позже, чем скажем, в Москве и Ленинграде. Клубы сначала возникли там. Первый питерский клуб назывался «Восток». Ну, сами понимаете, шел 1961 год, Гагарин только что побывал в космосе. . . В Москве был Окуджава, который тогда даже не был знаком с первым ленинградским бардом Михаилом Анчаровым. Но так случилось, что оба они начинали петь, и это совпало не только по времени, но и интонационно. Вслед за ними почти сразу появилась замечательная плеяда авторов-исполнителей – Городницкий, Визбор, Ким. . .
У нас тогда своих авторов ещё не было, но в 63 году в Казань стали проникать первые записи Окуджавы. Естественно, появились люди, которые знали больше его песен и сами пытались исполнять их под гитару, и у кого-то это получалось лучше, чем у других. Надо сказать, что в Казани, и особенно в университете тогда были очень сильны туристические традиции. А ни один турпоход, как известно, не обходится без песен под гитару. И именно из этой, туристической среды вышли первые исполнители песен Визбора, Вахнюка. Появление в Казани каждой новый пленки с записями этих и других авторов становилось настоящим событием.
Еще раз хочу отметить, что первое поколение казанских бардов преимущественно было поколением исполнителей. И по мере того, как пополнялся их репертуар, а сами они набирались исполнительского опыта, у них зрела еще более дерзкая мысль – а почему бы не выйти с этими песнями на более широкую аудиторию и уже на настоящую эстраду?
Это случилось 2 октября 1966 года. Я помню переполненный актовый зал университета. Люди стояли в дверных проходах, на подоконниках. . . Вот имена тех, кто стал участником первого в Казани концерта авторской песни: Эдуард Скворцов, ныне профессор, доктор наук, зав. кафедрой КГУ, Валя Жихарев, Анатолий Маркин, Семён Каминский, руководитель знаменитого СТЭМа, также небезызвестный Борис Львович. Ну и другие. . . Наверное, самым трудным для них было договориться, кому что петь, поскольку все могли спеть практически всё. Скворцов был своего рода монополистом по части исполнения песен Юлия Кима, причём делал это совершенно блестяще. К слову, впервые записи Кима он услышал в доме своего родного дяди, Зиновия Гердта, и с тех пор других песен уже не пел. . .
Концерт прошел с колоссальным успехом, тут же поступили заявки от других ВУЗов на его повторение. Вскоре такие же концерты прошли в мединституте, КАИ. . .
«А вы докажите, что это плохо»
Вскоре в Казань пришло приглашение на первый Всесоюзный фестиваль авторской песни в Новосибирске.
С этим фестивалем, вернее с тем, что последовало после него, связана, пожалуй, самая драматическая страница в истории авторской песни в Казани. Во-первых, по времени это совпало с чехословацкими событиями, что само по себе накалило атмосферу в обществе. А кроме того, на фестиваль в Новосибирск приехал Галич. И понятно, что всё там проходило под бдительным оком КГБ. В поле его зрения попали и казанские участники фестиваля. По их возвращении в Казань был устроен показательный разгром авторской песни.
Это происходило, кстати, в том же зале университета. Он опять был переполнен, но уже определённо настроенной публикой. Первые ряды занимали члены Союза композиторов, которые обрушились на исполнители авторской песни, обвиняя их в непрофессионализме, мелкотемье, политической незрелости и т. д. То есть всё происходило по обычному для тех лет сценарию. Не учли только одного, что в зале, кроме подсадных комсомольцев, всё же окажется достаточно много честных, порядочных ребят. Они-то своими репликами «А вы докажите, что это плохо!» и не позволили разыграться этому фарсу в полной мере.
Однако после этого случая уже никто из тех, кого мы называем «стариками», больше на эстраду никогда не вышел. Как отрезало…
Так закончился первый этап бардовского движения в Казани.
На Грушинском у нас был целый городок
Эстафету авторской песни принял Владимир Муравьев. Он осуществил своеобразную ее реабилитацию. Каким образом? В своих песнях он почти не касался политики, пел преимущественно лирические песни, где присутствовала и военная тема, и патриотическая. Но при всём том это была авторская песня, то есть в ней было сильно личностное начало. И о чём бы Муравьев ни пел, хотя бы от той же войне, сама его интонация вызывала доверие. Он как бы говорил: не бойтесь авторской песни, она может быть очень разный. И лед тронулся. . . Самое удивительное, песни Муравьёва полюбили даже в тех кругах, откуда в свое время исходил запрет на авторскую песню.
Подготовив таким образом почву, Муравьев решился организовать в Казани первый фестиваль авторской песни. Он пригласил Сергея Никитина, Юрия Кукина, и те приехали. Это, как я помню, был большой праздник.
Почти одновременно с Муравьевым появились Валерий Боков, Ильдус Гирфанов, Борис Львович, который, единственный из участников первого концерта, вернулся к авторской песни. Тогда же запел и я вместе с ансамблем «Трубачи». Как оказалось, авторскую песню можно исполнять не только под гитару, но и красиво ее аранжировать. Мы были четырехкратными лауреатами Грушинского фестиваля, который появился в те же семидесятые годы. Тогда же возникла мода на клубы самодеятельной песни (КСП). Первый такой клуб был организован в мединституте.
В 1976 году в университете мы провели большой концерт, в котором выступили практически все казанские барды. И мы посмотрели наши силы. К тому времени в авторской песни появились новые замечательные имена Леонид Сергеев, Ильгиз Мазитов, Владимир Ченцов, Владимир Шуляковский. На геофаке появился ансамбль «Дорога», в мединституте – замечательный дуэт Дмитрия Менделевича и Евгения Сахарова. И ещё многие, многие.
Поколение семидесятых отличалась от «шестидесятников», как я уже сказал, большим уходом в лирику, и музыкально оно было более подкованным. В те годы появилось много прекрасных лирических песен. А сатирическую, юмористическую нишу в авторской песне, безусловно, занял Леонид Сергеев.
Годы были характерны еще и тем, что в стране проводилось множество фестивалей самодеятельной песни, и мы очень много ездили, много выступали, общались. Но главным событием всегда был Грушинский фестиваль, к которому мы задолго готовились, и у нас там был целый городок. . . Тогда же был дан «зеленый свет» на приезд в Казань некогда опальных основоположников авторской песни. У нас побывали практически все, включая Владимира Высоцкого. Кстати, именно он первым назвал самодеятельные песню авторской.
И наконец, поколение восьмидесятников. У него тоже были свои особенности и свои лидеры. Это поколение можно назвать композиторским. То есть ярче всего здесь проявились те, кто сочинял музыку к любимым стихам и исполнял их. Это Дмитрий Бикчентаев, Виталий Харисов, ансамбли «Уленшпигель», «Маятник». В восьмидесятые годы был также знаменитый клуб «Апрель», который обязан своей интереснейшей жизнью Стасу Аршинову, организовавшему в свое время айшинский фестиваль самодеятельной песни.
Вместо эпитафии
И вдруг в середине восьмидесятых годов, в начале перестройки, когда, казалось бы, наступила желанная свобода и всё стало можно, в жизни авторской песни произошел какой-то странный провал, она практически замерла. . . Несколько лет не было ни фестивали, ни концертов. Видимо, общее центробежные тенденции, хаос, дестабилизация общества отразились и на авторской песни. Одновременно с этим рухнул Комсомол, практически перестали выходить поэтические сборники, что, я считаю, тоже была напрямую связана с закатом авторской песни.
Хотя, с другой стороны, в это же время расцвёл рок и появился, в частности, Юрий Шевчук. То своеобразная трансформация авторской песни. И я думаю, что она вообще не умрёт никогда, потому что в шестидесятые годы была найдена настолько уникальная форма творческого самовыражения, емкая и лаконичная, человеческого общения, что найти ей замену творческий и одновременно общественно значимый эквивалент, практически невозможно. И по мере стабилизации общества, в этом я убежден, авторская песня откроют нам новые яркие имена.
Вчера в Униксе состоялся первый из трех заключительных концерта фестиваля 30 лет авторской песни в Казани. Его участниками стали многие из тех, чьи имена упомянуты выше. И ещё многие из замечательной плеяды российских бардов выйдут на сцену сегодня и завтра. Случайно или нет, но в эти же дни возобновил свою деятельность городской клуб самодеятельной песни, и на днях здесь состоится первый конкурс – дебют молодых казанских бардов, дуэтов и ансамблей. Их имена нам ещё ни о чём не говорят, но, может быть, стоит и их запомнить?. .
«Казанский университет», ноябрь 1996 г.
МЫ ЖИВЫ ПОКУДА ПОЕМ…, Н. Тиунов.
30 лет назад. . .
Я слушаю. Нас много. 800, 900, больше 1000? Мы сидим, стоим в проходах между рядами, гнездимся на подоконниках. Уже третий час мы здесь, Но никто не уходит. Нам жарко, и кто-то открывает высокие окна. Ветер врывается в зал. Октябрьский вечер 1966 года.
Это наш актовый зал. И за окнами его ещё нет второго корпуса, а белеет дом Крупенникова. А подальше мокнет под дождём летний кинотеатр «Комсомолец». Огромные тополя вокруг него кипят тяжёлыми, шумными кронами. «Сковородка» пуста.
Потому что все здесь. Кажется, сто даже лекций в тот день не было во всём Университете. Жили только одним: «Вечер песни». Первый во всей Казани. Что там КАИ, КХТИ? Мы были первыми. В неброских костюмах, в битловках и свитерах. Белых и защитных рубашках под ними. Брюки прямые или чуть клёш (непременно с офицерским ремнем – мода!) и наши девушки с волнами начесов на легкомысленных головах, а у кого и короткая стрижка, немного макияжа (слова такого еще нет), в узких юбках и всевозможных кофточках. У кого-то пластмассовые бусы и клипсы, а кто и просто так, без украшений. Вот они, с нами. Любимые!
Джинсов еще нет. А у кого и были, тот не пришел бы в них в актовый зал.
Студенты 1966 года. Нас объединяет многое: Александр Грин и Ремарк, Бёлль и Хемингуэй. Стихи Когана (не забыл «Бригантину»?) и Кульчицкого. Каждый номер «Юности» с Аксёновым, Битовым, Анчаровым, Гладилиным и Вознесенским. «Пепел и алмаз» А. Вайды, «Как быть любимой» Хаса. «Один день» Солженицына и материалы ХХП съезда с первой правдой о Сталине.
И наконец, песни. Мы почти ничего не знаем об авторах – Высоцком, Визборе, Кукине. Но это неважно. Мы пропитаны их мелодикой, ритмом, смыслом. Они как первый утренний глоток. Их нотно-рифмованный код доступен нам, кажется, с детства.
Вряд ли они, как потом скажут, противостояли официальной эстраде. Ведь мы пели и «Голубые города», «Если радость на всех одна». А наши девушки – «На тебе сошелся клином белый свет», и «Там, где сосны». Были дороги нам и Бернес, и Шульженко, и Майя Кристалинская. . .
Мы в актовом зале. С песней о нём выходят второкурсники истфилфака Нина Нечаева и Лёня Попов:
Старый актовый зал наш
В электрическом свете,
Где сегодня обычный
Наш студенческий бал,
Тихо кружатся пары
На блестящем паркете,
И студенты танцуют,
И студенты танцуют
Любимый вальс.
Я слушаю. На сцене Боря Львович. Он учится на физфаке, но, как потом признается, не может починить выключателя. Именно он создал наш песенный клуб. Это про него потом будут петь:
Он стал душой любого общества,
Хотя фамильи не имел,
Зато имел он аж 2 отчества
И пел со сцены, что хотел.
Это он создаст позже театр «Зримая песня». Это он будет прямо по телефону петь мне только что узнанную песню Галича. . .
Весь вечер он будет на сцене. Отдыха не узнает его гитара (добрая, кстати, самая, за 9 р. 60 коп. ) Он будет петь и соло, и а капелла. Объявлять выступление своих друзей и гостей. Своими приколами (как сейчас говорят) или Богом данными задирать зрителей и слушателей, зримых или незримых.
А потом над микрофоном встанет друг Бориса, тоже физик, Валя Жихарев. Светловолосый, нежнейшей лирик, он выйдет с «Атлантами» Городницкого. И голос его захолодит душу, если у тебя жива память о петербургском небе:
Держать его махину
Не мед со стороны.
Напряжены их спины,
Колени сведены…
Но жить еще надежде
До той поры, пока
Атланты небо держат
На каменных руках. . .
Элегантно сдержанный Толя Макин появляется перед нами в неизменных затемненных очках. Таких нет ни у кого в зале. Но они были у главного героя всех фильмов Анджея Вайды Збигнева Цыбульского. И это делает Толю неотразимым в глазах очень красивых девушек (в очках и без) некоторых казанских ВУЗов. И песня Визбора «Вставайте, граф!» неотделима от имиджа (и этого слова еще нет) вдруг посуровевшего Толи:
И граф встает. Ладонью бьет будильник.
Берет гантели. Смотрит на дома.
И безнадежно лезет в холодильник,
А там зима, пустынная зима.
Он выйдет в город,
Вспомнит вечер давешний,
Где был, что пел, где доставал питье.
У перекрестка встретит он товарищей,
У остановки подождет ее. . .
Саша Филиппов впервые выходит к микрофону. Немного сутулясь и отведя голову вправо, будто для ее руки, он приглушенно выговорит в зал не свое одиночество:
Не гляди назад, не гляди.
Только имена переставь,
Спят твои глаза, спят дожди,
Ты не для меня оставь.
Перевесь подальше ключи.
Адрес поменяй, поменяй,
А теперь подольше молчи -
Это для меня. . .
Господи, это Клячкин, это гимнастерка, это сухие волосы на ветру, это вагон. И колонка с ледяной водой. Помнишь?
Но вдруг Сашина гитара взрывается неумолчно колокольно-верстовым ритмом… Имя автора стихов ничего никому не говорит, какой-то Иосиф Бродский. Но песня!
Что, мир останется прежним?
Да, останется прежним,
И ослепительно снежным,
И сомнительно нежным.
А значит, не будет толку
От веры в себя да в Бога,
А значит, останутся только
Иллюзия и дорога.
Самый старший из выступающих, наверное, Эдуард Скворцов. Такого чёртова колдовства, с каким он владеет гитарой, на этой сцене еще не было. Диво продлилось, когда в переливы струн упал его голос и понесся, кружа по всему залу:
Несовершенны меры лиха и добра,
Всё постепенно будет жизнью перемолото
Бывает, видишь россыпь серебра,
Не замечая под ногами груды золота.
Но скоро осень – золотистая пора,
И незаметно дни становятся короткими,
Ты видишь: в небе тают нити серебра,
А в мыслях снова расстаешься с самородками.
Эдуард завораживал зал чуть ли не полчаса. А от исполнения им тонко ироничных и тонкострунных песенок Юлия Кима зал кричал и стенал в меру возможностей, разумеется.
Но все же больший успех выпал нашему гостю из КАИ Семёну Каминскому, прославленному руководителю СТЭМа. Появление его было мгновенно. И вот он уже приник к микрофону, тихо сетуя на эту бесконечную вечернюю осень за нашими окнами:
Осень злая, осень злая,
В прятки я с тобой играю,
Я в ладони лето спрячу,
Вьюгой волосы взлохмачу,
Старость спрячу я в морщинах,
А весну в веснушках сына.
Гостю можно было повольничать в чужом порту – на нашей сцене. Чем он, молодец, и не преминул воспользоваться. За песенку Ю. Кима про учителя обществоведения тогда бы по головке не погладили:
Вундеры и Киндеры
Вовсе замучили, не жалея
Сил молодых,
Задают вопросики
Острые, жгучие,
А я все сажуся на них.
Выберу я ночку глухую, осеннюю,
Уже давно я всё рассчитал,
Лягу я под шкаф,
Чтоб при легком движении
На меня упал «Капитал».
От незатасканной лирики – к злой иронии, от совсем не дурашливой бесшабашности к неизведанному трагизму – так шли к нам песни Каминского.
Для многих тогда он открыл песни Александра Галича. Немалую долю мужества надо было иметь в тот год, чтобы выкрикнуть в зал то, что таилось под горлом, душило и мешало жить:
Говорят, что где-то есть острова,
Где четыре не всегда дважды два,
И не от лености, и не от бедности
Там нет и не было черты оседлости.
Вот какие есть на свете острова. . .
Говорят, что где-то есть острова,
Где неправда не бывает права,
Где совесть – надобность, а не солдатчина,
Где правда нажита, а не назначена. . .
Вот какие я придумал острова. . .
Вечер продолжается. Ребята сменяют друг друга на сцене, чтобы успеть сказать нам быть может, о том, что определит нас «в этом лучшем из миров». Кто знает. . . Сколько же песен спелось в тот вечер! «За туманом» и «Гостиница», «Париж» и «Горы далёкие», «Маленький трубач» и «Капитан». «Домбайский вальс» и «Шхельда», «Кожаные куртки» и «Снег», «Нейтральная полоса».
Мне только 18. Я ещё не знаю, что через 7 лет приду работать в нашу университетскую газету. Не знаю, что познакомлюсь с Таней и Сергеем Никитиным на квартире у Володи Муравьёва. Я и с ним-то ещё не знаком. Я ещё не знаю, что увижу Клячкина на сцене КХТИ, а Визбора в клубе КАИ. Я ещё не знаю, что проведу час наедине с Высоцким в Челнах. А через 6 лет после его смерти мы будем говорить о нём с Булатом Окуджавой в Молодежном центре.
Я ещё не знаю, что через 30 лет приду на юбилейный концерт и на встречу друзей. Это будет потом. А пока – я слушаю. Подожди. . .
И 30 лет спустя
Октябрь 1996. На сцене большого зала КСК – рояль. А над ним эмблема: в ореоле гитары дата авторской песни. На сцене микрофонов, как одуванчиков.
И к ним широким своим шагом устремляется Борис Львович. Без всяких преамбул он оттачивает на грифе незабытое Визбора «Вставайте, граф!»
А Толи Макина нет. И Саша Филиппов не смог приехать из подмосковного Пушкино. Их песни сегодня поют другие. Володя Минкин – любимую Сашей «Юльку Клёнову»:
Тонкую и нежную, жёлтую цыплячью
Веточку мимозы я несу по февралю.
Познакомьтесь, девочки, это Юлька Клёнова!
Расступитесь, мальчики, я ее люблю!
Валя Жихарев – уже профессор, поёт «Пилигримы» уже не «какого-то», а лауреата Нобелевской премии Иосифа Бродского.
Эдуард Скворцов предоставил своему сыну Тёме аккомпанировать себе и Жене Лифшицу. И в этот вечер Тёма не посрамил своего отца, виртуоза гитары далекого 66-го. Им кричат сверху: Браво!
Семён Каминский с неподражаемым обаянием, скрытой грацией и изяществом дарит нам свои песни о тех, кто близок и дорог ему. Наконец, на чёрно-красном фоне стены появляется Володя Муравьев. Кто бы только знал, чего стоил ему этот вечер! Ему и его маме. Им будут благодарны все в эти 30 лет.
Вечер продолжается. Выходят, сменяют друг друга, Валера Боков, Серёжа Бальцер и многие-многие.
Что же было главным на этом вечере? Что не пропало? Сам себе поражаясь я подумал, что главным были человеческие лица. Человеческие голоса. Не те, что мелькают и козлоглаголят сейчас на телеэкранах и разных бим-радио, в очередях и троллейбусах. . .
Было осмысленное и растроганное выражение глаз. Человеческие слова и улыбки. Человеческое участие. Ни тени пошлости, высокомерия или фальши.
Конечно, другая нынче одежда, иные причёски и сигареты. Да и мы стали совсем седыми. . .
Но главное, чем жили мы тогда, я думаю, у нас осталось. Сохрани же кто-нибудь нас. Нашу Юность и наши гитары! Хотя бы ещё лет на 30.
«Кспушка», май 1997 г.
ПОЮЩИЙ ДОКТОР ИЛИ ВРАЧУЮЩИЙ МЕНЕСТРЕЛЬ
Да простит нам юбиляр длинное вступление, адресованное к тому же не ему, а молодому человеку с гитарой и рюкзаком, обремененного проблемой отцов и детей. О, отрок! Если тебя совершенно допекло ворчание родителей, чтобы все эти песни, походы, фестивали и леса до добра не доведут, и в институт не поступишь, и приличным человеком не станешь, то эту газетную страницу Ты должен хранить как зеницу ока, лучше – у самого сердца. Она твоя спасительница, бальзам на душевные раны. Потому что именно она станет твоим самым весомым аргументом в спорах с родителями. Она поможет тебе доказать, как жутко они заблуждаются на предмет пагубного влияния песен, фестивалей и прочего из этого набора на судьбу человека. А лучшим, мы бы даже сказали классическим, примером тому послужит судьба замечательного человека из Казани Владимира Юрьевича Муравьёва.