Владимир Алексеевич Колганов
Странник в Закулисье
Глава 9. Маленький Париж
До аэропорта доехали без проблем – на всех дорогах контрольно-пропускные пункты, но Федя сделал разрешение на проезд, подписанное военным комендантом города. И вот наконец-то добрались. До вылета самолёта оставалось всего два часа, и главное сейчас для них – не привлекать к себе внимания. Всё бы ничего, но Хэм буквально шарахался от зеркал и прочих отражающих поверхностей, в которых мог бы увидеть свою «обезображенную» личность. Даже в туалет пришлось его сопровождать – как бы чего там не выкинул, а то вдарит кулаком по зеркалу, и потом хлопот не оберёшься.
После приземления в забугорном аэропорту можно было слегка расслабиться, и вот уже едут на квартиру, где до поездки в Закулисье проживал Хэм. У Эдика с соратниками своя дорога – то ли в гостиницу, то ли на конспиративную квартиру.
Вот такси повернуло на какую-то аллею, и Сеня вдруг закричал:
– Хэм! Так это же Эйфелева башня! Но почему-то немного меньше, чем я себе её представлял. Что это, оптический обман?
– Да нет, – успокоил Хэм. – Это как бы Париж в миниатюре. Но всё, что мне дорого, здесь есть – и Монмартр, и кафе «Клозери де Лила» на бульваре Монпарнас. Как-нибудь зайдём туда и я покажу тебе столик, сидя за которым писал свои первые рассказы. Славное было время! Поэтому, наверное, и попал сюда после того, как покончил с жизнью.
– Разве так можно, то есть словно бы сделано всё по заказу?
– Полагаю, что для нобелевских лауреатов есть такая привилегия. – тут он задумался. – Хотя, пожалуй, дело не в литературной премии, поскольку здесь великое множество писателей-самоубийц… Ну а ты где хотел бы оказаться?
– Да я об этом даже и не думал. Ведь, в сущности, везде одно и то же.
– Сеня, ты не прав. Где-то в глубине души должно быть некое воспоминание о том, к чему хотел бы возвратиться. Это тот мир, где был когда-то счастлив.
– А, по-моему, кто-то читает наши мысли, поэтому меня и отправили не сюда, а в Закулисье. Давно хотел разобраться, на чём, то есть на каких принципах построено управление страной. Речь не о лозунгах и призывах, а о самой сути.
– Что ж, у каждого из нас есть своя путеводная звезда. Но вот чего не могу понять: Эдика каким ветром сюда занесло?
– Да, странная история. Могу предложить только такое объяснение: он всю жизнь себя понемногу убивал, растрачивая талант на бесполезные забавы. То же мне политик!
По дороге купили накладную бороду и усы – не из натурального волоса, но пока и так сойдёт. Эта удивительно простая идея возникла в голове Хэма, пока летели в самолёте – уж очень не хотелось, чтобы лицо забинтовали, да и консьержка в дом не пустит, тут с этим строго.
Но вот такси остановилось у пятиэтажного здания. На табличке адрес: Rue du Cardinal Lemoine, 74. Узкая улочка, каких много в Париже, рядом площадь Контрэскарп с маленьким фонтаном, несколько уютных кафе – немудрено, что Хэм этот район облюбовал. А совсем недалеко, в получасе ходьбы – бульвар Монпарнас и «Клозери де Лила». Обо всём этом Хэм успел Сене рассказать, пока поднимались по лестнице почти на самый верх – видимо, в те годы, когда Хэм снимал квартиру в этом доме, он был не при деньгах, иначе нашёл бы что-нибудь получше, хотя бы на третьем этаже.
– И что дальше? – этот вопрос Сеня задал Хэму, когда они вошли в квартиру и уселись на диван, чтобы немного отдохнуть после длительного перелёта и поездки по городу.
– Радуйся жизни! – тут Хэм понял, что сморозил глупость, и уточнил: – То есть тому, что мы снова на свободе.
– Но у меня нет ни копейки денег даже на то, чтобы купить себе еды.
– Это не проблема. Писателям-самоубийцам здесь выдают довольно щедрое пособие, я завтра же о тебе похлопочу. Ну а пока будешь моим гостем, так что голодным не останешься.
– Может, лучше устроиться на работу?
– Не смеши! Мёртвые, конечно, не стареют, но человека нашего возраста здесь даже консьержем не возьмут.
– Тогда давай опубликуем наш роман.
Хэм только махнул рукой:
– Нет уж, Сеня! Я по горло сыт мегакактусами, триумвиратами и прочей хренью! Теперь у меня одно желание – поскорее выбросить всё это из головы. Да и заново крапать двести пятьдесят страниц… Нет уж, уволь, это без меня.
– Но всё гораздо проще! Только слегка отредактируем прежний текст, добавим рассказ о том, как нам удалось бежать, и этого вполне достаточно, – тут Сеня достал из кармана крохотную флешку и спросил: – У тебя есть компьютер?
– А зачем? – эти слова слетели с губ Хэма словно бы помимо его воли, и лишь потом он вскинул брови, изображая крайнюю степень удивления: – Как тебе это удалось? Ведь в тюрьме нас обыскали.
– Мне повезло, флешка завалилась за подкладку, а всё прощупать они не догадались, либо просто было некогда. Ты же помнишь, что тогда творилось – людей свозили сотнями.
– Так это же другое дело! – вскричал обрадованный Хэм. – То есть жаль, что люди пострадали, но есть и позитивный момент. Эту рукопись любое издательство оторвёт у нас с руками! Надо бы только название новое придумать, а то прежнее после госпереворота устарело, – и только теперь вспомнил: – Ах да, ты про компьютер… Так ведь его у меня нет. Был когда-то ноутбук, подарок от здешнего правительства, а потом отдал его приятелю. Тот тяжбу какую-то затеял, всё заявления в суд строчил, ну а я… Видишь ли, в чём дело, мне почему-то не писалось. Да и о чём писать? О том, как ствол ружья засовывал себе в глотку?
– Неужели ничего за несколько десятков лет?
Хэм только развёл руками. И уже подводя итог этому разговору:
– Что ж, последнюю главу придётся писать по старинке, ручкой на бумаге, а ноутбук я потом у соседа ненадолго попрошу.
На том и порешили. А через пару недель отредактированный текст разослали по нескольким издательствам. И вот прошёл месяц, но нет ни ответа, ни привета. За это время Сеня в компании с Хэмом исходил весь Маленький Париж, не раз бывали в «Клозери де Лила», осмотрели коллекцию крохотного Лувра, в которой Сеня обнаружил лишь несколько картин старых мастеров, а в остальном мазня – будь он художником, постеснялся бы такое выставлять.
Наконец, терпение писателей иссякло, и как-то утром решили, что уже пора нанести визит издателям. В первом по счёту издательстве их приветствовала симпатичная, весьма учтивая девица:
– Бонжур, месье! Чем могу помочь?
– Здравствуйте! – обратился к ней Хэм. – Я Эрнест Хемингуэй, писатель, нобелевский лауреат.
– Очень приятно, месье! Так чем могу помочь?
«Вот ведь заладила!» – подумал Сеня, а когда взглянул на Хэма, понял, что скандала тут не избежать. Видимо, Хэм ожидал, что его встретят с распростёртыми объятиями, но оказалось всё не так. Хэм стоял, насупив брови, словно бы подбирая нужные слова, и наконец прорычал:
– Месяц назад мы отправили вам рукопись нашей книги. Хотелось бы узнать, какое решение вы приняли.
– Сейчас, месье. Как называется роман?
– «Тучи над Закулисьем».
Девица заглянула в компьютер, прочитала, судя по всему, отзыв рецензента и обратилась к Хэму:
– Простите, месье, забыла, как вас зовут…
Хэм открыл было рот, но похоже, что потерял дар речи. Пришлось Сене взять на себя роль секретаря:
– Эрнест Хемингуэй.
– Спасибо! – и снова обратилась к Хэму: – Боюсь, месье, что ваша рукопись нам не подойдёт. Вот если бы написали что-то вроде «Алисы в Зазеркалье»… А так, извините, мы вынуждены отказать.
В следующем издательстве писатели услышали такой вердикт:
– Ваша книга вряд ли заинтересует нашего читателя. Нет ни однополых браков, ни трансгендеров… И вообще, теперь мало кто интересуется политикой. Тем более, если речь идёт о каком-то Закулисье. А кстати, где оно находится?
Те же слова в разных сочетаниях они услышали ещё в нескольких издательствах. И вот наконец пришли в последнее и сразу, чуть ли не с порога, их что называется отбрили:
– Ну как же так? У вас нет ни маньяков, ни убийц, ни извращенцев, но это ещё мы смогли бы пережить. Однако всё гораздо хуже! Ведь наши читатели могут воспринять вашу книгу как призыв к свержению конституционного строя, мол, все недовольные действующей властью, берите в руки оружие и бегом на баррикады! Нет, этого мы никак не можем допустить!
Когда вышли на улицу, Хэм смачно выругался, а потом сказал:
– Первый раз встречаю такое отношение к себе. Похоже, что за время моего отсутствия здесь произошли значительные изменения, – и предложил пойти напиться.
Сеня против пьянки не возражал.
Уже когда распили бутылочку бургундского, Сеня задал вопрос, который мучил его с тех пор, как бежали из тюрьмы:
– Хэм, как ты думаешь, почему организаторы госпереворота оказались более жестокими, чем триумвират?
– Да пошли они! – отмахнулся Хэм, но после короткого раздумья предложил такое объяснение: – Человек, у которого в руках оружие, не раздумывает ни о нравственности, ни о справедливости. Вроде бы у вас когда-то говорили: лес рубят – щепки летят.
– Выходит, Пожуелов с компанией были божьими агнцами по сравнению с этими генералами?
– Да все они одного поля ягоды, только эти при погонах, а другие без. Я таких насмотрелся ещё в Испании, когда командиры гнали в бой солдат прямо на пулемёты, не считаясь с возможными потерями. Ну а те, что в штатском, сидя в кабинетах вопили: «Не отдадим ни пяди нашей земли!»
– Грустно всё это, – признался Сеня.
– И не говори!.. А давай-ка ещё бутылочку закажем!
После того, как выпили, Хэм опять взялся за своё:
– Эх, зря мы устроили ту провокацию с триумвиратом! Многие люди сейчас были бы живы…
Но Сеня возразил:
– Да разве это жизнь, если живёшь под пятой?
– То же верно! – согласился Хэм, тяжело вздохнув. – Ну вот и я, вроде бы успешный писатель, но жизнь в Нью-Йорке или в каком-то другом городе Соединённых Штатов меня совершенно не устраивала. Везде суета, постоянная погоня за деньгами, нет даже времени подумать, зачем совершаешь тот или иной поступок. У меня иногда возникало ощущение, что кругом одни лишь роботы, действующие по заданной программе… Поэтому и бежал на Кубу, жил вдали от людей, писал книги.
– Да я тоже мечтал когда-то построить дом в глухом лесу и спокойно заниматься творчеством. Только сочинять, не имея электричества и интернета, – это ведь такая мука!
– Тут уж кто к чему привык. Я пробовал печатать текст на ноутбуке и убедился – дело не идёт, то есть можно работать только из-под палки или когда есть острая необходимость сварганить что-то побыстрее. Вот в Закулисье – там не было другого выхода, а здесь… Уверен, что «Старика и море» не смог бы написать с помощью компьютера.
– Если речь о литературе такого уровня, ты безусловно прав. Первый роман я писал на клочках бумаги, если ничего другого не было под рукой, и так продолжалось около двух лет. Но следует учесть и то, что свободного времени было крайне мало, я ведь тогда по работе был очень занят.
– И что в итоге получилось?
– Да ничего хорошего! Я предложил роман литературному журналу и получил такой ответ: «Талантливо! Но если бы сократили текст наполовину… нет, лучше в десять раз…»
– Вот ведь злыдни! Пороть их некому!
– А в другом журнале спросили, когда закончил литературный институт.
– Это ещё что такое?
– Ну есть же институты или факультеты, где учат на физика или агронома. А тут учат на писателя.
– Да разве этому можно научить!? – возмутился Хэм. – Талант не рождается за партой! Ведь и у меня могло ничего не получиться, если бы не занимался журналистикой. Впрочем, далеко не каждый писака может стать писателем, я вот прошёл войну, несколько раз был женат, охотился на диких зверей в Африке, то есть многое пережил, поэтому есть о чём писать… – тут он запнулся и после паузы сказал: – То есть, пардон, когда-то было.
– Ну а наши злоключения в Закулисье? Разве это не материал для книги. Мы с тобой поспешили, а ведь можно было бы написать замечательный сатирический роман.
– Видишь ли, Сеня, сатира – это не мой жанр. Ну а эта наша книга… Может оно и к лучшему, что нам отказали в публикации.
– Но почему они так сделали?
– Так я же говорил, что за время моего отсутствия здесь что-то в корне изменилось. Похоже, что забугорное общество постепенно деградирует. Ну и куда теперь податься нобелевскому лауреату?
Этот вопрос так и остался без ответа, поскольку наступила ночь и писателей попросили покинуть заведение.
Глава 10. Оголтелая сатира
Наутро, сразу после завтрака Сеня решил обсудить с Хэмом проблему, которая не давала ему покоя этой ночью. А приснилось вот что: флешка, на которой был записан текст их книги, вдруг обрела способность говорить по-русски и стала требовать, чтобы Сеня добился публикации:
– Если ты загубишь этот материал, я твою жизнь превращу в сплошную му́ку. Тогда узнаешь, что такое ад!
И тут же приступила к делу. Сначала гонялась за Сеней по комнате, норовя ударить прямо в лоб, а когда он выбежал на улицу, даже не успев одеться, гнала его до Эйфелевой башни, заставила подняться на смотровую площадку и там предъявила ультиматум:
– Либо ты найдёшь способ опубликовать текст в том или ином виде, либо полетишь вниз, – и добавила: – Ты уже убедился, что я своих слов на ветер не бросаю. Ну так как?
Немудрено, что ради того, чтобы прекратить наглые наскоки, пусть это происходит лишь во сне, Сеня готов был предпринять все мыслимые и немыслимые усилия, которые позволят добиться требуемой цели. Но тут возник такой вопрос: как убедить Хэма?
И вот за завтраком, попивая кофе с круассанами, нашёл вроде бы беспроигрышный вариант:
– Хэм! Ты не против, если я нашу рукопись доработаю и превращу в оголтелый сатирический роман?
– Оголтелый… Это ещё что такое? – не понял Хэм.
– Ну скажем, ничем не сдерживаемый, разнузданный, потерявший всякое чувство меры.
Хэм широко раскрыл глаза и посмотрел на Сеню так, будто впервые видел:
– Ты бы смерил температуру. У тебя, похоже, сильный жар.
«Да после ночной беготни голышом по городу этому не стоит удивляться» – подумал Сеня, а вслух сказал:
– Хэм! Мне это очень надо.
Хэм покрутил головой, потёр свою изрядно уже отросшую бородку и пробормотал:
– Ну, если надо… Да ради бога! Только без моей фамилии на титульном листе. И сделай милость, удали упоминание обо мне из текста. И ещё: сходи к врачу, а то вдруг у тебя опять какая-то зараза. Мог в Закулисье подцепить.
Итак, одну проблему он решил, но без компьютера ничего не может сделать. Так что же предпринять?
Сене помогла чистая случайность. Вынося мусор, он столкнулся с тем самым соседом, у которого Хэм брал на время ноутбук. Разговорились, и тут выяснилось, что у Марка русские корни – его прапрадед командовал лейб-гвардии гренадёрским полком в начале прошлого столетия.
– Как же нам не повезло с этим Николашкой! Бездарнее правителя не было за всё время существования России.
– А Ельцин, Горбачёв?
Марк только махнул рукой, затем спросил:
– А вы-то как здесь оказались?
Пришлось на ходу сочинять целую историю про то, как провинился перед властями и вот отправили сюда, лишив и гражданства, и всех средств к существованию
У Марка слёзы появились на глазах:
– Бедняга! Как же я сочувствую! Может, чем-нибудь смогу помочь?
– Да вот, видите ли, пишу книгу о полузабытых страницах истории России, но без компьютера дело еле-еле продвигается.
– Господи! Так у меня же есть старый ноутбук, он, правда, уже дышит на ладан, но на какое-то время вам хватит. Если что, здесь рядом мастерская, сможете отдать в ремонт.
– А как же вы?
– Да я недавно новый приобрёл на новогодней распродаже, – и тут замялся. – Не сочтите за дерзость, но, коли уж о России пишете, не могли бы вставить несколько строк о моём несчастном предке. Он до последнего вздоха сражался с восставшей чернью, погиб на Перекопе.
– Можете не сомневаться, вставлю.
– Заранее благодарен! Биографическую справку я вам подготовлю. Только обязательно дайте книгу почитать, когда напишете.
– Всенепременно!
Получив от Марка ноутбук, Сеня тут же взялся за работу. Дело двигалось удивительно легко, благо мог использовать в качестве подстрочника текст, сочинённый вместе с Хэмом. Мысленно сравнивая то, что сейчас выходило «из-под пера», с прежними своими опусами, Сеня понял, что поднялся на какой-то новый уровень литературного творчества – то ли просто нашёл свой жанр, то ли решающую роль сыграла злость, ну а причин для неутолённой жажды мести было предостаточно. И вот теперь он мстил всем – и Пожуелову с его триумвиратом, и тем чиновникам, которые беспрекословно подчиняются приказам, не задумываясь о последствиях. Досталось и врачу, который не годен ни на что другое, кроме как возмущаться тем, что происходит в Закулисье, да и тогда слова произносились шёпотом.
К этому времени Хэм уже добился от властей, чтобы Сене, как и другим писателям-самоубийцам, выплачивали пособие, так что он уже не ощущал себя приживалой – мог платить и за еду, и за аренду комнаты. Но почему их приютили здесь, в Забугорье? У Хэма было собственное мнение:
– Ну а куда ещё отправлять таких, как мы с тобой? В ад вроде бы не за что, ну а в рай самоубийцам вход закрыт. Вот и направляют в Забугорье – эфтаназия здесь разрешена, поэтому к жертвам суицида отношение вполне терпимое.
Если бы всегда так! Однако дальнейшие события показали, что надежды не всегда сбываются. Как относятся здесь к писателям, которые пишут не то и не о том, они уже убедились, но это ещё полбеды. Слава богу, принимали текст и на русском, а на английском, но, если путь в издательства заказан, куда же обратиться?
И тут Сеня вспомнил про «Амазон», где раньше размещал свои книги, но три года назад всех русскоговорящих писателей оттуда выперли под надуманным предлогом. А что, если зарегистрироваться там под чужим именем? Но прежде всего надо было перевести текст на английский язык. Помог Гугл-переводчик, а потом Хэм отредактировал. Сеня опасался, что после прочтения романа Хэм выбросит в окно и автора, и ноутбук с текстом, но случилось почти невероятное. Они сидели в кафе «Клозери де Лила» за столиком с памятной табличкой, напоминавшей Хэму о том, как строчил здесь рассказ за рассказом в надежде добиться когда-нибудь признания. Что ж, удалось, но вот что Сеня слышит:
– Ты знаешь, у меня недавно возникло ощущение, что писал свои книги вовсе не о том, что было нужно.
– Да брось ты, ведь публика тебя носила буквально на руках!
– Вопрос в другом. Что я сделал для того, чтобы этот мир изменился хоть немного к лучшему? Ответ предельно очевиден – абсолютно ничего!
– Нет, Хэм, ты не прав! Вот Пушкин чувства добрые лирой пробуждал… Так и ты! За это люди тебе безмерно благодарны.
– И всё равно этого явно недостаточно. Ведь я же понимал, что мир устроен неправильно, несправедливо, но старался этого не замечать, прятался от него то в Африке, то на Кубе.
– Я не пойму, к чему ты клонишь.
– А вот к чему! В России были Гоголь, Салтыков-Щедрин, потом Булгаков, они как могли выявляли язвы общества, выставляли недостатки напоказ. А что же я? Писал о личной драме Бретт и Джейка, о том, как некий старикан мучился, пытаясь поймать большую рыбину… – он махнул рукой: – Да что тут говорить, жизнь прожита зря, и самое страшное, что нет никакой возможности что-нибудь исправить.
Тут Сеня понял, что слова в этой ситуации не помогут – требуется радикальное решение. Он встал из-за стола…
– Ты куда? – поинтересовался Хэм. – Опять приспичило?
– Да нет. Пойду вещи собирать, я от тебя съезжаю.
Хэм тоже вскочил, схватил Сеню за рукав:
– Если ты уйдёшь, не знаю, что я сделаю… Я снова застрелюсь!
– У тебя разве есть ружьё?
– Нет!.. Ну тогда повешусь.
– Жалкий подражатель! – и тут Сеня словно бы что-то вспомнил: – Похоже, у тебя и впрямь проблемы с психикой. Забыл, что мы бессмертны?
Хэм сел на стул и обхватил руками голову, а Сеня понял, что эту палку он немного перегнул:
– Ну ладно, Хэм, я пошутил. Но если ещё раз станешь охаивать результаты своего вдохновенного труда… Вот тогда я точно от тебя уйду.
Обнялись, потом выпили по бокалу вина, и только после этого Хэм объяснил, в чём дело:
– Все эти мысли, которые показались тебе такими странными, возникли у меня после того, как прочитал твой сатирический роман. Сеня, это то, что надо! Теперь уж эти злыдни не отвертятся, на них будут указывать пальцем, кидать в них гнилые помидоры. Они станут всеобщим посмешищем, им руки никто больше не подаст!
– Хэм, дорогой, о чём ты? Ведь в моём романе нет ни одной подлинной фамилии.
– Зато есть то, чего мне так не хватало – праведный гнев, воплощённый в гениальную сатиру.
Приятно слышать похвалу, но самое главное, что Хэм больше не стал заниматься самобичеванием, а то ведь и до беды недалеко.
– Хэм! Если всё так, как ты говоришь, тогда мой роман никто не напечатает.
– Думаешь, на «Амазоне» читают все рукописи, которые к ним присылают? Да у них сотрудников не хватит, потому что теперь пишут все, кому не лень. Наверняка у них есть программа, которая находит ненормативную лексику или фамилии представителей политической или финансовой элиты, а на остальное им просто наплевать.
– Ладно, я попробую.
Один день понадобился, чтобы сделать красивую обложку, затем Сеня зарегистрировался на «Амазоне», отправил туда макет книги и стал ждать. Прошло ещё два дня, и на сайте интернет-издательства появилась его книга – любой желающий мог приобрести её хоть в печатном, хоть в электронном варианте. Это событие стоило отметить, что они и сделали – как-никак, это первая книга, представленная на суд читающей публики писателем, который ещё несколько месяцев назад отправился в мир иной и, судя по всему, не собирался оттуда возвращаться. Это и вправду так, потому что Сеня только в Забугорье нашёл надёжного друга и соратника, да и Хэму было бы нелегко расстаться с приятелем навсегда.
А через несколько дней Сеню пригласили в комиссариат. Тут же наготове переводчик с французского на русский. Офицер полиции объяснил причину:
– Тут вот какое дело. К нам поступила информация, будто вы зарегистрировались на сайте интернет-издательства под чужим именем. Это так?
– Да! Насколько я знаю, закон не запрещает писателю использовать псевдоним.
– Но зачем вам понадобилось скрывать своё подлинное имя?
– Что же тут непонятного? Раньше я писал на русском языке, а теперь решил перейти на английский, поэтому изменил имя и фамилию. Ну вот представьте, написал бы, что я Семён Околотков. Для англоязычной публики такое словосочетание непривычно, другое – дело Сэм Скотт.
– Решили присвоить себе имя и фамилию известного регбиста?
– Да я регби никогда не увлекался! Даже не слышал о таком… А что, ему это не понравилось.
– Вы правы, регбист тут ни причём. Но есть претензии от более значительных персон.
Тут офицер достал из папки какой-то документ и прочитал отрывок:
– "В романе содержатся явные признаки клеветы на руководителей нашей страны. Автор пишет, что Забубенье готовит вторжение на территорию Закулисья"… – он поднял голову и посмотрел на Сеню: – Вы это писали?
Сеня был ошеломлён: «Вот ведь как всё повернули! А я-то, я-то… Сам сунул голову в капкан». Только теперь он понял, что в романе не должно быть не только подлинных фамилий, но и реальные названия государств нужно заменять на выдуманные, иначе хлопот не оберёшься. Но тогда получится не сатирический роман, а нечто в жанре фэнтэзи. Так и сказал, а затем добавил:
– Ведь если следовать такому правилу, тогда в романе Льва Толстого «Война и мир» не должно упоминаться имя Наполеона Бонапарта, а воюющие страны – это не Россия и Франция, а, к примеру, какие-нибудь Горация и Эпикурия.
Но офицер невозмутимо продолжал:
– Роман не читал, да и про Эпикурию ничего не слышал. А вот то, что в вашей книге чёрным по белому написано – это неоспоримый факт.
– Ну как вы не поймёте! Слова о подготовке вторжения – это провокация…
Офицер не дал договорить:
– Я так и думал.
– Да нет, я не то хотел сказать. Эту провокацию задумал не я, а герой моего романа.
– Пытаетесь свалить вину на другого? Мы и его найдём. Ну а пока решается вопрос об экстрадиции, вы не имеете права покидать свою квартиру.
– Пардон! Об экстрадиции куда?
– Так в Забубенье! Ведь это у них претензии к Сэму Скотту, то есть к вам, – и положил перед Сеней какую-то бумагу. – Распишитесь в том, что вас предупредили об ответственности за нарушение режима.
Из здания комиссариата Сеня вышел ни жив ни мёртв. То есть, конечно, мёртв, но в самом скверном настроении. «Утопиться в Сене, что ли? Так ведь не поможет!»
Вскоре состоялся суд. Обвинитель представил видеозапись допроса, во время которого Сеня произнёс те самые слова о провокации. Нанятый Хэмом адвокат чуть ли не вопил, разбрызгивая слюни:
– Это же роман!
Но судья его не слушал.
Уже когда на Сеню надевали наручники, в его голову пришла такая мысль: «И здесь всё то же самое – власть всегда права, с нею не поспоришь!»
– Мы тебя на бросим! – кричал Хэм.
Но Сеню уже вели по коридору, чтобы посадить в автомашину для перевозки заключённых и отправить в аэропорт.
