Виктор Елисеевич Дьяков
Дорога в никуда. Книга вторая
– Так точно, не беспокойтесь, не забуду. И для школы срублю и вам лично тоже елочку привезу, – заверил Дмитриев, уже привычным жестом бросив ладонь к виску.
– Ну, Валера ты и действительно совсем служивым стал, – рассмеялась Ольга Ивановна.
– А как же, куда ж от природы денешься. Мой-то прадед из рекрутов, за верную службу царю и отечеству землю тут получил. Вот и я служу, может чего и выслужу… Извините, ехать пора, а то ведь машине сегодня еще один рейс успеть сделать надо, женщин на родительское собрание привезти, – Валера прервал разговор, видя что уже все школьники заняли свои места в будке.
13
Родительское собрание – это нервотрепка прежде всего для учителей-классных руководителей. Ввиду того, что Ольга Ивановна была лишена «высокой чести» руководить классом, она в последние годы уже не переживала за явку родителей, возможные эксцессы в ходе собрания и спокойно сидела в учительской, «подбивая» журналы. В это время остальные учителя, в подавляющем большинстве женщины, дружно подошли к окну.
– Машина с воинской части приехала, «воячек» привезли, – кто-то прокомментировал то что происходило на школьном дворе.
«Воячки», так в поселке за глаза именовали жен военнослужащих с «точки».
– Эй, Лен, старшим-то твой лейтенантик приехал! – это уже относилось к молодой «англичанке» Елене Михайловне.
– Ишь ты, Ратникова выползает… Бедный лейтенантик, такой кобылище слезть помогает. Это ж ему сколько сил потратить надо. Лен, на тебя не останется ха… ха…ха, – в учительской возник дружный ернический смех, тут же впрочем и смолкший, ибо все внимание женщин-педагогов вновь оказалось приковано к Анне Ратниковой
– Глядите, да у нее опять новая шуба. Вот это да, я такой еще не видала! – забыв обо всем, женщины прильнули к окну.
Достоинства очередной шубы, которую жена командира дивизиона впервые одела для выезда в «свет», что в описываемом конкретном месте олицетворял проселок Новая Бухтарма… Так вот, основное достоинство той шубы заключалось в том, что она буквально облегала верхнюю часть пышной фигуры подполковничихи, и была приталена. Мех смотрелся черным, но не совсем, а с каким-то синим отливом и блестел как у ухоженной домашней кошки. Наряды Ратниковой всегда вызывали повышенное внимание поселковых женщин, особенно в последние годы, когда в местных промтоварных магазинах и даже на базе ОРСа перестали появляться импортные и более или менее качественные отечественные товары. Женщины особенно остро страдали от дефицита промтоваров. Для того чтобы более или менее прилично одеться, приобрести сносного качества косметику, надо было очень далеко ехать. Даже в Усть-Каменогорске «выбросы» качественных промтоваров в 80-е годы случались крайне редко. Потому, снабжавшимся значительно лучше через систему Военторга, военным естественно завидовали и такие вот приезды женщин с «точки» всегда становились предметом обсуждения.
В первую очередь поселковые женщины любили «перемывать кости» командирше. Её здесь уже давно знали, к тому же она, вне всякого сомнения, была самой видной изо всех «воячек», затмевая даже молоденьких лейтенатш. Впрочем, здесь все объяснялось довольно просто – за офицеров год от года все реже выходили красивые, образованнее, домашние девушки. Сказывалось снижение «рейтинга» офицеров как потенциальных женихов. Уже не срабатывал фактор ни более высокой зарплаты, чем у гражданских, ни лучшего снабжения. Эти «плюсы» не перевешивали «минусов»: тяжелых бытовых условий жизни военнослужащих, и неспокойной, ненормировнной работы-службы. Но Анна Ратникова относилась к тому поколению, когда офицер был еще в цене, когда за них шли лучшие девушки.
Зная, какое внимание привлекает именно она, Анна всегда, когда выезжала в школу на родительские собрания, имела целью не только получение информации об учебе и поведении своих детей, но и что называется, удовлетворить естественную женское желание – себя показать, услышать краем уха завистливые перешептывания местных баб. Почти в каждой женщине присутствуют в большей или меньшей степени эти два естественных качества – кокетство и стервозность.
– Ишь, выхаживает… а сапоги-то, сапоги-то на ней какие, – продолжали исходить слюной и желчью учителя, буквально пожирая глазами, идущую от машины к ступенькам школьного крыльца подполковничиху.
Ратникова шла величаво, гордо вздернув голову, не смотрела по сторонам, а только перед собой, отлично зная, что из окон школы на нее смотрят во все глаза. Идущие следом прочие «офицерши» явно терялись на ее внушительном фоне. У них и росточку поменьше, и угадывающиеся под зимней одеждой женские округлости куда пожиже, и осанка не та. А главное они беднее, проще одеты – Анна не просто жена командира, она была и военторговским продавцом, что в эпоху товарного дефицита значило очень много. К тому же большое значение имело наличие проживавшей совсем рядом с Москвой сестры мужа. К ней Ратниковы заезжали всякий раз по пути в отпуск, останавливались на несколько дней, которые посвящали рейдам по московским магазинам, в основном по классическому маршруту: ГУМ, ЦУМ, Пассаж… Анна не сомневалась, что ее новые, этим летом купленные в Москве шуба и сапоги произведут в поселке фурор куда больший, чем прошлогоднее пальто с воротником из ламы. Хотя и тому пальто тоже досталось немало бабьей зависти – в поселке простые женщины зимой в основном носили телогрейки, а те же учительницы перелицовывали свои старые пальтишки с жидкими «искуственными» воротниками, воспоминание об относительном достатке семидесятых голов.
Конечно, жены поселковой элиты имели возможность одеться получше, но в окружении скромно одетых женщин, та же Анна Николаевна стеснялась часто одевать имеющиеся у нее норковую шубу или дубленку и предпочитала ходить в пальто со старой полинявшей чернобуркой. Примерно по той же причине не решались особо кичиться богатством и прочие начальственные жены. Но и они завидовали Ратниковой, это по секрету сообщила Ольге Ивановне Мария Николаевна. И, прежде всего, завидовали тому, что подполковничиха могла хоть и нечасто, но вот так вырядиться, никого не стесняясь, и явно получая от этого удовольствие. Ольга Ивановна не завидовала, она анализировала, вспоминала рассказы родителей о том какие красивые и крупные были здешние казаки и казачки тогда, до революции. Те же свидетельства она читала в литературных произведениях одного из самых известных советских писателей, уроженцев Верхнеиртышья Алексея Пермитина, когда он описывал женщин происходивших из состоятельных семей дореволюционного Усть-Каменогорска, купчих, чиновниц, жен горных инженеров: статные, рослые, прекрасно одетые. То, что сейчас можно было сказать про Анну Ратникову, тогда можно было сказать про многих.
– Ну, все, товарищи учителя!… Прошу расходится по классам, начинайте собрания. Я обойду все классы, буду фиксировать посещаемость, – появившийся в учительской директор напомнил о рутинных служебных обязанностях.
Ольга Ивановна осталась в учительской. Ей не надо было проводить собрания, но в некоторые классы она собиралась заглянуть, попенять родителям за то, что они оставили без ответа ее записи в дневниках детей. Потом, надо поддержать молоденькую Елену Михайловну, которая вполне могла растеряться, если некоторые годящиеся ей в матери тетки-родительницы, вдруг начнут «брать на горло».
Когда Ольга Ивановна все высказала в десятом классе, и повернулась уходить, вслед за ней, извинившись перед классной, скорым шагом, покачиваясь на высоченных каблуках, вышла и Анна Ратникова:
– Ольга Ивановна, извините, можно вас на минутку.
– Да, пожалуйста, Анна Демьяновна. Если вы хотите осведомиться по поводу успеваемости Игоря по моему предмету могу только повторить то, что позавчера говорила вашему мужу.
– Да нет, я по другому делу. Вы еще задержитесь в школе? – задала совершенно неожиданной вопрос Ратникова.
Ольга Ивановна с немалым удивлением снизу вверх смотрела на эту 38-летнюю круглоплечую и крутобедрую красавицу, отдаленно напоминавшую Федосееву-Шукшину в период ее расцвета (съемок фильмов «Печки-лавочки» и «Калина красная»), только, пожалуй, не имевшую тех характерных недостатков фигуры, что не позволяли актрисе слишком обтягивать бедра и открывать ноги выше колен.
– Да, задержусь, мне еще в некоторые классы посетить надо, скорее всего я буду в школе до самого конца собраний.
– Я вас очень прошу, пожалуйста, уделите мне минут пятнадцать-двадцать, – едва не молящим тоном просила Ратникова. – Я сейчас еще в другой класс забегу, где дочка учится, там посижу и постараюсь освободиться пораньше, чтобы вас не задерживать. Мне с вами надо обязательно поговорить. Где мне вас найти?
– Скорее всего, я буду в учительской, – Ольга Ивановна непонимающе пожала плечами.
– Нет… Понимаете, туда же другие учителя будут заходить, а мне бы с вами с глазу на глаз поговорить, – вновь молящее сложила ладони перед своей большой, к тому же поднятой тугим бюстгальтером грудью, Анна.
– Ну, хорошо, тогда давайте у меня в кабинете русского языка. Знаете, где он находится?
– Да-да, знаю, спасибо, – Ратникова смотрела с благодарностью.
– Это вас, наверное, муж обязал? – смутно догадалась Ольга Ивановна.
– Не только, мне и самой к вам надо…
В кабинете у Ольги Ивановны Ратникова появилась минут через сорок. Ее лицо не выглядело довольным, что сразу своим «педагогическим зрением» определила Ольга Ивановна:
– Что, Анна Демьяновна, видимо известия о детях вас не порадовали?
– Дааа, – с некоторым раздражением протянула Ратникова.
По всему на собраниях ей стало жарко и она, сняв шубу, держала ее в руках, оставшись в вишневом, облегающем платье, явно из очень дорогого материала, резко сужающемся от бедер к коленям и от этого несколько стесняющее движения. Но Анна каким-то чудесным образом умудрялась это неудобство трансформировать во вроде бы естественное качание бедрами. Она, придирчиво оглядев ближайшую парту, осторожно положила на нее шубу и подсела к столу хозяйки кабинета. – Прямо не знаю что и делать, старший балуется, силу ему девать некуда, младшая наоборот, тихая уж очень, стеснительная, никогда учительницу не спросит, даже если чего и не понимает. А ладно, это я уж как приеду с обоими разберусь, – с тяжким вздохом поведала Анна. – Я вот зачем к вам. Муж очень благодарен вам за услугу, что вы ему оказали, ну и, – Ратникова неловко потупилась, прежде чем продолжить. – Ольга Ивановна, вам не нужно что-нибудь из продуктов? Впереди ведь Новый год, а здесь у вас в магазинах на прилавках почти пусто. Я, правда, не в курсе, может здесь в школе учителям что-нибудь дают к празднику, наборы какие-нибудь?
– Дают, догоняют и еще дают, – Ольга Ивановна невесело усмехнулась. – Мужские носки по две пары и чай грузинский вперемешку с индийским по пачке – вот и весь наш набор в прошлом году был, и в этом, говорят, такой же будет. Да и за этим-то, помню, чуть не драка была. На цемзаводе тоже кроме ливерной колбасы ничего рабочим не дадут к празднику. Так что, если это вам не затруднительно… но только за деньги, никаких подарков, – Ольга Ивановна тоже несколько смутилась, ибо понимала, что при таком тотальном дефиците продуктов, они станут подарком даже если за них и заплатить.
– Вот и отлично, – Ратникова поднялась, явно собираясь выйти из класса.
– Вы что уже, что-то привезли!? – не сдержала удивленного возгласа Ольга Ивановна.
– Конечно, зачем тянуть. Я ведь, скорее всего, уже до самого Нового года к вам не заеду больше. Я сейчас, пять минут.
Ратникова, накинув шубу на плечи, буквально выскочила в коридор, показав немалое для такой «фактурной» женщины проворство, спустилась в вестибюль, приоткрыла двери и крикнула в морозные сумерки, туда, где на школьном дворе стояла машина:
– Володя, Бушков!
От машины, где в окружении девчонок-старшеклассниц стоял очень симпатичный на лицо солдат-водитель, тут же послышался отклик:
– Слушаю вас Анна Демьяновна!
– Неси сюда коробку!
Солдат внес за Ратниковой большую коробку из толстого картона, поставил прямо на учительский стол.
– А теперь и ящик тоже неси, – приказала подполковничиха.
– Понял, – солдат торопливо вышел.
Ольга Ивановна плотно прикрыла дверь, хотя, без сомнения, солдата с большой коробкой видели некоторые учителя и теперь наверняка пойдут пересуды и сплетни. А Ратникова тем временем выкладывала на стол содержимое коробки: две палки полукопченой колбасы, пять банок сгущенного молока, банку растворимого кофе, три банки говяжьей тушенки и две свиной, конфеты… Вновь зашел солдат и уже на пол поставил дощатый ящик сверху закрытый оберточной бумагой.
– Что это? – спросила Ольга Ивановна, глядя на ящик.
– Это… Это мандарины, пятнадцать килограммов … Давай Володя, неси яблоки, – вновь отправила водителя подполковничиха.
Ратникова присела возле ящика на корточки. В другое время Ольга Ивановна немало бы удивилась, как эта женщина, при таких объемных формах, да еще на таких каблуках так легко и свободно присела, как юная не отягощенная излишками веса девушка… Но сейчас она не смотрела на мощную выпирающую «корму» подполковничихи, она смотрела на ящик, с которого та сняла бумагу. Там лежали оранжевые плоды, вкус которых она успела подзабыть, ибо уже лет восемь их сюда просто не привозили.
Где-то до 1976 года Восточно-Казахстанская область по советским меркам снабжалась весьма неплохо. А областной центр Усть-Каменогорск вообще находился под фактическим патронажем министерства среднего машиностроения СССР, и первому секретарю восточно-казахстанского обкома Алма-Ата, Казахстан по большому счету были «не указ».
У советского руководства всегда имела место особая любовь к некоторым союзным республикам, откуда происходили наиболее влиятельные члены Правительства. При Сталине началось процветание Грузии, при Хрущеве рывок в качестве жизни и территориальном росте (за счет присоединения Крыма) сделала Украина. При Брежневе процветание Украины продолжилось, но и некоторые другие союзные республики в зависимости от «способностей» своих первых секретарей делали определенные «успехи». В результате, к середине 70-х, РСФСР, Россия, основная, стержневая республика Союза, по уровню жизни населения, оказалась позади трех закавказских республик, умело перекачивающих всеми легальными и нелегальными способами средства из союзного бюджета в свои республиканские, трех прибалтийских – где уровень жизни определялся более высокой, чем в среднем по Союзу, культурой труда и быта. Украина умело использовала низкие внутрисоюзные цены на сырье и энергоносители, поступающие в основном из России, что позволяло динамично развивать как промышленность, так и сельское хозяйство, которое в условиях благодатного климата и плодородной земли обеспечивало в первую очередь внутриреспубликанский продовольственный рынок. За счет даровых энергоносителей процветала и Белоруссия, на территории которой был создан своего рода сборочный цех всего Союза. А искусно маневрировавший руководитель республики Машеров, поставил дело так, что вечно нищие белорусы, не имеющие ни полезных ископаемых, ни плодородной земли (в составе хоть Речи Посполитой, хоть Российской империи не было областей беднее белорусских), вдруг тоже зажили значительно лучше, чем в России.
При таких «делах» до Брежнева все чаще стало доходить «шепотное» недовольство, что Россия, особенно к востоку от Москвы, живет много хуже всех этих «передовых» союзных республик, и там, особенно в небольших городах, поселках и деревнях такое плохое снабжение, что случаются случаи голода. Надо было что-то делать, как-то уравнять столь неравное положение. Урезать «подпольное» снабжение Закавказья в Политбюро не решились, зная насколько «горяча» кровь у тамошних джигитов, родной Украины – Брежнев не захотел, Белоруссии – с Машеровым, человеком очень «сильным» связываться не стали. Прибалтика не столь зависела от центрального союзного снабжения, ибо ту же сельхозпродукцию сама производила с избытком, а промтоварами обеспечивалась за счет хорошо налаженных каналов контрабанды через морские балтийские порты. Решили помочь России за счет Казахстана, где за исключением отдельных областей завязанных на оборонку и космос, жили ничуть не лучше. Ко всему тут еще и первый секретарь компартии Казахстана Кунаев крупно «лопухнулся». В один из визитов Брежнева в Алма-Ату, он, показывая генсеку город, повел его в магазины, которые по такому случаю ломились от продуктов. Брежнев, увидев продуктовое изобилие алма-атинских магазинов, изрек:
– Хорошо живете, а вот Россия голодает.
После этого снабжение Казахстана резко ухудшилось. Потом началась афганская война и вообще в магазинах стало, что называется «шаром покати», особенно в поселковых и сельских. С приходом к власти Горбачева, человека, который еще в бытность руководителем Ставропольского края спокойно замалчивал случаи массовых грабежей чеченцами скота в приграничных ставропольских селах с одновременным столь же массовым изнасилованием «джигитами» тамошних женщин и девушек… Конечно, этот руководитель изменений в сложившийся межреспубликанский «баланс» не внес: Россия к востоку от Москвы как была одной из самых голодных и неустроенных мест Союза, так и оставалась, только к ней теперь добавился и Казахстан, не имевший ловких и хитрых руководителей, умеющих «грести под себя».
14
– Господи, это же мандарины! – не смогла сдержать удивленного возгласа Ольга Ивановна. – Я их уже и вкус забыла.
– Да… Вы уж извините, хоть и отбирала, но могут и гнилые попасться, – виноватым тоном сообщила Ратникова.
В это время вновь вошел солдат-водитель и поставил на пол еще один дощатый ящик.
– А это что? – все более изумлялась сказочным по местным меркам подаркам Ольга Ивановна.
– Яблоки венгерские. Вот за них я вам ручаюсь, эти все хорошие. Здесь двенадцать килограммов. Представляете импортные яблоки в отличном состоянии два рубля за кило и эти полугнилые мандарины то же два, – возмущалась Ратникова.
– Да-да, растерянно отвечала ошарашенная учительница, увидев такое количество дефицитнейших продуктов, которых, наверное, не имели к предстоящему празднику и члены так называемой поселковой «элиты».
– Ольга Ивановна, если вы сейчас стеснены в средствах я могу и подождать, заплатите когда вам будет удобно, – продолжала демонстрировать благожелательность подполковничиха.
– Нет-нет, я прямо сейчас расплачусь… Только вот не знаю, как я эти ящики и коробку домой донесу, а если их тут на ночь оставить, то весь кабинет так благоухать будет – коллеги меня не поймут, – явно просяще пояснила ситуацию Ольга Ивановна.
– Ничего, мы не спешим. Сейчас давайте посчитаем, а потом мы все это прямо к вам на квартиру на нашей машине и довезем, – тут же предложила Ратникова.
Стали считать. Ратникова достала маленькие пружинные весы-безмен, чтобы взвешивать товар, но Ольга Ивановна не позволила, заявив, что верит на слово и за все рассчитается без «контрольного» взвешивания. Когда перебирали конфеты, она увидела, что это давно уже исчезнувшие из свободной продажи шоколадные «Мишка косолапый» и «Красная шапочка». Даже в обязательных наборах для учителей к восьмому марта имелась только карамель, да и то алма-атинского производства, очень низкого качества.
– Не беспокойтесь, конфеты все хорошие, – поспешила заверить подполковничиха, – это томские, там делают нормально и сахар почти не воруют.
– Да-да… спасибо. На неделе сыну посылку в Красноярск отправлю. Пишет, у них там такая голодовка, – переводя взгляд с одного «дефицита» на другой, как завороженная говорила Ольга Ивановна.
– В прошлый Новый год, к нам апельсины завезли, а вот в этот нет. Так что извините, развела руками Ратникова.
– Да что вы, какие извинения… Прямо не знаю, как вас и благодарить.
– Никак не надо. Это мы вас благодарить должны, – отмахнулась подполковничиха. – Да, если хотите, я могла бы вам кое что и из промтоваров привезти? Одежду, обувь. У нас иногда даже импортное привозят. У вас какой размер?
– У меня?… Небольшой… сорок шестой… был, а сейчас, боюсь, и того уж нет, старею, усыхаю, – вымучила улыбку учительница.
– А я вот наоборот, уже в пятьдесят четвертый не влезаю, – вроде бы с сожалением, но в то же время и с рисовкой, сама на себя, эдак вскользь взглянула Ратникова, дескать, да, вот я какая, баба в теле, но тут же вновь перешла к делу. – Кстати, самые модные платья, сейчас и идут, в основном, где-то на 44-46-й размеры. Я могу вам привезти на примерку.
– Спасибо, Анна Демьяновна, но мне уже модные, как-то не по возрасту. А сапог зимних у вас там не бывает? Тут у нас в промтоварном… ну вы, наверное, и сами заходили, видели, только сапоги типа «чума» это просто ужас, или войлочные «прощай молодость». Я уже пятый год новых сапог купить не могу, а старые уже чинила, перечинила, – при этом Ольга Ивановна непроизвольно опустила взор на шикарные, с позолоченными пряжками сапоги Ратниковой, красиво и эффектно охватывающие ее полные икры.
– С сапогами и у нас плохо, это самый, что ни на есть дефицит. А эти, что на мне, – Ратникова перехватила взгляд учительницы, – нет, таких нам не привозят. Это же швейцарские. В последний отпуск в Москве, в ЦУМе с утра до вечера за ними стояли в очереди попеременно с мужем. Знаете, там есть лестница, прямо с улицы выходит в отдел обуви на третьем этаже. Так вот мы еще на улице очередь заняли и потом по этой лестнице поднимались со скоростью один этаж за три часа. Измучились, пока отстояли, зато две пары сразу взяли, вот эти и еще одну ЦЭБы, чешские. Те не такие красивые, зато удобные очень, у них каблук ниже, не так устаешь. Но эти, конечно, лучше смотрятся, а ради красоты чего не вытерпишь, – Ратникова засмеялась.
Ольга Ивановна тоже понимающе улыбнулась:
– Вы знаете, одна из моих первых учительниц говорила: лучше иметь морщинку на лице, чем морщинку на чулке.
– Понятно. Вы же в школе-то еще в эмиграции учились, а там, наверное, учителя-то были из благородных? – Ратникова не преминула показать, что она в курсе «жизненного пути» собеседницы.
– Да… вы совершенно правы, – несколько смутилась учительница, явно не ожидавшая от подполковничихи такой проницательности.
– Извините за нескромность, Ольга Ивановна, все хотела у вас спросить, вы, наверное, помните, как в то время в Китае было со снабжением, как там русские жили в материальном плане? – вновь задала несколько неожиданный вопрос Ратникова.
– Да, как вам сказать, по-разному жили. А, что касается снабжения, знаете, я не очень хорошо все помню, маленькой была, но до сорок первого года, пока Япония в войну с Америкой не вступила, было буквально все, и что касается промтоваров и продукты любые. Правда, сами понимаете, капитализм это не наш социализм, там главное роль играют деньги, есть деньги, все купить можно, нет денег – ничего не купишь, хоть полки магазинов и ломятся от товаров и продуктов. А у нас сейчас, сами видите, главное не деньги, а возможность достать, – Ольга Ивановна с улыбкой кивнула на привезенные Ратниковой продукты.
– Странно, ведь Китай всегда был, насколько я знаю, бедной отсталой страной, так почему же там все было, а мы вроде бы передовые развитые, и у нас сплошной дефицит? – вновь задала вопрос подполковничиха.
– Понимаете, я не совсем в Китае жила, а в Манчжурии, тем более в Харбине, а тогда это был очень богатый и культурный город на половину с русским населением. Там ведь не только товары со всего мира привозили, имелась и своя развитая и разнообразная промышленность, пищевая, обувная и прочие. Русские и иностранные фирмы, что там только не делали и все очень высокого качества. Вот я у вас насчет обуви спрашиваю, а в Харбине работали несколько обувных фабрик, не считая всевозможных сапожных мастерских, и их продукция славилась не только в Китае. Об этой продукции даже Павел Васильев упоминал в своих стихах. Вы знаете поэта Павла Васильева, кстати, местного уроженца? – Ольга Ивановна с небольшим прищуром, словно экзаменатор посмотрела на подполковничиху.
– Вообще-то слышала он, кажется, в Павлодаре родился, но вот стихов его я совсем не знаю, хоть у нас дома и большая библиотека, но его книги мне как-то не попадались, – несколько смущенно призналась Ратникова.
– У вас не совсем точные сведения. В Павлодаре он провел свое детство, а родился здесь рядом, в Зайсане, – уточнила учительница. – А что касается его книг, то не мудрено, что их у вас нет, они вообще мало у кого есть. За все время у этого гениального поэта вышла всего одна книга в Ленинграде в 1968 году и то сравнительно небольшим тиражом. Я ее только в Усть-Каменогорске в читальном зале центральной областной библиотеки взять смогла. И у него есть такие строки:
Пей, табашный, хмель из чарок –
Не товар, а есть цена.
Принеси ты ей в подарок
Башмачки из Харбина.
Принеси, когда таков ты,
Шелк, что снился ей во сне,
Чтоб она носила кофты
Синевой под цвет весне.
Ратникова задумчиво выслушала стихи и, покачав головой, спросила:
– И в каком году он это написал?
– Точно не помню, где-то в самом начале тридцатых годов, – ответила Ольга Ивановна.
– Надо ж, сейчас мы за швейцарской, чешской, югославской обувью бегаем, в очередях стоим, а в тридцатых значит также бегали за харбинской? – то ли спросила, то ли сделала вывод подполковничиха.
– Представьте себе, да. Только сейчас бегаем за заграничным товаром, а тогда хоть и то же за заграничным, но за русским, ведь те обувные фабрики русским купцам принадлежали… во всяком случае до того как японцы их начали помаленьку гнобить.
– Никогда бы не поверила… – вновь вроде бы задумалась Ратникова, но тут же как будто сбросив с себя излишнюю «мыслительность», вернулась в «день сегодняшний».– Так вы говорите насчет сапог? Что ж, хорошо, буду иметь в виду. Вы какой размер обуви носите?
– Тридцать седьмой.
– Что вы говорите, и у меня тоже… Что не верите? Серьезно, хоть я сама и большая, а нога у меня маленькая, с явным кокетством сообщила Анна.
– У меня мама была, ну что-то вроде вас, тоже сама такая пышная, правда не такая высокая, а вот нога… у меня точь в точь ее нога, а самая я, увы, мелкая…
Разговор становился все более непринужденным, будто и не существовало никакой разницы в возрасте, воспитании, прожитой жизни, нынешнем положении. От Анны Ратниковой все время исходил какое-то особое, тонкое, неземное, как показалось Ольге Ивановне благоухание. Она отметила, что подполковничиха не только хорошо со вкусом одета и накрашена… но и вот этот запах. Он был словно из ее далекого детства, опять напоминал о матери, так примерно пахло от нее, когда они с отцом уходили к кому-нибудь в гости, в театр, на балы. С тех пор подобных запахов Ольга Ивановна в своей советской жизни уже не обоняла.
– Извините… эти духи… такой чудный запах. Это, наверное, французские? – не удержалась от вопроса Ольга Ивановна.
– Нет, это «Белый лён», духи фирмы «Эсти Лаудер», американские, – охотно пояснила Ратникова. – Только не подумайте, что они у нас в Военторге продаются. Нет, нам в лучшем случае «Дзинтарс» привозят, да и то редко. Эти духи мы тоже в Москве достали.
– Извините, Анна Демьяновна, вы говорите у вас духи «Дзинтарс» бывают. Я бы вам за них была так благодарна. Хотя, наверное, и без того уже вас обременила, – Ольга Ивановна смущенно как маленькая девочка потупилась и слегка покраснела.
– Да что вы, нисколько. Зачем «Дзинтарс»? Вам понравился запах «Белого льна»? Ради Бога, я ведь их несколько флаконов привезла, даром, что ли столько в очереди стояла. Не догадалась, надо бы привезти. Но, в следующий раз я обязательно. Хотите, я еще и тушь для ресниц, и тени, и лак для ногтей, там все в одном наборе. Отличное качество, ни с нашими, ни с польскими не сравнить. Сейчас ведь хорошую косметику только в Москве и можно достать, да и то если время и силы есть, в очередях стоять. Не знаю, если бы там рядом сестра мужа не жила, тоже сейчас ходить бы не в чем было. У нас в Ярославле тоже пусто, без личных знакомств с продавцами и товароведами достать ничего невозможно. Хорошо, что у меня есть подруги знакомые, с которыми я вместе в техникуме училась, некоторые из них неплохо устроились, кое что могут. Но все равно, такого как в Москве там не достать. В Москве хоть и очередь отстоишь, но зато качественный, стоящий товар купишь, а не кота в мешке.
– Да вот что еще, Анна Демьяновна, я хотела у вас попросить, – спохватилась, вспомнив просьбу Валеры, Ольга Ивановна.
– Все, что есть у меня в магазине, я все могу вам предоставить, спрашивайте не стесняйтесь, – с готовностью отреагировала подполковничиха.
– Нет, это не касается дефицитных товаров, у меня к вам просьба несколько иного рода. У вас на точке служит Валера Дмитриев. Это мой бывший ученик, вы, наверное, знаете. А его жена Валентина, она тоже училась у меня. Я точно знаю, что ей нелегко там приходится в моральном плане. Вы бы не могли хоть изредка чем-то ей помочь… ну, чтобы её не клевали хотя бы.
– Это вам Дмитриев пожаловался, – догадалась Ратникова.
– В общем да. Но вы не подумайте, он не о чем не просил, – поспешила выгородить бывшего ученика Ольга Ивановна. – Это я сама, хочу помочь своим ребятам. Если, конечно, это возможно.
– Ну что ж, – подполковничиха усмехнулась, вам отказать я ни в чем не могу. Попробую помочь вашей бывшей ученице, если уж наши бабы будут ее слишком прижимать, – заверила Анна, хоть по всему ей этого совсем не хотелось делать.
В школьной машине уже сидели все женщины с «точки», что приехали на собрание, не было только Ратниковой. Пришел Николай Малышев.
– А где Анна Демьяновна? – задал он естественный вопрос, ибо уже было пора выезжать.
– Как где, у учительницы этой, Ольги Ивановны, сидит. Полмагазина ей привезла, небось считают. Что хочет, то и творит… за наш счет, – ворчливо выразила свое недовольство «начальница штаба» Колодина.
– А с чего это вдруг, она ей такие подарки делает, – спросила из будочной темноты жена офицера, переведенного на «точку» недавно и бывшая не в курсе местных дел.
– Потому что училка эта не простая, сейчас тут в поселке она важной птицей стала, вот Демьяновна к ней и «подъезжает». Она знает к кому клинья бить, решила «просветить» новенькую Колодина.
– Володя, Коля! Идите сюда, – на крыльце школы появилась Ратникова.
Малышев вдвоем с водителем вновь загрузили ящики в машину, отвезли их на квартиру к Ольге Ивановне. А потом когда машина ехала уже назад, та же Колодина уничижительно пыталась набиться к Ратниковой в собеседницы:
– А что, Анна Демьяновна, Ольга Ивановна действительно родственница того белогвардейского офицера, что коммунаров расстреливал?…
