Виктор Сенча
Бонапарт. По следам Гулливера
Глава вторая
I
Мир – это великая комедия, где на одного Мольера приходится с десяток Тартюфов.
Наполеон
Женские сети – самые крепкие. Их путы несравнимы даже с прочнейшей паутиной.
Ж.Фуше
Жозефина де Богарне. – Поль Баррас. – 13 вандемьера IV года Республики. – Жозефина, Фуше и Бонапарт. – Итальянская война. – Интриги Барраса. – Египетская кампания. – Трагедия Яффы. – Мадам Фурес. – Бегство Бонапарта из Египта
Жозефина де Богарне была любовницей Поля Барраса. Если бы того спросили, когда начался их бурный роман, он бы всерьез задумался: таких романов, какой у него случился с пылкой креолкой, у председателя Директории были десятки. Как уже говорилось, Баррас обожал хорошеньких женщин; если же те вдруг начинали упрямиться, свою мимолетную привязанность подкреплял дорогими подарками, открывавшими сердца самых строптивых и несговорчивых.
Мари-Роз Таше де ля Пажери (полное имя креолки) привыкла быть содержанкой. Даже когда в шестнадцать лет стала виконтессой Богарне (отец жениха был губернатором Мартиники), она ничуть не изменилась: от мужа рожала детей, страсть дарила другим – таким же горячим и ненасытным. Но в тридцать лет (к тому времени – мать двоих детей) виконтесса неожиданно овдовела. Командующий Рейнской армией генерал Александр де Богарне закончил свои дни на гильотине. Поговаривали, его казнили в день рождения жены, 23 июня 1794 года.
Беда не приходит одна. Вслед за казненным генералом в темницу бросили и его вдову. Но природная изворотливость и забота о детях помогли выторговать желанную свободу. Приходилось как-то выживать. Дочь Гортензию мать определила в ученицы в магазин женского платья; сын Эжен[50] стал учеником в столярной мастерской.
Природный шарм и обаяние обратили на себя внимание всесильного Барраса, а уж что из него выжать – эта красотка знала хорошо. Богатый чиновник помогал свести концы с концами. И все бы ничего, если б не соперница в лице уже известной нам госпожи Тальен. Ради очаровательной одалиски Баррас серьезно призадумался над тем, как избавиться от своей тридцатидвухлетней любовницы. И решение пришло почти неожиданно, само собой: Бонапарт!
Этот тщеславный корсиканец был молод, честолюбив и умел побеждать, вернее, выходить сухим из самых, казалось бы, безнадежных заварушек. Он был холост и не обременен внебрачными детьми. Было еще одно: Бонапарт находился в поиске подходящей партии. Причем, как шептались, его избранницей могла стать исключительно дама из высшего общества – одна из тех, кого можно было встретить в салоне мадам Тальен. К прочим женщинам, коих в личной жизни корсиканца было не так уж много, будущий полководец относился не более как к несерьезному времяпрепровождению.
Однако это не относилось к Клари Дезире, чья старшая сестра, Эжени, вот-вот должна была стать женой его старшего брата Жозефа. У Клари с Наполеоне страстный роман. Но письма последнего с рассказами о посещении салона мадам Тальен девушку сильно волнуют: Клари прекрасно знает, что в «салоне» не просто собираются красивые женщины – там аристократизм вперемежку с откровенным развратом.
К корсиканцу Баррас присматривался давно. Имея собственную «тайную канцелярию» в лице верного Фуше, теперь следовало обзавестись и силой. «Нам нужна одна голова и одна сабля», – скажет как-то Баррас, подразумевая под «головой», конечно, себя. Но следовало подыскать надежную саблю. Такой силой мог стать талантливый и преданный лично ему полководец. Военная карьера Бонапарта только начиналась, и для того чтобы этот юный генерал стал реальной силой, ему следовало дать реальную власть.
События сами подтолкнули к решительным действиям. В начале месяца вандемьера IV года Республики (сентябрь – октябрь 1795 г.) политическая ситуация в стране ухудшилась. Стало известно, что армия роялистов численностью в сорок тысяч штыков двинулась на Тюильри. Республика в опасности! Тогда же Баррас был объявлен главнокомандующим Внутренней армией[51]. Парламентарии требовали решительных действий. Растерявшийся было Баррас быстро пришел в себя и начал с того, что повесил «главного изменника» генерала Мену.
– Успокойтесь! – крикнул он возмущенным соратникам. – Незаменимых не бывает! У меня на примете есть один талантливый военачальник – генерал Буонапарте. Тот самый, что спас Тулон. Он станет хорошей заменой предателю Мену.
Все согласились. Слишком свежи в памяти каждого были недавние события на Юге…
* * *
Тулон оказался для молодого Бонапарта чем-то бóльшим, нежели просто порт-крепость, взятие которой принесло корсиканцу генеральские эполеты. Тулон взрастил политика с обостренным чувством интуиции. А все потому, что у крепостных стен города гордого артиллерийского капитана высмотрела проказница-фортуна. С этого все и началось; кто знает, возможно, без Тулона все пошло бы совсем не так, как хотелось неугомонному корсиканцу.
Так вот, именно Тулон выявил у будущего полководца два важных качества – умение дружить с нужными людьми и предвидеть события на несколько действий вперед. Дело в том, что офицер-артиллерист Буонапарте еще долго мог ходить в капитанах – возможно, до тех пор, пока не погиб бы от шальной пули или, что еще хуже, был списан по случаю тяжелого ранения. И вряд ли бы кто-нибудь вспомнил о неоспоримых заслугах бравого артиллериста, гонявшего где-то под Тулоном хваленых англичан. Но вышло – как вышло.
А вышло следующее. В то же самое время в Тулон из Парижа была командирована группа комиссаров Конвента, от которых в столице ждали отчета о штурме непокорного города: что, как и почему? И кто виноват, если виноват; и кто отличился, если таковые имеются. Среди этих грозных соглядатаев оказался и брат Неподкупного – Огюстен Робеспьер. Тот факт, что молодые люди быстро подружились, уже кое-что значил. Но был и другой факт – восторженное письмо Огюстена своему всесильному брату, в котором тот писал о настоящем герое осады – артиллерийском офицере Буонапарте. Письмо привело Максимилиана в восторг! Робеспьер не мог поверить, что совсем юный офицер был способен столь виртуозно взламывать крепостные стены. Какое умение, какой талант!
Со всей серьезностью восприняв доклад своего комиссара, Конвент не мог не одобрить присвоение 24-летнему артиллерийскому капитану звания бригадного генерала. Когда Республика в опасности, народ должен гордиться своими героями!
Дальше – больше. Тулон пал, наступила пора раздавать награды. Когда на горизонте появляется молодой и перспективный генерал, необходима должность, ради которой фигура этого генерала, собственно, и возникла в поле зрения. Ничего удивительного, что Огюстен Робеспьер предложил Буонапарте ключевую по тем временам (да и сегодня тоже!) должность начальника Парижского гарнизона. Предложение, от которого не отказываются. Но только не генерал Буонапарте, который взял – и отказался! Робеспьер ошеломлен: почему? Объясни! Ведь это такой взлет в военной карьере, втолковывает он товарищу, сравнить который можно разве что с получением маршальского жезла… Но Буонапарте непреклонен.
Огюстен ошибался в одном: он слишком уверовал в непоколебимость той власти, которую удалось ухватить его «неподкупному» братцу. Робеспьерам и в самом жутком сне не привиделось бы, что они (даже они!), как и все прочие, однажды окажутся в «позорной телеге», везущей их на эшафот. Окажутся: и сам Неподкупный, и его брат Огюстен. Колесо террора – оно ведь круглое: сегодня ты, завтра – тебя. C’est la vie…
И все же Бонапарт вряд ли отказался бы от столь головокружительной должности, всего лишь опасаясь угодить под маховик репрессий. Молодые как раз склонны к рискам и даже к авантюрам, поэтому рассуждать о последствиях – не для них. Вместе с тем молодость пуглива, когда с глазу на глаз встречается с монстром. Максимилиан Робеспьер был монстром в кубе! Неподкупного мог не бояться только сумасшедший.
Умный от природы, Бонапарт быстро смекнул, что уж лучше быть обычным бригадным генералом, нежели генералом-палачом, выполняющим чьи-то преступные прихоти. Потому и отказался. И ни разу об этом не пожалел.
Однако после Тулона у молодого генерала начались неприятности. Известно, чем ближе к власти, тем выше падать. Переворот девятого термидора Бонапарт встретил в Ницце, где находился по поручению все того же комиссара Конвента Огюстена Робеспьера. Там же был арестован как «фаворит Робеспьеров», просидев в местной тюрьме две недели. Однако ситуация быстро изменилась, и ему временно доверили должность начальника артиллерии Итальянской армии, штаб которой был расквартирован в Ницце.
В какой-то момент бригадный генерал оказался не у дел. Так продолжалось до расстрела несчастного Мену…
* * *
Мелочи решают все. Они – как тот случай, без которого не было бы вообще ничего. «Мелочью» в судьбе Наполеона, перевернувшей всю его жизнь, явились вороватые армейские интенданты, отказавшие безусому генералу из топографического отдела военного ведомства в отрезе сукна со склада для пошива нового мундира (старый был прожжен в бою под Тулоном). Сукна нет, заявили ему на складе, и не будет! Не вы, мол, один такой, кто желает обновить гардероб за казенный счет.
Только не на того напали! Нет так нет. Генерал Буонапарте был мал росточком, зато его упрямства хватило бы и на великана. Через одного приятеля он ищет обходные пути: новый мундир был нужен позарез! Для этого, уверяет приятель, следует навестить салон мадам де Тальен (развлечь дам и все такое), а уж она-то (г-жа Тальен) непременно выведет на нужного человечка, через которого, будьте уверены, это чертово сукно непременно выдадут… А раз без нового мундира никуда, то разъяренный генерал готов развлечь не только какую-то мадам-незнакомку, но и, если понадобится, дюжину подобных дам!
Но дюжина не понадобилась. Госпожа Тальен оказалась миловидной очаровашкой. Она была не только красива, но, насколько понял юный генерал, еще и умна. Ибо весело хохотала по поводу и без в ответ на всякие глупости, которые он, удивляясь себе, наболтал хохотушке в тот расчудесный вечер. Однако мысль о треклятом сукне подстегивала корсиканца не хуже кнута для упрямого осла. Поговорили и об этом (естественно, как о чем-то смешном).
И дама не подвела: сукно со склада выдали, причем даже извинились. Оставалось последнее: не забывать посещать светские рауты хохотушки Тальен…
А теперь о главном. В «хижине» мадам де Тальен собирались серьезные и влиятельные люди. Там частенько бывали виконт Баррас, богач Фрерон, крупный финансист Уврар и кое-кто еще, чтобы в перерывах между тостами и откровенным волокитством за «прекрасными одалисками» в прозрачных нарядах тут же решать важные государственные вопросы. Так было принято, по крайней мере при Баррасе. С некоторых пор там стал бывать и Бонапарт.
Колебания Барраса относительно «сабли» помог устранить ловкий Фрерон, который, будучи влюблен в сестру генерала, Полину Буонапарте, постарался сделать для нее приятное, шепнув патрону о столь перспективном военачальнике[52]. Сделав ставку на последнего, Баррас таким образом одновременно убивал двух зайцев. Во-первых, приобретал верного ему человека из числа генералов; а во-вторых, отделывался от надоевшей ему Мари-Роз. (Сколько ушло ей на подарки, знал только он. В любом случае, будь жив Робеспьер, он отсек бы за это голову в течение суток!)
Итак, решение принято: порядок в городе будет наводить генерал Буонапарте. Теперь оставалось не так много – разыскать этого опального генерала. Однако посланный за ним в отель «Голубой циферблат» гвардеец вернулся ни с чем.
– Он бывает там крайне редко, заявляется только к ночи, – бормотал курьер. – Да и то не каждый раз… Довольно редко.
– Ищите, ищите… Или вы наивно полагаете, капитан, что я все брошу и кинусь искать его сам?! – кричал, брызгая слюной, Баррас.
Как уверяет Ги Бретон, его отыскали в парижском театре Фейдо, где Бонапарт, сидя рядом с некой Сюзанной с улицы Сурдьер, хохотал над сценкой из оперы Керубини.
– Генерал, вас срочно вызывает мсье Баррас, – шепнул ему на ухо гвардеец. – Я слышал, он назначен командующим Внутренней армией, – добавил болтливый капитан.
Смазливая Сюзанна осталась досматривать оперу, Бонапарт же кинулся вслед за курьером.
Баррас был хмур и неразговорчив.
– Где вы шляетесь, генерал? – недовольно поинтересовался он.
– Э-э…
– Вас полдня никто не мог разыскать. Республика в опасности! Мятежники готовят государственный переворот. Надеюсь, вы ненавидите роялистов так же, как и я, генерал?
– Безусловно.
Бонапарт покраснел. Те полдня, которые были потрачены на его поиски, он провел в мучительных переговорах с теми самыми «мятежниками», о которых сейчас говорил Баррас. К сожалению, роялисты оказались слишком прижимистыми, и несколько золотых, предложенных генералу взамен клятвы отдать за них жизнь, лишь оскорбили тщеславного корсиканца. Он обещал подумать. Теперь неожиданным образом все кардинально менялось. Предложение Барраса могло разве что присниться…
– Если верить последнему донесению, захват власти запланирован на четыре часа утра, – продолжал Баррас. – Готовы ли вы, генерал, в этот тяжелый для всех нас час стать моим заместителем?
– Готов!
– Хочется верить, что я в вас не ошибся. Держите меня в курсе происходящего…
«Шельмец, однако, – мелькнула в голове юного полководца тревожная мысль. – Заварить кашу и так ловко спрятаться за чужую спину…»
* * *
Виконт де Баррас в выборе не ошибся. Возможно, Бонапарт был единственным на тот момент человеком, который знал, что делать. Артиллерист, он прекрасно понимал: пушки решают все. Из-под Парижа в Тюильри по его приказу были доставлены орудия, которые тут же грамотно рассредоточил один из смышленых офицеров (им оказался будущий маршал Мюрат, ставший после этого боя адъютантом Бонапарта).
Следует заметить, что до революции, отменившей сословия, воинский чин напрямую зависел от древности дворянского рода. Например, полковником мог стать лишь тот, кто являлся дворянином в пятом поколении. Бонапарт, ставший дворянином в третьем поколении, мог рассчитывать на «потолок» в чине капитана – то есть командира роты. А если уж говорить о каком-нибудь Мюрате, сыне трактирщика, то он мог быть не выше капрала. Именно поэтому многие начинающие военные с таким рвением ратовали за революцию.
Итак, отныне все приказы отдавались от имени генерала Буонапарте.
– Буонапарте? Это кто еще такой? – ворчали офицеры. – Расплодилось всяких выскочек…
Капитан Тьебо (ставший впоследствии генералом) вспоминал:
«Небрежность его туалета, длинные свисающие волосы, ветхость одеяния подчеркивали крайнюю нужду, но, несмотря на опалу, на двадцать шесть лет, на общий столь неимпозантный внешний вид… с этого дня он стал подниматься в общественном мнении…»
К рассвету все было готово. Когда мятежники сунулись было к улицам Сен-Оноре и Конвента, их встретили грозные пушечные жерла. После того как людской поток хлынул на мост Руайяль, грохнули пушки. Недалеко от церкви Святого Роха произошла форменная мясорубка: пушки били по людям прямой наводкой, почти в упор. Вскоре все было кончено. Сотни раненых и полтысячи убитых… Слишком высокая цена за нарушенное спокойствие и попытку переворота.
«…Знаменитая звезда Наполеона взошла вечером 12 вандемьера IV года Республики в облике обворожительной юной блондинки, – сделал вывод Ги Бретон. – Ведь если бы он руководил военными действиями на стороне роялистов, защитники Конвента 13 вандемьера были бы разгромлены, Людовик XVIII взошел бы на трон, и не было бы никакой Империи».
Как бы то ни было, Бонапарт стал дивизионным генералом, а Париж обрел героя. Календарь показывал 13 вандемьера IV года Республики[53].
Позже (уже на острове Святой Елены) Бонапарт признается, что количество убитых в то утро могло быть в разы больше, если бы не одна хитрость с его стороны. Залпов было всего три, причем последний – холостой. Зато первые два – смертоносной картечью. Для черни, скажет он, главное – первое впечатление. Первый огненный залп, когда вокруг убитые и раненые, мгновенно охлаждает пыл распоясавшейся черни, ее охватывает паника, после чего уже через минуту все исчезают. Именно поэтому при необходимости стрелять по толпе пушки следует заряжать боевыми только сначала, ибо «гуманность» приведет к еще бóльшим человеческим жертвам…
* * *
Как понял Баррас, «сабля» оказалась под стать ножнам. Буонапарте – именно тот, кто был ему нужен. В честь победителя был дан обед, на котором, помимо «Генерала Вандемьера» и мадам де Богарне присутствовали лица из самого изысканного общества – Камбасерес, Фрерон, Уврар, Карно и прочие[54].
Очаровательную креолку усадили рядом с героем минувшей баталии. Поняв замысел интригана Барраса (как он, мерзавец, увивается вокруг этой кокетки Терезы!), Мари-Роз приняла правила игры, посвятив все свое внимание соседу по столу. Она так быстро трещала, что последнему стоило большого труда разобрать хоть слово. Дама почему-то настойчиво расспрашивала его о Сицилии, о которой генерал знал не больше, чем она. Когда заговорили было об Архимеде, проживавшем на этом острове, он вдруг догадался, что женщина попросту перепутала Сицилию с Корсикой. Рассмеявшись про себя, Бонапарт осторожно перевел разговор на свою родину – прекрасную страну, где звезды такие же загадочные, как глаза любимой девушки…
– О, да вы поэт… – улыбнулась Мари-Роз, показав неровные зубы, приведшие молодого генерала в полный восторг.
– Нет-нет, все проще, – покачал головой собеседник. – Искренней всех могут любить только корсиканцы…
Что-то в этом островитянине определенно было. По крайней мере, он страстен и тщеславен. И это Мари-Роз понравилось. Кто знает, отметила она про себя, может, он тот самый, с помощью которого ей удастся утереть нос зазнайке Баррасу?..
Обед прошел блестяще. Теперь был нужен повод встретиться вновь. А повод найдется всегда, было бы желание…
* * *
Интрига заключалась в том, что Мари-Роз де Богарне была тайной осведомительницей г-на Фуше. (Мы уже говорили: на Фуше работали все.) Министру полиции не нужно было объяснять, кто такой генерал Буонапарте и кем он стал после 13 вандемьера. Началась игра по-крупному.
Действительно, на этого Буонапарте стоило поставить пару тысяч золотых. Если мадам Богарне своими чарами опутает корсиканца, из этого может получиться неплохая комбинация. Дни Барраса сочтены. И чтобы это понять, не нужно быть большим умником. Будущее – за сильным диктатором. Почему бы им не стать этому Буонапарте? Мадам де Богарне слишком многим обязана лично ему, Фуше, не раз вытаскивавшему эту ветреную креолку из достаточно щекотливых ситуаций. За все нужно платить; за сохраненную честь вдвойне и даже – втройне! И если рядом с ней будет будущий диктатор, это сулит… Это меняет все! Это – пат Баррасу и мат всем остальным. Он устроит им веселенькую жизнь…
Повод нашелся. Накануне дивизионный генерал Буонапарте распорядился о сдаче населением огнестрельного оружия. Когда в штаб привели какого-то подростка, поначалу никто ничего не понял. Однако по мере рассказа мальчишки генерал неожиданно растрогался, что с ним случалось крайне редко.
Парню было тринадцать, звали его Эженом де Богарне. Как оказалось, он был сыном очаровательной вдовы Мари-Роз. Выяснилось, что визит мальчугана связан с тем, что он хотел бы получить обратно сданную накануне боевую шпагу отца, известного генерала Революции. Шпагу вернули. А на следующий день в штаб явилась и мать подростка: она хотела лично поблагодарить генерала Буонапарте за проявленное милосердие.
Через несколько дней бравый генерал засвидетельствовал свое почтение «безутешной» вдове, проживавшей в богатом доме на улице Шантрен, куда ее поселил Баррас. Вообще, Жозефина сняла этот особняк у своей подруги, Жюли Карро, бывшей жены актера Франсуа-Жозефа Тальма, за астрономическую для нее цену – четыре тысячи ливров в год! Другое дело, что все расходы взял на себя душка Баррас.
Фридрих Кирхейзен пишет: «Жозефина жила теперь в прелестном домике на улице Шантрен, который сняла у изящной Жюли Карро, разведенной жены актера Тальма. Дом был обставлен с большим комфортом, во дворе были стойла и целый ряд служб. Мадам де Богарне держала теперь двух венгерских лошадок и экипаж, полученный ею при посредстве одного благотворительного комитета. У нее были кучер, портье, повар, камеристка, словом, полное хозяйство, хотя комнаты и были обставлены довольно просто. Стол накрывался очень небрежно, но кушанья были всегда утонченные и изысканные. Сама она одевалась со вкусом и изяществом. Салон ее был центром старого и нового общества – в нем бывали выдающиеся представители всех партий…»
А уже через два месяца здесь состоялось любовное свидание, изменившее историю Франции. Хотя пока эту встречу нельзя было назвать настоящим rendez-vous amoureux. В тот вечер лишь завязалось тесное знакомство, этакая своеобразная рекогносцировка. Бонапарту требовалась аристократка; мадам де Богарне – богатый и перспективный покровитель, надежный отчим ее детей. (И она не ошибется (вот что значит школа г-на Фуше!): ее дочь Гортензия станет королевой, а сын Эжен – принцем.) Новая знакомая буквально свела корсиканца с ума.
Ф.Кирхейзен: «Бонапарт зачастил в дом на улице Шантрен. Жозефина пленила его. Она вскружила ему голову своим утонченным изяществом, своими роскошными волосами, причесанными на этрусский лад, и красивыми томными глазами. Она казалась ему идеалом женщины и была к тому же так благородна и богата. Он не имел ведь понятия, что за всем этим блеском скрывается такая нужда, что у этой элегантной дамы всего лишь шесть сорочек, что по будням она ест из глиняной посуды, что весь запас столового белья состоит из восьми скатертей и стольких же салфеток. Всего этого генерал Бонапарт не замечал. Он видел только ее, свою очаровательницу, которая одна была в состоянии дать ему высшее счастье. Ее стройное, гибкое тело, с таким искусством облекавшееся в тонкие ткани, ее пластичные формы и мягкие движения приводили его в восторг. Ему не приходило в голову, что эта женщина шестью годами старше его. Жозефина замечала свою власть над ним и старалась ее использовать. Их отношения, однако, долгое время оставались чисто светскими…»
«Жозефина была небольшого роста и замечательно пропорционального сложения, – пишет Артур Леви. – Все ее движения отличались необыкновенной гибкостью, а естественно-небрежные позы придавали всему существу какой-то экзотически-томный характер. Матовый цвет лица оживлялся бархатным блеском голубых глаз, опушенных густыми, слегка приподнятыми ресницами. Блестящие каштановые волосы рассыпались локонами из-под сетки, скрепленной золотой пряжкой, и придавали еще больше очарования ее необыкновенно подвижным и привлекательным чертам».
Однако после первого визита генерал Буонапарте… неожиданно исчез. И Мари-Роз, разнервничавшись, не выдержала, послав ему недвусмысленную записку. Суть послания такова: да, да, да!!! Она согласна! И… ждет.
«Вы не приходите навестить женщину, которая питает к Вам самые нежные дружеские чувства. Вы делаете ошибку, пренебрегая ими. Приходите завтра обедать со мной, я должна поговорить с Вами о Ваших же интересах. Добрый вечер, мой друг, обнимаю Вас. Вдова де Богарне».
Куда уж конкретнее.
Получив столь пылкое послание, Буонапарте даже растерялся. По всей вероятности, юный генерал оказался не совсем готов к тому, что в светской жизни крепость иногда наступает на завоевателя.
Пришлось оправдываться: «Я не понимаю, что могло стать причиной ваших упреков. Поверьте мне, что никто так горячо не желает Вашей дружбы, как я. Я готов на все, чтобы доказать это. Если мои служебные обязанности не воспрепятствуют, я сам доставлю Вам это письмо. Бонапарт».
Хотя одного оправдания, понимал он, явно недостаточно. Следовало действовать.
В ту ночь он опять не явился в номер, который снимал в гостинице…
* * *
Бонапарт никогда не попрекал себя за то, что женился на Жозефине[55]. (Именно так он назовет Мари-Роз, когда она станет его женой.) Когда любят, такими вопросами не задаются. А он любил. Искренне и сильно. Возможно, в первый и последний раз в своей жизни. Хотя для остальных их союз казался не чем иным, как сделкой. Выгодной для всех ее участников.
Баррас избавился-таки от надоевшей любовницы, сохранив в ее лице надежного союзника. Жозефина обрела, наконец, достойного мужа, готового не только носить жену на руках, но и содержать двух детей от первого брака.
Г-н Фуше. Этот, пожалуй, окажется в наибольшем выигрыше. По сути, все, чем он занимался до этого, сводилось к одному – поставить на нужного человека. Самого нужного. В этой непростой комбинации он, как всегда, почти ничем не рисковал. И все же риск имелся: не ошибиться! И для этого требовались терпение и умение анализировать. А еще решительность. Те три кита, на которых базировался талант Фуше-интригана. И комбинация с генералом Буонапарте подарила ему поистине звездный час. То была сокрушительная победа над обстоятельствами, полный успех.
Ни о чем этом молодой генерал, конечно же, не знал. Человек решительных действий, он просто шел напролом. Теперь было легче: рядом была та, которую он давно искал. Воодушевляло и то, что Баррас (сам Баррас!) одобрил его выбор.
– Посмотри на своего брата, – сказал ему при разговоре чиновник. – Приданое госпожи Клари помогло ему выбраться из нищеты. Без семьи тяжелее, ведь женатому мужчине всегда проще устроиться в обществе, и карьера идет как по маслу. Женись! Дом Мари-Роз считается лучшим в Париже, и женитьба на такой женщине наконец избавит тебя от твоего корсиканского имени. Ты станешь самым настоящим французом…
Баррас, несомненно, был отъявленным негодяем. Но Бонапарт об этом тогда совсем не догадывался. Откуда, например, ему было знать, что за подобным советом к Баррасу придет и… его Жозефина?
– Прошу одного, – взмолилась она, обращаясь к Баррасу. – Чтобы о том, что знаете вы, больше не знал никто!
– Конечно, дорогая, – заверил глупышку бывший любовник.
– Вы ведь прекрасно понимаете, милый Поль, что я люблю только вас – и никого больше! И буду продолжать любить вас всегда! Дайте знать, и я вновь буду вашей… Мне уже никогда так не полюбить… Только вы… Вы…
А вот это уже было слишком. У него с Терезой зашло настолько далеко, что не попятишься. Да и госпожа Тальен значительно моложе. Придется обороняться. Чтобы расставить точки над «i», он насмешливо, глядя в полные слез глаза Мари-Роз, напомнил ей об адъютанте Гоше, конюхе Ван Акере, садовнике… О всех тех, с кем эта разбитная вдовушка без разбора предавалась удовольствиям. Странно, слезы быстро высохли. И теперь в них появился страх. Страх разоблачения. Уж она-то точно знала, кем была на самом деле.
– Забудем, дорогая, – примирительно промурлыкал Баррас. – Пусть все останется между нами. Мы ведь друзья, не так ли?..
На минуту Баррасу показалось, что лукавая кокетка задумала увлечь его в соседнюю комнату. И зовуще-полураскрытые губы это подтверждали. Они приблизились друг к другу… Эти ненасытные губы раскрылись еще больше… Миг – и…
И тут Баррас увидел знакомые неровные зубы и мгновенно вышел из-под гипноза. Перед его глазами вдруг встали другие зубы – жемчужно-белые и ровные. Тереза! Как он мог забыть о ней? Ведь она сейчас дожидалась в кровати в той самой спальне, куда тянула его Мари-Роз.
– Извиняюсь, мадам, дела… – холодно-вежливо поклонился Баррас и почти насильно потянул любовницу к выходу. – Прошу прощения, государственные дела…
Сам Баррас, конечно, не считал себя негодяем. (Встречали вы когда-нибудь негодяя, считавшего себя за такового?) Он называл себя скромным. И, как писал в своих мемуарах, эта скромность проявлялась и в его отношениях с Жозефиной. Однако с женщинами он всегда был неискренен. Чего не скажешь о Бонапарте. Хотя и он, по мнению Барраса, нет-нет, да использовал Жозефину в личных целях.
«И так как он всегда находил, о чем меня попросить, но не хотел сам быть просителем, он присылал ее, – вспоминал Баррас. – Мадам де Богарне несколько раз, желая поговорить со мной без свидетелей, без церемоний просила меня остаться с ней в кабинете наедине. А Бонапарт оставался ждать в приемной, беседуя с кем-нибудь из персонала».
Выходит, союз Бонапарта с Жозефиной все-таки был неким брачным контрактом? Скорее всего, именно так. Не отрицала этого и сама Жозефина. «Генерал моложе меня на шесть лет, – делилась она в одном из писем Терезе Тальен. – Он смешной, но не противный. Однако я навела справки и узнала, что у него ничего нет, кроме дырявого плаща, шпаги и голодной корсиканской родни. Баррас этого не отрицает, но просит не беспокоиться. Обещает хорошее приданое…»
По крайней мере, младший брат будущего императора, Люсьен Бонапарт, в оценках был более конкретен: «Баррас в приданое Жозефине отдал пост главнокомандующего итальянской армией».
И это больше походило на правду. Командовать Итальянской армией на тот момент было самой заветной мечтой юного генерала. Их брак был выгодной сделкой. Правда, при не совсем равных условиях: он ее любил, а она…
Жозефина всегда любила только себя.
* * *
Всем воспоминаниям Бонапарт предпочитал рассказы об Итальянской кампании – самой первой и до безалаберности романтичной. И конечно, чрезвычайно успешной. Именно она «вылепила» из генерала Буонапарте будущего Наполеона. Ничего удивительного, что воспоминания, начатые им по пути на остров Святой Елены, были как раз о войне в Италии.
На Апеннинах молодого генерала никто не ждал. Французская армия, расквартированная там, откровенно голодала; в рядах измученных солдат началось брожение. Если уж умирать, ворчали они, так хотя бы на сытый желудок. Зачастую в штабах не находилось писчей бумаги для написания приказов.
В такой обстановке о военных успехах не могло быть и речи. Пушек, впрочем, как и лошадей, которые должны были эти пушки волочить, не было: всех животных уже давно съели. Навести порядок в полках был способен лишь сильный и опытный военачальник. Жребий пал на юного генерала. (Справедливости ради заметим: он сам ратовал за это назначение.)
Знаменитый приказ Бонапарта заставляет по-иному взглянуть на командующего:
«Солдаты! Вы наги; вас кормят впроголодь; правительство много задолжало вам и ничего не может дать. Терпение и мужество, которые вы явили среди этих скал, делают вам честь; но они не доставили вам ни славы, ни выгод. Я поведу вас в самые плодоносные долины в мире. Пред вами откроются роскошные провинции и большие города; вы найдете там почет, славу и богатство. Неужели же у вас недостанет доблести, мужества и стойкости?..»
Тогда еще никто не знал, что в армию прибыл тот, в ком она так нуждалась, – хоть и неопытный, но сильный. А еще – талантливый. Правда, поначалу в этом сильно сомневались. И в опытности, и в том, что от нового командующего будет прок. И для этого были свои основания. Так, внешний вид «худого, как пергамент» коротышки и его почти детский возраст (всего двадцать семь!) вызывали солдатский смех. Тут же родилось и прозвище – gringalet[56]. В армии вновь приуныли.
