Виктор Емский
Ребро медали
В кабинете стоял столбом сигаретный дым. Воняло сивухой и потными носками. Во всю свою китайскую мочь орал магнитофон. Под столом на полу валялась полупустая бутылка из-под шампанского. Часть содержимого бутылки желтела пятнами на линолеуме, шторах и потолке. На столе среди пустых коробок от пиццы и конфет красовались отпечатки босых ног. На диване, лежа пластом, храпел Ваня Дрозд. Был он абсолютно гол. Сверху на его груди расположилась обнаженная женщина. Она мирно спала. Ванина рука ласково обнимала ее красивую задницу.
Завалов, вдоволь налюбовавшись этой эротически-скотской картиной, подошел к дивану и зажал пальцами нос Вани в попытке разбудить уставшего зампотеха. Дрозд плевать хотел на такие попытки, и потому принялся храпеть ртом, не просыпаясь. Андрюша зашел с тыльной стороны дивана, поднатужился, приподнял его и вывалил парочку на пол. Проснулись все.
Завалов принялся орать:
– Что за свинарник?! Кто это будет убирать?!
Дама встала с пола и, ни на кого не глядя, начала одеваться. Ваня порыскал глазами, обнаружил недопитую бутылку и подтянул ее к себе. Завалов продолжал нервничать:
– Какого черта ты расселся? Одевайся, сейчас командир роты приедет!
– А я уже давно здесь, – раздался сзади царский голос.
Завалов обернулся и остолбенел. В дверях стоял Царь и с интересом рассматривал одевавшуюся даму. На его лице не было усов. Сбрил!
Ваня же взял бутылку, махнул в сторону командира свободной рукой и присосался к горлышку. Дама тем временем оделась и молча пошла к выходу. В дверях стоял Царь. Женщина шла, не останавливаясь. Тот благоразумно убрался с дороги, и ее каблуки зацокали по бетонному полу коридора. Дрозд, допив шампанское, громко отрыгнул и сообщил:
– Вот теперь порядок, шеф. Пошел я домой.
Он принялся одеваться. Царь вызвал Завалова в коридор и сказал:
– Мне все равно, кто тут будет наводить порядок. Дрозд тебе не помощник, потому что еле на ногах стоит. Ты допустил, ты и убирай. Чтоб через час все блестело!
– Как это я допустил? – возмутился Завалов. – Я – лейтенант, а он – капитан.
– Не надо чушь нести. Как водку жрать – вам плевать на любые звания! Я сказал – час времени. А с Дроздом я разберусь после того, как эта скотина протрезвеет.
Царь вышел на плац и пошел в сторону штаба. Завалов, матерясь, попробовал привлечь Ваню к уборке, но не смог. Тот, качаясь, лез обниматься и называл Андрейку братаном. На другие действия он был не способен. Пришлось выволочь Дрозда во двор и уложить спать в машину.
6
Перед разводом второй смены Царь подошел к курилке. Юрик Баркасов сунулся было здороваться, но Цапов отступил резко назад и демонстративно убрал обе руки за спину.
– Ну что? Дописались? – спросил он.
Инспекторы молча разглядывали безусое лицо Царя. Каким-то оно было жалким и беспомощным. У многих в груди зашевелилось чувство сострадания. Захотелось даже чем-нибудь помочь бедняге. Но стоило только посмотреть в холодные, не умевшие улыбаться царские глаза, как всякие благие чувства пропадали, и на смену им приходило желание поставить командира роты в позу вареной креветки и отвесить хороший футбольный пинок в заднюю нижнюю часть его туловища.
Царь развернулся и ушел. Зато после развода, когда рота выстроилась на плацу в две шеренги, он прочитал целую лекцию.
– Хреновый я, да? – начал он. – Плохой я, значит, командир. И Чпокин плохой, и Оленев тоже. Это согласно вчерашнему опросу. То есть те, кто требует от вас исполнения должностных обязанностей, соблюдения дисциплины – плохие руководители. Зато те начальники, которые ни черта не делают, гладят вас по головке, прощают вам все – чудесные руководители. Тех вы готовы на руках носить. Расскажу вам о результатах опроса…
Царь оглядел строй, поставил рядом с собой своих заместителей и командиров взводов и продолжил:
– Как уже было сказано, я – полное ничтожество. Ни на что не способное. Хам, грубиян, коррупционер, дебил безграмотный и так далее. Короче, по профпригодности у меня первое место снизу. Второе и третье места – у Чпокина и Оленева соответственно. Они тоже плохие офицеры. Зато на втором месте сверху находится капитан Кузнецов: – Царь ткнул в Петровича пальцем, – ну прямо отец родной! А знаешь, Петрович, почему ты не на первом месте?
– Нет, – ответил тот, скромно ковыряя носком туфли асфальт.
– Потому что не бухаешь с ними. А не бухаешь ты потому, что не сможешь столько водки жрать! Ты подохнешь на следующий день после первой же пьянки! Но не переживай. Обратись к Кривцову с Клейманом, они тебя быстро выдрессируют… А знаете, кто на первом месте? Кто у нас самый профессиональный и любимый руководитель? Ну, конечно же – Иван Николаевич Дрозд!
Гогот прокатился над плацем. Смеялись даже начальники. Одному Царю было не смешно. Он продолжил:
– Так надо передать ему командование ротой. Вот прямо сейчас давайте и передадим. Ау, Ваня, где ты?
Царь сложил руки биноклем и принялся, вертя головой, осматривать плац, глядя сквозь свернутые из пальцев бублики.
– А нету Вани! После вчерашней попойки с личным составом наш бравый и востребованный руководитель догонялся в кабинете вместе с какой-то шлюхой, и теперь валяется мешком говна в своем автомобиле. Они перетрудились и теперь отдыхают, видите ли. Хотел бы я так жить! А не получается. Потому что я головой думаю, а не концом известного всем места! Идите отсюда. Писатели…
Он презрительно скривил лицо. Строй распался, и инспекторы разошлись, весело обсуждая последние события.
* * *
Итак, кто же такой Царь? Или – что это такое? Может, природное явление? Или мутант, появившийся на свет в результате изменений, случившихся в мировой экологии? Ничего подобного! Он – самый обычный человек. Таких на Земле – миллионы. Просто не все из них смогли вылезти вверх и слегка приподняться над серой людской массой. Но есть те, у которых получилось взлететь еще выше. И это печально…
Родился он в конце шестидесятых годов прошлого века. Окончил школу, отправился служить в армию, как и тысячи других советских парней. Правда, как-то по «синьке» он рассказывал, что получил хорошую порцию доброкачественных тумаков от «дедов», и тут же сбежал из воинской части. Искали его с собаками и фонариками в приволжских степях. Выловили на третьи сутки и направили служить в другую военную часть, где «деды» были добрей и покладистей. После армии устроился в ГАИ, благо в те времена это делалось бесплатно.
Гриша начинал как многие – с самого низа. Был младшим сержантом. Работал энергично, пьяных ловил косяками (липли они к нему как бабы к Дрозду). Говорили о нем – мастевый парень. Но еще с самых первых шагов нравилось ему сталкивать людей лбами, будь то водители или свои же сослуживцы. Уже тогда он стал выстраивать карьеру.
В начале девяностых годов трудно было стать офицером. На каждый взвод по штату полагались лишь три должности: один – командир взвода, и два старших инспектора. В то время капитан милиции был нереально крупной и значимой шишкой, не говоря уже о майоре и выше. Какие-то сомнительные Гришины кенты гоняли из-за границы иномарки. Одно из таких старых ведер он продал по-дешевке своему командиру роты (сам, правда, без навара не остался). И тот поставил Цапова на вновь утвержденную должность заместителя командира взвода. Получил он звание младшего лейтенанта. И начались первые обиды.
Употребляя после смены водку, он жаловался Ярееву:
– Мне ничего не надо от подчиненных инспекторов. Я сам умею работать, и с голоду не подохну. Но можно же меня раз в год поздравить с днем рождения?! Просто подойти, подарить бутылку водки и поздравить. Ведь я – начальник!
Везучести был нереальной. Во время операции «Чистые руки» местные КПО-шники, вылавливая «оборотней в погонах», занимались тем, чем им не положено было заниматься по статусу и закону. То есть оперативно-разыскной деятельностью. Раздавали деньги и провоцировали на получение взяток. Вот так Гриша и вляпался. Ехал он с заместителем командира соседнего взвода проверять службу. Остановили «влет» машину, водитель которой нагло пересекал все сплошные линии на пригородной дороге. К патрульному автомобилю подбежал нарушитель и сунул в окно сторублевку со словами:
– Я все знаю, виноват.
Купюра плавно легла на парприз. Гриша даже слова сказать не успел. В течение двух секунд патрульку окружили борцы с коррупцией и открыли водительскую дверь, чтобы повязать новоиспеченного руководителя. Но тут порыв ветра подхватил сторублевку, плавно вынес ее в правое открытое окно, и принялся кружить над пшеничным полем. Стадо антикоррупционеров-провокаторов поскакало в поле ловить купюру, безжалостно вытаптывая злаки. Все они начисто забыли о Грише, который подмигнул напарнику и дал газу после того, как тот запрыгнул в патрульку.
Впоследствии Цапова все равно заставили писать объяснение. Но было уже поздно. Купюру так и не нашли, а Гриша ни в чем не признался. Его попросили возместить ущерб и вернуть сто рублей, так как купюра была учтенно-меченой. Цапов не растерялся и показал КПО-шникам дулю. Ему пожелали всех благ (естественно, с намеком), и удалились восвояси, затаив обиду. После этого случая он перестал брать деньги с водителей и переключился на личный состав, потому что такие действия были во много раз безопасней.
Вскоре один из командиров взводов при решении вопросов за «газ» с трижды оформленным водителем был благополучно изловлен, профессионально повязан, подвергнут обструкции и с треском уволен. Это не помешало ему впоследствии устроиться в краевую администрацию, где доходы его даже возросли, потому что масштабы подобной деятельности там были на порядок крупнее.
Цапов тут же прыгнул на освободившееся место, и стал командиром взвода. Вот здесь его способности развернулись, как ему желалось. В течение полугода он разогнал тех инспекторов, которые не захотели ему платить, а остальных быстренько перессорил между собой. В результате он стал знать обо всем, что творилось в его вотчине. Дальше были созданы две новые роты и он, как перспективный молодой командир, стал ротным начальником.
Он постоянно носил куда-то подарки, цветы, конфеты и деньги. Не забывал поздравлять с днями рождений полковых командиров и их жен. Гриша стал всем нужен. Но друзей у него не было. Он кумился только с выгодой. Если человек в дальнейшем переставал быть полезным, кумовство сразу забывалось. Странный факт – с чувством юмора у него все было в порядке, но смеяться он не умел. Смех Гриши был деревянным и ненатуральным. Со временем (видимо, тренируясь перед зеркалом) он научился картинно и жеманно прыскать в кулак, изображая резкий всплеск веселья, но это выглядело как некая суррогатная подделка.
За всю свою жизнь Цапов не прочел ни одной книги. Образование получил (точнее – диплом об образовании) как и все – за деньги. Почерк его таковым не являлся. Так – корябанье птичьей лапой по бумаге. Был он женат и имел детей. Как-то раз (опять-таки по «синьке») он признался, что весь смысл его жизни – семья и карьера. Но была у него все-таки одна большая реальная страсть – автогонки.
Сначала он собирал автохлам. У знакомых мастеров приводил ведра в порядок. Что-то продавал, а на чем-то участвовал в соревнованиях. Когда доходы его ощутимо выросли (теперь платила целая рота), стал выступать на более престижных ралли. Постоянно он искал спонсоров, совался в Управление ГИБДД (иногда – небезуспешно), и – участвовал, участвовал, участвовал. Начал даже завоевывать призовые места.
Автомобили теперь у него были получше. По свидетельствам очевидцев, гонял он просто «безбашенно». Укладывал машины «под ухнарь». Выжимал все что мог и не мог. В результате после каждых гонок приходилось заниматься серьезным ремонтом. Все знали – на следующий день после возвращения он обязательно устроит смотр ротной техники и жестоко разнесет закрепленных за машинами инспекторов. А потом насобирает денег с провинившихся.
Когда он как-то в очередной раз зашел к командиру полка просить спонсорскую помощь, тот, узнав величину необходимой суммы, тут же задал вопрос:
– Гриша, а ты шахматами не пробовал заниматься? Гораздо дешевле выйдет.
Каждый месяц он устраивал в роте занятия по вождению и показывал инспекторам, как надо выполнять полицейский разворот и быстро объезжать фишки. Потом личный состав с энтузиазмом палил об асфальт покрышки, покупаемые за свои же деньги.
Замполит полка, посетив один раз занятия, заметил:
– Григорий Алексеевич, хорошо, что ты альпинизмом не занимаешься.
– Почему? – удивился тот.
– Тогда твой личный состав ежемесячно висел бы по девятиэтажкам.
И ушел.
Кубков у Царя становилось все больше и больше, и скоро в кабинете уже ступить стало некуда. Правда, как-то раз Клейман наткнулся на Пушка, выходившего из спортивного магазина с зажатым под мышкой большим новым кубком. Этот приз увидели на следующий день в кабинете, но с надписью за завоеванное второе место в каком-то чемпионате.
И на все это надо было денег, денег и денег. Все экипажи обязаны были сдавать определенные суммы еженедельно. Выше сумма – маршрут лучше или больше выходных. Кроме этого Цапов изобретал всякие штрафы. Поймал курящим в патрульке – один штраф. Руки в карманах – другой, и тому подобное. Уйти в отпуск – приколи скрепкой к рапорту хорошую купюру. Опоздал на работу – объяснение с такой же скрепочкой. Хотя и ежу понятно – не кури, не опаздывай, не ходи в отпуск и должен не будешь. Но в жизни так не получается. Да и в царских способностях никто не сомневался. Можно оштрафовать за плохой блеск левого ботинка, наконец!
При проведении воспитательной работы часто употреблял слово «Великие».
– Что, великими стали? По десять нарушителей выявить впадлу им, понимаешь!
Сначала называли его «Великим». А потом он перед строем как-то сказал:
– Кого вы хотите в ласты обуть? Меня? Не угадали! Я знаю, что вы все – евреи. Как бы ни черта не делать и чтоб все было. Касторки вам тачку и наждачки пачку! Меня не обманешь! У-у-у, семитская банда!
Яреев тут же негромко прокомментировал:
– Но если мы все евреи, он сам тогда кто? Мудрый царь Соломон. Минимум!
– Нет, – не согласился Изя, – скорее – царь Ирод.
С тех пор за ним прочно закрепилось прозвище – «Царь». Естественно, стукачи тут же донесли. Но никакой реакции не последовало и все сделали вывод – прозвище понравилось. Причем понравилось настолько, что он стал пить только дорогую водку с названием – «Царская». Кто-то из инспекторов, немного знавших химию, прошелся по этому поводу:
– Вот закажет водки, надо будет реальной привезти. Сдохнет, и ничего нам за это не будет. Желание – его, а команды надо выполнять буквально.
Юрик Баркасов спросил:
– А почему он от нее сдохнет? Ведь пьет же.
Яреев ответил:
– Юрик, царская водка – это смесь азотной и соляной кислот. Названа так потому, что разъедает царя металлов – золото. Если Григорий Алексеевич хлебнет ее, через его рот можно будет увидеть асфальт.
– Да? Не знал.
– Ничего страшного. Слушай дальше свой любимый шансон и развивайся культурно.
После занятия Цаповым царской должности юмористический простор в роте расширился. Так, например, Палыч, завидев его на горизонте, всегда начинал гундосить дореволюционный гимн «Боже, царя храни», а Яреев всех ротных командиров доводил до исступления фразой: «Слуга царю – отец солдатам»…
* * *
Спустя неделю после описанных событий ситуация прояснилась окончательно. Проверка установила, что у командира первого взвода майора Парамонова имелся в наличии левый диплом. Инспекторы тут же начали шушукаться. Ведь вместе с Парамоновым в одной и той же забегаловке учился в свое время и Царь. Но последний, как оказалось, всех надул в очередной раз. После получения левого диплома он еще куда-то поступил, проучился два года и теперь имел реальный документ о высшем образовании. В результате ему опять удалось отмазаться.
Парамонову дали «пинок под зад», Царю влупили строгий выговор за какую-то непонятную дребедень, и все встало на свои места. Уэсбэшники негласно передали, что вся кипа анонимок подшита ими в дело и находится у них. Не хватает одного единственного заявления, подписанного реальным инспектором, и тогда Царю – кирдык. Помог ему удержаться на месте какой-то генерал из Москвы, который тоже являлся великим гонщиком и бухал периодически с Царем на соревнованиях.
Самым интересным было то, что Цапов подозревал в случившейся с ним анонимотерапии своего первого зама – Чпокина. Дескать, подсиживает. Тому же было глубоко фиолетово, что думает Царь. У него вместе с армейскими годами выслуги было лет тридцать, и он готов был отправиться на пенсию хоть завтра. Тем более – никто бы никогда не назначил его на должность командира роты за его прямолинейность и неумение «лизать задницы» вышестоящему руководству.
Как бы то ни было, ситуация разрешилась без особых потерь, и Царь от радости укатил на очередные гонки, выдернув из запоя Дрозда и взяв его с собой. С ними также – в роли болельщиков – уехали Гращенко с Пахомовым.
Через пять дней Клейман зашел в кабинет роты. Он был выходным и приехал в бухгалтерию по своим личным делам. В комнате находились довольные Кузнецов и Дрозд. Они возились с новым телевизором, подключая к нему колонки и видеоприставку.
Клейман поздоровался и спросил у Вани:
– Ну, как съездили?
Тот показал рукой на телевизор и ответил:
– Нормально съездили. Вон, видишь, бонус привезли.
– В смысле, приз достался?
– Да нет, – Дрозд присел на угол стола и принялся рассказывать, размахивая руками. – Царь занял первое место. Ну, это были зональные гонки. То есть он выиграл выход в следующий этап. Все бы ничего, но эти два придурка (Славик и Рома) жили в гостинице. То ли они съели чего-то бодрящего, то ли укурились чем-то. Короче, прожгли сигаретами все подушки в номере, разломали мебель, и чуть отель не спалили. Наверное, от чертей отбивались. Царь еле их от ментов отмазал. Он же возместил весь причиненный ущерб. Как только вернулись, они ему отдали долг (с процентами, естественно), и еще он вот этот телевизор с них выдушил. Теперь живем!
Клейман покачал головой:
– Зачем он их держит? Ведь подставят же когда-нибудь его самого.
Ваня ржанул и, тыча пальцем в сторону Кузнецова, пояснил:
– Кого, Царя подставят? Да никогда в жизни! Они вот этого подставят. Он у них командир взвода. Га-га-га!
Петрович запустил в Дрозда коробкой из-под колонки, но тот все равно не унимался:
– Знаешь, откуда взялся этот диван? – он кивнул на свое недавнее лежбище. – Оттуда же. Его Гращенко с Пахомовым купили за то, что набили морду водителю трамвая, который поимел наглость выгонять их, укуренных, из вагона на конечной остановке. Га-га-га! Фигня! Петрович, чего нам еще в кабинете не хватает? Надо список составить заранее…
Тут зазвонил телефон. Кузнецов взял трубку, выслушал, и бросил ее на стол.
– Это конец! Все моей смерти хотят! Вокруг одни идиоты! Говорил я Цапову, не ставь этого неврастеника исполнять обязанности заместителя командира взвода! Пошел я в КПО. Нет мне никакого покоя!
Он схватил фуражку и выскочил из кабинета. Оказалось – Завалов ушел в отпуск и на его место Царь временно назначил Абакумова. Сегодня тот приступил к работе и уже пишет в КПО объяснение. А дело заключалось в следующем…
В контрольно-профилактическом отделе работал капитан Марочкин. Было ему лет сорок, и представлял собой сей милиционер тип такого же наивного чукотского юноши, как и Пушок, только еще похлеще. С чувством юмора у него не ладилось вообще, и отсутствие оного он с лихвой перекрывал серьезным отношением к работе. Поэтому въедливей и зловредней типа в этом отделе не существовало. Почти все инспекторы боялись его до одури, и он об этом знал. Кроме всего прочего, Марочкин денег не брал, никакие вопросы не решал, а просто тупо писал справки о нарушениях, допущенных инспекторами.
Вот и сегодня он, будучи ответственным по Управлению ГИБДД, подъехал на один из перекрестков с целью проинспектировать работавший там патруль. Капитан обнаружил рядом с патрулем еще один служебный автомобиль, в котором заседал Батон, писавший экипажу проверки в тетради и нагло куривший в патрульной машине.
Марочкин подошел к Абакумову и грозным голосом рявкнул:
– Лейтенант! Через час ко мне в кабинет!
После чего резко развернулся, сел в служебную девятку и уехал. Батон, глаза которого тут же налились кровью, проорал вслед отъезжавшему:
– Пошел к черту, гнида! – и добавил, успокаиваясь, – кричать здесь на меня всякие козлодои будут.
Сразу Абакумов никуда не поехал. Через час Марочкин назвонил в дежурку, и ехать все-таки пришлось.
Зайдя, куда следовало, Батон представился:
– Лейтенант Абакумов прибыл!
– Лейтенант чего? – строго спросил Марочкин.
– У вас плохо со зрением? – начал злиться Абакумов.– Если меня вызвали сюда, а не в комендатуру или ФСБ, то, наверное, милиции лейтенант?
– Вот так и надо представляться, – поучительно заметил капитан. – Бери лист бумаги и пиши объяснение.
– По поводу?
– Почему курил в патрульном автомобиле, почему сидел в нем, то есть – пассивно нес службу.
Батон взял лист и быстро изложил на бумаге, что сидел в машине, потому что писал проверки, а стоя это делать не обязательно. Далее он указал, что в машине не курил, а капитану Марочкину надо у окулиста проверить зрение и по результатам проверки выяснить целесообразность нахождения его в занимаемой должности.
Капитан, прочитав объяснение, заорал:
– Это что такое?! Я сам видел, что ты курил! Ну-ка, переписывай заново!
Батон сдержанно ответил:
– Что вы видели? Может, вас глюки посещают. И вообще – видеозапись есть?
Марочкин потерял дар речи. Так с ним никто никогда не разговаривал. Он тупо смотрел на Абакумова и моргал. Батон, пользуясь замешательством противника, продолжал:
– И вообще я не понимаю, презумпция невиновности касается только отмороженных водителей, а инспектор, значит, – не человек?
И тут Марочкина прорвало:
– Да как ты смеешь?! Ты не знаешь, кто я такой? Да я тебя сгною! Уволю! Ты еще узнаешь меня!
Ошибка капитана состояла в том, что он не только не читал Гашека, персонаж которого (подпоручик Дуб), был как две капли воды похож на него самого, но кроме этого он не знал, кто такой Батон. Но он быстро это узнал. У Абакумова глаза выкатились из орбит, и его понесло.
– Ах ты, старый маразматик! – Батон скомкал лист с объяснением, вскочил на ноги и швырнул его в лицо капитану, но тот успел увернуться. – Да я тебя сам уволю! А ну, пойдем, выйдем! Я научу тебя вежливости, гузно дрисливое!
Марочкин вскочил и, огибая столы, перебежал в другой конец кабинета, где и спрятался за шкафом. Батон, выпустив пар, постепенно успокаивался:
– Ты – фурункул на теле милиции! Пошел ты со своим объяснением козе в известное место! Научись вежливо с людьми общаться! В следующий раз на дуэль тебя вызову, посмотрим, какой ты офицер!
Он демонстративно встряхнул кобурой, вышел в коридор и, бахнув от души дверью, направился к выходу. Навстречу ему попался заместитель начальника КПО майор Куров, который слыл вменяемым человеком. Увидев перед собой разъяренного краснолицего инспектора, Куров счел своим долгом поинтересоваться:
– А что случилось? Здесь вроде бы какие-то крики были…
Батон ответил:
– А то случилось, что во-о-н в том кабинете у вас заседает старый маразматический маньяк. Он – хам и грубиян!
Неожиданно дверь указанного Абакумовым кабинета распахнулась, и в коридор вынесло очухавшегося Марочкина. Он подбежал к Батону и, сунув тому в руки забытую им фуражку, заявил:
– Забери свой головной убор! Еще говна всякого у меня в кабинете не валялось!
Развернувшись, капитан отправился обратно. Абакумов, указав на него пальцем, констатировал:
– Вот видите, товарищ майор, как он с людьми общается? Называет форменную одежду говном. И, заметьте, он обут в неуставные туфли!
Марочкин, подпрыгнув на ходу от злости, скрылся в кабинете и зачем-то закрылся на ключ. Куров развел руками, показывая, что ничего в этой ситуации поделать не может.
– А еще необходимо проверить, – не унимался Батон, – может, он там, на рабочем месте, сейчас водки напьется. У меня создалось впечатление, что он – хронический алкоголик! У него характерный внешний вид.
Со стороны лестницы появился бледный Кузнецов. Увидев Батона, стоявшего рядом с Куровым, он на негнущихся ногах подошел к ним, и устало спросил:
– Что случилось?
– Ничего-ничего,– ответил Куров, – до свидания всем, разберемся.
Батон взял Петровича под руку и повел его к лестнице, нежно приговаривая:
– Все в порядке, никакой справки не будет. И выговор вам новый не объявят. Надо уметь общаться с людьми – и все будет хорошо.
С тех пор у Абакумова появилось новое развлечение. При отлове за нарушение правил кого-нибудь из кентов Марочкина, он веселился от души. Увидев в руках водителя визитную карточку капитана, Батон просил ему позвонить. Как только нарушитель давал Абакумову трубку телефона, тот вкрадчивым, измененным голосом осведомлялся:
– Алло, с кем я говорю?
– Это капитан Марочкин, – следовал ответ.
– Что, нужно отпустить этого человека?
– Да, это мой друг.
И здесь Батон всегда менял голос на обычный и вдохновенно орал в трубку:
– Я знаю капитана Марочкина как честного и принципиального офицера! А ты – мошенник, прикрывающийся его достойным именем! Пошел вон, гнида!
Трубка тут же отключалась с другой от Абакумова стороны, и Леша с удовольствием составлял протокол на ошарашенного водителя.
* * *
В один из дней инспекторы узнали об очередной затее руководства. Решено было собрать с каждого гаишника по тысяче рублей для создания величественного монумента на территории Управления ГИБДД. Полков в крае было ровно пять. В каждом из них работало от семисот до тысячи человек. Плюс – районные и городские отделения. В курилке шло обсуждение этой темы.
Яреев сказал:
– В общей сложности выходит сумма в размере пяти-шести миллионов рублей. Интересно, что же можно изваять за такие деньги?
Клейман заметил:
– Такой размах по плечу Церетели. Запросто можно забабахать какую-нибудь колонну.
– Ничего подобного, – скучающим голосом сообщил Кривцов, – я вам точно скажу, что будет. Для начала они сопрут четыре, а еще лучше пять миллионов, и на оставшиеся деньги поставят гипсовый бюст, который обмоют в хорошем кабаке.
– Действительно, – согласился Поваров, – обязательно надо в очередной раз ободрать инспектора. Вон, в пятиэтажном здании Управления постоянно происходит ремонт. Один месяц – этаж. И так на протяжении нескольких последних лет. Причем после каждого ремонта меняют офисную мебель. На очередном этаже! Неужели она за пять месяцев так сильно изнашивается?
– Да ты на двор посмотри! – Клейман покраснел от возбуждения. – Был нормальный, ровный и свежий асфальт. Содрали его к черту, и все выложили плиткой. Понятно, что так красивей. Но территория Управления – не городской парк! И не центральная улица! Это государственное учреждение! Чем плох ровный, хороший асфальт? Оставили бы его в покое, а на плиточные деньги поставили бы памятник.
– Кстати, кому этот памятник нужен? – поинтересовался Яреев.
– Мне не нужен, – ответил Кривцов.
– Мне тоже, – согласился с ним Поваров.
– Ну, почему бы не поставить? – высказался Юрик Баркасов. – Сколько инспекторов погибло в дорожных происшествиях, на постах, в Чечне!
Яреев ответил ему:
– У каждого из них есть свой индивидуальный памятник на кладбище. На которые, кстати, мы всегда скидывались. И у тебя будет. И мы, как обычно, скинемся. А если ты желаешь стоять в камне на плацу, давай мы тебя грохнем прямо здесь. Пожарной лопатой. Чем плохо? Ты оружие получил? Значит, погибнешь на посту. Представляешь, на похоронах будут звучать твои любимые песни: «Владимирский централ» и «Голуби летят над нашей зоной». Чем не достойная смерть для гаишника?
Клейман добавил:
– Но на такого фрукта как ты даже миллион жалко потратить. Пусть делают из гипса!
– Пошли вы в задницу! – обиделся Юрик.
Спустя несколько месяцев памятник все же появился. Был он сделан из бронзы, что свидетельствовало не о том, будто Кривцов неправ в своих прогнозах, а об участии в деле нескольких богатых спонсоров. Высотой памятник был метра полтора. На мотоцикле восседал инспектор с лицом готового на все тяжкие смертника. Перед скульптурой сиротливо моргали два старых маячка красного и синего цветов.
От всей монументальной группы веяло такой мрачной и убогой безысходностью, что ее неофициально окрестили памятником погибшему от похмельной неудовлетворенности инспектору. Теперь перед монументом стали проводиться показательные разводы для журналистов и устраиваться экскурсии для младших классов соседних школ. Зато нигде больше такого памятника нет! Пыль в глаза!
* * *
Приблизительно в это время началась эпопея с получением офицерских званий. Решено было, что инспектор ДПС должен стать офицером. Связывалась эта кампания, прежде всего, с уязвленным самолюбием водителей, имевших высшее образование.
Дескать, как это так? Я тут такой великий и умный еду, превысил немного скорость. Меня в лице сержанта ДПС останавливает какое-то воняющее лаптями и сермягой быдло и начинает учить жизни! Вот если б сотрудник милиции был офицером, все равно, конечно, было бы больно, но зато – не так обидно!
Эта обида обошлась государству в кучу денег (офицерам надо больше платить и пенсионерам тоже), зато потешила самолюбие водительской части избирателей. Хотя инспекторы от этого умнее не стали, зато дали работу тысячам преподавателей и еду их семьям.
Многие милиционеры сильно головы не ломали. Поступали, учились пару лет, получали звание и бросали. А те, кто доучивался до конца и надеялся на диплом, как на пропуск для продвижения вверх по карьерной лестнице, всерьез считали, что Ро Де У – это ралли в Африке, а Жюль Верн – марка дорогого французского коньяка.
В результате этой идиотской программы существенно обесценились звания. Инфляция в этой сфере пошла полным ходом. Лейтенант в ГИБДД стал аналогом того же сержанта. Зато майоров появилось – пруд пруди. Отношение, правда, к рядовым инспекторам ничуть не изменилось. Как руководители материли сержантов, так продолжали материть и офицеров. Звание это стало своеобразной жертвой, принесенной алтарю псевдодемократии в обмен на голоса избирателей.
Большой военный теоретик местного разлива Ленька Кривцов как-то сказал:
– То ли еще будет! Скоро мы станем у водителей разрешение спрашивать на выписку штрафа, стоя перед ними на коленях.
Конец второй части
Часть третья
Время перемен или пять лет спустя
Сумма двух полумер равна одной мере
законотворческого бессилия.
Кредо российских депутатов.
1
Ночью в кабинете для оформления ДТП состоялось обычное заседание кафедры. Дело происходило летом, и участники сборища с удовольствием утоляли жажду пивом. На столах были расстелены газеты. В помещении дым стоял коромыслом, воняло сигаретами и сушеной рыбой. Заседали: старший лейтенант Клейман, лейтенанты Яреев, Кривцов и Поваров. Зашедший на огонек старший лейтенант Гращенко тоже захотел хлебнуть холодного пивка. Поваров ему налил. Славик сделал глоток, задумался на секунду, поставил стакан и сказал:
