Виктор Емский
Ребро медали
Инспекторы министра не любили (а кто, спрашивается, их любит?). Несколько лет назад с его подачи вышло два документа, потрясшие всех своей ахинейностью. Первый из них – кодекс чести. Пафос этого документа был прекрасен. Сразу чувствовалось, что писался он референтской и, скорее всего, женской рукой.
Хотелось этой даме, чтобы милиционеры выглядели Байронами, обуянными благородной жертвенностью. Но – без замашек всем известного поручика Ржевского. И все это за десять тысяч рублей в месяц. На основании этого кодекса Царя нужно было посадить на кол еще до получения им офицерского звания, а всех остальных российских милиционеров – просто расстрелять.
Но больше всего сотрудников МВД порадовало так называемое «Положение по безопасности дорожного движения». По количеству элементов словоблудия этот документ превзошел даже существующую ныне Конституцию. Его распечатки развесили во всех кабинетах и заставили личный состав некоторые главы учить чуть ли не наизусть. По истечении года ни один инспектор не мог даже слова вспомнить из «Положения». А о чем там шла речь, так никто и не понял, причем – не в силу своей необразованности, а в силу неприятия размазанного по бумаге бессмысленного текста.
Еще через год «Положение» окончательно заглохло ввиду своей, по всей видимости, несостоятельной утопичности. Возможно, министр был неглупым человеком. Но надо же хоть иногда читать, что тебе подсовывают на подпись! Правда, может чисто физически не хватать времени на это. Нужно ведь заниматься и подковерными делами, ибо на столь высокие посты кого угодно не назначают.
Кроме этого, в кабинетах руководителей всех рангов в обязательном порядке висел портрет министра. Само собой, чуть выше, всегда располагались изображения Президента страны и Премьера. Кто-то из шутников прибил фотографию Царя рядом с портретом министра в помещении, где заседали командиры взводов. Командир роты долго этого не замечал (или делал вид, что не замечает), а подчиненные думали, что так и надо, пока кабинет не посетил командир полка. Бедный Царь не знал, куда себя деть! Посмеялись тогда все. С чувством! Царь подозревал в этом издевательстве Яреева, но тот переводил стрелки на Дрозда. Так и не выяснили, чьих рук это дело…
После окончания сопровождения Яреев поменял Батона, кипевшего справедливым гневом и матерившего, на чем свет стоит, министров, капиталистов и прочих подобных джентльменов. Сергей сразу же приступил к регулировке.
Через час инспектор устал и сошел на тротуар перекурить. Неожиданно рядом с ним остановился дорогой автомобиль. Из него выскочил молодой человек откровенно протокольной внешности и, показав удостоверение сотрудника ФСБ, потребовал срочно задержать машину, проехавшую перекресток три минуты назад.
Яреев по наряду нес службу пешком, то есть без патрульного автомобиля. Царь распорядился отобрать у него патрульку за безобразное к ней отношение (инспектор отказался оплатить страховку и прохождение техосмотра). Поэтому он пояснил коллеге, что лошадью не является, быстро бегать не умеет, а преступный автомобиль пусть догоняет его командир роты. Эфэсбэ́шник попросил дать ориентировку в эфир.
Яреев сказал:
– Это я могу сделать. Только сообщите мне причину для задержания.
Вина водителя подозрительного автомобиля была несопоставима с общечеловеческими ценностями! На заднем стекле его машины сияла написанная маркером фраза: «Премьер, тварь – уходи!».
Яреев удрученно вздохнул и спросил:
– И в чем же здесь преступление?
Эфэсбэшник натурально удивился и ответил:
– Оскорбление премьер-министра страны!
Яреев попытался вылечить слугу народа:
– Послушайте, коллега. Тварь – это устаревшая форма слова творение. И поскольку мы все неофициально являемся тварями божьими, это слово не оскорбительно. А премьеров у нас в стране – чертова туча. Даже премьер-лиги есть. Например, в футболе. Я понимаю, что вы молодой и ретивый. Но надо же иногда и головой думать! Тем более что закона об оскорблении величества давно не существует. Да и величеств в России сейчас нет, за исключением одной местной сволочи, но вы ее не знаете… Вас любой адвокат с этим делом в суде по стенке размажет, и будет абсолютно прав.
– Какой суд? – эфсэсбэшник недоуменно пожал плечами. – Он еще до суда сам признается. Расскажет как миленький, про кого написал!
Яреев хмыкнул и дал по рации ориентировку, после чего переписал данные работника ФСБ и радостно перекрестился, когда тот уехал, подумав про себя, что кретинизм – не только милицейская болезнь.
В тот же день Юрик Баркасов нес службу на одном из самых геморройных перекрестков города. Это было большое кольцо. Рядом с ним стояла пластиковая будка, в которой находился пульт управления светофорами. Юрик уже несколько месяцев сидел в этом сооружении и усиленно давил на кнопки. Царь повысил налоги, а Баркасов платил по-старому. Поэтому и попал сюда. Теперь он даже прежнюю мзду добывал с очень большим трудом.
В зависимости от складывавшейся обстановки Юрик нажимал соответствующую кнопку, и время действия зеленой секции светофора увеличивалось для определенного направления. Как только движение на кольце переставало быть похожим на жуткую пробку, он выходил из будки на несколько минут и отлавливал нарушителей, коих было навалом.
На водителей, проезжавших стоп-линию при включенном красном сигнале, он внимания не обращал. Видеокамеры у него не было, а ругаться с гражданами до умопомрачения ему не хотелось. Штраф за это нарушение был семьсот рублей. Любого водителя жаба задавит отдавать такие деньги, если вина документально не доказана! Другое дело – рядность. Штраф в несколько раз меньше, хотя мелких ДТП, мешавших проезду, на порядок больше.
Как известно, въезжать на кольцо можно в любом ряду, а выезжать – только из правого (если нет соответствующих знаков). Поскольку в последнее время в автошколах готовили не водителей, а любителей дорожных приключений, работы у Юрика было – непочатый край. Покидали кольцо и из второго, и даже из третьего рядов. За сутки на этом участке случалось минимум десятка два ДТП. И все – по причине неправильного оставления перекрестка.
Как правило, участники дорожных инцидентов не могли определиться с виной, а Баркасову не верили. Юрик обрисовывал автомобили краской из баллончика, убирал транспортные средства в дорожные карманы, вызывал экипаж, занимавшийся оформлением дорожек, и дальше шел, матерясь, в будку нажимать кнопки, так как за десять минут кольцо забивалось машинами полностью. Весь асфальт был испещрен белыми отметинами.
Отрегулировав движение, Баркасов вылавливал следующего остолопа, вел того в будку и показывал ему комментарии к Правилам дорожного движения, оснащенные понятными даже идиоту рисунками. Если нарушитель не соглашался с доводами Юрика, тот желал ему счастливого пути и напутствовал словами:
– Бог не фраер. Он все видит. Каждый за свое отсидит!
За последний год инспектор столько раз произнес эту фразу, что стал сам понимать всю ее бессмысленность. Ибо если Господь начнет разбираться с отпущенными Юриком кончелыгами, у него физически не хватит времени даже на убийц, не говоря уже о прелюбодеях. Таким образом, за смену он останавливал человек двадцать – тридцать, и лишь третью часть из них ему удавалось уговорить дать хоть немного денег бедному инспектору, так сказать – для «поддержания штанов». Половину он откладывал, чтобы отслюнявить Царю, хотя не мог понять – за что?!
В этот день он отловил очередного специалиста по перпендикулярному кольцевому движению и повел его к будке. Неожиданно на островке безопасности остановился сверкавший новизной джип гигантского размера, вселявший обоснованную тревогу. Правое переднее стекло плавно опустилось, и из машины высунулась большая важная голова, в которой Баркасов с ужасом узнал начальника Управления ГИБДД края.
Доброе и заботливое лицо главного краевого гаишника ничего хорошего инспектору не сулило. Говорили, будто начальнику принадлежит целая сеть автошкол и что независимые учебные заведения этого плана регулярно отклюживают откатные деньги за право существования этому своеобразному монополисту. Также носились слухи о каких-то автозаправках, принадлежащих сему государственному чиновнику.
Изя, например, рассказывал о том, что вся перевозка зерна в сторону портов находится под его личным контролем. Об этом же свидетельствовали бывшие работники КПМ.
Как бы то ни было, но в данный период жизни Юрика полковник манил подчиненного пальцем и тот вынужден был подлететь на полусогнутых ногах к модному автомобилю и представиться по всей полагающейся форме.
Начальник спросил:
– Ты за что остановил водителя девятки?
– За рядность на кольце, товарищ полковник.
– И не стыдно тебе заниматься такой мелочью? Это нарушение на аварийность влияет?
– Так точно. За день около двадцати ДТП. Из-за этого возникают заторные ситуации.
– С пострадавшими в ДТП?
– Никак нет.
– Вот видишь, ерундой занимаешься! А сколько ты сегодня здесь выявил бухих, выездов на встречку?
– Ни одного, – честно ответил Юрик и понурился.
Ну как объяснить начальнику, который сам держал жезл в руке последний раз двадцать лет назад (если вообще держал), что бухают сейчас за рулем на девяносто процентов те, кого фиг оформишь, а выехать во встречном направлении на кольцо в час пик практически невозможно! Да и когда всем этим заниматься, если большую часть смены приходится щелкать в будке кнопками?
– Вот видишь, – строго произнес полковник, – а ну-ка – покажи «ромашку»!
Баркасов профессионально крутнул в руке жезлом.
– Хоть это ты умеешь, – удовлетворенно констатировал начальник УГИБДД. – А водителя с девятки отпусти. Командиру роты доложишь, что я сделал тебе замечание за то, что ты занимаешься ерундой, то есть пассивно несешь службу. Понял?
– Так точно, – с грустью в голосе ответил Юрик.
Стекло поднялось и большой начальственный автомобиль уехал. Инспектор отпустил водителя девятки, засел в будку и принялся со злостью щелкать кнопками пульта. Он решил ничего Царю не докладывать. Но не тут-то было! Через пять минут дверь открылась, и в будку влетел майор Марочкин. Баркасов встал со стула и представился. Майор внимательно осмотрел помещение, уставился подозрительно на инспектора и спросил:
– Что ты сделал с двумя последними водителями?
– Какими двумя? – удивился Юрик.
– На джипе и девятке.
– В джипе был начальник УГИБДД края. Он остановился сам и дал команду отпустить водителя девятки.
Марочкин подумал немного и поинтересовался:
– А за что ты остановил девятку?
– За рядность.
– Значит, ты увел водителя от ответственности?
– Я же поясняю, что увел от ответственности не я, а начальник УГИБДД края! – повысил голос Баркасов.
– Ага, я разберусь, – Марочкин что-то записал в блокнот и продолжил, – после смены напишешь объяснение и отдашь его командиру взвода. Я вечером заберу.
Марочкин вышел и хлопнул дверью. Юрик устало уселся на стул. На кольце сигналили автомобили. Транспорт двигался кое-как. Затор был тяжким. Баркасов сидел, сложив руки, и не шевелился. Он находился в ступоре.
Открылась дверь и в проеме возник Царь. Баркасов нехотя встал и доложил о случившихся событиях. Глаза Царя удовлетворенно блеснули и он начал:
– Вот видишь? Постоянные косяки от вас. Ты что, нового автомобиля начальника УГИБДД не знаешь? Какой же ты тогда инспектор? Если начальник едет, не стоит никого останавливать, даже если преступник перед тобой! Вот что теперь делать? Ты понимаешь, что мою карьеру портишь? А? Короче, готовь деньги, чтоб из этой дурацкой ситуации выпутаться, если хочешь работать дальше. Понял?
Юрик виновато кивнул головой. Царь вышел, и дверь за ним громко хлопнула. Баркасов в каком-то непонятном порыве выхватил пистолет из кобуры, поднял его вверх дулом, и заорал на всю будку иерихонской трубой:
– Достали, мрази! Следующую тварь, которая откроет эту дверь, я застрелю во все места! Мать-перемать-тудать!!!
По закону подлости дверь не захотела быть закрытой. Она отворилась и на пороге возникла молодая красивая девушка. Девушка эта была не местной и хотела спросить у доброго дяди милиционера, какой из трамваев идет до нужного ей вокзала. Более того, будучи уроженкой сельской местности, девушка была не прочь влюбить в себя гаишника и связать с ним свою дальнейшую жизнь, так как по периферийным понятиям считалось, что сотрудник ДПС – это обеспеченное будущее для рожденных в праздной сытости детей и дальнейшая относительно безбедная жизнь.
Заглянув в будку, девушка узрела брутального Юрика с поднятым вверх пистолетом, а также услышала произнесенную им пафосную речь. Она тут же хлопнула дверью, галопом перескакала улицу и запрыгнула в первый же попавшийся трамвай, который, кстати, направлялся не на вокзал, а к черту на кулички. На протяжении нескольких остановок она постоянно крестилась и благодарила боженьку за спасение от милиционера-маньяка.
Юрик же, проследив за девушкой взглядом, засунул пистолет в кобуру и, успокоившись, плюнул на затор. Пусть себе стоят, мать их так! Надо денег Царю отдать. Нужно убраться из этой чертовой клоаки!
Баркасов выскочил из будки и принялся останавливать машины за всякую ерунду, сшибая с водителей по сто рублей.
* * *
Последний командир полка был абсолютно нормальным человеком. В отличие от предшественников он сразу понял, что работать совершенно не обязательно, если есть такой заместитель как Хмара. Поэтому полковник Головной обычно появлялся на разводах от силы два-три раза в месяц. Он вставлял личному составу несколько хороших пилюль, и потом куда-то надолго исчезал.
Получить по шее в эти моменты можно было за все. Южный регион имеет массу особенностей. Засилие армянской моды характеризовалось, например, удлиненными и загнутыми вверх носками туфель, которые шились на заказ. Командир полка, как истинный казак из глубинки, терпеть этого не мог.
Он выводил модников из строя, обзывал их «Буратинами», «Аладдинами», «Инчучунами», и формировал гоп-команды по уборке территории и покраске оружейки, благо сочувствовал Хмаре в последнем вопросе. После очередной выволочки долго не появлялся, давая Николаю Анатольевичу возможность проявить себя по полной программе.
Поговаривали, что Головной очень хочет стать генералом и пытается решать вопросы в различных инстанциях, но у него ничего не получается. Как выразился Ленька Кривцов по этому поводу:
– Возит чемоданчики с деньгами, а надо привезти один раз, но чемоданище!
Чтобы там ни говорили, но инспекторы не питали никаких вражеских чувств к нему, хотя и дружеских не испытывали также.
В крае происходили нездоровые вещи, и в связи с этими событиями командир полка теперь постоянно стал присутствовать на разводах. Блатные армянские туфли пришлось снять и вместо них надеть обычные уставные, пошитые из какой-то очередной гадости. Каждый день происходили планерки, и личный состав передвигался по подразделению короткими перебежками.
Отправленный на пенсию начальник главка был великим футболистом. Ежедневно в шесть часов вечера он заканчивал работу и отправлялся в другой конец города либо играть в футбол на одном из стадионов, либо париться в бане. Ездил он на служебном автомобиле без сопровождения и считал, что пробок в городе не существует. Командиры отслеживали все его перемещения и сообщали по рации о маршрутах движения. Инспекторы законопачивали поперечные направления и усиленно сбрасывали транспорт. Город задыхался, а начальник главка, не включая мигалки, спокойно доезжал куда надо, радуясь жизни и хорошей работе подчиненных полковника Головного.
Назначенный вместо него генерал Квинтовский прибыл из какого-то небольшого северного городка, где о пробках понятия никто не имел, потому что основным транспортом для передвижения там являлись нарты с оленями и гусеничные вездеходы. Что те, что другие спокойно разъезжались на полярных дорогах. О вкусах и привычках нового начальника главка никто ничего не знал, но инспекторы царской роты молили бога только об одном – чтобы генерал не оказался Великим Автогонщиком. Ибо от своего деваться некуда!
В первый же день генерал вышел в эфир по радиостанции и сообщил командиру полка о том, что в услугах регулировщиков не нуждается. Типа, если в городе с утра движение напряжено, он в состоянии пораньше встать и, соответственно, раньше выехать. Командир принял пожелание главного начальника к сведению и организовал работу по-другому.
Теперь возле генеральского дома круглосуточно дежурили сотрудники полка. Они были одеты в штатское и заседали в личных автомобилях. Если новый начальник выходил прогуляться пешком, сотрудник следовал за ним на безопасном расстоянии и сообщал по мобильной рации о направлении движения Квинтовского. Если тот выезжал на служебной машине, законспирированный инспектор двигался следом на своем автомобиле и информировал всех о приближении генерала.
По пути следования гаишники тут же принимались сбрасывать транспорт и держать на месте пересекающие направления. За триста метров до начальственного автомобиля регулировщики ныряли в кусты или подворотни и сидели там тихо как диверсанты в засаде. В результате создавалась иллюзия чистого от заторов города.
Через несколько дней один из заместителей начальника УГИБДД края, управляя лично служебным автомобилем, поимел наглость обогнать по встречке несколько мирно подъезжавших к перекрестку машин. В одной из них находился новый начальник главка. Просмотрев запись видеорегистратора, генерал распорядился установить, кому принадлежит транспортное средство. Узнав, что это служебная машина заместителя начальника ГАИ края, генерал потребовал прибыть тому в свой кабинет, имея при себе водительское удостоверение.
Прислали штатного, перепуганного до смерти водителя. Генерал на это не купился и заявил, что надуть себя не позволит, потому что успел разглядеть истинного виновника дорожного хулиганства. В результате заместитель начальника УГИБДД в официальном порядке лишился водительского удостоверения на срок в шесть месяцев и уволился с работы на пенсию, потому что без прав в ГАИ делать нечего.
Личному составу эта история пришлась по душе и новый генерал начал пользоваться уважением. Но недолго. Квинтовский распорядился усилить борьбу с наглухо тонированными машинами. Начальники и инспекторы рьяно принялись за дело. Генерал же крайне непоследовательно приказал заклеить все свои служебные автомобили полностью.
Изя по этому поводу возмутился:
– Ну на фига, спрашивается, тонировать передние стекла, если он все равно постоянно сзади сидит? И как его назвать после этого?
Кривцов, смеясь, ответил:
– Если человек хочет исправить окружающий его мир к лучшему, он непременно должен начать с себя. Иначе не стоит и стараться. А в данном случае, как я и говорил, ничего хорошего не предвидится. Все они одинаковы. Что новые, что старые. Одной дулей крещены. Я, например, перестал приставать к тонированным машинам. Обидно, когда водители тебе в рожу тычут фотографиями генеральских членовозов, заклеенных наглухо пленкой…
* * *
Наступило лето. С первого июня всех инспекторов опять вырядили в белые рубашки. Состояние нервозности никуда не улетучивалось, а плавно нарастало. До первого августа предстояло дружно перейти из милиции в полицию. Ожидались какие-то экзамены на профессиональную пригодность, и сдачи зачетов по физической и огневой подготовкам. Клейман написал заявление о выходе на пенсию, помахал всем ручкой и был таков.
Во время последнего заседания кафедры он сказал:
– Я свое Родине отдал. А вы – трудитесь-провалитесь. Валите на пенсию, пока полностью идиотами не стали. Помните мои слова!
Яреев также сообщил об уходе, но в конце июля, чтобы получилось ровное количество выслуженных лет. Кузнецов в ответ на это заявил, что раз так, придется сдавать зачеты вместе со всеми. Яреев принялся учить «Закон о полиции».
В один из июньских дней после развода Царь оставил роту в актовом зале и устроил мини-экзамен.
Он сказал:
– Я вам всем еще два месяца назад дал команду выучить наизусть применение оружия согласно новому закону. Сейчас проверим, как вы это сделали.
Из всех инспекторов, заступавших во вторую смену, рассказать нужную статью смог только Яреев. Царь, недовольно морщась, спросил:
– И как же тебе это удалось? Поделись опытом.
– Как-как, – громко ответил Яреев. – Я положил «Закон о полиции» в туалет. Как ни засяду туда – он под рукой. Пару пунктов выучу, на следующей отсидке повторю. Вот так за неделю и осилил.
Царь принялся орать:
– Я вас всех предупреждал, что применение оружия нужно знать назубок! А вам все по барабану! Вот теперь слушайте меня. Сегодня я продлеваю вам смену до трех ночи. Так будет каждый день, пока не выучите требуемое!
Яреев сидел и блаженно улыбался. Царь хитро прищурился и добавил, обращаясь к нему:
– А ты почему улыбаешься? Типа, выучил все – и отвяжитесь от меня? А кто учить молодых сотрудников будет?
Яреев, догадавшись, что Царь готовит к применению очередную подлость, ответил:
– Учить молодых входит в обязанности командиров. Вы за это зарплату больше инспектора получаете.
– Ах, так?! – взвился Царь. – А о коллективном методе воспитания слыхал? Ну, так вот, будешь работать как все – до трех ночи. Если не можешь всем набить морды, посмотри в глаза, пусть им будет стыдно!
Яреев никому в глаза смотреть не стал, поскольку понимал всю бессмысленность этого занятия. Он просто встал без команды и покинул зал. Царь орал что-то вдогонку, но инспектор не обратил на вопли никакого внимания. Он вышел из ворот подразделения, в ларьке у бабы Зины купил два бутерброда с сосисками и с удовольствием их съел.
Вечером в кабинете командиров взводов состоялось очередное заседание кафедры. Клеймана с успехом заменил Изя, который стал иногда попивать пиво. В этот день набрали сушеной тарани и решили пройтись по пенному холодному напитку. Ответственный по роте, коим являлся капитан Хайретшин, сожрав кусок икры, расхотел ехать домой и ожидаемо присоединился к компании. Не пили пиво двое: ночной ответственный Завалов и Кривцов, который единолично употреблял водку.
По словам последнего выходило, что пиво – абсолютно беспонтовый напиток. Чтобы Леньке достичь состояния умиротворенности, ему необходимо было выпить литра четыре. Такое количество жидкости не вмещалось в его тощее аристократическое тело. А водка – совсем другое дело. Поэтому он купил бутылку, кусок колбасы, хлеба и пару соленых огурцов.
Завалов с кислым лицом сидел за компьютером и играл в стрелялку. Яреев спросил у него:
– Ты что такой нудный сегодня?
За него ответил Хайретшин:
– А к нему триндец пришел на постоянное место жительства. В кадрах заявили, что его два курса юридического института не подходят для приема в полицию и поэтому он будет сокращенно-расстрелянным элементом. А до выслуги ему не хватает два года. Так что придется ишачить в народном хозяйстве до шестидесяти лет.
Яреев взглянул на Завалова. Тот безучастно шевелил пальцами по клавиатуре и на разговор внимания не обращал.
– Так сейчас же лето, – удивился Яреев, – как раз время экзаменов в вузах. Пусть восстановится в какой-нибудь забегаловке и принесет справку.
– Черта с два! – Темирзянович с хрустом оторвал рыбью голову и принялся чистить остальную часть. – В новом штатном расписании остаются всего пятьсот двенадцать человек. Остальные подлежат сокращению. Завалов – среди последних. Списки уже подали в главк, и они сегодня утверждены.
– Странно, – заметил Изя, – у Завалова хоть и два курса образования, но зато юридического. А у тебя, – он ткнул жирным от рыбы пальцем в Авиатора, – не образование, а какая-то рычажно-педальная военная школа. И получается, что Завалов не нужен в полиции, а какие-то шоферы-катапультисты край как необходимы!
Хайретшин возмутился:
– Да пошел ты корове под хвост! Во-первых: я окончил Высшее Военное Училище, а не рычажно-педальную школу, а во-вторых – Завалова слил Царь. Я здесь при чем?
Поваров облизнул сальные от тарани губы и сообщил, глядя на Яреева:
– Ты тоже в списке сокращенных значишься. Я видел.
Яреев ответил:
– Мне все равно. Я и так собрался на пенсию. А вот Завалову можно посочувствовать. Шестнадцать лет службы Родине на собачьей должности – псу под хвост. И ведь все время у Царя на побегушках. Сколько добра тому сделано!
Хайретшин хлебнул пива и рассказал:
– На следующей неделе будет проводиться тестирование по «Закону о полиции». На столе у меня лежит пачка примерных вопросов к экзамену. Возьмите себе по одному экземпляру и подготовьтесь дома.
Кривцов сказал:
– Зачем? И так все сдадут.
– Нет. Принимать будут строго!
– Ага, сейчас. Это у вас в авиации строго, и то – сомневаюсь… Если взлетел, надо приземлиться, а то костей не соберешь. А здесь все просто. В кадрах, наверняка, уже и прейскурант составили. Вон, в полку ППС, где четверть личного состава черкесы из-за реки (грамотные – дальше некуда), говорят, по две тысячи рублей с человека собрали, и все стали полицейскими. У нас будет дороже.
– Да это идиотом надо быть, чтобы деньги платить, – заявил Яреев. – Я прочел этот закон. Ничего там сложного нет.
Обсуждение нововведений продолжалось бурным ходом. Через час мощность голосовых раскатов увеличилась, и инспекторы принялись откровенно высказываться о министрах, депутатах и других слугах народа.
В крытой галерее, опоясывавшей второй этаж, возле кабинетов соседней роты находилось несколько гражданских людей. Они ждали ответственного командира этого подразделения, чтобы срочно пожаловаться на действия одного из экипажей третьей смены. Вина инспекторов (по мнению жалобщиков) была смертельной.
Оказалось, два часа назад они выловили молодого паренька, управлявшего автомобилем в крайне укуренном состоянии; оформили его, поставили машину на штрафстоянку и забрали у него водительское удостоверение. Мама, присутствовавшая вместе с группой ищущих справедливости лиц, вслух рассказывала, что ее сын – чистый ангел. Он не то, что наркотики – даже сигареты не употребляет! Не пьет, не играет в карты и не общается с женщинами легкого поведения. С ее слов выходило, будто по уровню беспорочности сей молодой человек претендует на одно из лидирующих мест в сонме многочисленных святых. Ну – мама всегда мама…
Вскоре, однако, долетавшие пьяные голоса стали перекрывать речь мамаши. Сначала она просто морщилась. Но поток отборной матерщины не уменьшался, и она приняла решение прекратить хамские действия. Дама подошла к разгульному кабинету и постучала в дверь. Стук услышан не был. Тогда она просто распахнула дверь настежь и шагнула внутрь комнаты.
На нее тут же обрушилась волна угарного сигаретного дыма, рыбно-пивная вонь, и пачка наполненных матюгами децибелов.
Она крикнула:
– Прекратите немедленно!
Хайретшин, размахивавший обглоданным рыбьим хвостом перед яреевским носом, и доказывавший, что государству нужны не умники в полицейской форме, а тупые прилежные исполнители, застыл на месте и повернул голову в сторону входа в кабинет. Все резко замолчали, и только Поваров по инерции не смог остановиться и сипло проорал:
– Да пошел ты в свой обдристанный капонир!
Дама вздрогнула, собралась с силами и, глядя на застывший в воздухе рыбий хвост, строго произнесла:
– Как вам не стыдно?! Офицеры, а ругаетесь как сапожники!
Хайретшин положил хвост на газету, встал, и галантно сообщил:
– Мадам, это ментура, а не канал «Культура»! Попрошу немедленно покинуть помещение во избежание! Иначе вам придется узнать о себе много неприятной правды…
Дама испуганно выскочила на галерею и хлопнула дверью. Раздавшийся дружный гогот прибавил ей скорости, и она оставила всякие попытки окультурить будущих полицейских.
Когда пиво было допито и рыба доедена, кафедранты в хорошем настроении разъехались по домам. В кабинете остался лишь Завалов, продолжавший играть в стрелялку…
* * *
Через несколько дней Яреев поругался с Кузнецовым. Никакие доводы об уходе на пенсию командира взвода не интересовали. Ему приказали явить для сдачи экзаменов весь личный состав. Пришлось в выходной день зубрить билеты.
Яреев просидел за изучением нового закона до вечера. Оказалось – новоиспеченный полицейский обязан знать массу непонятных вещей типа: кто, как, и в каком порядке должен финансировать тот или иной орган МВД. Так же – состоят ли на вооружении полиции вертолеты и установки «Град». И тому подобное. Зато нигде не было написано, что делать полицейскому, если пьяный прокурор пошлет его, как обычно, к матери физиологически-веселого поведения.
Утром следующего дня инспектор со своим ноутбуком прибыл в актовый зал подразделения для сдачи зачета. Помещение было переполнено инспекторами. Участвовали сотрудники двух рот. Каждый экзаменуемый должен был ответить на сто вопросов за сорок минут. Сдавшим считался тот, кто правильно ответит на восемьдесят из них. Если ошибок наберется более двадцати – такой кретин в полиции не нужен.
Яреев подошел к одному из присутствовавших в зале кадровиков. Тот установил в его компьютере соответствующую программу. Яреев напечатал в нужной графе свою фамилию, уселся в уголке и принялся отвечать на вопросы. Через тридцать минут он закончил и обнаружил, что неправильно ответил всего на три вопроса. На экране высветилась надпись: «Оценка – отлично». Он отнес ноутбук начальнику отдела кадров, важно восседавшему за трибуной, и тот слил информацию в специальную флэш-карту. Яреев поехал домой довольным.
В тот же день при заступлении на службу во вторую смену он, находясь в курилке, участвовал в обсуждении утреннего экзамена.
Юрик Баркасов, довольно улыбаясь, рассказывал:
– Попробовал я ответить сам. Фиг получилось! Наляпал тридцать две ошибки. Ну, думаю, что теперь делать? А мне Славик Гращенко сказал, что кадровики по пять тысяч рублей с носа берут за решение этого вопроса. Вышел я на улицу, достал из кармана пятерку и смотрю на нее. Жалко, блин! Тут подошел Ваня Дрозд и заявил, что нечего такие деньги раздавать кому попало. Оказывается, он натренировался на этом тесте – будь здоров. Зашли мы в зал, присели в уголке, Ваня взял мой компьютер, вбил туда мою же фамилию и ответил быстренько на все вопросы. Всего пять ошибок! Я спокойно подошел к кадровикам, слил им информацию и ушел. Дрозд взял с меня только тысячу рублей. Спасибо ему большое!
Яреев сплюнул и констатировал:
– Ну и дурак он. Я б с тебя всю пятерку слупил бы. Если ты по жизни являешься идиотом – плати деньги.
– Ой – ой – ой, – рассмеялся Юрик, – а ты-то сам, что ли, сдавал?
– Да. Всего три ошибки. День учил.
– Как же, как же. Конечно, ты – самый умный. А вокруг тебя все тупые.
