Владимир Алексеевич Колганов
Превратности культуры
Глава 5. ТВ в когтях рекламы
Чем телевидение отличается от рекламы? Довольно странный вопрос, и многие будут возмущены моей попыткой найти что-то схожее в этих понятиях, без которых ни общество, ни политика, ни экономика не в состоянии существовать. Но вместо того, чтобы ссылаться на мнение экспертов или проводить социологический опрос, для начала предложу вашему вниманию фрагмент из романа «Невообразимая реальность» – тогда многое станет ясно и вряд ли потребуются дополнительные пояснения.
Итак, представьте себе, что руководители двух федеральных телеканалов, некто Эрнестов и Добродей, приглашены на презентацию новейшей методики диспансеризации населения в свете поставленных правительством задач по совершенствованию отечественного здравоохранения. Но вот закончилась торжественная часть, и наши герои уединились в углу банкетного зала, прихватив с фуршетного стола по бокалу виски. Тогда-то и возникла тема рекламирования лекарств и медицинских услуг на телевидении. В общем-то, обсуждать тут по большому счёту было нечего – оба в этом деле преуспели благодаря поддержке Минздрава и фармацевтических компаний, которые блокировали обсуждение в Госдуме законопроекта о запрете рекламы лекарств. Помимо рекламы в их арсенале был весьма эффективный, проверенный временем способ заставить телезрителя побеспокоиться о своём здоровье – в теленовости непременно вставляли сюжеты о больных детях, нуждающихся в лечении, или о немощных стариках, которых ещё можно поставить на ноги с помощью новейших лекарств и медицинских технологий. Однако Добродей пошёл гораздо дальше – буквально каждую неделю на его телеканале появлялся сериал, в котором основные события происходили в больнице или в поликлинике. Со временем этот жанр получил наименование Health & Hospital. Впрочем, до обсуждения этой инновации дело так и не дошло – причина в том, что после выпитого виски в душе Эрнестова вроде бы проснулась совесть. Во всяком случае, возникло ощущение, будто что-то он делает не так.
– Костик, а тебя не смущает, что мы рекламируем пустышки? Втюхиваем нашим зрителям лекарства, от которых буквально никакого проку. Разве что цена внушает уважение…
– Ты что, сам пробовал? – полюбопытствовал Добродей, скосив глаза чуть ниже пояса своего коллеги.
– Да так, кое-что… Но знаю наверняка. Приятель-фармацевт, как узнал, что пью я эту дрянь, так отчитал, что до сих пор обхожу аптеки стороной.
– И как же лечишься? – в глазах Добродея возник неподдельный интерес.
– Да так же, как наши прапрадеды лечились.
Эрнестов не стал уточнять, а Добродей не стал выспрашивать – нетрудно догадаться, что имелось в виду, если обшарил уже весь интернет в поисках спасительного средства.
– Допустим, народные средства помогают, но не всем и не всегда.
– Костик! Ты пойми, – не унимался Эрнестов, для убедительности взъерошив шевелюру. – Я же не против таблеток и микстур. Но мы рекламируем всякую хрень, которая не лечит! Не может излечить, хоть килограммами её съедай.
– А про эффект плацебо ты забыл? – не сдавался Добродей. – Пойми, ведь мы вселяем в людей веру, что все болезни излечимы…
– Даже те, которых у них нет? – Эрнестов выпучил глаза, демонстрируя явное намерение сокрушить соперника в этом споре.
– Опять ты о своём! – Добродей досадливо поморщился, и продолжил. – Ну ладно, пусть это всё не для улучшения здоровья нации, но ты представь, какие бабки можно наварить! Ведь, посмотрев по моему телеканалу телесериал в жанре Health & Hospital, миллионы людей ринутся в аптеки, в платных клиниках будут выстраиваться очереди к терапевтам и урологам… Да что там говорить, произойдёт переворот в сознании человека, поскольку с этих пор он уже не сможет жить без лекарств и ежемесячного посещения врача. Глотание таблеток станет для него такой же нормой, как мытьё рук перед едой, а поликлиники станут местом общения, где люди будут знакомиться, заключать браки, рожать детей и, как это ни прискорбно, умирать.
Эрнестов ошарашенно помотал головой:
– Ну, это уже слишком, – и после короткой паузы, как бы переварив всё то, что только что услышал, попробовал возразить: – Меня несколько смущает то, что богатеть будут владельцы фармацевтических компаний и иже с ними, а нам с тобой достанутся объедки с барского стола.
– Да за такие «объедки» иной готов…
Дальше можно было не продолжать, поскольку оба собеседника были этими «объедками» довольны.
Тем временем в другой половине зала шёл разговор на ту же тему – депутат Госдумы пытался убедить министра экономики в необходимости принятия срочных мер по защите населения от вредного воздействия рекламы:
– Для начала нужно запретить рекламу лекарств на телевидении.
Министр взвизгнул и замотал головой так, будто ему на шею накинули петлю, а он пытался от неё избавиться:
– Это нереально!
– Но почему?
– Тогда капитал из фармотрасли уйдёт. Да просто потому, что дело станет малоприбыльным. Столько сил и средств фармкомпании тратят на разработку новых препаратов, а кто их станет покупать в отсутствие рекламы?
– Так может, некоторые лекарства не нужны?
– Не нам с вами решать, что людям нужно. Есть нацпроект «Здоровье», и там всё ясно сказано.
– Тогда пусть снижают цены.
– Никак нельзя! Производство станет нерентабельным.
– Этого можно избежать, если государство возьмёт изготовление лекарств в свои руки и освободит частные компании от обузы. Ведь это стратегически важная отрасль экономики, как и оборонка.
– Ну вы сравнили! Если продолжить вашу мысль, тогда сельское хозяйство надо национализировать, то есть возродить совхозы. Этого хотите? А там дойдёт и до того, что напрочь запретят всякую рекламу…
У непредвзятого читателя, к примеру, лет тридцать прожившего вдали от достижений цивилизации, в глухой тайге, сразу же возникнет вопрос: а так ли страшен чёрт, как его малюют? Тут без эксперта никак не обойтись, поэтому снова обратимся к мнению Йохана Хейзинги:
«Повышенная визуальная внушаемость, суггестивность [способность к ярким эмоциональным переживаниям] является той ахиллесовой пятой, по которой бьёт современного человека реклама, пользуясь ослаблением eгo способности суждения, способности самостоятельно думать и оценивать. Это равно относится и к коммерческой, и к политической рекламе. Своими захватывающими образами рекламные объявления вызывают мысль о выполнимости какого-то желания. Реклама максимально насыщена чувственностью и экспрессией. Она возбуждает некое настроение и затем требует подтвердить его оценочным суждением, которое реализуется моментально, беглым взглядом».
Когда читаешь этот текст, становится немного страшновато. Если сто лет назад реклама действовала столь эффективно, то что же происходит с нами сейчас? Неужто мы шагу уже не в состоянии ступить без подсказки со страниц газет, с экрана телевизора или с билбордов, развешенных вдоль автомагистралей? Хейзинга отвечает:
«Если задать себе вопрос, как же, собственно говоря, воздействует реклама на индивидуума и каким образом выполняет она свою функцию возмещения, то ответ будет не таким уж и простым. Как узнать, решает ли индивидуум и в самом деле купить рекомендуемый товар после того, как рассмотрит или прочитает текст рекламного объявления? Или же в мозгу этого индивидуума фиксируется некое воспоминание, на которое он механически реагирует? Ещё труднее описать воздействие рекламы политической… Одно бесспорно: реклама во всех её формах спекулирует именно на ослаблении способности суждения и, благодаря своему неудержимому распространению и назойливости, сама ускоряет дальнейший упадок этой способности».
Вот оно как! Этот процесс напоминает то, что происходит с литературой: публика, не обладающая достаточной «способностью суждения», возводит на пьедестал плохого автора, а тот в свою очередь способствует падению интеллектуальных способностей читателя до уровня подростка. Тут только поспевай – такого потребителя бесполезных услуг и залежалых товаров можно брать голыми руками.
В июне 1978 года Александр Солженицын произнёс речь на ассамблее выпускников Гарвардского университета, где были такие слова:
«Душа человека, исстрадавшаяся под десятилетиями насилия, тянется к чему-то более высокому, более тёплому, более чистому, чем может предложить нам сегодняшнее западное массовое существование, как визитной карточкой предпосылаемое отвратным напором реклам, одурением телевидения и непереносимой музыкой».
С тех пор на Западе ничего не изменилось, однако теперь «напором» и «одурением» может похвастать и матушка-Россия. Халтурные сериалы, семейные разборки на виду у всей страны – это мы как-нибудь переживём, хотя иногда плеваться хочется. Но вот скажите мне, каким образом там появилась реклама лекарств, причём рекламные клипы идут гуськом, а сделаны так искусно, что даже мне иногда хочется, как есть, в домашних шлёпанцах бежать в соседнюю аптеку за лекарствами?
И снова вместо занудных доказательств приведу фрагмент – на этот раз из романа «Грешник среди ангелов». Представьте себе такую фантастическую ситуацию: издатель пришёл к малоизвестному автору, которого по какой-то неизвестной нам причине тянут всеми возможными средствами «на самый верх»:
– Тут вот какое дело. Хотим издать собрание ваших сочинений.
Похоже, праздник продолжается. Вчера – банкет, а сегодня – исполнение желаний. Это если не считать переезда в новую квартиру. И что, так будет каждый день?
Тем временем, издатель продолжает:
– Вы не беспокойтесь, Денис Василич, оформим не хуже академических изданий, всё честь по чести.
– А кто будет покупать?
– Рекламная кампания продумана во всех деталях. Составили бизнес-план, с финансами тоже никаких проблем.
Я по-прежнему в недоумении:
– Позвольте, неужели кроме меня других писателей в России нет?
– Так сами наверно понимаете. Продажи падают, многие издательства на ладан дышат. А потому что ничего стоящего нам не предлагают. Нельзя же вечно издавать макулатуру!
Что ж, с этим я согласен.
– Но почему всё так? Где новые Достоевские, Булгаковы?
– С этим вопросом не ко мне. Спросите у Эрнестова и Добродея.
– Они-то тут причём?
– Пардон, у вас же есть телевизор, вон на стене висит. Разве не понимаете, что дурят они людей? Все эти их ток-шоу скорее напоминают коммунальную кухню, нежели цивилизованное зрелище. А халтурные сериалы! Больше сотни телеканалов, а смотреть, по сути, нечего. При том, что изо всех щелей реклама вылезает. Рекламу пива на телевидении пришлось запретить, как они ни упирались. А вот попробовал бы Минздрав или Роспотребнадзор ввести запрет на рекламу лекарств… Знаете, что будет? – тут он махнул рукой, видимо, так и не нашёл подходящих слов. – Я не удивлюсь, что скоро демонстрацию кинофильмов сведут к пятиминутным отрывкам в перерывах долгоиграющих рекламных роликов.
– Я вообще эти телеканалы не смотрю.
– Вам повезло. А вот моя жена, не отрываясь, смотрит, – издатель тяжело вздохнул: – Если бы не дети, давно бы от неё ушёл…
Мрачная возникает картина. Наверняка кто-то спросит: неужели тебе телевизионщиков не жалко? Они же ноги протянут, если не будет доходов от рекламы! Допустим, что я не против рекламы как таковой, но советовать людям принимать какое-то лекарство – это знахарство… По-моему, давать советы должен врач, и никто другой! Всё, что остаётся – это завалиться спать в надежде, что вот проснусь, и к этому времени все мои мучения закончатся – и рекламу повсеместно запретят, и будет нормальное телевидение без всей этой муры, от которой шарахаешься, как от прокажённого.
Глава 6. «Кина не будет»?
Правы философы – многим из нас читать книги просто некогда, разве что летом, сидя на веранде дачи, полистать книгу о здоровой пище или монографию Мартина Кноопа о грибах, чтобы оказаться во всеоружии к началу промыслового сезона. Совсем другое дело, если чтение нужно для работы – к примеру, проштудировать дневники Льва Толстого в намерении понять, с какой стати он вообразил себя писателем. Если к этому добавить хотя бы один том «Войны и мира», тогда есть риск перенапрячь и без того скудные интеллектуальные возможности.
А вот кино не требует такого напряжения ума – перед тобой на экране возникают кадры из чьей-то жизни, и, если даже ничего не понял из того, что на экране происходит, возникнет ощущение приятности. Это если с фильмом повезло… Однако в последние годы такое случается всё реже – как правило после просмотра фильма остаётся лишь ощущение досады и зря потраченного времени. В чём причина?
В феврале 1996 года на страницах газеты New York Times появилась статья Сьюзен Зонтаг под названием «Упадок кино», в которой писательница выразила своё отношение к современному кинематографу:
«Сто лет кинематографа, видимо, соответствует жизненному циклу: рождение, триумфальный расцвет и в последнее десятилетие – бесславное, необратимое увядание. Это не значит, что не следует больше ждать новых прекрасных фильмов. Но они станут не просто исключением – таковы великие достижения в любом искусстве».
Никак не могу с этим согласиться. Живопись и музыка доставляли удовольствие людям на протяжении нескольких столетий несмотря на то, что наряду с привычной «классикой» появлялись новые течения. Впрочем, живопись постепенно теряет прежние позиции, и виной этому – развитие фотографии и компьютерных технологий, которые позволяют добиться нужного эффекта без того, чтобы использовать кисть и мастихин. Ну а музыкальное искусство по-прежнему процветает, и даже электрическая гитара не смогла вытеснить традиционные инструменты вроде фортепьяно и флейты. Видимо, без музыки человеческая жизнь теряет нечто важное – это всё равно что не слышать пения птиц и шума ветра в ветвях берёз и тополей. Так что причина упадка не в том, что прошло сто лет и закончился жизненный цикл.
Что же так не нравится Сьюзен Зонтаг?
«Обычные фильмы, то есть развлекательные, удивительно глупы; большинство из них не находят отклика у той публики, на которую они цинично рассчитаны. И если смысл выдающегося фильма в том, чтобы быть единственным в своем роде, то коммерческое кино избрало стратегию конвейерного производства вторичных продуктов, комбинирования готовых ходов и приёмов в надежде на повторение былых успехов. Кинематограф, провозглашенный когда-то искусством ХХ века, сейчас, по прошествии ста лет, представляется вырождающимся искусством».
На мой взгляд, причина упадка кино совсем не в том, что идёт естественный процесс его вырождения как искусства. Скорее уж, признаки вырождения присутствуют у тех, кто превратил кинематографию в средство для наживы – желание получить максимальную прибыль заставит воротил киноиндустрии пойти на любое ухищрение, не задумываясь, к чему это может привести. Ну а результат таких действий предсказуем – следом за нынешним вырождением кино наступает время вырождения зрителей. Воспитанные на нынешних фильмах они постепенно превращаются в узколобых исполнителей чужой воли – словно бы по свистку бегут покупать новый айфон, смотреть очередную серию про Бэтмена или голосовать за навязываемого им кандидата в президенты. К счастью, живопись и музыка не могут принести доход, сравнимый с тем, что даёт кино – к примеру, киноиндустрия США зарабатывала до начала пандемии ковид-19 около ста миллиардов долларов в год, а звукозаписывающая индустрия в восемь раз меньше. Поэтому ещё сохраняется надежда на то, что музыка избежит участи кино:
«Низведение кино до череды агрессивных образов и манипулирование ими (все более короткий монтаж) с целью сделать их захватывающими привело к господству обезличенного продукта, который не требует полного внимания. Изображения проецируются где угодно – на экраны кинотеатра, на стены дискотеки, на мегаэкраны стадионов. Их вездесущесть снижала уровень требований зрителя к кино и как к искусству, и как к развлечению».
В середине 50-х годов, когда по мнению Зонтаг «авангардные идеи снова пошли в рост», ничто не предвещало нынешнего упадка:
«В этот период было создано поразительное количество оригинальных, страстных и глубоко серьёзных картин… В течение пятнадцати лет шедевры появлялись каждый месяц. Каким далеким кажется это время. Конечно, всегда был конфликт между киноиндустрией и киноискусством. Но не такой, чтобы помешать созданию прекрасных фильмов иногда в мейнстриме, иногда вне его».
Первые признаки того, что американские киностудии превращаются в предприятия по производству ширпотреба, появились в середине 70-х годов:
«Голливуд занялся плагиатом и опошлением новаций в повествовательном методе и монтаже, изобретённых европейским и независимым американским кино».
Подробно об этих тенденциях рассказано в книге «Антология плагиата: от искусства до политики», а здесь обсудим эту тему вкратце на примерах «достижений» последних десятилетий. Если в литературе некоторые плагиаторы пытались оправдаться ссылкой на не вполне понятные «аллюзии», то кинематографисты проявили куда большую изобретательность. Неоценимую услугу им оказали кинокритики, то бишь киновосхвалители – их стараниями плагиат нередко становился «посвящением» корифеям прошлых лет. Всё дело в том, что подражание великим – это якобы ни что иное, как проявление уважения к ним. Если же такой способ самооправдания кого-то не устраивал, к их услугам была «преемственность», а для наиболее привередливых кинорежиссёров эксперты нашли ещё более замысловатое толкование явного заимствования. Плагиат как «способ самоидентификации» – это может привести в недоумение не только разъярённых кинозрителей, которые были обмануты в своих ожиданиях, но и судью, которому предстоит вынести решение по иску пострадавших от киноворовства. А вот ещё один из способов «отмазки»: некий критик настаивал на том, что «феллиниевские мотивы рассыпаны по всему мировому кинематографу». Это конечно перебор, однако фильм «Otto e mezzo» («Восемь с половиной») несомненно засел в головах многих кинорежиссёров, так что волей-неволей приходилось что-нибудь из него заимствовать, иначе избавиться от наваждения просто невозможно.
Однако не каждому кинорежиссёру под силу подражать «великим». Оскароносный американский кинорежиссёр Квентин Тарантино выбирает что-нибудь попроще – боевики и сериалы. К примеру, сюжет «Бешеных псов» напоминает фильм гонконгского кинорежиссера Ринго Лама «Город в огне», но здесь обошлось без обвинений в плагиате. Зато кинокартина «Убить Билла», созданная на киностудии Miramax в 2003 году, стала поводом для обращения с иском в суд – некий сценарист обнаружил сходство со сценарием, который он предложил этой же студии в 1999 году.
Некоторые «мастера» не смогли удержаться от прямого заимствования из фильма «Броненосец Потёмкин» Эйзенштейна. Коляска с ребёнком, которая катится по лестнице, – слишком привлекательный образ, чтобы им пренебрегать. Та самая коляска продолжает катиться до сих пор – из фильма «Неприкасаемые» Брайана де Пальма она со временем докатилась до «Солнечного удара» Никиты Михалкова. Примерно то же случилось и со сценой из фильма «Дайте мужа Анне Дзакео» («Утраченные грёзы», 1953 г.) Джузеппе де Сантиса – ограда, разделившая влюблённых в финальной сцене, позже кочевала в разных вариантах из фильма в фильм, заставляя усомниться в способности некоторых кинорежиссёров создать оригинальный образ, без заимствований.
В последние годы заимствованиям, особенно у Голливуда, «несть числа», а первая попытка уличить в неблаговидных поступках отечественных кинематографистов связана с фильмом Владимира Бортко 1988 года по повести Михаила Булгакова «Собачье сердце». Фильм получился во всех отношениях замечательный, но вот беда – в 1975 году кинокартину по той же повести снял итальянец Альберто Латтуада. И что же? По мнению обличителей, криминал состоит в том, что оба фильма начинаются абсолютно одинаково: по улице бредёт дворняжка, потом её подбирает для своих опытов некий профессор, ну и так далее – у Булгакова гораздо лучше всё написано. И что? Латтуада и Бортко строго следуют тексту повести, причём иначе они просто не могут поступить – Булгаков обладал недюжинным талантом драматурга, так что любой режиссёр своими фантазиями может всё испортить. В чём виноват Бортко, так только в том, что снял фильм на тринадцать лет позже Латтуады, однако его полностью оправдывает «советская реальность» 70-х годов, когда за такой фильм запросто отправили бы прямиком в психушку. Если же сравнивать художественные достоинства, то фильм Бортко на порядок выше хотя бы потому, что это не дело иностранцев – снимать фильмы про Россию.
Никита Михалков пошёл другим путём. Зачем прикрывать свой плагиат фиговым листком ремейка? Если найдётся лох, который подаст на Михалкова в суд, наверняка ему же будет хуже. Даже если он обвинит Михалкова в пиратстве или бандитизме, имея в виду способ присвоения чужой собственности, ни один присяжный заседатель не признает обладателя «Оскара» виновным. Всё дело в том, что Михалков подготовил почву, или подстелил соломки, как кому понравится, – создал фильм о присяжных заседателях. А ведь любому гражданину, которому оказана честь принимать решение о виновности подозреваемого в преступлении, будет приятно почувствовать некое родство со знаменитым фильмом 1957 года «12 angry men» («Двенадцать разгневанных мужчин») Сидни Люмета, поставленным по пьесе Реджинальда Роуза. И Михалков, надо отдать ему должное, изрядно потрудился – урезав для краткости название, скопировал основную мизансцену, да и всю интригу фильма Люмета. Вот так и надо поступать, а не заискивать перед Голливудом!
Вообще людям со столь звучными фамилиями, как Михалков и Кончаловский, нечего и некого бояться. Ну кто поднимет руку на потомков дворян и автора слов к гимну нынешней России? Видимо, так и рассуждал Егор Кончаловский, заимствуя сюжет фильма «Беглец», поставленного Эндрю Дэвисом в 1993 году. Отличия между фильмами, по сути, «вопиют» – в фильме «Побег» герой Евгения Миронова является кардиохирургом по профессии, ну а герой Харрисона Форда просто хирург, без малейшей ссылки на кардиологию. На другое отличие указал сам режиссёр: «В "Беглеце" Харрисон Форд показан безвинным ангелом, Женя же Миронов сыграет героя, которой порой может быть крайне неприятен». Понятно, что на это повлияла личность исполнителя – был бы на месте Миронова другой актёр, не был бы кардиохирург столь отвратителен.
Вряд ли стоит утомлять читателя сведениями обо всех таких заимствованиях, однако есть один случай, который следует рассмотреть особо. В 2008 году на телеканале CBS начался показ телесериала «The Mentalist» по идее Бруно Хеллера – за семь лет было выпущено более ста пятидесяти серий. У главного героя, который работает консультантом в КБР, калифорнийском бюро расследований, есть множество ценных качеств – он и психолог, и гипнотизёр, и просто обаятельный человек. Но вот в 2012 году российское телевидение показало 12-серийный фильм «Метод Фрейда» режиссёра Михаила Вайнберга – весьма впечатляющая работа в своём жанре, успех которой обеспечило участие Ивана Охлобыстина, исполнившего главную роль консультанта в отделе по расследованию убийств. Однако сразу стали заметны кое-какие совпадения и отдельных сюжетных линий, и характеров некоторых персонажей с американским телесериалом – видимо, сценаристы подробно изучили взятый за основу материал. Признаков откровенного плагиата здесь нет, но главное в том, что объединяет методы Романа Фрейдина и Патрика Джейна – провокация! Об этом говорит Джейн в одной из серий, имея в виду свою начальницу: «На ней следствие, а на мне провокация». Мода на консультантов нашла своё отражение в телесериалах «Нюхач» и «Неизвестный», однако главным героям далеко до Фрейдина. Есть и другие совпадения: в сериале «Невский» сверхзадача главного героя состоит в поисках неуловимого киллера по прозвищу «Архитектор», но то же самое было в «Менталисте» – там Патрик Джейн ищет и находит некоего «Кровавого Джона». Кое-что заимствовал из этого сериал и Сергей Минаев, когда писал сценарий фильма «Духless-2» – здесь сбежавшего от ареста Макса Андреева вынуждают вернуться в Россию для выполнения специального задания. Однако схожая ситуация была и в «Менталисте».
Тут самое время привести отрывок из статьи Михаила Золотоносова, опубликованной в 2014 году:
«Полагаю, что это связано не с тем, что исчезли талантливые люди, а с той негативной селекцией, которую в течение почти пятнадцати лет проводят кадровые службы телеканалов. Талантливых изгнали, остались послушные. Бездарными целиком их назвать нельзя, однако любопытно, что ничего нового придумать они не могут – в состоянии только пародировать, пересмешничать, подражать или, говоря попросту, воровать чужие идеи и идейки… Изгнание талантливых приводит к "ремейкам" типа переделок "Кавказской пленницы" и "Весёлых ребят". Бездарности, дорвавшиеся до продюсерских и режиссерских должностей, на создание нового неспособны, а использование чужого позволяет как-то держаться на плаву… Подобные сериалы погубили и актеров, и кино, и – главное – зрительский вкус. Бесконечные "Воронины" или "След" на Пятом – типичная киноонкология, опухоль для вкуса телезрителей. Кстати, давно мёртвый Пятый канал мне не жалко, мне жалко погубленных им зрителей».
На мой взгляд, основная причина заимствований и спада качества фильмов в качестве драматургии – то ли талантливых писателей не подпускают к кормушке, в которую превратилось производство телесериалов, то ли талантами Россия оскудела. Увы, плохой сценарий не спасёт даже хороший кинорежиссёр, но похоже, что и с режиссёрами у нас проблемы.
Следует ли удивлять тому, что «любовь к кино остыла»? Так пишет Сьюзен Зонтаг в своей статье и с грустью добавляет:
«Люди ещё ходят в кино, некоторые ещё ждут от фильмов чего-то необходимого. И прекрасные фильмы ещё снимаются. Но редко уже встретишь, особенно среди нового поколения, … не просто любовь к кино, но и определенный вкус (сформировавшийся благодаря желанию смотреть и пересматривать шедевры прошлого)… Если что и воскресит кинематограф, то рождение новой любви к нему».
Я бы не сказал, что любовь остыла, хотя прежней страсти безусловно нет – дело в том, что надоело ждать и надеяться на чудо, каждый раз после просмотра нового фильма испытывая разочарование из-за того, что снова не сбылось. Немудрено, что возникает ностальгия по тем временам, когда кумирами публики были Жан Габен, Мишель Морган, Жерар Филипп, Ив Монтан, Джина Лоллобриджида, Бриджит Бардо, Симоне Синьоре, Марчелло Мастроянни, Анни Жирардо, Филипп Нуаре, Ингрид Бергман, Жан-Луи Трентиньян, Ален Делон, Хэмфри Боггарт, Грегори Пек, Пол Ньюман… С удовольствием продолжил бы этот список, но, если стану перечислять ещё и польских, чешских и советских актёров, то могу напрочь утратить нить повествования.
Чем же порадовало нас российское кино за последние тридцать два года? Впрочем, не стану присваивать себе право говорить за всех, поэтому ограничусь личным предпочтением:
«Десять лет без права переписки» (1990 г.) режиссёра Владимира Наумова по сценарию Александра Кабакова, с Борисом Щербаковым, Натальей Белохвостиковой и Александром Панкратовым-Чёрным в главных ролях;
«Сыщик петербургской полиции» (1991 г.) режиссёра Виктора Кобаева по повести Леонида Юзефовича», с Петром Щербаковым в главной роли;
«Прорва» (1992 г.) режиссёра Ивана Дыховичного по сценарию Надежды Кожушаной, с Утой Лемпер в главной роли;
«Ворошиловский стрелок» (1999 г.) режиссёра Станислава Говорухина по сценарию Александра Бородянского, с Михаилом Ульяновым в главной роли;
«Две истории о любви» (2008 г.) режиссёра Мирослава Малича по сценарию Милены Фадеевой, с Агнией Дитковските, Ольгой Ломоносовой, Максимом Дроздом и Евгением Дмитриевым в главных ролях;
«Духless» (2012 г.) режиссёра Романа Прыгунова по роману Сергея Минаева, с Данилой Козловским и Марией Андреевой в главных ролях;
«Духless»-2 (2015 г.) режиссёра Романа Прыгунова, с теми же актёрами в главных ролях;
«Чистое искусство» (2016 г.) режиссёра Рената Давлетьярова с Анной Чиповской в главной роли;
«Притяжение» (2017 г.) режиссёра Фёдора Бондарчука с Ириной Старшенбаум в главной роли.
Вот, пожалуй, и всё, что понравилось из полнометражных фильмов, а в качестве необязательного приложения можно отметить десятка три вполне приличных детективных телесериалов. Особо упомяну минисериал «Забытый» 2011 года в постановке Владимира Щеголькова с Евгением Цыгановым в главной роли, а также многосерийный телефильм «Оттепель», снятый в 2013 году режиссёром Валерием Тодоровским по сценарию Алёны Звонцовой и Дмитрия Константинова. Впрочем, количество серий в этом фильме можно было бы сократить с двенадцати хотя бы до десяти, а также подыскать другого актёра на роль «суперзвезды», поскольку тот, что приглянулся режиссёру, даже отдалённо не напоминает таких кумиров прежних лет, как Николай Крючков, Юрий Любимов или Владимир Зельдин. А уж «похабная» (не найду другого слова) пародия на фильмы о колхозной жизни способна и вовсе испортить впечатление от «Оттепели», если бы не блистательный квартет исполнителей главных ролей: Анна Чиповская, Виктория Исакова, Евгений Цыганов и Михаил Ефремов.
Жаль, но похоже, что появления на экранах столь же впечатляющих фильмов нам в ближайшие годы не стоит ожидать.
