Мы тяжело, не мигая смотрели друг другу в глаза. Я сломался первым, отвел взгляд. И все ему выложил. Контур слушал молча, внимательно, стальные глаза устремлены были все так же на лес.
– Река еешняя, значит, сказала? – уточнил он. Я кивнул.
– Это речная, значит, была. С болотным акцентом, – буднично сказал Контур, поднимаясь. Футболку он пихнул обратно в пакет, а пакет бросил в костровище. Присел, сложил шалаш из палок и мусора, поджег. Огонь схватил мешок и утащил внутрь себя, дав столб черного дыма.
– Речная?
– Кикимора, – так же спокойно ответил Контур, длинной веткой подталкивая к прогорающему комку сухие палки.
– Какая еще кикимора?! – возмутился я.
– Реч-на-я, – по слогам, как слабоумному повторил Контур и обернулся. – Ой, да не психуй только.
Я посмотрел на свои руки и заметил, что они все еще сжимают тарелку с остатками каши, и костяшки побелели от напряжения.
– У нас тут бывает, – спокойно махнул рукой Контур и уселся рядом, протянул ноги к костру. – А дети, значит, подменыши…
– Под… что?!
– Подменыши. У речных и болотных обычно из пиявок они. Кормят их своим молоком, пока маленькие, потом кровью, своей или если поймают кого. И подсовывают, подменяют детишек-то, – усмехнулся Контур.
Я вспомнил живой теплый вес мальчика, его дыхание на своей шее, как он цеплялся за меня ручонками.
– Это настоящие дети. Она не хотела отдавать, гналась за нами.
– Выгоняла она вас. Чтоб вы ее деток быстрее людям отдали. Пока они не проголодались и вас же не сожрали.
В ужасе таращился я на Контура, он спокойно на меня.
– Что же теперь будет?
– Что будет, не твоя беда. Езжай себе домой и старайся думать, что все померещилось. Мы тут сами разберемся.
Я посмотрел снова на миску с кашей, понял, что сыт по горло, и, стукнув, поставил ее на ящик. Сказал спасибо, вот спасибо-то, встал, отряхнул крошки.
– Дед, говоришь, вас туда послал? А что за дед? – спросил снизу Контур.
– Не знаю. На остановке сидел.
– За Овсянкой? Ну, за деревней там? – я кивнул.
Контур как-то ласково сощурился, поскреб в бороде, пробормотал: “Митрич”.
– Знаете его? – раздраженно спросил я.
– Ага, местный наш, с Белого Яра. Чувство юмора у него специфическое, любит людей морочить, – хехекнул Контур и добавил, глядя прямо мне в глаза, – Его ахтобус насмерть сбил у той остановки, лет пятнадцать уж как. Вот и сидит там.
Я поднял руку, открыл рот. Закрыл рот, опустил руку. Развернулся и пошел искать Сашку.