Наконец-то этот день закончился. С выезда успели вернуться до ужина. Сегодня мои солдаты опять остались без обеда, так пусть хоть поужинают нормально. Уже полгода, как моих солдат в полках не кормят. Ссылаются на кокой-то новый приказ Министра Обороны, запрещающий кормить не стоящих не довольствии солдат. Раньше, когда мы приезжали в полк для устранения неисправности, кормили не только солдат, но и меня, а теперь даже солдат не кормят. А поскольку на устранение неисправностей мы выезжаем почти каждый день, то в обед они, почти всегда, остаются голодными. Сегодня весь день работали в двенадцатом полку, монтировали двухканальную аппаратуру уплотнения, чтобы обеспечить этому старому полку обходные резервные каналы связи. Работа вроде бы и не сложная, но целый день провозились. И ребята устали, и я устал как черт. У нас такой восьмичасовой рабочий день получается: с восьми часов утра, и до восьми часов вечера. Сейчас приду домой, поужинаю, немного посмотрю телевизор и спать. Завтра опять к восьми часам утра нужно быть в подразделении.
Дома, уже с порога, жена сообщает новость: «А тебе звонили».
– Кто звонил? – не понимаю я. – Я только-что в подразделении был.
– Дежурный по связи звонил, просил перезвонить ему, как придешь.
Странно, с чего бы это дежурному по связи напрямую звонить мне, они обычно всю информацию передают через нашего дежурного по ОЭРГ. Может мы с ребятами что-то в двенадцатом полку нахимичили, пока там аппаратуру устанавливали? Звоню дежурному по связи.
– Привет! Что, проблемы в двенадцатом? – спрашиваю его.
– Да нет. Проблемы в пятом. Нет связи ни с одним караулом, ни телефонной, ни громкоговорящей. На «Радиусе» все кнопки загораются нормально, а связи никакой нет. И твоего Транина нигде найти не можем.
Почему собственно «моего» Транина? Он мой командир, а не подчиненный. Это я «его» подчиненный. Значит неисправность аппаратуры «Радиус-С». Аппаратура очень ненадежная, и с ней всегда очень много проблем. На ней обычно отказывают отдельные кнопки. В каждой кнопке стоит пять микропереключателей, которые все время и выходят со строя. При выходе со строя любого из пяти микропереключателей приходится менять всю кнопку. А это не так просто, для этого нужно перепаять пятнадцать проводов. Главное при запайке новой кнопки, провода не перепутать. Но здесь что-то другое. Такого еще никогда не было, чтобы все связи пропали одновременно. А отсутствие связи с десятью караулами, которые охраняют пусковые установки, это не шутка. Придется ехать в полк ночью. Вот и отдохнул, и телевизор посмотрел. А ехать ой как не хочется. Туда только добираться будешь три часа. Да еще пока выезд машины из автопарка оформишь. С ума сойдешь, пока этот ночной выезд согласуешь. Как же не хочется ехать.
– А Роберт там случайно не дежурит? – спрашиваю я дежурного по связи.
Роберт – это, на мой взгляд, лучший третий номер боевого расчета в дивизии, Роберт Скляров, который как раз и служит в пятом полку. Он радиолюбитель, и поэтому мог бы мне помочь разобраться с этой неисправностью.
– Как раз он сейчас и дежурит, – ответил дежурный.
Прекрасно, по крайней мере, на командном пункте полка дежурит человек, которому можно задавать конкретные вопросы, надеясь получить на них такие же конкретные ответы. Звоню в полк. В трубке слышится грустный голос командира дежурных сил.
– Это Шлома, – представляюсь я.
В трубке слышен вздох облегчения.
– Как хорошо, что тебя нашли. Приезжай скорей, тут полный завал, ни с одним караулом связи нет. На тебя вся надежда.
– А Роберт далеко? – спрашиваю я.
– Рядом стоит.
– Тогда дайте ему трубку.
– Роберт, привет! У тебя ключи от каптерки ЗНШ по связи есть?
– Есть.
– А тестер у тебя тоже есть?
– Есть.
– Пошли кого ни будь в каптерку, пусть принесут тебе ЗИП от «Радиуса».
– А ты приедешь?
– Да вот хочу сначала тобой по телефону поруководить, но если не получится, то придется ехать.
– А как же ты будешь руководить без схемы?
– Да я ее уже почти всю наизусть помню.
Через некоторое время Роберт мне перезвонил и сообщил, что ЗИП ему принесли.
– Тогда выключай аппаратуру, доставай из ЗИПа ремонтный шланг и подключи третью плату через шланг.
– Подключил.
– Включи аппаратуру и замерь напряжение на плате в контрольных точках КТ1, КТ2 и КТЗ.
– В КТ1 – 27 вольт, В КТ2 12 вольт, а в КТ3 ничего нет.
– Понятно, пять вольт пропали. От них питается микрофонный усилитель и предварительные усилители телефонных каналов. Поэтому ни с кем связи и нет. Давай будем искать. Посмотри, там слева в углу должен быть преобразователь на пять вольт. Замерь напряжение на его выходе.
– Пять вольт есть.
А дальше пошел поиск неисправности по цепи этих пяти вольт. Результат поиска был для меня абсолютно неожиданным, напряжение пять вольт пропадало после дросселя. Дроссель, что ли, сгорел? Но такого быть не может.
– Роберт, отключи аппаратуру и прозвони дроссель.
– Дроссель не звонится.
Значит все-таки дроссель виноват. Что же могло с ним случиться? Там ведь, кроме намотанного на сердечник провода, ничего нет. Сам провод сгорел, что ли? Но это практически невозможно. И тут я вспоминаю, что видел в ЗИП «Радиуса» этот дроссель. Я тогда еще удивился, зачем его заложили в ЗИП, ведь вероятность выхода его со строя практически равна нулю. И надо же такому случиться, что у нас произошло практически невероятное событие. Хотя это еще не факт. Окончательно это станет понятным только тогда, когда заменим дроссель.
– Роберт, а у тебя паяльник есть? – со страхом спрашиваю я, ведь если паяльника нет, то мне придется к ним ехать.
– Есть, – слышу в трубке, и чувствую, как радость заполняет буквально все мое тело.
– У тебя в ЗИПе есть этот дроссель, перепаяй его.
– Перепаял, все заработало.
– Спасибо, Роберт. Ты даже не представляешь, как мне не хотелось к вам ехать, и как ты меня выручил.
Я посмотрел на часы. Неисправность мы устранили за два часа. Если бы я собрался к ним ехать, то еще и с автопарка не выехал бы. Как же мне повезло, что Роберт на дежурстве оказался. Ни с кем другим такой фокус не прошел бы.
После этого была проверка дивизии Главкомом РВСН. На учениях Главком присутствовал именно в пятом полку, и был просто восхищен четкой и безупречной работой старшего лейтенанта Склярова, но не мог понять, почему офицер с такой подготовкой, в свои сорок лет до сих пор находится на должности старшего лейтенанта. Он порекомендовал командиру полка перевести Склярова на должность второго номера, и через год присвоить ему звание капитана. Роберт поблагодарил Главкома, но от столь заманчивого предложения отказался, сказал, что через год у него исполняется двадцать лет службы, и он хочет увольняться из армии. Через год он действительно уволился из армии в звании старшего лейтенанта.
Сегодня у Веры Николаевны Юбилей, восемьдесят лет исполнилось. Нелегкую жизнь она прожила, рано осталась без мужа, и с сыном Славкой проблемы были, но теперь уже все хорошо. Славку удалось закодировать, и теперь он больше не пьет, и вроде как бы женился. Привел в дом очередную жену. Не такую конечно, как бы ей хотелось, ну да ладно, ему с ней жить. Пока, вроде бы, между собой ладят. Это у Славки то ли пятая, то ли шестая жена, она в них уже запуталась. Первые две были законными, а остальные – просто сожительницы. От первой жены есть дочь Света, которой уже тринадцать лет. Интересно, придет она сегодня поздравить бабушку с юбилеем, или нет? Скорее всего не придет. Несколько раз она к ней приходила, но приходила всегда тогда, когда была уверена, что Славки нет дома, с отцом она встречаться не хочет. Наверно это мать ее против отца настраивает. Это она Славку первый раз в тюрьму посадила. Славка правда считает, что в тюрьму его мать посадила, а не жена, и до сих пор не может простить это матери.
Тогда у Славки с женой какая то ссора случилась, просто повздорили по-семейному, но жена начала огрызаться, в итоге ссора переросла в драку. Славка схватился за нож, но убивать жену он конечно же не хотел, просто хотел напугать, а жена не поняла, ударила Славку сковородкой и с криками: «Спасите, убивают!» выскочила на улицу. Славка с ножом в руке выскочил за ней. Соседи его жену спрятали, и вызвали милицию. Славку забрали. На суде соседи показали, что Славка гонялся за женой с ножом. Славка все отрицал, утверждал, что было уже темно, и нож, в принципе, нельзя было увидеть. А когда опрашивали, как свидетельницу, Веру Николаевну, которая не слышала, какие показания давались перед ней, то она сказала, что никакого ножа у Славки не было, она это хорошо видела. Ее конечно же спросили, как она могла видеть в темноте, на что она ответила, что темноты еще не было, было светло как днем. В итоге показания соседей засчитали, и Славку посадили на три года. С тех пор он и считает, что это именно мать его посадила.
Потом Славка женился второй раз, и опять какая-то семейная ссора. Поскольку Славка тогда жил у жены, то подробностей этой ссоры Вера Николаевна не знает. Закончилось это тем, что Славка получил еще один срок, на этот раз уже четыре года. После второй отсидки Славка появлялся у матери редко, в основном тогда, когда нужно было денег занять, и она ему никогда не отказывала. Жил он у каких-то женщин, часто у жен сидевших зеков. Там конечно же каждый день пьянки, и Славка чуть не стал алкоголиком. Ей с трудом удалось уговорить его закодироваться, но этого хватило ненадолго, через полгода Славка раскодировался. Потом нашел себе очередную «жену», опять жену сидевшего зека. В принципе она была неплохой женщиной, и вполне понимала Веру Николаевну. Вдвоем им удалось уговорить Славика закодироваться еще раз. Славка перестал пить и устроился работать водителем. Вместе со своей гражданской женой он иногда приходил к матери в гости, и Вера Николаевна была просто счастлива, наконец-то у ее сына жизнь начала налаживаться. А что еще нужно матери? Но и это счастье продлилось недолго. Как-то, среди ночи, Славка пришел к ней домой весь избитый. Оказалось, что муж его сожительницы, освободившись досрочно, вернулся домой, и застав там Славку, предложил ему освобождать его законное место. После этого Славка уже постоянно жил в доме у матери. Домом правда это сложно было назвать. Вере Николаевне принадлежала только третья часть дома: две небольшие комнатки, одна порядка десяти квадратных метров, и вторая совсем крохотная – четыре квадратных метра, и между ними небольшой узкий коридорчик, три метра в длину. Вот в этой маленькой комнатушке Славка и стал жить. А теперь еще и очередную «жену» сюда привел. У этой его Людмилы есть своя двухкомнатная квартира, но там живут ее мать и ее дочь Катя. Славка там не прижился, и они переехали к Вере Николаевне. Здесь им конечно тесновато, и Людмила уже намекала, что было бы неплохо им поменяться комнатами, а то как-то несправедливо получается, что они вдвоем со Славкой теснятся в крохотной комнатушке, а она одна в большой барствует. Но Нина Николаевна ей ответила, что здесь она еще хозяйка, и переходить в маленькую комнату она не собирается.
С Верой Николаевной я познакомился семь лет назад, когда Славка еще досиживал свой второй срок. Я тогда снимал квартиру в соседнем с ней доме, где мы жили с женой и дочерью, и мы целый год были соседями. Жилье у нас тогда было, а вот прописки не было, и жена не могла из-за этого устроиться на работу. Вера Николаевна оказалась очень доброй женщиной, она и предложила нам прописаться у нее в доме. И мы за это были ей очень благодарны. Я помогал ей весной вскапывать ее маленький огородик возле дома, а когда вернулся Славик и завел огромного пса, которого нужно было чем-то кормить, привозил им со своего огорода по два или три мешка мелкой картошки. Славик меня тогда очень удивил тем, что не может поднять мешок картошки. Он на голову выше меня, и казался мне сильнее меня, но я этот мешок легко поднимал, а он вообще не смог его вытащить из коляски моего мотоцикла. Вера Николаевна тогда сказала, что он свое здоровье в тюрьме оставил.
Праздничный стол Вера Николаевна накрыла в своей комнате. Гостей она не звала, поэтому, кто вспомнит и придет поздравить, тому она и рада будет. Кроме нас с женой были только Славка с Людмилой, да ее дочь Катя. Людмила оказалась довольно симпатичной молодой женщиной среднего роста, но немного резковатой. Катя вообще была красавицей, молоденькая девушка лет пятнадцати. Поскольку Славке пить нельзя, то Юбилей праздновали без выпивки. Мне почему-то показалось, что Людмиле не очень нравится наше с женой присутствие на этом празднике. А может мне это только показалось, ведь мы с Людмилой до этого не были знакомы, и, возможно, она чувствовала себя не совсем уютно в нашем присутствии. Жена спрашивала у Веры Николаевны какие таблетки она сейчас принимает, и не нужно ли ей чего ни будь привезти. Не успела Вера Николаевна ответить, как Людмила резко ответила, что у них все есть, и в помощи они не нуждаются. Потом Катя села к Славке на колени и стала обнимать его за шею, изображая маленькую девочку и называя его отцом. Вере Николаевне это не понравилось, и когда Славка с Людмилой вышли во двор покурить, она высказала Кате свое недовольство.
– Ты зачем к нему на колени садишься? – спросила она Катю.
– А что, я не могу к отцу на колени сесть?
– К отцу можешь, но Славка тебе не отец, он для тебя посторонний мужчина. Ты ведешь себя как опытная проститутка. Если он тебя как ни будь изнасилует, то в этом будешь виновата только ты, но в тюрьму после этого сядет он.
Вера Николаевна конечно же хотела ее предупредить, а заодно и сына уберечь от тюрьмы, и сделала это из лучших побуждений, но Катя на нее обиделась. Она что-то сказала матери и уехала домой. Праздник явно был испорчен, поэтому, не дожидаясь чая с тортом, уехали домой и мы.
Примерно через месяц мне домой позвонила какая-то женщина и спросила знаю ли я Веру Николаевну.
– Конечно же знаю, – ответил я.
– Это ее подруга звонит. Вера Николаевна просила, чтобы Вы к ней приехали, только не домой, а ко мне. Она сейчас у меня живет.
– Хорошо, приедем. Диктуйте адрес.
На следующий день мы с женой на мотоцикле поехали по указанному адресу. Это оказался старый двухэтажный дом, которые раньше строили для работников завода «Химволокно». На втором этаже этого дома и находилась однокомнатная квартира, в которой жила подруга Веры Николаевны. Она нам об этой подруге рассказывала, но мы с ней никогда раньше не встречались. В квартире теперь жили трое: Вера Николаевна, ее подруга и большой черный кот. Увидев нас, Вера Николаевна расплакалась, и поведала жуткую историю продолжения ее Юбилея.
Когда гости разошлись, она убрала со стола, помыла посуду, и решила пораньше лечь спать, так как от праздничных хлопот сильно устала и не было сил даже телевизор смотреть. Закрыла дверь в комнату, переоделась в ночнушку, и легла в постель. Не успела уснуть, как в комнату кто-то вошел.
– Что, уже дрыхнешь, старая? – услышала она голос Людмилы.
Открыла глаза и увидела, что это Славка с Людмилой. Что им здесь понадобилось?
– Еще не подохла? – опять спросила Людмила. – Ты сколько будешь небо коптить и мешать нам жить? Давно пора в могиле лежать, а она все жизни радуется и праздники устраивает. Ты долго еще будешь нас мучить?
Она схватила Веру Николаевну за волосы и стащила с кровати на пол. Славка сел на стул и молча наблюдал за происходящим.
– Ты зачем мою дочь проституткой обозвала? Зачем над ребенком издеваешься?
– Да я ее не обзывала, – пыталась оправдаться Вера Николаевна, – я ее просто предупредить хотела.
– Предупредила? А теперь у ребенка истерика. Слезами заливается. Ты мне за это ответишь.
Людмила опять схватила Веру Николаевну за волосы и стала бить ее головой об пол.
– Славка, что же ты смотришь? Защити мать! – обратилась мать к сыну, но тот смотрел на происходящее и улыбался.
Вера Николаевна заплакала, не столько от боли, сколько от обиды на сына. Сколько раз она его спасала? Если бы она его не закодировала, он бы уже давно сам в могиле лежал. А он позволяет сожительнице вот так издеваться над матерью. А Людмила, распаляя сама себя, вошла в раж, била ее кулаками по лицу, душила, и опять била головой об пол. Вера Николаевна больше ни о чем не просила. Она видела только смеющиеся глаза сына и понимала, что ему нравится, как издеваются над матерью.
Когда она очнулась, то не сразу поняла, что лежит не в постели, а в своей комнате на полу. Сознание возвращалось постепенно, вспомнила, как ее избивала сожительница сына, и смеющиеся глаза Славки. Из-за закрытой входной двери доносились голоса Славки и Людмилы.
– А давай ее придушим, – предлагала Людмила.
– Следы останутся, – возразил многоопытный в уголовном деле Славка.
– Ну тогда подушкой, от подушки следов не останется.
– Давай сама, я не буду.
– А ведь они не шутят, – подумала Вера Николаевна, – могут и задушить. Ее любимый и единственный сынок Славка один раз уже пытался это сделать. Это случилось после его первой отсидки. Он тогда сильно напился и начал обвинять мать в том, что это она его в тюрьму посадила. Обвинения закончились тем, что он несколько раз ударил ее по лицу и начал душить. Ей тогда удалось вырваться и убежать из дома. Среди ночи прибежала она в милицию, рассказала, что сын хотел ее задушить. Обратно она приехала с нарядом милиции. Сын спокойно спал в своей комнате и никакой агрессии ни к ней, ни к милиции не проявлял.
– Ты зачем мать избил? – спросил его милиционер.
– Я? – удивился Славка. Да я ее даже не видел.
– А откуда у нее синяки на лице?
– Не знаю. Может на пороге упала. Порог у нас скользкий.
– А она утверждает, что ты ее еще и душил.
– У нее в последнее время с головой проблемы.
– Но ты же пьян?
– Ну выпил немножко после работы, и сплю.
Ни в голосе, ни в поведении никакой агрессии. И милиция почему-то поверила ее сыну, а не ей. Ее оставили дома, а сами уехали.
А на этот раз ее точно задушат. Она потихоньку попробовала встать. Получилось. Тихонько подошла к двери и закрыла ее на накидной крючок. Сын с сожительницей по-прежнему совещались, как лучше от нее избавиться. Она подошла к окну и открыла его. Высоковато конечно, до земли метра полтора, в ее возрасте можно и ноги поломать. Но зато оно выходит прямо на улицу, а не во двор. На ней только ночная рубашка и комнатные тапочки. Обувь для улицы стоит в коридоре, там же и теплая одежда висит. В шкафу, который стоит в комнате, есть ее кофты, но его сейчас нельзя открывать, дверка будет сильно скрипеть, услышат. Перекрестилась и полезла в окно. На землю спустилась почти нормально, только руки и ноги сильно разодрала.
Куда дальше? В милицию? Нет, в милицию она больше не пойдет. Нужно ехать к подруге, Славка не знает где она живет. В комнатных тапочках и в ночнушке побрела на площадь. Оттуда на такси и приехала к подруге, которой пришлось еще и за такси заплатить. Теперь вот уже почти месяц живет здесь, без денег и без документов. Если бы догадалась взять с собой сберкнижку, то пенсию могла бы снимать, но тогда она об этом не думала. А теперь вот сидит на шее у подруги, закончила свой грустный рассказ Вера Николаевна.
Я пообещал привезти ей картошки и денег, и жена заверяла ее, что мы ее не бросим. А пока-что я отдал Вере Николаевне те немногие деньги, которые были у меня в кошельке, на первое время на продукты хватит.
– А Вы в милицию не обращались? – спросила жена.
– Нет, – ответила Вера Николаевна.
– А может вы съездите в милицию и заявите на них? – предложила Вера Николаевна нам с женой.
– От нас заявление не примут, во-первых, мы для Вас посторонние люди, а, во-вторых, сами мы ведь ничего не видели. Нас даже слушать не станут, – пояснил я. – А давайте завтра я отвезу Вас в милицию, и Вы сами напишете на них заявление.
– Нет, сама я ничего писать не буду. Это ведь мой сын все-таки.
Вот она, материнская любовь. Он ее убить собирался, а она не хочет заявлять на него в милицию. Но, в принципе, это ее право.
Мы с женой еще несколько раз навещали Веру Николаевну, привозили продукты, немного денег, картошку и яблоки, чтобы она не чувствовала, что сидит у подруги на шее. Но в последний приезд нам показалось, что отношения между подругами немного разладились, в разговорах между ними уже не чувствовалось того тепла, которое было два месяца назад, а в их голосах был какой-то холодок. Характер у Веры Николаевны конечно не ангельский, возможно она что-то лишнее и сказала подруге. А когда мы приехали к ним в очередной раз, подруга сказала, что Вера Николаевна у нее больше не живет. Приезжал Славка и уговорил мать вернуться домой. Хотелось спросить: «А откуда он адрес узнал?», но мы не стали это спрашивать, возможно сама подруга как-то и сообщила Славке где находится его мать. Как я понимаю, отсутствие матери его вполне устраивало. Прошло уже три месяца как она сбежала, но он и не собирался ее искать. А тут вдруг приехал забирать. Что-то здесь не так. Наверно подруга, может даже из лучших побуждений, пригрозила ему, что в милицию сходит.
На следующий день жена накупила гостинцев, и мы поехали навестить Веру Николаевну дома. На порог дома вышла Людмила. При виде нас, она совсем не обрадовалась. Сказала, что Славки дома нет, а Вера Николаевна не хочет никого видеть. Но через приоткрытую дверь я увидел, что Славка был дома. В дом Людмила нас не пустила, и взять для Веры Николаевны наши гостинцы она также отказалась, сказав, что у нее все есть, и она ни в чем не нуждается. Так, ни с чем, мы и уехали. Было подозрение, что над Верой Николаевной там опять издеваются, поэтому через неделю, я заехал к ней еще раз. На звонок из дома никто не вышел. Тогда я постучал в окно, через которое убегала Вера Николаевна. Чтобы дотянуться до стекла, мне пришлось встать на цыпочки. Да, здесь высоковато. Даже странно, что ей удалось отсюда выбраться не поломав ноги, она ведь сантиметров на десять ниже меня. На мой стук никто не отозвался. Если бы Вера Николаевна находилась в этой комнате, она наверняка подошла бы к окну. Может ее в маленькую комнату переселили? Ну конечно же переселили, они ведь давно этого хотели. Как я сразу не догадался? Но окно из маленькой комнаты выходит на противоположную сторону, в палисадник. Туда можно попасть только через соседний двор. Позвонил к соседям, которые занимали другую часть дома. Мне повезло, соседка была дома, но о Вере Николаевне она ничего не знала, так как не видела ее уже очень давно. Она даже не знала, что та три месяца не жила дома. Пройти через свой двор на участок соседки она мне разрешила. Я долго стучал в окошко маленькой комнаты, но и там никто не отзывался. По всем признакам выходило, что Вера Николаевна не встает с постели и не может подойти к окну. Это было очень странно, ведь три недели назад она чувствовала себя вполне нормально и ни на что не жаловалась. И опять я уехал домой так ничего о ней и не узнав. Попасть к ним в дом больше надежды не было.
Через некоторое время жена где-то встретила Славку, от которого и узнала, что Вера Николаевна умерла.
– А нас то почему на похороны не пригласили? – спросила она его.
– У меня нет номера вашего телефона.
– Но ты же был у нас дома и знаешь где мы живем.
В ответ молчание. Понятно, что нас никто и не собирался звать.
Вот еще одна незавидная женская судьба. Всю жизнь Вера Николаевна прожила ради своего сына, но он никогда это не ценил, ни при ее жизни, ни после смерти.