Владимир Михайлович Шулятиков
Теоретик талантливой жизни
Ее «конец» – пример душевных драм несколько иного типа, чем перечисленные выше, чем повествования о Коврине, профессоре Иванове, «неизвестном человеке». Эти драмы более пассивного характера: здесь катастрофа «подрезанных крыльев», банкротства «усталых душ» наблюдаются, так сказать, больше со стороны; мотив разочарования в собственных способностях и дарованиях не является решающим и доминирующим. Как на пример «драм» этого типа можно указать также судьбу Кати в «Скучной истории» или Нины в «Чайке».
Драмами обоих типов Чехов с одинаковым успехом пользуется для своей главной художественной цели, – для раскрытия основной темы своего индивидуалистического миросозерцания.
Мы имеем полное право говорить о миросозерцании самого автора, а не только о миросозерцании отдельных героев его рассказов. Выбирая своих героев из различных общественных кругов и в то же время заставляя их в минуты исповеднических порывов выражаться одним и тем же языком, излагать одни и те же мысли, Чехов тем самым изобличает, что за спинами его героев присутствует он сам н в известных случаях их устами раскрывает свое profession de foi.
Это profession de foi мы назвали бы «аристократическим»; спешим оговориться, что имеем здесь в виду аристократизм духовный. Действительно, в мировоззрении Чехова, – как явствует из вышесказанного, – даны составные элементы того понятия, которое известно под термином «аристократ духа», даны именно: культ «талантливой» жизни, культ «необыкновенных» душевных способностей как первый член символа веры, резко отрицательное отношение к «толпе», к «обыкновенным людям», людям – посредственным, нормальным, рядовым[6].
Выяснивши, таким образом, отправную точку чеховского мировоззрения, мы должны теперь поставить вопрос: какова социологическая ценность этого мировоззрения. Какие «материальные» интересы, интересы какой общественной единицы покрываются чеховским культом «талантливой жизни». Во вступительных строках нашей статьи мы называли уже имя этой общественной единицы; определим теперь ближайшие звенья, прикрепляющие чеховский идеал к определенной реальной подпочве.
Культ талантов, провозглашенный Чеховым, есть не что иное как культ профессиональных способностей «интеллигентного пролетариата», то есть способностей, на которых зиждется благополучие названной общественной группы в ее борьбе за существование.
Здесь необходимо оговориться: говоря о групповых способностях, мы имеем в виду способности обще-групповые, а не способности, присущие отдельным ячейкам, из которых группа состоит. Тенденции узкой специализации, ячеечного профессионализма находят в лице Чехова убежденного противника.
Чехов категорически высказался по данному поводу, например, устами профессора в «Скучной истории». Профессор делает характеристику своего прозектора: «Работает он (прозектор) с утра до ночи, читает массу, отлично понимает прочитанное – и в этом отношении он не человек, а золото; в остальном же прочем это ломовой конь или, как иначе говорят, ученый тупица». Характерные черты ломового коня, отличающие его от таланта, таковы: кругозор его тесен и резко ограничен специальностью; вне своей специальности он наивен как ребенок. Об отношении Чехова к узкой специальности свидетельствует красноречиво целая галлерея художественных типов «людей в футляре». Подняться выше «футляра», выше «кругозора», ограниченного специальностью, выше «ячейки» – вот к чему приглашает Чехов своих читателей. Но было бы весьма крупною ошибкой отсюда заключать, что Чехов проповедовал отречение от всяких форм интеллигентного профессионализма. Подняться над кругозором узкой специализации – не значит еще совершать подъем к таким высям, за которыми развертывались бы особенно широкие горизонты, не значит еще отказаться от своей групповой обособленности и усвоить мировоззрение наиболее прогрессивного и жизнеспособного из общественных слоев. Проповедовалось лишь отрешение от старых форм интеллигентного профессионализма и замена их новыми.
Мировоззрение Чехова говорит о переходном моменте в истории профессиональной интеллигенции. Современный процесс индустриально-капиталистического развития, сметая с исторической сцены доведенную до крайних пределов специализацию, работает в «объединяющем» направлении. Миниатюрные профессиональные ячейки устремляются друг к другу навстречу; возникает сознание общих точек соприкосновения, общих и профессиональных интересов, сознание обще-групповое. По и вскормленное расширенным кругозором обще-групповое сознание интеллигентного пролетариата не отличается особенной широтой. Интеллигентный пролетариат, повторяем, наблюдает текущую жизнь не в полном ее объеме миниатюрные осколки действительности, которые он раньше имел перед собой, заменяются «обрывками» более крупных размеров[7].
