«Никогда не теряйся, – думала маленькая варежка, лёжа в снегу на оживлённой предновогодней улице. – Учат-учат этому с первой нитки жизни, а как тут не потеряться, если детская рука такая беспокойная и непредсказуемая? Вот Сашка Снегирёв, тоже мне хозяин, нечего было рукой махать. Лежи теперь, мёрзни! Весело…»
Мимо пробегали люди. Варежке захотелось позвать на помощь, но вместо этого получился какой-то шерстяной хрип, который никто не услышал. Пытаясь отвлечься, она начала вспоминать, как попала в магазин после своего рождения, как хорошо было под гладким стеклом рядом с такими же нововязаными малышами, как она. Все они волновались так, что катышки выступали на них. Потом было много детских рук, самых разных: вертлявых и не очень, толстых и худых, с царапинами и с облупившимся лаком на обгрызенных ногтях. Варежку вместе с её сестрой-близняшкой взял к себе шестилетний капризный мальчишка. Его мать, носатая очкастая дама, придирчиво рассматривала их, потом пребольно растягивала и ворчала: «Попробуй только мне их потерять». Однако она относилась к вязаным сёстрам более внимательно, чем её сынок: клала их всегда рядом, стирала, проглаживала горячим утюгом. Хорошо! Как после бани! Лишь одно её обещание пришить их резинками к пальто сына заставило варежки сжаться от страха. Выполнить свою угрозу, к счастью, женщина не успела. Или к несчастью…
Только сейчас варежка поняла, что первый раз оказалась без своей сестры-близняшки, с которой она раньше никогда не расставалась. Будто клубок ниток опутал и сдавил её маленькую вязаную душу. Она уже собиралась заплакать, но тут размышления прервал резкий вскрик:
– Ай, вот я так и знала!
Варежка повернулась и увидела чёрную шёлковую перчатку.
– Здравствуйте, – робко сказала она.
– Кто там пищит? – высокомерно спросила пятипалая особа.
– Это я, варежка, – представилась варежка.
Перчатка оглядела свою подругу по несчастью:
– А-а-а, это ты.
– Вы знаете меня? – доверчиво спросила малышка.
– Лично нет, дорогуша. Но я знаю ваше недоделанное племя.
– Какое племя? – не поняла варежка, она была ещё слишком мала.
– Племя беспалых уродцев, – почти прошипела гордячка.
– Почему – беспалых? У каждой из нас есть палец.
– Какой-то несчастный одинокий палец, а вместо остальных – бесформенный мешок!
– А мне говорили, что я и моя сестра очень даже симпатичные, – попыталась защититься варежка.
– Глупости, – фыркнула перчатка, – вас просто утешали. Ваш удел – улицы, дворы. Мы же с моей сестрой часто бываем в театрах, в консерватории, на приёмах. Хозяйка кладёт нас в бархатную сумочку, в которой пахнет мятой и духами. Иногда сквозь бархат мы слышим разную музыку, которая тебе и не снилась. Нам с сестрой под неё часто хочется грустить.
– Мы тоже на ёлке недавно были, – похвасталась варежка.
– На какой ещё ёлке? – почти простонала перчатка. – Я тебя умоляю! Лежала, небось, в рукаве шубы в раздевалке, с сестрой перешёптывалась. А нас после концертов хозяйка надевает на свои красивые, ухоженные руки с кольцами, и мы едем домой на дорогой машине.
На это варежка тяжело вздохнула. Что делать, если собеседница была права? Пока её хозяин веселился с другими детьми, она лежала в тесном рукаве комбинезона.
– Да, верно, – согласилась варежка. – Мне, правда, удалось чуть-чуть высунуться из кармана и услышать музыку.
– Ерунда это, а не музыка, – отрезала перчатка. – «Маленькой ёлочке холодно зимой»?
– Нет, я слышала «Вальс цветов» и «Вальс снежинок».
– Какая чепуха! – не унималась вредина. – Вам так и будет казаться, что это предел мечтаний – раздевалка какого-нибудь детского сада или дома каких-нибудь пионеров, да сопли капризного хозяина или хозяйки. А уж эти уродливые резинки, на которые вас так любят вешать…
От последней фразы варежка вздрогнула: «Неужели она знает обо мне всё»?
– Вам кто-то рассказывал про меня? – всхлипнула она.
– А нечего и рассказывать, всё давно известно, – отмахнулась собеседница. – Это история тысяч таких, как вы. Вечно маленькие, вы никогда не растёте, о вас всегда вытирают носы.
– А я вырасту! – голосок варежки почти сорвался. – Вырасту!
Вдалеке пробили часы, снег пошёл сильнее.
– Вырасту! – как заклинание повторяла она.
– Но это вряд ли, если только тебя не растянут на специальной машине. Весьма неприятная процедура, поверь мне! Остаётся тебя только искренне пожалеть. К тому же ты, скорее всего, никогда не увидишь свою единовязаную сестру. Ты станешь непригодной.
– А ты, – крикнула варежка, – ты тоже свою сестру едва ли когда-нибудь увидишь!
Перчатка хотела ей возразить и не могла. Беспалая уродка на этот раз была права. Она тоже осталась совсем одна. Стало холоднее. Варежка съёжилась от холода. Перчатка тоже замерзала. Снежинки облепляли их, и маленькой варежке казалось, что её коротенькая жизнь закончится здесь.
– С Новым годом! – услышала варежка радостные возгласы. Настроение у неё было совсем не новогодним. Но вдруг она увидела над собой румяное лицо малыша.
– Ой, что это? – прошептал он и поднял её с земли.
«Как тепло», – подумала варежка. Она снова ощущала человеческие руки, слышала человеческий голос. Мальчик долго рассматривал её. А ей так хотелось крикнуть: «Я хочу быть твоей игрушкой! Можешь сделать меня одеждой для твоего зайца, катать на своей машинке. Я могу стать твоим талисманом, только забери меня с собой!» Словно услышав просьбу, малыш положил беднягу в карман. Тепло пальто и лёгкая походка нового владельца убаюкали её, и она уснула. Во сне она видела перчатку, занесённую снегом.
Утром дворник поднял чёрную шёлковую перчатку с заснеженной земли. От холода она сморщилась, покрылась инеем, и никто не узнал бы в ней ту гордую красавицу, которой она была когда-то. Мужчина равнодушно положил её на скамейку.
Вдруг перчатка почувствовала, что куда-то летит. И действительно, она поднималась всё выше и выше – большая серая ворона уносила её. Долетев до своего гнезда на голой берёзе, ворона заботливо расправила перчатку и уложила на дно гнезда: «Так будет теплее моим будущим воронятам», – решила она.
– Как странно, – подумала перчатка, – какие чудеса вытворяет судьба. Кажется, моя новая жизнь будет совсем другой. – Внезапно она вспомнила, как была груба с маленькой варежкой и пожалела об этом.
Пашка лежал на дне стеклянного ящика. Ящик этот был частью игрового автомата, стоявшего на входе в новый универмаг. В нём ожидало своей участи множество таких же, как и Пашка, разноцветных мягких игрушек. Сверху висел и смотрел за ними железный безжалостный надсмотрщик – паук Тимур. В самый неподходящий момент раздавался непонятный грохот, и Тимур спускался, раскрывал свои мощные клещи и хватал кого-нибудь в тесные железные объятья. Подняв пленника так высоко над всеми, что сквозь стекло можно было увидеть полные надежды детские глаза, этот монстр как бы невзначай бросал его обратно в толпу таких же товарищей по несчастью. Редким счастливчикам везло, и они всё-таки добирались до тёплых детских рук. Об этом среди игрушек ходили легенды. «Говорят, когда ребёнок берёт тебя на руки и, задыхаясь от радости, несёт домой, его сердце стучит, как молоточки в волшебных часах», – шептались плюшевые узники. В новогодний вечер, в глубине своей мягкой души, каждый мечтал только об этом. Важные синие и рыжие рыбы, задумчивые динозавры, ленивые медведи, пятнистые жирафы – все они были сделаны на игрушечной фабрике, а потом пускались в долгий путь в дорожных клетчатых мешках до пункта назначения. Там их небрежно сбрасывали разноцветной кучей в холодный стеклянный автомат. А от всевидящего блестящего надзирателя с хваткими клешнями невозможно было укрыться.
Пашка был обычным плюшевым щенком. Небольшим.
«Зачем я здесь? – думал он. – Кому я, недотёпа, нужен? Зачем меня везли-везли так далеко?»
– Эй! – услышал щенок над собой звонкий девчачий голос. – Привет, как тебя зовут? – Пашка поднял глаза, повёл пластиковым носом и наконец увидел озорную широкую мордочку, смеющиеся глаза, длинное зелёное тельце и улыбку во весь ярко-красный рот.
– Это вы мне? – спросил он, слегка рыкнув.
– Тебе, – ответила «мордочка», – а ты чего рычишь? Нам надо сейчас вместе держаться, а не силу свою друг перед другом показывать. Тебя как зовут?
– Имя? – Пашка высвободил переднюю лапу и почесал ею за шоколадным висячим ухом. – На фабрике вроде Пашкой звали.
– А я – гусеница Танька, – прозвенела гусеница. – Будем знакомы?
– Ага, – кивнул щенок, – мне очень приятно.
– Взаимно, – улыбнулась Танька. – Как ты?
– Устал, – признался Пашка, – ехать устал.
– Устать немудрено, – согласилась Танька и, как бы в подтверждение своих слов, махнула зелёным хвостом. – Ты извини, что я тебе лапу не пожимаю. Мне просто не́чем.
– Понимаю, – ответил Пашка и тяжело вздохнул. – А вы верите, что этот железный доставит нас в эти, как их, «тёплые детские руки», о которых здесь так много болтают?
– Мой лохматый друг, – со знанием дела заговорила Танька, – здесь все верят в это. Иначе зачем нас вообще создали?
– А я ещё не знаю, верю ли я. – Пашка чихнул.
– Нечего на меня чихать! – сердито стукнул хвостом кит Константин. – И вообще, не наваливайся. Я тебе не какая-нибудь килька безымянная. Я – властелин океанов и морей!
– Властелин океанов и морей? С ума сойти! – выдохнул лежащий неподалёку кролик Стёпка. Мягче других, он казался слегка помятым, будто после долгого сна.
– А, по-моему, нечего оттуда никому сходить. С ума, то есть, – усмехнулась Танька. – Если ты такой властелин, то почему здесь валяешься, а не в витрине магазина восседаешь? Вон тут одна хрюшка тоже ныла, что она очень симпатичная и что её место в магазине. Мол, там ей должное внимание оказали бы.
– Хрю-хрю, – послышалось из дальнего угла, – меня Дуня зовут. Я из семьи Копытиных. Очень древний род, между прочим. И нечего меня обижать. Я вам ещё сто очков вперёд дам, как си-и-и-льная личность. Я, например, знаю, как раскопать самые глубокие подземные клады. Для этого у меня есть ум, нюх и крепкий пятачок. А насчёт магазина – поскольку я такая милая и аппетитная, меня в первый же день с копытцами оторвут.
– Ой, да ладно тебе, Копытина. – Гусеница пренебрежительно покосилась на то место, откуда доносилась речь. – Воображаешь себя чуть ли не образцом милоты и вдобавок самой умной из нас.
– А она правда такая умная? – удивился Пашка.
– Что ты! – Танька поморщилась. – Я же тебе говорю – обыкновенная свинка. – Она снова обратилась к Дуне: – Вот если ты такая умная, может, придумаешь, как уговорить Тимура? Пусть он не роняет никого или хотя бы одного из нас донесёт до выхода.
– Не знаю, здесь надо подумать, разнюхать и всё рассчитать. – Дуня хотела ещё что-то сказать, но гусеница её уже не слушала.
Танька грустно смотрела на проходящих мимо людей: вот парень в смешном капюшоне с медвежьими ушами, девочка в наушниках и с рюкзачком, маленький мальчик с мамой… «Ну, возьмите же кого-нибудь из нас!» – простонала Танька.
– Ты чего стонешь, спать мешаешь? Только прикорнул, – устало пропел жираф Рахмат. Его открытые глаза блестели. Было непонятно, спит он или нет.
– Чего-чего? – раздражённо ответила Танька. – Думаешь, приятно лежать здесь, в этом грязном ящике, под присмотром бессловесного криволапого существа?
– Что поделаешь, – всё так же протянул Рахмат. – Значит, так написано в Книге судеб. Никто не может перехитрить провидение. Тем более, такие безвольные создания, как мы.
– Что?! – вспыхнула гусеница и резко повернулась к жирафу. – «Безвольные создания»? – Раздутая от возмущения, она теперь была похожа на маленькую змею. – Да как у тебя язык поворачивается говорить такое, ты, башня с ушами?
– Можно кричать сколько угодно, но судьба от этого не изменится, а мы не станем более могущественными. Что поделать, о будущая бабочка! Ибо так написано. – Жираф Рахмат был поистине невозмутим.
– Я и каждый из нас имеет полное право, несмотря на твою усыпляющую философию, надеяться и мечтать, – всё больше распалялась непримиримая Танька.
– Эй, остыньте, на нас смотрят! – крикнул кролик Стёпка.
Опять точно упало что-то железное. За стеклом ящика на этот раз стояли два смеющихся плотных подростка. Не самые лучшие кандидатуры.
– Опять сейчас тягомотина начнётся, – пробурчал крепкий пингвин Бенедикт с неестественно красным клювом.
– Я с тобой ещё поговорю, – пропыхтела Танька в сторону Рахмата. – Ну а сейчас улыбочку, и никакой «тягомотины». Игрушка в автомате должна быть начеку каждую минуту. – Весёлая гусеница вместе с остальными с надеждой смотрела на спускающегося к ним Тимура.
Паук подцепил неприлично-розовую бабочку Надю с мясистыми крыльями в чёрную крапинку. Впервые за вечер он донёс её до выхода и выбросил в объятия гогочущих парней. Среди игрушек это вызвало волнение.
– Вы видели это, видели? – очнулся пингвин Бенедикт. Он указал своим треугольным крылом на закрывшийся выход.
– Повезло! – чуть не плача выдохнула Танька.
– Кто-то сумел выбраться? – спросил Пашка.
– Да. Надюха. Вторая жизнь моих настоящих собратьев в живой природе, – драматичным тоном ответила гусеница.
– Чего? – не понял щенок.
– Я же гусеница, которая позже должна стать бабочкой, – пояснила Танька.
– Ну что ж, счастливого ей пути! – крикнул плюшевый медведь Самсон и помахал лапой вслед уходящим парням. Один из них довольно грубо запихнул Надю в тесный карман синих джинсов.
– Счастливого пути, говоришь? – Белый с чёрными полосками тигр Эрнест повёл ухом. – А будет ли её путь счастливым – большой вопрос. Я смело могу сказать, что стук детского сердца она вряд ли услышит. Вы только гляньте на этих ребят.
– А если мыслить позитивно? – не сдавалась будущая бабочка Татьяна. – Вдруг у кого-то из этих парней есть младшая сестра или брат? Они будут рады новым друзьям.
– Это почти невероятно, о мои плюшевые друзья, – продолжал поучать всех Рахмат. – Нужно быть реалистами.
– Тогда скажи на милость, подъёмный ты кран, зачем нам тогда сказка о детском сердце, детских руках и тому подобном? – Воинствующая собеседница была готова броситься на жирафа.
– Это старая история. – Рахмат сохранял полное самообладание. – Когда-то нас, игрушек, было очень мало. Так мало, что наши прабабушки и прадедушки передавались по наследству. Дети давали их друг другу поиграть под честное слово. Это были в основном деревянные лошадки, собачки, дудочки, пищалки. Были ещё куклы с фарфоровыми личиками и с тряпичными телами. Каждая игрушка была огромным счастьем для ребёнка, она могла храниться в семье целую жизнь. А сейчас? Нас стало так много, что некуда девать. Нас уже не так ценят. И с этой бабочкой Надей неизвестно что будет. Ещё пылесборником станут обзывать. Правда, Эрнест? – В поисках союзника жираф переглянулся с белым тигром.
– Непростое время у нас, – подтвердил тот. – Если там нет маленьких детей, то дело дрянь: помнут, поиграют ею в футбол, отдадут своей собаке, да и забудут – это же целая трагедия.
– Ну, может, там ей предложат волшебное ведёрко, полное вкуснятины? – высказала своё предположение свинка Дуня.
– Милая девочка, – грустно проурчал Эрнест, – жизнь редко предлагает «вкуснятину». Скорее, что-нибудь другое. Уж поверьте молодой, но смекалистой кошке.
– Значит, я никогда-никогда не найду своих хозяев? – Пашка почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы. Он уткнулся в кого-то и заплакал. Щенок не слышал, как пыталась успокоить его гусеница, и что ещё говорили соседи, живущие с ним в стеклянном ящике.
Он не знал, сколько времени прошло… Очнулся от пьяного мужского крика: «С Новым годом!» и от грохота сразу нескольких петард.
– Ох ты, Господи твоя власть! – дико взвизгнула Танька.
Пингвин Бенедикт упал на спину и лежал кверху брюхом. Пашка забился в угол. Остальные сбились в кучу и зажмурились. Только кенгуру Мистер Прыг и медведь Самсон, любители повеселиться, начали пританцовывать и кричать:
Вот и праздник настал.
У кого есть запал,
Тот пусть пляшет с нами вместе,
Тот пусть ест сосиски в тесте,
Пьёт фруктовый сладкий сок,
Новый год отметить чтоб,
Веселиться до упаду.
Новый год встречай как надо!
Пляска закончилась. Медведь Самсон достал из-за спины хлопушку и дёрнул за тонкую нитку. Раздался хлопок.
– Это что ещё такое?! – не своим голосом завопила гусеница, обсыпанная с хвоста до головы конфетти.
– Танюха, Новый год пришел в наш ящик, не фальшивый, настоящий, – сообщил радостный мишка. – Поздравляю тебя! Поздравь и ты меня! – Он чмокнул гусеницу в щёку.
– Да я сейчас чуть бабочкой не сделалась со страху, – напустилась на него Танька. – У меня вся жизнь перед глазами пронеслась от грохота этих петард. А тут ты ещё со своими стишками и дурацкими штучками… Посмотри, как щенка напугал.
Пашка не слушал. Он смотрел на компанию взрослых людей у дверей магазина. Среди них мялся одинокий малыш с грустными, а может, усталыми глазами. У Пашки перехватило дыхание.
– Всё хорошо? – спросила Танька. Она уже закончила свои разборки с Самсоном.
– Подожди, я загадываю желание. – Щенок зажмурился.
– Я даже знаю, какое ты хо… – начала было Танька, но запнулась. Маленький мальчик отошёл от толпы взрослых и устремился к игровому автомату. Опять раздался грохот железа, и гусеница почувствовала себя в крепких объятиях Тимура. Но едва они поднялись, она замотала хвостом.
– Тимур, отпусти меня, брось сейчас же обратно! – задёргалась она.
– Что с тобой? – приложив плавник ко рту, громко спросил кит Константин.
– Сейчас скажу. Только пусть этот железный меня отпустит, – прокричала Танька.
Как ни странно, железная хватка Тимура ослабла, и гусеница шлёпнулась вниз. Игрушки кинулись к ней.
– Ты дурочка?! Зачем ты это сделала? – перекрикивали они друг друга.
– Клюв даю на отсечение, это могло бы стать самой большой удачей в твоей жизни. – Пришедший в себя Бенедикт положил Таньке крыло на голову. – Таня, что с тобой?
– Отстаньте от меня. Мальчик ещё там. – Гусеница Танька подползла к Пашке. – Твой человек там, – строго заявила она.
Щенок совершенно не понимал, что происходит.
– Твой хозяин пришёл за тобой, – повторила гусеница. – Я это сразу поняла.
– Откуда ты знаешь? – Пашка недоверчиво посмотрел на неё. – Тимур же выбрал тебя.
– Ты похож на этого мальчишку, а он на тебя. А своего я ещё встречу, – сказала Танька. – Этот грустный парень – вылитый ты.
Пашка приоткрыл рот, но не нашёлся что возразить.
– Тимур! – крикнула Танька. – Сейчас же хватай Пашку и неси к выходу. И смотри не урони!
Холодные щупальца Тимура схватили растерянного щенка и понесли к выходу.
– Мы будем скучать! Счастливого пути! – прокричал напутствие Самсон.
– Вспоминай нас! – подмигнула весёлая подруга-гусеница.
Опять, точно стук консервной банки, взлёт, огромные детские глаза и… теплота, теплота детских маленьких рук.
– Привет! – Пашка ощутил детское дыхание. – Пойдёшь со мной? – спросил малыш.
Пашка хотел ответить, но вспомнил негласное правило всех обитателей стеклянного ящика: «Каждая маленькая игрушка хранит в себе сто больших тайн. Наша сила в молчании».
– Мама, посмотри, – крикнул мальчик, – это мой новый друг, Альт!
– Странное имя, – подумал Пашка. – Но хорошо. Альт.
Игрушечный пёс по кличке Альт ехал на руках своего хозяина домой. А в стеклянном ящике магазина ещё долго вспоминали маленького щенка Пашку.
История посвящается доброму и замечательному человеку – Любови Михайловне Дутке
Глава 1. Василий или Абрикос?
– Ва-сь-каааа! Кыс-кыс-кыс. Где же ты, дружок? – кричала пожилая женщина, надрывая горло. Даже Мурчик из соседнего двора всполошился и свалился с дерева. Но наш рыжий кот сидел на крыше, не подавая виду. Слышал и притворялся, что вокруг тишина, и лишь птички поют, заливаются.
– Птички-птички-невелички, – повторял рыжий и чесал лапкой то одно ухо, то другое. – Эххх, зудит-то как, почесал бы кто!
– Ты что, глухой, что ли? – приземлившись на самую высокую антенну, поодаль от кота, спросила сорока.
– Василий-й-й! – закричала громче прежнего старушка и начала бегать вокруг кустов да машин, изредка повизгивая. – Василий! Васька, Василёчек!
На миг вокруг стало тихо. Внизу никто не кричал, а кот по-прежнему не отзывался, обормот невоспитанный. Чесался и умывался, не обращая внимания на зов. Сквозь временную тишину громом прорвался крик. Сорока вздрогнула и рухнула на крышу.
– Вот те на! – Залившись румянцем, сорока подскочила и огляделась по сторонам. – Упала, да так эффектно! Стыд и срам – на ногах не могу удержаться! Эх, жалко кота, глухой видать.
– Не глухой! Энергосберегающий и отдыхающий! – хмыкнул кот. Он продолжил чесаться, сделав вид, что не видел, как смешно свалилась его собеседница. Что-то маленькое и чёрное пробежало по кошачьему ушку и спрыгнуло на спину. Затерялось в шерсти.
Сорока, оценив ситуацию, сделала вывод, что бояться кота не стоит. Будь он голодным, давно бы кинулся. Не сомневаясь в своей правоте, подошла к нему поближе.
– Я, эт самое, Маришка, а ты кто? Василий аль нет? – спросила птица своего собеседника.
– Ох, этот Василий! Не знаю я, кто он такой. Но обычно, если зовут Василия, то отзываюсь я! Кормят Василиев всяких во дворе довольно знатно! – пропел рыжий, забыв на миг о своих ушах, а теперь ещё и о спине. – Абрикосом меня звать!
– Вот так имя! Хорошее, мне по душе. Одобряю!
– А вот старуха не одобряет. Я говорил ей уже, что Абрикосом меня звать! А она ни в какую. Васькой зовёт, и всё! Ничего поделать с ней не могу. Наверное, не уважает.
Сорока Маришка хотела что-то спросить, но странный звук перебил её. Птица закрутила головой. Вокруг никого. С кота до этого она глаз не спускала – точно, не он. Сидел, молчал, рта не открывал. Не мог такой звук издать.
– Рррррр, мыр-мыр-мыр, – повторился звук, и Маришка, уставившись на Абрикоса, попятилась назад. Вроде и не кот, но звук идёт от него.
– Да постой ты, не трону я тебя! – решив, что новая знакомая боится его, уверил кот. – Не ем тех, с кем познакомился! Чтоб я, да ещё друга цапнул, да ни за что! – оскорблённо надулся рыжий и побольше вытаращил глаза на новую подружку.
– Ррррррррр, мыр-мыр-мыр! Мыр-мыррррр!
– Кто-то подслушивал нас? Кто здесь? Выходи! – грозно протрещала сорока.
Кот лишь рассмеялся в ответ. Он потянулся и медленно пошёл к краю крыши, чтоб посмотреть вниз на свою старую знакомую Лидию Ивановну. Быстро отыскав старушку глазами, Васька-Абрикос опечаленно вздохнул.
Маришка подскочила к коту и тоже посмотрела на бабулю. Та продолжала искать Василия. В одной руке Лидия Ивановна держала две сосиски, а в другой – пакет молока.
– Неужто тебя накормить хочет? – удивлённо спросила пернатая и вновь услышала страшный мурчащий звук, но теперь даже не вздрогнула. Поняла, что кот голодный, а мурчит его пустой живот.
– Хочет-хочет… Эххх.
– Так чего же ты, глупый, тут сидишь, а не там, внизу? Сосиски вон какие большие, видно их даже отсюда.
– Сидел бы и там внизу, да старуха опять за своё. Видишь, с сумкой вышла, там она прячет тюбик с жидкостью. Слышал от неё, что это против блох! Представляешь, вывести их хочет! А мне и так хорошо. Понимаешь? Не-хо-чуууу! Хорошие они, зачем травить-то сразу? Негоже, негоже.
Маришка разразилась хохотом. Слёзы из глаз потекли, а она всё смеётся и смеётся.
– Ну и глупый ты, Василий! Абрикос, в смысле! Накормят да шёрстку почистят. Блохи, говорит, хорошие! Пхах-ха-ха! – долго не могла усмирить свой смех сорока, но наконец-то успокоилась. – Это же паразиты!
– Паразиты? – удивлённо спросил рыжий кот. – А я думал, что нам с ними по судьбе жить предназначено. Сколько помню себя, всегда были при мне.
– Ну-у-у, точно, глупый! Посмотри сам, как яро чешешься, невмоготу же порой! – сказала Маришка и, вздохнув, продолжила: – Уличным котам, может, и предназначено с блохами водиться, но не тем, у кого хозяин есть или друг человек. Помочь тебе хочет, вот и зовёт.
Услышав эти слова, Абрикос задумался. А ведь и правда, что если Лидия Ивановна добра ему хочет? Кормит его с самых малых лет. И от собак иногда спасает. Несёшься порой по улице, орёшь как очумелый, а тут старушка эта откуда ни возьмись выпрыгивает да с боевым кличем тоже в гонки встревает. Бежит всегда уверенно, скорость не сбавляет. Интересно, это соревнования её так мотивируют или жизнь своего Васьки настолько дорога?
– Пожалуй, права ты, Маришка! Обо мне думает. Любит меня, наверное, – сказал Абрикос и сам испугался своих слов. А в голове так и побежали мысли вперёд, только и ловить их оставалось: «Неужели меня кто-то любит? Меня? Любят и ценят?»
– Ну, чего сидишь-то? – крикнула сорока на ухо растерянному коту.
Абрикос спохватился. Быстро оценил обстановку и спрыгнул с крыши на чей-то балкон, а потом на дерево и вниз на землю. А сорока осталась одна на крыше. Сидела и смотрела, как Абрикос спешит на зов и кричит своему человеку:
– Иду, милая, иду, моя дорогая! Что бы я без тебя делал, моя добрая Лидия Ивановна-а-а!
Глава 2. Опасный прыжок
Сосиски Лидия Ивановна покупала для своего Василия не абы какие. Брала подороже: то с мясом кролика, то с индюшкой. Но на голодный желудок, если честно, всё хорошо.
Первую сосиску Абрикос проглотил как пылесос. Только звука характерного не было, а так все во дворе присвоили бы рыжему новую кличку. Вторую сосиску пушистик когтем разделил на две части: одну съел сам, а вторую незаметно закинул в траву и, посмотрев на крышу, громко промяукал.
Сигнал Маришка поняла. Недолго думая, сорока спикировала вниз и на лету подхватила своё угощение. «Спасибо!», – крикнула она, как только оказалась вновь на крыше и освободила клюв.
– Эх, Васенька. Заставил бабку поволноваться! – причитала старушка. – Вчера по двору псы огромные бегали, а я лишнего успела сочинить! Плакала, места себе не находила. Всю ночь не спала.
Абрикос удивился: раньше и не прислушивался к тому, что ему говорят. Чаще всего хватал еду и бегом бежать. А бывало, набьёт рот как хомяк и только чавканье своё и слышит. А тут вон как дела обстоят: заботятся о нём, переживают, ночи не спят. Во как! Не это ли счастье? Пока неясно.
– Да ты ешь, ешь! Не отвлекайся, – всхлипывая, проговорила Лидия Ивановна и ароматной ладошкой размазала слёзы по щекам. Теперь сосисками пахло всё вокруг.
– Мяууу, – благодарно протянул Абрикос.
А старушка ответила:
– Пожалуйста, дорогой, будь здоров.
С крыши донёсся стрекот, и только Абрикос понял, что Маришка сказала: «Заботится-заботится!»
– Ладно! Давай сюда свой крем против блох! Так уж и быть – потерплю малёхо!
Лидия Ивановна зашуршала пакетиками в сумке. Ищет крем. Смотрит на своего Василия, а тот сидит, не уходит. Глаза старушки округлились, а потом хитренько так прищурились. Рука потянулась вперёд и схватила «Ваську» за холку. Как же он испугался – словами не описать. Дёргался, брыкался, извивался, но хватка у подруги оказалась крепкой. Готовилась к изгнанию паразитов, руки накачала, точно!
Три капельки лекарства упали коту на шею, и старушка выпустила тут же Абрикоса из своих цепких рук. Тот ошарашенно закрутил головой и хотел было стереть лапкой что-то липкое с шеи, как почувствовал толпу озверевших блох. Началась экстренная эвакуация и беготня по спине, пузику и лапкам. Кто-то на прощание даже начал кусать Абрикоса.
Рыжий кот растерялся и как побежит! Только пятки его и сверкали! Бежит и кричит: «Помогите! Спасите!» Но ни соседка из первого подъезда, ни дворник, ни даже Лидия Ивановна, кроме «Мяу-Мяуууу-Мя», ничего не разобрали.
Маленький пушистик перепрыгнул ограду со знаком «Стоп! Опасно для жизни» и помчался вперёд. Проскочив между строителями и чуть не угодив в цементный раствор, усатый зацепился за проволоку и полетел прямиком в какую-то огромную синюю трубу.
– Ай! Ой! Ай! – кричал Абрикос и летел вниз, всё больше и больше погружаясь в темноту.
Эх, жалко Абрикоса, но зато он надолго запомнил, что бегать и гулять в запрещённых местах нельзя.
Глава 3. Необычный новый друг
Какой-то странный импульс прошёл по всему телу кота: от кончика хвоста до кончиков усов. Лапки рыжика непроизвольно приготовились к приземлению и слегка согнулись, а розовые подушечки расслабились. Бамс прямиком на четыре лапы!
«Вот так полёт», – подумал кот и тяжело выдохнул. Где-то высоко над головой светилась яркая точка света.
– Эх, слишком высоко, что же теперь будет? – Абрикос перевёл глаза в режим ночного видения и разглядел вытоптанную дорожку. – Вперёд, так вперёд!
Буквально через пять минут ходу по тёмному подземелью перед котом предстала странная картина. Зажёгся свет, и из пола выросли огромные стеллажи, полностью заставленные баночками.
Повернув голову вправо, Абрикос увидел баночки с синим свечением, повернул влево – баночки с красным. Любопытные лапки зачесались и потянулись то к синим баночкам, то к красным.
Вжих! Слетела первая крышка, и любопытный носик, не рассчитав расстояния до неизвестности, окунулся в синюю жидкость.
– Ой! – только и успел сказать кот, как принялся чихать и кашлять. – Что же это такое? Что-то синее… Пахнет хорошо, но… Апчхиии! Фух…
Лапы едва не выпустили банку, как кто-то закричал:
– Не вздумай бросать! Нет! Нельзя этого делать!
Абрикос завертел головой, но никого не обнаружил. Ещё раз решил посмотреть назад, потом вновь обернулся, а тут – на тебе! Кто-то пушистый, глазастый да зубастый стоит и смотрит теперь на него. Вцепился крепко в баночку и тянет на себя.
– Отдай! – сказал неизвестный.
– Почему же? Я первый её взял!
– Не твоё!
Тут уж ответить рыжику было нечего. И правда, не его баночка. Так и быть, пришлось отпустить и отступить.
Стоя на задних лапах, кот сделал несколько шагов назад, а передними упёрся недовольно в бока. Толстенький, волосатый незнакомец поставил баночку на место и тоже сделал несколько шагов назад. Теперь каждый из этих двоих сумел рассмотреть другого.
– Ты ведь кот, так? Имя есть? – спросил лохматик.
– Да, есть! Абрикосом меня звать. Иногда Василием. А ты кто?
– Ёшкой зови меня, подземный житель я! Иногда наземный, но только если по делам.
– По делам?
– Ну да, – вздохнул грустно Ёшка и сел на пол. – Под землёй живу, а наверху работаю и людям помогаю. Баночки с синей жидкостью говорят о моих успешных делах, а с красной…
– А с красной-то что? – с нетерпением выпалил кот.
– Что-что? Да то и говорят баночки с красной жидкостью, что не справился я с заданием, провалил его.
Абрикосу стало как-то грустно и жалко Ёшку, ведь баночек с красной жидкостью было намного больше, чем с синей. Он подошёл к нему ближе и положил лапу тому на плечо. Чудик из подземного мира улыбнулся и вздохнул.