Миша Костенецкий – это мой друг, мы дружили еще с младших классов. Родители Миши колхозники, и он единственный ребенок в семье. Отец у него худенький, небольшого роста. Мать повыше отца, и пошире его в плечах, казалась мне несколько полноватой даже для ее роста. Миша больше на мать похож, чем на отца. Учился Миша не очень хорошо, в классе, по учебе, он занимал третье место сзади, то есть был не самым плохим учеником. Вслух, правда, читал очень плохо. Как-то, когда мы с ребятами были у него дома, он прочитал нам понравившийся ему отрывок из книги. Мы тогда уже учились в пятом классе, а с нами был еще и Саша, брат Ювко Володи, который учился только во втором классе. Послушав Мишино чтение, он сказал: «Это он так читает? У нас в классе никто так плохо не читает». В остальном же Миша был нормальным парнем. Мы с ним вместе ходили на лыжах, спускались на лыжах с горок, делали вместе коньки из деревяшки, с приделанной снизу железной проволокой, на которых катались по улице. Дома у Миши имелся кое какой отцовский инструмент, который был необходим для такой работы. Кроме того, у него был еще и сосед, тракторист, у которого Миша иногда тоже брал инструмент. Не все и не всегда у нас конечно получалось, но кое какие навыки работы с инструментом мы приобретали. Потом у нас появились велосипеды, не наши конечно, а отцовские, но ремонтировали их мы. Чаще всего приходилось ремонтировать шатуны педалей. Поскольку падали мы довольно часто, то эти шатуны, со временем, изгибались, и начинали цеплять за раму, издавая при этом очень неприятный, периодически повторяющийся звук. По какой-то странной закономерности, почему-то гнулся всегда шатун правой педали, на котором находилась большая звездочка, предназначенная для передачи по цепи усилия на заднее колесо. Выпрямлять этот шатун было очень неудобно, так как очень мешала именно эта звездочка. Но мы с этим справлялись. Мы даже пытались выполнить самую сложную работу в ремонте велосипеда: устранить биение переднего колеса, так называемую «восьмерку». Нужно было, увеличивая натяжение спиц в одних местах, и уменьшая их натяжение в других местах, добиться такого состояния, чтобы, при вращении колеса, не было видно биений. Но с этой работой мы справиться так и не смогли, биения немного уменьшались, но убрать их полностью нам не удавалось.
После окончания шестого класса, мы с Мишей уже чувствовали себя совсем взрослыми, поэтому и решили попробовать вина. Но, поскольку родители нас таковыми еще не считали, нужно было сделать это так, чтобы родители запах не унюхали. Решили выпить вина перед тем, как идти в кино, тогда будет достаточно времени, чтобы запах алкоголя выветрился. В связи с этим, мы и пошли в кино на два часа раньше. По пути зашли в магазин возле церкви, купили в складчину бутылку самого дешевого плодово-ягодного вина, и небольшую булочку для закуски. Зашли в дальний угол церковного сада и расположились там на траве, подальше от посторонних глаз. Выпили по паре глотков и закусили булкой. Вино было сладенькое, и нам понравилось. Выпили еще понемногу, на душе стало совсем хорошо. Лежали на траве и строили планы на летние каникулы. Я собирался поработать в нежинском плодосовхозе, и предлагал Мише поработать вместе. Но Мишу на каникулы родители отправляли к своим родственникам, которые жили на Донбассе, в поселке Горловка. Так понемногу, за разговорами, мы и выпили две третьих бутылки. Я почувствовал легкое головокружение, хорошие ощущения стали куда-то пропадать, и я сказал Мише, что больше пить не буду.
– Ну тогда, и я больше не буду, – сказал Миша.
Я закрыл бутылку пробкой и поставил ее под куст желтой акации, под которым мы сидели. До начала фильма было еще больше часа, поэтому мы лежали под кустом и дальше, и разговаривали. Потихоньку хмель из головы начал выходить, начинавшееся было легкое головокружение прекратилось. Через час мы уже чувствовали себя прекрасно и были в приподнятом веселом настроении.
– Ну, что, пошли в кино, – предложил я.
– А с вином что будем делать? – спросил Миша.
– Да пусть остается, кто ни будь допьет, – ответил я.
– Да нет, жалко, – сказал Миша, – давай допьем.
– Нет, я больше не хочу, – не согласился я.
– Ну тогда давай выльем, а бутылку сдадим. Зачем здесь двадцать копеек оставлять.
– Выливай, – согласился я.
– И выливать жалко, – сказал Миша, – я лучше допью.
И выпил остаток вина. Пустую бутылку мы сдали в тот же магазин, а на вырученные деньги сходили на двухсерийный фильм. Я конечно же был не прав, когда предлагал эту бутылку оставить под кустом, двадцать копеек для нас тогда были большими деньгами. Мои родители жили не очень богато, а Мишины были еще беднее. Миша не ездил с классом ни на какие экскурсии, и даже никогда не фотографировался, всегда говорил, что нет денег. Скорее всего, денег на эти мероприятия у родителей он даже не просил, поскольку, с его точки зрения, это было бы сверх наглости. Поэтому, Миши нет ни на одной из общих школьных фотографий.
После восьмого класса Миша, вместе с нашим одноклассником Колей Потапенко, пошли учиться на курсы трактористов, и, после их успешного окончания, начали трудовую деятельность трактористами в колхозе. Коле, отец которого также работал трактористом, дали не новый, но вполне хороший рабочий гусеничный трактор, а Мише достался заброшенный колесный трактор, который простоял неисправным больше двух лет, и с которого, за это время, уже поснимали много запчастей для ремонта других тракторов. Миша конечно же расстроился, и от досады чуть не плакал. Но бригадир тракторной бригады, со странной фамилией Рей, его успокоил и пообещал достать для этого трактора все необходимые запчасти. Он и объяснил Мише, что ему очень даже повезло, поскольку за счет колхоза он сможет продолжить учебу и значительно углубить свои знания. После того, как он своими руками сначала разберет, а мотом соберет этот трактор, он будет его знать, как свои пять пальцев, после этого никакие поломки ему будут не страшны. Миша провозился с ремонтом этого трактора всю зиму, заработка за это время конечно никакого не было, за ремонт платили копейки, но опыт ремонта он приобрел огромный. В дальнейшем, за помощью к нему даже опытные трактористы обращались, и Миша, неожиданно для себя, стал уважаемым в колхозе человеком.
Как-то Миша мне сказал, что у него появилась девушка, и предложил меня с ней познакомить, чтобы я оценил его выбор. В следующие выходные, вечером, мы к ней и съездили. Оказалось, что она учится в восьмом классе четвертой школы, расположенной в бору, но фигура у нее уже была вполне сформировавшаяся, и выглядела она старше своих лет. Мы посидели с ней на скамейке возле ее дома пару часов и уехали домой.
– Ну как она тебе? – спросил Миша. – Понравилась?
– Симпатичная, выглядит как взрослая, – сказал я, – но в ней есть какая то странность.
– И в чем странность? – удивился Миша.
– Толком не могу понять, но что-то настораживает, – ответил я.
Сразу я не мог понять, что же мне показалось странным в девушке, но какое-то неуловимое ощущение странности в моем сознании отложилось. Только когда приехали домой, я понял, что меня насторожило. А насторожило меня несоответствие ее внешнего вида и разговоров, судя по разговорам, она была еще наивным ребенком. Мише об этом я не стал рассказывать, а вдруг я ошибся, но через некоторое время моя оценка подтвердилась. Миша сообщил мне, что уже весь колхоз знает, что он встречается со школьницей, она уже всем об этом рассказала. А потом у Миши состоялся разговор с матерью.
– Миша, ты что, жениться на малолетке собрался? – спросила она его.
– С чего Вы взяли? – удивился, покрываясь красной краской, Миша.
– Так ко мне одна девушка возле магазина подходила, и сказала, что вы с ней скоро поженитесь, как только она восемь классов закончит. Ты там смотри, чтобы она мне ребенка в подоле не принесла.
Теперь странность девушки заметил и Миша. Объяснил ей, что она еще слишком маленькая для замужества, и больше они не встречались.
После окончания десятого класса я уехал учиться в Харьков, а Миша познакомился с симпатичной девушкой Валей, которая приехала работать в колхоз по распределению после окончания сельскохозяйственного техникума. Мне удалось погулять у них на свадьбе, которая совпала с моими зимними каникулами. Миша привез молодую жену в хату родителей, и начал задумываться о строительстве нового большого дома. Чтобы заработать денег на строительство, он перешел работать на Прорабство, где как раз шло строительство трассы Москва-Киев. Проработал там несколько лет, возили песок для отсыпки строящейся трассы. За это время и построил новый, большой и просторный дом, с водяным, а не с печным отоплением. Новый Мишин дом мне очень понравился, в нем была даже отдельная комната для родителей. Но мать Миши в новом доме прожила недолго, умерла из-за проблем с сердцем. А у Миши родился сын Витя. Строительство дороги к этому времени закончилось, и Миша вернулся работать в колхоз. Мы с ним не переписывались, но всегда встречались при каждом моем приезде в отпуск в Вертиевку. Я рассказывал им свои новости, они мне свои. Однажды, я увидел у Миши во дворе трактор с небольшим кузовом перед кабиной. Валя мне с гордостью сказала, что Миша сам собрал этот трактор из списанного хлама. Все полностью работает, даже кузов с помощью гидравлики опрокидывается, но гаишники на учет не хотят ставить, так как Миша с электрической проводкой что-то напутал. Но потом Мише кто-то помог с проводкой, и свой трактор он зарегистрировал.
Сын тем временем подрос и пошел в школу. Он оказался довольно шустрым парнем, совсем не таким, каким был в детстве Миша, к которому никогда не было претензий по поведению. Мишу начали иногда вызывать в школу, так как Витя не только иногда хулиганил, но и занятия стал прогуливать. Теперь соседи частенько видели бегущего в школу, уже после начала занятий, Витю, и едущего за ним на велосипеде, с хворостиной в руках, отца. После перехода в девятый класс Витя исправился, закончил школу почти без троек и поступил в техникум лесного хозяйства. Оказалось, что и руки у него нормально выросли, в десятом классе вырезал из дерева такой макет автомата Калашникова, что он был как настоящий. У Миши появился повод для гордости за сына, и дед еще успел порадоваться за внука. Дед вскоре умер, пережив свою жену лет на двадцать, а ведь в детстве мне казалось, что мать Миши намного здоровее его отца. Внешность человека очень обманчива, по ней нельзя судить о его здоровье.
В очередной мой приезд домой узнал, что Мишу вызывали на товарищеский суд. Заявление в суд подал один из старых трактористов, за то, что Миша его избил. В это как-то не верилось. Чтобы сверх спокойный Миша кого-то избил? Да этого быть не могло. Но Валя подтвердила, что могло, хотя и не совсем избил. Оказывается, этот тракторист что-то от Миши хотел, чего-то от него требовал, хватая Мишу за грудки. Миша его от себя оттолкнул, тот еще больше разозлился, и сказал что-то плохое о покойных Мишиных родителях. Миша развернулся и врезал ему кулаком в челюсть, да так, что даже руке стало больно. А Миша уже был не тот худенький подросток, что прежде, в нем уже было больше ста килограмм веса. На суде Миша сидел спокойно, вяло отвечая на вопросы, а пострадавший тракторист все время петушился и опять наскакивал на Мишу, стараясь его ударить, видимо надеясь, что при свидетелях Миша ему не ответит. Миша от него только отмахивался. Когда Мишу попросили изложить свою версию произошедшего, он сказал: «Ну он тогда на меня все время наскакивал, вот как сейчас, я его дважды и оттолкнул, второй раз он упал. Все.» В итоге, суд пострадавшему не поверил и встал на сторону Миши, претензии были признаны необоснованными.
А Миша поднакопил денег, и купил себе автомашину, подержанный «Москвич». Добросовестно отучился на курсах водителей и сдал на водительские права, хотя у него был какой-то родственник в Нежинском ГАИ, который предлагал ему, как опытному трактористу, так права выписать. Теперь и мне было облегчение, не нужно было на пять часов раньше выезжать последним рейсовым автобусом на Нежин, при отъезде из отпуска, Миша, несмотря на позднюю ночь, привозил меня на вокзал прямо к поезду. Во время одной из таких поездок Миша и задержал преступника. Посадив меня в поезд, он возвращался к своей машине, когда на стоянке, рядом с его машиной, припарковалась еще одна. Хозяин этой машины закрыл ее, и зашел в вокзал. Пока Миша шел к своей машине, к вновь припаркованной машине подошел другой человек, открыл ее, и сел за руль. Миша понял, что это угон. Он подбежал к этой машине, заломил угонщику руку за спину, и стал кричать людям, чтобы позвали милицию, машину угоняют. Минут десять удерживал угонщика до прихода милиции.
– А ты не боялся, что он может быть не один, – спрашивал я его потом.
– Да я как-то об этом не подумал, – сказал он. – Просто мужика стало жалко. Сейчас выйдет, а машины нет. А может он всю жизнь трудился, чтобы купить эту машину.
Витя закончил техникум и приехал в местное лесничество лесником. По этому поводу Миша купил ему мотоцикл, и предложил достать через родственника права, но Витя на такие права не согласился.
–Мне не нужны такие права, – сказал он.
– Почему? – удивился отец.
– Потому, что потом ты не будешь давать мне ездить на этом мотоцикле, – обосновал он свой отказ, – и будешь говорить, что у меня права купленные.
В этом он конечно же был прав, с законными правами легче разговаривать и с отцом, и с гаишниками. Как-то, когда я был в гостях у Миши, к нам присоединился Коля Потапенко, который к этому времени уже не был трактористом, а работал вместе с Витей лесником. Он и начал учить Витю, как нужно правильно вести себя на работе.
– Ты не торопись выполнять указания начальников, – учил он. – Сказали тебе, как вот недавно, что-то там начертить.
– Сетевые графики, – подсказал Витя.
– Вот дали тебе сетевые графики начертить, – продолжал Николай, – а ты им и скажи, что тебе нужно сначала с дядей Николаем посоветоваться, все будут видеть, как ты уважительно к старшим относишься.
–Коля, а ты про сетевые графики, вообще, что ни будь слышал? – встрял я в разговор. – Что ты можешь ему в этом вопросе посоветовать? Или просто хочешь за счет Вити свой авторитет приподнять в глазах начальства? Это наверно про тебя говорят: «Хоч и дурный, так хитрый».
Коля на меня обиделся и лже-наставничество прекратилось. На трезвую голову я бы как ни будь помягче сказал, но поскольку мы уже изрядно выпили, то сказал так, как думал.
Время шло, Витя женился и привел в дом молодую жену, а вскоре и у них сын родился. Витю повысили в должности, он стал лесничим. Но видать белая полоса в жизни не может очень долго продолжаться. Молодые не стали ладить между собой, невестка ушла к маме, оставив ребенка на воспитание бабушке Вале, а Витя стал приходить домой выпивши.
Как-то, в очередной мой приезд в отпуск, Миша мне сказал, что у трех его товарищей, с которыми он работал на Прорабстве, случились инсульты, говорили, что в одном из карьеров, из которых они тогда возили песок, он был радиоактивным. Они все были живы, но ходили и разговаривали с трудом. Если все это правда, то звоночек был неприятный. А через некоторое время родители мне написали, что у Миши тоже инсульт. Зимой он телегой, запряженной лошадью, поехал в лес за дровами. Там у него и отнялась рука и нога. Чудом ему удалось залезть на телегу и ударить лошадь кнутом. Зная дорогу, лошадь самостоятельно пришла в конюшню. Миша к тому времени уже совсем отключился. В больнице его удалось спасти, но правая рука не работала, и речь полностью не восстановилась. Когда я его навестил, он уже немного восстановился, мог ходить по двору и самостоятельно кушать левой рукой. С речью было хуже, иногда я понимал его сразу, а иногда ему приходилось повторять несколько раз, чтобы я его понял.
– Я не хочу так жить, – говорил он. – Разве это жизнь? Умереть бы скорее.
– А вот твои товарищи так живут, – говорили ему мы с Валей, – и даже в магазин иногда ходят.
Но его это не убеждало, жить он так не хотел, и за свою жизнь совсем не боролся. В очередном письме родители мне сообщили, что Мишу похоронили. А Витя на этой почве стал пить еще больше, да и все знакомые теперь его хотели угостить, поскольку он уже был большим начальником. Закончилось это тем, что Витю сняли с должности лесничего, и перевели опять в лесники.
Петя и Витя – мои школьные товарищи. Они жили на соседней улице, но наши огороды соприкасались, и мы ходили друг к другу не по улице, а через огороды. Их родители, Сергей и Александра, Шура, как ее все звали, были моложе моих, их отец не воевал. Сергей был среднего роста, худенький, работал в колхозе скотником, летом пас одно из колхозных стад, примерно в 150 голов, для чего в его распоряжение выделялась лошадь. Шура была дородной украинской женщиной, в самом расцвете сил. Сначала она работала в колхозе телятницей, а потом заочно выучилась на зоотехника, и стала колхозной элитой. После этого на своем огороде она практически перестала появляться, там теперь трудился Сергей с ребятами. Сергей был родственником Алеши Осипенко, кажется двоюродным братом, а других его родственников я не знаю. А у Шуры еще были живы родители. Ее отцом был бригадир тракторной бригады, по фамилии Рей.
Петя мой одногодок, высокий, крепкий и здоровый парень. Витя на год младше его и значительно ниже Пети ростом, был ребенком болезненным. Может быть именно поэтому мать и любила его больше. В общем, Петя считался отцовым сыном, а Витя мамкиным, хотя особого различия между ними они не делали. Шура к ним всегда обращалась в подчеркнуто-ласкательной форме, растягивая слова: Ви-тень-ка, Пе-тень-ка. Не знаю, как к этому относились другие, но мой слух такое обращение сильно раздражало. Неужели нельзя по-человечески сказать, Витя или Петя? Вите и Пете я откровенно завидовал, ведь у них были живы бабушка и дедушка, к которым они часто бегали. В первом классе мы учились вместе с Петей, а со второго по восьмой – с Витей. Учились ребята средне, и учеба не доставляла им особого труда. Много свободного времени мы проводили вместе. У них в клуне всегда было свежее пахучее сено для коровы и лошади, которая частенько ночевала у них дома, и там интересно было играть в прятки, та как можно было спрятаться в этом сене, где тебя очень сложно найти. Отец иногда разрешал Пете и Вите немного прокатиться верхом на лошади, шагом конечно. Мне тоже хотелось прокатиться верхом, но попросить об этом я стеснялся. Как-то Петя с Витей съездили в ночное, пасти лошадку отца, и потом долго об этом рассказывали. Мне тоже захотелось съездить в ночное, и я попросил их в следующий раз взять меня с собой, но следующего раза не случилось, они больше в ночное не ездили.
А потом у ребят появилась собака. Это была большая красивая овчарка серого цвета, по кличке «Дик». У нас дома тоже были собаки, но я к ним всегда относился нейтрально. А этот пес был очень умный, и он мне определенно нравился. Ребята с ним всегда пасли стадо коров со своей улицы. Им практически не приходилось бегать за коровами, достаточно было дать команду псу, и он заворачивал стадо в нужном направлении, или выгонял коров из культурных посевов, если они туда забредали. Как-то мы пасли стада в один и тот же день, они с собакой свое стадо, а я свое. Лето стояло жаркое, ближние источники воды уже все пересохли, и мы направляли стада в сторону дальнего водопоя возле Петрушки, с таким расчетом, чтобы к обеду быть там. Их стадо уже перешло через дорогу, ведущую на Хомино, а наше еще только подошло к этой дороге. По дороге проехала какая-то, запряженная лошадью телега, и остановилась возле стада ребят. Потом послышались два выстрела. Я подумал, что это охотник приехал, и показывает ребятам как стрелять из ружья, даже пожалел, что я далековато от них нахожусь. Мужик на телеге уехал дальше на Хомино, а меня разбирало любопытство, почему там стреляли. Я не выдержал и побежал к ним, чтобы узнать, что у них происходило. Петя с Витей сидели и плакали, а на руках у них умирал Дик, на шее у которого была большая рана, из которой текла кровь, рядом валялся перебитый дробью ошейник. Я спросил их, что произошло, но они толком сами ничего не понимали. На дороге остановился и подошел к ним житель Хомино, охотник Северин, которого они откуда-то знали. Он был с ружьем и пьян. Ни слова не говоря, зарядил ружье и, у них на глазах, выстрелил в собаку. Первый раз промахнулся, а со второго попал. Так же молча сел на телегу и уехал. Мне было очень жаль и бедного умирающего пса, и ребят. О причинах такого дикого поступка этого охотника я так никогда и не узнал. Зачем нужно было на глазах у детей убивать этого доброго и умного пса? То ли это была какая-то месть их отцу, или просто пьяная выходка дурного охотника? Травма для детской психики была настолько тяжелой, что собак они больше не заводили.
В школе Петя и Витя каждый год занимали первое место по сбору металлолома, за что получали почетные грамоты, и ни один ученик не мог с ними в этом соперничать. Они всегда сдавали не меньше тонны металлолома. А такие как я, могли собрать от силы килограмм двадцать, и то если очень сильно постараться, для этого нужно было всех соседей оббежать, и выпросить у них все ненужное. Петя с Витей для этого заходили только к одному человеку, своему деду Рею, и просили его привезти в школу металлолом. На следующий день дед и привозил в школу из тракторного табора пару телег металлолома. Первое место для внуков всегда было обеспечено. Да и в других вопросах у ребят все было замечательно. Когда я взял в школе во временное пользование фотоаппарат, а Вите тоже захотелось иметь фотоаппарат, родители ему его немедленно купили, а к нему еще и увеличитель. Я потом печатал свои фотографии используя Витин фотоувеличитель. Когда начали учиться играть на баяне, баян Витте не купили, дороговато, но колхозную гармошку мать домой принесла, и Витя на ней учился играть.
Но жизнь, все-таки, штука полосатая, белая полоса всегда переходит в черную. Шура стала подолгу задерживаться на работе, было очень много вопросов, которые нужно было обсуждать непосредственно с председателем колхоза. После того, как все расходились из правления колхоза, они оставались там одни и подолгу решали эти сложные вопросы. Через год таких тяжких трудов они поняли, что таким способом все накопившиеся вопросы им все равно не решить. И они приняли кардинальное решение: председатель развелся со своей женой, и она с дочерью переехала жить к маме, а Шура переехала жить к председателю. Сергей же остался жить с сыновьями. Петя к маме и ее новому мужу в дом не ходил, а Витя бывал там частенько. Мать всегда старалась угостить его чем ни будь вкусненьким. Варила к его приходу вкусный суп или борщ, с петушком или курочкой. Но это не понравилось матери председателя. Она зарезала всех оставшихся курей и передала их бывшей невестке, пусть лучше ее родная внучка этих курей скушает. Бабка с новой невесткой не ладили, Шура пыталась завести в доме свои порядки, ведь раньше в доме именно она всем командовала, у Сергея был только совещательный голос, и то не всегда. Теперь с бабкой ей было сложнее. На вопрос, куда девались куры, та ответила: «Мои куры, куда хочу, туда их и деваю. В следующем году своих вырастишь, тогда будешь и сама их кушать, и угощать кого вздумается».
После окончания восьми классов, сначала Петя, а потом и Витя уехали в Черновцы, где у них жили какие-то родственники, имеющие связи в местном техникуме, и поступили в этот техникум. Через два года эти родственники попросили родителей забрать Петю обратно, так как он связался с плохой компанией, не учился, а только пил и таскался по женщинам. Петю забрали домой, и он доучивался вместе со мной в десятом классе. Получилось, что начинали мы учиться в одном классе, в одном классе и заканчивали. После окончания школы Петя опять уехал в Черновцы, и больше мы с ним не виделись. Мой отец говорил, что Петя женился, и у него растут два сына. Один раз Петя приезжал в Вертиевку, говорил моему отцу, что он нигде не работает, так как у него два сына работают. Такое объяснение своей бездеятельности тогда мне показалось очень странным, а потом от одноклассников я узнал, что Петя не просто не работает – он бомжует.
А Витя закончил этот техникум и, в дальнейшем, жил и работал в Черновцах. Женился на моей однокласснице из Вертиевки, и у них родился сын. После окончания школы я только один раз виделся с Витей. Я уже уезжал после отпуска из Вертиевки, а Витя только приехал в Вертиевку на собственной автомашине, и встретились мы, когда я уже шел с чемоданом на автобус. Поговорили минут пять, и разошлись. Последнее время он работал главным инженером местного рынка в Черновцах, как я понимаю, должность очень хлебная, и не только. По словам его жены, Витю очень многие хотели угостить и рюмкой, а он не всегда отказывался. И так хилое здоровье не выдержало, и Витя умер в полном расцвете сил. Петя, не смотря на бомжевание, пережил его лет на десять.