Виктор Анатольевич Тарасов-Слишин
Ратибор. Капель первого круга
Глава 5. Велесовы псы
Мы приблизились к вратам Вепреграда, когда Хорс небесный правил колесницу на закат и возле Западных врат, припекал беспечных караульных. Кои ещё в поутрось, поснимали жаркие шеломы, да разомлев к обестне, поскидали несносные тигеля. Засим, поскладав бердыши в гурт и срамясь в исподних портах, они укрылись в тени, дожидаясь вечирней смены.
Двое сослуживцев, широкоплечий молодец и дебелый толстяк, сидели на завалинке, расположившись левее распахнутых врат, подле сруба надвратной башни. Тогда как третий караульный, коротал время справа от въезда, притулившись в томной полудрёме на чурбаке. Придерживая на коленях, короткую сулицу.
Растревоженные парубки, недовольно на нас зыркали и тихо переговаривались, а когда мы подошли ближе, то длинный с сулицей, негромко молвил: «Дивитесь други, кто к нам пожаловал! То ли хоробр при луке, то ли чадо неразумное, вместе с няньками?! Ты откель унот, путь держишь? Важного дела ищешь, али от оного лытаешь?».
Вопрошал он благодушно, насмехаясь от тягомотной скуки, да только ять, невзирая на усталость, панибратства не потерпел, а справедливо негодуя, начал браниться. Правда могутный молодец с льняными волосами, меня грубо пербил и пристрастно вызнавая, рассердил пуще прежнего. «Ишь, как встопорщился! – процедил он. – Поди запретное, таишь за пазухой, али неведомое зелье в коробах прячешь, кое в наш Поляно-Галльский град, ты за ради прибытка или людской погибели, внести задумал?!».
После сего оскорбительного высказывания, я гневно распахнул уста, но только выдал краткое: «Ой-ё-ёй!». Поскольку из-под крышки заплечного короба, взметнулась чёрная лапа и болезненно влепила, по моему уху! Приходя в себя, я оглушённо замер, а подрастающий Питин, таким молниеносным действом, предотвративший ругань, вылез из короба и расположившись на моём плече, начал умываться. Между делом, поглядывая на растерявшихся молодцев…
Толстый повеса опомнился первым и указав на Питина, наигранно выкрикнул: «Добры молодцы! Полюбуйтесь на сего Грозного пардуса, коий желая подрасти, важно мурчит и гордо пыжится, а по воле Волоса, прибавляет только в моргалках! Ха-ха-ха!». Недобро посмеявшись, он заговорщицки обратился к сидевшему подле тына, длинному сотоварищу: «Друг мой, любезный Мстиша, проверь-ка сего ершистого боя! Погляди-ка повнимательней, может в его заплечном коробе, меч-кладенец самого царя Гороха, вместе с Живой и Мёртвой водой легов, нечаянно запропастился?!».
После речённого непотребства, пузатый враль, подобострастно взглянул на видного молодца, ожидая разрешения на досмотр, а невозмутимый Питин, немедля запустил когти в моё плечо! Причём так глубоко, что от внезапной боли я вытянулся струной и позабыл о гадких насмешках, вместе со своей, кипящей обидой! Вот когда Мстиша, лениво поднялся и опираясь на древко сулицы, приблизился к нам.
Тройки частей, мне хватило для того, чтобы не подавая вида, перетерпеть боль и придя в себя, вежливо поинтересоваться: «Добры молодцы! Подскажите любезно, не в вашем ли граде, проживает Микула, по прозвищу Ратный кудесник?». Заслышав известное прозвище, старшой удивлённо вздёрнул брови и кивнув сотоварищам, казённо поинтересовался: «Пошто отрок, тебе потребен сей муж?».
Только ответить я не успел, поёлику Мстиша, заглянув под Глаин плат, вдруг отпрянул и потрясая сулицей, испуганно заголосил: «Чур меня огради! Ведь она, совсем чёрмная!!! Изыди вон, вражья душа!». После чего, обрюзглый пузан, враз насупился и начал вторить дружку: «Гони их в шею, старшой Гордыня! Итак видать, что больные они!».
Поглаживая аккуратную, коротко остриженную бороду и недовольно хмурясь, старшой задумчиво поинтересовался: «Твоя бабка шо, изводя поганых гнид, свой светлый лик, вместе с перстами и власами, берёзовым дёгтем намазала? Али потемнела зело, поёлику заражена проказой, али чёрмной падучей, а может мораниной болезнью?!». Правда в следующий миг, приняв важное решение и прерывая мой ответ, непререкаемым жестом открытой ладони, Гордыня строго изрёк: «Ведь сих подробностей, мы не ведаем! Так что времени на просьбы и тщетные уговоры, вы не теряйте, а ступайте к Светлой роще, там помогут!».
– Внимай отрок! После трёхдневного пути на восток, когда выйдешь на тракт и завидишь макушки, многоярусного града Лиственя, возводимого пришлыми Рысичами, поглядывай направо, дабы не пропустить широкой гатчины… Стоя пред которой, да взирая на юг, тебе должно разглядеть за лесами, на высоком холме, одинокой терем с высокой башней.
– Запомни вестовые приметы и ступай по сей шири, покуда она не исчезнет в полесье, но ты не останавливайся, а идти дальше на юг, придерживаясь оной башни и через пол дня ходьбы, выйдешь на скрытый в лесах, Велесов скит. Именно в нём, живут умудрённые травники, врачеватели и волхвы, которые во славу Скотьего Бога, лечат хворобы атмы и душевные болезни…
– Недалече оттуда, на пол пути к Перуновой поляне, в тереме с той самой, видимой издалека башней, должен жить некий старец, коего Ратным кудесником кличут. Мне сие знамо, поскольку наши старожилы о нём, часто судачат. Вот только он ли именем Микула, который тебе нужен, Азъ не ведаю!
Могутный старшой, закончил отповедь и пригладив усы, вперился в меня, выжидательным взглядом. Я опомнился, перехватил коварного Питина на руки и рассказал о злонамеренно разграбленной и сожжённой Таре. Затем поведал о том, что некогда моя прабабка Глая, приехала в Тартарские края из далёкой, Айфиопской стороны, в которой Хорс небесный, палит землю нещадно. Из-за чего тамошние людины, весьма темны от рождения, не ведают снега и взирают на случайных Тартар, как на издревле известных побратимов.
В конце своей были, я начал глаголить об уехавшем из прибрежной Тмутаракани, бере Микуле, которого в народе прозвали Ратным кудесником. Вот когда, проявив к безучастной Глае, заслуженный интерес, Гордыня порывисто встал и начал её разглядывать, а недоверчивый Мстиша, навёл на нас, остриё поднятой сулицы.
Уложившись в девять частей, я закончил быль и хотел испросить ночлега, но предугадав суть, моих сокровенных чаяний, Гордыня молвил: «Ты пойми меня правильно, отрок! Азъ не имею права, пропустить вас во град, пока не будет разрешения волхвов. Пущай наперёд, они твою прабабку осмотрят, ведь она явно нездорова!». Затем подкрутив усы и как бы, извиняясь за свою непреклонность, он мягче добавил: «Ежели сие сподобите и не передумаете, вот тогда приходите!».
Так что мне, потянув Глаю за руку, пришлось с благодарным поклоном, уходить восвояси. Впрочем, я покидал владения полян, вепсов и галлов, осевших здесь во время древнего исхода Славян на запад, не абы как, а целенаправленно двигаясь на ярилин восход, доверившись сказанному Гордыней. Ведь действительно, после смерти Заряны, разум возвращался к прабабке всего пару раз, а остальное время, она безропотно следовала за мной, молчаливо трапезничая на привалах и выполняя простые, насущные требования.
Тем не менее Глая, продолжала путь с высоко поднятой головой, ступая по Тартарской земле с невиданной в Поляно-Галльских и Рысьих каганатах, Офирской статью и лёгкостью. Только после пережитой беды, на её лице остались горестные морщины, а душа исхудала так, что стала походить на иссушённый кий. Вдобавок к огорчающим меня, проявлениям тихого помешательства, она начала замирать, вперившись в даль. Благо, что когда это происходило, рыскающий по округе Семаргл, начинал тревожно лаять, привлекая моё внимание.
После двухдневного перехода по дремучей стезе, мы вышли на широкий тракт, вдоль которого виднелись поселения с лоскутами полей. На которых зрела кормилица рожь, домотканая конопля, сытный ячмень и целебный овёс. При сём растущем изобилии, выгоны для скота, подле многих усадеб, как принято у Тартарских поселян, были рачительно огорожены плетнями.
Повсеместно трудились мирные людины, одетые в привычные рубища и незатейливые вышиванки, напоминающие Тмутараканьские. Вот только на выбритых головах, я разглядел лишь один клок, свисающих волос. «Перуновы Рысичи! – вслух подытожил я. – Кровные братья Центральноазиатских Тартар, а значит мои родовичи, внуки нашего первопредка – Снежного барса!».
Проснувшись в сваоръ, на третий день после встречи с караульными Вепреграда, я вдруг радостно почувствовал, что мою живу покидает, угнетающий страх! Который во время скитаний, держал мои душевные луки в тягостном напряжении. Более того, после увиденного накануне, кипучего бытия Рысьих родовичей, моя вера в будущее начала возрождаться, при незримом участии, вольных ветров Сварги, выдувающих пепел из далёких погостов Тары и моего сердца.
Шагая на восток по Галльскому тракту, разделяющему подножие многоярусного града Лиственя, я видел как за придорожными полями в перелесках, чубаки дружно валят и зачищают деревья, пригодные для строительства. Глазел на то, как стащив выворотни, крупную поросль и рублёные ветки в дровяные кучи, их недоросли бегут к гружёным возам. Подбирают вожжи и радостно влезая на верха, везут во град, плотно уложенный и обвязанный, бесценный аршинный и локтевой, прямоствольный кругляк.
Заслышав выкрики, я взглянул на деляны слева, на которых шестёркой лошадей, мужики корчевали белесые пни, издали похожие на большие, допотопные грибы. В свой черёд, заприметив нас, корчёвщики решили передохнуть и выжидательно остановились, обметая травой, взмыленных лошадей и поправляя упряжь. Вот когда, пытливо взглянув в неподвижные глаза Глаи, я твёрдо решил, повременить с заходом в многообещающий рысий град, так что мы свернули направо и по натоптанной торне, пошли на юг. Когда лесные объятья, скрыли нас от любопытных глаз, я выдохнул с облегчением, поёлику с недавних пор, предпочитал ходить неприметно.
Вскоре наш торна, огибавшая стройные вязы, пошла через березняки с небольшими озерцами и редкой сосной, где не опасаясь хищных кочетов, шумно гнездились хохлатые, серые пигалицы. Разглядывая коих, мне пришлось сдержаться, чтобы не стрелить про запас, сытную дюжину. Ведь по Тартарскими Поконам, руководствуясь собственным почином, не дозволено брать живности вблизи скитов, весей или погостов, принадлежащих прочим родовичам, помимо своей вотчины.
Ввиду сего запрета, да неизменно шагая в обществе подросшего котёнка, я размышлял вслух: «Немного потерпи Питин, скоро прибудем во скит. Там умудрённые волхвы, нас милосердно встретят и следуя Заповедям странноприимства, сытно накормят! На ночлег определят, да как поглядеть, может хворь Глаиной живы, умеючи исцелят?! Вот засим, подробно порасспросив травников и врачевателей, ежели мы родича Микулы не обрящем, то попрошу ихнего старосту, начертать пропускной ярлык в Листвень, радеющий о нашем поселении».
Петляя дальше, извилистая торна повела нас по античной, уцелевшей в потоп, многовековой дубраве и только после полудня, её исполинские деревья расступились, пропуская ярилин свет. За пологим оврагом, начался сосновый перелесок, который перевалив за холм, неожиданно иссяк, поглощённый берёзовой рощей. В которой навострив уши, да задирая нос и принюхиваясь, зарычал подросший Семаргл.
Вскорости, посреди белоствольной чащобы, проглянули очертания долгожданного скита, отчего на душе посветлело, а сердце нежданно взыграло, предвещая конец безрадостного пути. Когда закончились дерева и ярко-красные кусты боярышника, я удивлённо ахнул, ведь пред моими очами, предстала крепкая пасть, неприступного логова! Сие оборонительное сооружение, напомнило мне другое, возводимое в Малой Тартарии, Корсуньскими мастеровыми, которое я внимательно разглядел, во время прибрежного плавания. Поёлику, ещё живый отец Казимир, описал их устройство и доверительно поведал, что все логова подобны, так как строятся по античным чертежам и посвящены Волчьей паре, исполнителям воли Навьего бога Велеса.
Вот почему, не видя за высоким частоколом, расположения его нутряных построек, я смело предположил, что вокруг центрального капища, выстроено шестнадцать теремов. Тогда как подле наших ног, раскинулась водная преграда, за которой возвышалась рублёная из аршинного кругляка, трёхъярусная крепасть. Зев которой, к моему сожалению, оказался плотно закрыт, цепным языком.
Не успел я оглядеться, как под навесом надвратной башни, промелькнул рыжий мальчуган! Который шустро подскочив, навис над шатким заборолом. Засим, безбоязненно удерживая равновесие души, на прямых руках и прилегающих бёдрах, он посмотрел вниз. Вот когда ять, разглядел на его круглом лице, курносый нос и яркие канапушки! При сём, не упустив из вида, его подростковой худобы, которую неуклюже скрывала красная, пошитая на вырост, посконная рубаха.
Дальнейшие события, приобрели стремительный характер. Началось всё с того, что в лучах садящегося Ярилы, волосы малолетнего дозорного, заискрились рыжими сполохами! Невероятно, но в следующее мгновение, раздуваемые Стрибожьими ветрами, они запылали ярким пламенем, неожиданно опалив меня, искромётной мыслью: «Видать не старый Велес, а молодой Громовержец Перун, сие знамение посылает, вот только как, его понимать?!».
Кареглазый паренёк, нагло уставился на меня и громко заголосил: «Эй, недотёпа! Ты куды прёшь, со своей черномазой шатией?! Пошто не зришь, что язык на цепах поднят, а потому до рассвета, в логово хода нет! Вертайтесь туда, откель прибрели!». В надежде на пристанище, я подавил возникшую неприязнь. Поёлику мой заплечный короб, стал невероятно тяжёлым, а душевных сил для постройки шалаша и ночёвки у костра, попросту не осталось…
«Караульные Вепреграда, нас сюда направили и ничего не сказали, насчёт входного запрета, в дневной час подани. Мы усталые путники и просим ночлега!» – теряя светоч, иссекающей надежды, произнёс я. «Как трогательно! Я прям расплакался и поверил… Вы не светлые странники, а Пекельные втеклецы! – злобно усмехнувшись, почему-то решил мальчишка, а затем выкрикнул, складной завирушкой. – Чёрмный, навий поводырь, по стезям плутает, да старуху за собой, по домам таскает! Их сообщник, мрачный кот, зрит погано, что всё мрёт! Сей недоброй татью, заправляет оборванец, кстати!».
Наговор конопатого, был несправедлив и обиден. Конечно, будь я взрослым парубком, то не обратил бы внимания, на детскую подначку! Только будучи голодным и усталым, а теперь разозлённым пареньком, я не сдержался и прокричал в ответ: «Рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой! Может правда и не бил, а всего лишь пошутил?!». Я выдал полный набор, сей известной дразнилки, разве что с некоторыми дополнениями, касающимися его худобы и болтающейся рубахи…
Мсительно осклабившись и соскочив вниз, рыжий с глухим стуком, откинул в сторону, защитный вис, нижнего стрелкового проёма, в который просунул руку и показал мне, злобный кукиш. «Накось, выкуси черномазик! Тебе за тын, никак не попасть! Мы ишшо поглядим, как ты справишься со сторожей!» – глядя через узкую щель, выкрикнул мальчуган. Вложил пальцы в рот и призывно свистнул.
В сей же миг, в роще послышались шорохи и завывания, перешедшие в сплошной, зловещий рык! Так что, под натиском лохматых псов, скалящих свои вершковые клыки, мы испуганно отступили к кромке воды. Раньше, мне приходилось слышать о сей породе Велесовых псов, выведенной для защиты волхвов. Правда только сейчас, я уразумел воотчию, почему моя бабка Олеся, некогда сказывала, что сих страшилищ, даже лесной бирюк, стороной обходит! Посему о нашем противлении, не могло быть и речи… Чуть дёрнись, разорвут на клочки!
Рыжий пройдоха травил псов, злорадно выкрикивая: «Начинай вожак! Недаром ты прозван Свирепым, вперёд! Младшой Каштан, подмогни… Взять их! Валяйте теклецов, покась они ума-разума не обрящут… С-с-сю!!!». После чего захлопнув вис, он вовсе исчез, как будто его не было! Жуткие твари наступали, а Глая отрешённо глазела вдаль, не замечая происходящего… Верный Семаргл в ужасе, прижался к моим ногам, однако рычал и скалил клыки, на мохнатых великанов. Тогда как Питин, выгнув спину и цепившись в подушку на лямке короба, начал устрашающе завывать. Если охарактеризовать сей приём кратко, например как пугающий, то лучше промолчать!
Вокруг никого, кто бы мог отогнать зверюг. Правда в следующее мгновение, моя животрепещущая память, явила спасительный образ Белоснежного барса! Который на уроках Глаиного волшебства, я использовал для создания Защитного морока, годного для отвода, не только собачьих глаз… Поэтому с надеждой на спасение, я начал его плетение. Ёмкие уплотнения пространства, легко вытягивались в разноцветные нити и послушно сплетались в упругие оболочки, а посему крупный морок в холке, получился в кривую сажень! Впрочем, соответствуя по высоте и размерам, некогда проживавшим в Даарии, доантичным пардусам.
Для полудиких Велесовых сторожей, сие запретное превращение выглядело так, как будто смуглый подросток исчез, а на его месте появился исполинский, свирепый барс! Который уставился на псов, пронзительно-жёлтыми глазами и поднял вооружённую ятананами острых когтей, переднюю лапу. При сём устрашении, зверь раскатисто зарычал, показав наседавшей стае, свои невероятно крупные, трёхвершковые клыки!
Во время его создания, я принял часть навьего жита, от неизвестного союзника, ощутив необычайный прилив сил. Вместе с осознанием того, что получился морок не светлого барса, а чёрмного как уголь, заморского зверя! Родственника степного леопарда, которого в землях Хиндустана и Африки, называют пантерой. На мощной груди которого, точь в точь, как у воинственного Питина, красовалось белое пятно. «Вот оно как! Теперь ясно, кто нам помог! – догадавшись, воскликнул я и покосился на помощника, который с торчащим хвостом и вздыбленной шерстью, завывал на плече. – Да, с тобой Питин, мы великая сила! Давай покажем негодным псам, где раки маруют!».
Морок пантеры, вдруг раскрыл ало-знойную пасть и выплюнул в сторону нападавших, клубок огня! Вот когда я, восхищённо осознал, что наша победа, теперь предопределена! Поёлику иллюзия раскалённых брызг и нестерпимого жара, вперемешку со вспыхнувшей травой, испугала не только вожака, вместе с неразлучным братцем Каштаном, но и остальных, наступающих псов. В пылающем огне, их звериное чутьё распознало опасность, пострашнее когтей или зубов. Когда Свиря поджал хвост, вся грозная свора, превратилась в визжащих от страха, великовозрастных щенков-переростков, которые в ужасе разбежались по Светлой роще!
Трусливому бегству псов, поспособствовал Огненный дар Питина, приобретённый им в детстве, недалече от города Тира. Тогда ночуя возле ладьи, он сунул любопытный носишко в тлевший костёр и конечно же, опалил усы и мордашку! Только на третий вечер, опосля сего болезного происшествия, котёнок прекратил маету и забываясь в исцеляющей дремоте, заученно промурчесловил: «Шарко, польно, плохо!». Горение пламени, вперемешку со страданием от ожога, в подсознании спящего Питина, слилось в Непобедимый образ, клубящегося огня. Который нынче, из-за испуга перед Велесовыми псами, он нечаянно воссоздал в своём воображении и начал вкладывать, в победоносные плевки, нашего морока!
Я не мог расслабился, раздражённо осознавая, что рыжий мальчуган находится совсем рядом, но недосягаем… Поскольку мои, трясущиеся от пережитого ужаса руки, начали чесаться. Требуя обидчика, для справедливой трёпки. Ведь спасая наши жизни, мне пришлось нарушить Древнее правило, запрещающее волшебство, подле Велесова капища! Не успел ять, обдумать сие обстоятельство, как над заборолом пасти, появилась четвёрка лучников, облачённых в легкие латы и рогатые шлемы, скрывающие лики. Мужи нацелили на меня, острия натянутых стрел, а самый высокий, среди них, громогласно проревел: «Как ты посмел, отрок, совершить непотребное действо, подле Священного логова?!».
Моя атма, неожиданно заледенела и ушла в пятки, ожидая душевной смерти. Вот когда ять, запоздало понял, что Велесовы ближники таясь и внимательно наблюдая, подбили меня на запретную волошбу! Поёлику схожим образом, во многих каганатах необъятной Тартарии, ведающие матери и волхвари, искусно выявляли колдунов, враждебной Агарянской каббалы…
Принимая смертельные последствия, своей несдержанности, но не выказывая отчаянья, я собрал остатки воли в кулак и начал говорить. Кратко поведав защитникам, о прошлых событиях и Микуле, поиски которого привели нас, в сии места. «Тмутаракань, Ратибор, Глая Чёрмная?! – воскликнул прежний муж, единственный в островерхом, рысьем шлеме. Который за очевидной ненадобностью, его поспешно снял и молвил сотоварищам. – Довольно, други мои! Уберите стрелы и опустите луки… Азъ пойду глаголить, с сим отроком, ждите!».
Послышались глухие удары, а затем над водой зазвенел мерный, цепной перестук и перекрывая широкий ров, к нашим ногам опустился длинный, окованный для прочности железом, деревянный язык. На который, показавшись из тёмного зева, ступил крупный старец. Поросль которого, в виде длинной бороды, усов и ниспадающих на плечи, нестриженных волос, начала развеваться по сторонам, словно седой туман на вольных ветрах! Приближающийся переговорщик, был облачён в пузырящиеся от стремительных движений, порты с рубахой, пошитые из прочного, белёного льна.
«Неужто, старый Велес явился!» – почудилось мне и от благоговейного страха, я крепко зажмурился. Правда находится в слепом неведении, было глупо, а потому снова открыв глаза, я стал свидетелем, вещего чуда! Поскольку седовласый богатур, опустился перед Глаей на колени и нежно взял, её безвольны руки. Только вопреки сим, трогательным обстоятельствам, он по-прежнему возвышался! Затем он начал вопрошать, гулко нашёптывая: «Что с тобой случилось, лучезарная Гелика?! Почему я не вижу живости, в мудрых очах твоих?».
Продолжая сердечное и вместе с тем, целебное воркование, седовласый могут, стал нежно поглаживать руки прабабушки, своими огромными ручищами. Речам коего, я начал внимать… «Дак сей ходок, не Велес старый! – вразумился ять. – Слава Богам Сварги! Пред нами предстал, только могутный богатур!». После чего, осмотревшись по сторонам, я стыдливо заметил, что не стою, а сижу рядом с притихшим Семарглом, на задних тылах!
Глаины глаза, прежде совсем пустые, постепенно начали трепетать. Поскольку её измотанная душа, начала откликаться на ласковые прикосновения и гулкий голос, седовласого старца. Сие прочувствовала, её израненная живатма, горько скитающаяся у кромки бытия и решила вернуться! В следующий миг, прабабка моргнула и едва слышно выдохнула: «Громослав…».
«Всё верно, Азъ есмь! Лучезарная подруга и пурпурная вершница, из Сабейской страны Пунт! Только в сих землях, людины о Громославе не слыхали, а потому величают меня Микулой Гурьянычем. Подскажи милая, а чьих кровей, сей вроде знакомый на лик, велеречивый отпрыск?» – с улыбкой поглядев на меня, поинтересовался он. «Громославушка! Сей прилежный мальчик, мой правнук Ратин. – с надрывом в голосе и страдая от невыносимых воспоминаний, а потому лишаясь последних сил, вымолвила она. – Его так назвал, в честь твоего побратима, мой погибший внук Казимир!». Засим Глая, впала в целительный обморок и невесомой пушинкой, осела в его руках.
Таким образом, в присутствии настороженных защитников скита, я познакомился с уроженцем Туранского ханства, Великой и Державной Тартарии, со своим наречённым прадедом Громославом.
