Виктор Анатольевич Тарасов-Слишин
Исповедь колдуна. Трилогия. Том 2
Глава 1
Боль пронизывала мой разум со всех сторон, заставляя корчиться отсутствующее тело. Огненные клубки болевых ощущений, словно бешеные псы, кидались на смятенное сознание, стараясь разорвать его на части, лишить способности к сопротивлению и погасить вновь.
Боль пробивала магическую защиту и заставляла интенсивнее расходовать на ее преодоление небольшой запас психоэнергии, еще остававшийся во мне. Я быстро понял, что если ничего не придумаю для своего немедленного спасения, то долго мне в таком состоянии не продержаться.
Мысли метались вспугнутыми птицами: господи, куда это я попал? Откуда боль? Что случилось? Где я нахожусь? С помощью сверхчувственного восприятия я ощупывал окружающее пространство, стараясь понять, почему во мне живет ощущение давящей тесноты, не позволяющей шевельнуться. Холодная омертвевшая плоть стискивала меня со всех сторон и я с ужасом понял, что завяз, что нахожусь в остывшем головном мозге трупа и не могу выбраться наружу: не было ни одной щели для бегства. Чье это было тело – мое или чужое – я не мог припомнить, словно какая-то непроницаемая завеса закрыла от меня последние события. И, честно говоря, было не до воспоминаний. Нужно было бороться за жизнь, а не вспоминать. Вот только энергии для этого у меня почти не было.
Внезапно, где-то глубоко, почти за границей сознания зародилось сияние. Оно быстро усилилось и скоро затопила все вокруг сияющая синева, казавшаяся мне бездонной. Главное, она отодвинула за свои пределы темные волны атакующей меня боли.
На фоне этой синевы вдруг возникли огненные знаки сложной магической формулы и одновременно со знаками в моем сознании раздался гулкий и властные голос, который потряс всю мою сущность: «Борись за жизнь, человек, и ты победишь! Останешься жить, чтобы лечить людей!»
Голос умолк так же внезапно, как и возник, ушла сияющая синева, только светящиеся знаки магической формулы – готовая программа оживления тканей, остались, образовав огненное кольцо на периферии сознания. О ее знаки с шумом и грохотом разбивались темные волны пытающейся пробиться ко мне боли.
Я мысленно поблагодарил неизвестную силу, пришедшую мне на помощь, и сосредоточился, собрав воедино всю свою энергию. Осторожными движениями поля трогал омертвевшую нервную ткань, подпитывая ее энергией для регенерации, постепенно расширяя и углубляя свое воздействие. Медленно и неохотно нервные клетки вокруг меня начали оживать, посылать соседним слабые импульсы, восстанавливать нарушенные связи.
Из знаков магической формулы я создал что-то вроде необходимого мне астрального тела и оно, постепенно расправляясь, помогало начавшемуся процессу оживления побеждать холод и оцепенение смерти.
Первое сокращение ожившего сердца отозвалось во мне ударом могучего колокола. Я ощутил, как толчок сердечной мышцы медленно протолкнул по артериям загустевшую и остывшую кровь. Второй толчок, третий…
Медленно ожили мышцы грудины и диафрагма, медленно расправились опавшие легкие, вбирая в себя порцию холодного воздуха. Ожили центры сердечной деятельности и дыхания – понял я, действуя и дальше в таком же духе. И тут же усилием воли отключил посторонние мысли. Преодолевая все нарастающую слабость и вялое сопротивление чужого, незнакомого мне тела, я медленно поднял температуру, начиная чувствовать, как оживают и начинают работать печень, почки, нервы периферийных зон, начинают посылать свои сигналы возрождающемуся мозгу. Мое сознание уже контролировало почти все тело. Сложнее было с мозгом, ибо все основные повреждения были связаны с черепно-мозговой травмой.
Мельчайшие осколки кости глубоко проникли в ткани правого полушария и мне понадобилось потратить дополнительную порцию энергии, чтобы вывести их наружу, уложить на нужное место в черепной крышке и восстановить структуру костной ткани.
Я восстанавливал обширные участки мозга, захваченные зонами кровоизлияний и механических повреждений, латал многочисленные сосуды и капилляры, и все это на грани потери сознания и все сильнее наваливающейся на меня слабости, обусловленной огромным напряжением и истощением психоэнергии.
Черепно-мозговую травму я так и не смог залечить до конца. Но и того, что я сумел сделать, хватило, чтобы это тело могло жить и не умереть до тех пор, пока я смогу восстановить свои силы и завершить процесс регенерации. Медленно, ослабив сопротивление, я уплывал в спасительную тьму беспамятства, избавляясь от вновь нахлынувшей боли…
Чей-то громкий удивленный возглас, раздавшийся рядом со мной, вырвал меня из пелены беспамятства и на мгновенье заставил раскрыть глаза.
– Лида, смотри, мертвец-то наш, оказывается, жив!
Что-то коснулось моей обнаженной груди и надо мной возник смутный овал, обрамленный чем-то белым. Как я не старался, так и не смог сфокусировать свой взгляд. Зрачки не слушались, не хотели подчиняться моим усилиям и даже само тело стало каким-то чужим, непослушным, посылало со всех сторон болевые импульсы в окутанный туманом мозг, как будто у меня не осталось ни одного неповрежденного органа. Отражать столь массированную болевую атаку у меня просто не было сил. Я застонал и снова потерял сознание.
Но даже в глубине беспамятства я каким-то уголком своего усталого мозга ощущал, что меня куда-то несут, что меня касаются чьи-то руки, переворачивают, что-то делают с моей головой. Затем я почувствовал укол, сделанный мне в руку и нашел в себе силы очнуться.
Яркий свет… Смутные пятна на сером фоне. Рядом чьи-то тихие всхлипывания.
Усилием воли я сфокусировал свои зрачки, с трудом настроил глазные мышцы на бинокулярное зрение и увидел рядом с собой уставшее лицо незнакомой женщины, по щекам которой катились слезы и глухие рыдания сотрясали ее тело, которые она старалась подавить.
Боль по-прежнему накатывала на меня волнами, мешая мыслить, но все равно я точно знал, что вижу эту женщину в первый раз в жизни и потому не мог понять, почему она так горестно плачет.
– Где я? – хриплым шепотом спросил я. – Что со мной случилось?
Женщина поспешно протянула ко мне руку и погладила меня по щеке. Второй рукой она вытерла слезы и улыбнулась.
– Андрюшечка, миленький… ты очнулся! Живой!.. Мальчик мой! С того света вернулся… Радость-то какая!
– Мамаша! Перестаньте волновать мальчика, ему вредно напрягаться. – услышал я другой голос и в поле зрения появилась пожилая медсестра в белой шапочке с медицинским шприцем в руках.
Временами перед глазами у меня все плыло, шумело в голове. Соображал я совсем плохо и потому никак не мог понять, почему незнакомая мне женщина называет меня своим мальчиком и Андрюшей. Понял только, что нахожусь в больничной палате и медсестра готовится поставить мне какой-то укол.
Сильные руки пожилой женщины откинули накрывавшую меня простыню, осторожно повернули на бок и я почувствовал, как в левую ягодицу воткнулась игла шприца.
Я невольно застонал. Почему-то лекарство, которое вводила в мое тело сестра, ощущалось мной нестерпимо горячим.
– Что вы со мной делаете? – хотел возмутиться я, но ощущение жара вдруг резко усилилось, горячей волной распространилось по телу, и я почувствовал, как сознание вновь заволакивается клубами темного тумана.
– А вы, мамаша, шли бы лучше отсюда и не мешали! – успел я услышать удаляющийся голос пожилой медсестры, – Не понимаю, как это Виктор Иванович разрешил подобное безобразие.
Горячий водяной вал уже подхватил меня своим кипящим гребнем и понес, покачивая, куда-то в туман. Не в силах сопротивляться я закрыл глаза и вновь погрузился в темный омут беспамятства…
Таким было мое первое пробуждение к жизни. Второе произошло спустя много времени и, как я вначале подумал, ночью.
Когда я проснулся, меня сжигала жажда. Я хотел облизнуть свои потрескавшиеся губы и не смог. Слюны не было, а сухой и шершавый язык едва умещался в полости рта.
Я тихонько застонал и сразу же чьи-то заботливые, нежные руки осторожно подняли мою голову. Прохладная влага смочила губы. Нащупав ими поднесенный ко рту стакан, я потянул в себя прохладную и удивительно вкусную жидкость. Сделал один глоток, потом другой.
– Пей, Андрюшенька, пей! – услышал я ласковый шепот. – Пей, сыночек, только не уходи больше, останься жив, хороший мой!
Не видя лица, склонившейся надо мной женщины, я физически ощущал волну исходящей от нее тревоги и нежности.
– Спасибо, мать! – нашел я в себе силы прошептать слова благодарности, почувствовав, как прохладная ладонь легла мне на лоб, и что мне от этого прикосновения становится заметно лучше. – Скажите мне, как я попал в больницу и что со мной случилось?
– Все мотоцикл твой проклятый виноват, сыночек! – услышал я тихий прерывающийся шепот. – Говорила отцу: не покупай этого зверя. Рано. Только ты, Андрюша, очень уж просил, вот и купили на твою и нашу беду.
В сгустившихся сумерках больничной палаты я не смог рассмотреть лица женщины, но почему-то был уверен, что она та же самая, которая плакала возле моей больничной койки днем. И еще был уверен, что никогда раньше я эту женщину не видел. То, что она почему-то называла меня сынком, Андрюшей, а теперь толковала что-то о мотоцикле, который они мне купли с отцом, не могло меня обмануть.
Мысли мои еще слишком вяло шевелились в затуманенном лекарствами и слабостью сознании. И все-таки я попытался обдумать эту, возникшую передо мной проблему.
Я точно знал, что меня зовут не Андреем, а Юрием. Я помнил и действительно ощущал себя Юрием Анатольевичем Ведуновым, отчетливо помнил свое детство, юность, хорошо помнил свою взрослую жизнь, работу в Таймырской геофизической экспедиции, свою жену Светлану и, конечно же, своих ребятишек, с которыми я в девяносто втором году летал в отпуск.
Но вот дальше в своей памяти я обнаружил какой-то провал, полное отсутствие воспоминаний, которое меня беспокоило. И уж тем более я не смог вспомнить, каким образом я оказался в больнице. Кроме того, меня беспокоило то обстоятельство, что я никак не мог вспомнить сидящую возле меня женщину.
«Может быть, она сошла с ума и потому считает меня сыном? – предположил я. – Жаль, что она ошибается, ей будет очень плохо, когда выяснится, что я не ее сын, которого она, по-видимому, очень любит».
Впрочем, меня что-то беспокоило и помимо странного заблуждения сидевшей рядом со мной женщины. Какое-то смутное воспоминание, ощущение чужого остывающего тела, почти безнадежная борьба за свою жизнь. Боль…
Черт! Неужели все это мне не приснилось, а было на самом деле? – встревожено подумал я, – Фантастика какая-то!
– Мать, здесь темно, зажгите, пожалуйста, свет! – шепотом попросил я.
Женщина с готовностью кивнула головой, поднялась на ноги и пошла к затянутой чем-то темным стене. Она раздвинула плотные двойные шторы на окне, и в маленькую узкую комнату с голыми стенами ворвался поток света, который поначалу показался мне очень ярким.
Я зажмурил глаза. «Значит, ошибся и сейчас не ночь, а день» – мелькнула у меня мысль. Я вновь открыл глаза. Когда они полностью привыкли к свету, я впервые рассмотрел, что женщина, называвшая меня сыном, выглядит подозрительно молодо для матери сорокалетнего мужика, и почему-то встревожился еще больше. Что-то во всем, что меня окружало, выглядело не так.
Я поднял руку, чтобы поправить накрывавшую меня простыню и замер. Это была не моя рука! Тонкие, длинные пальцы, худенькое предплечье с хиленькими, совсем не моими мышцами. Уже догадываясь, что могут увидеть мои глаза, я рывком откинул простыню в сторону и отчаянно закричал, потому что под простыней на больничной койке лежало тоже не мое тело. И это тело было худеньким, нескладным телом подростка.
Женщина метнулась ко мне, ее руки уложили меня на постель.
– Ну что ты, Андрюшечка, – уговаривал меня ласковый голос, – успокойся. Самое страшное позади… Ты выздоровеешь, сыночек!
Я попытался сопротивляться, но у меня было слишком мало сил. Дрожь сотрясала меня, в горле клокотало, сердце бешено колотило под горлом, но хуже всего были мысли, которые разбегались вспугнутыми тараканами. И все-таки я замолчал, потому что начал вспоминать…
Ласковая, нежная энергия текла в мое сознание с прохладных, удерживающих меня женских рук. Она вливалась в меня щедрым потоком, проясняя сознание, наливала силой и здоровьем мое измученное тело. Только настоящая мать могла так щедро и безоглядно дарить другому человеку свою психоэнергию, какую тратила на меня эта женщина. За несколько мгновений она влила ее столько, что мое сознание прояснилось окончательно и я все окончательно вспомнил. Вспомнил все, что произошло со мной за последний год, вспомнил и самые последние события, когда мой дудинский «оригинал» послал меня в Смирно.
И, самое главное, я смог вспомнить, что произошло со мной в самом Смирно. С ужасом я понял, что сам оборвал связывающую нас с двойником энергетическую нить мыслесвязи, когда бросился на стекло веранды, совсем позабыв, что нахожусь в теле маленькой серой птахи.
Значит, мыслесвязи с Дудинкой больше нет и не будет, понял я, нам ее не восстановить, и жить мне, следовательно, осталось меньше девяти суток. Кроме того, я совершил преступление и каким-то образом попал в тело подростка, полностью подавив его сознание. Я попытался, но так и не смог вспомнить, почему я это сделал и, самое главное, зачем? Сожаление о сделанном и отчаяние охватило меня.
Что же ты наделал, Ведунов? Что же ты наделал? На девять суток похитил тело какого-то мальчишки. Неужели ты таким образом понадеялся спастись от смерти? И эта женщина? Значит она не ошибается, называя меня Андреем? Пожиратель душ, похититель тел, преступник! И как ты сможешь теперь посмотреть в глаза его страдающей матери? Может быть, именно ты причина того, что случилось с подростком, когда ты подавил его сознание и вселился в его тело?
Рядом со мной, наклонившись ко мне, сидела на больничной койке женщина. Ее руки ласково касались моего лица, тихий успокаивающий голос журчал светлым живительным ручейком, поддерживая меня и успокаивая.
Усилием воли я попытался успокоиться и взять себя в руки. Моей энергии было недостаточно для того, чтобы я прямо сейчас смог покинуть чужое, не принадлежащее мне тело, но ее хватало на то, чтобы я смог обшарить закоулки чужого мозга и обнаружить загнанное внутрь, заблокированное чужое сознание. Нужно было только сосредоточиться, заглушить панику своих мыслей и начать поиски.
С трудом я смог припомнить необходимую мне формулу мысленного воздействия и начал искать. Помогла женщина, мать подростка, которая по-прежнему щедро вливала в меня потоки своей энергии.
Медленно преодолевая сопротивление чужого тела я погрузился вглубь мозга, но ничего не смог обнаружить, кроме физических нарушений в коре правого полушария. Сознания подростка в теле не было. Не было никаких признаков чужого сознания, даже памяти его не осталось.
Это было неправильно, невероятно. Этого просто не могло быть, но так было. Выходит, я убил сознание Андрея, полностью изгнал из тела, чтобы без помех прожить свои девять суток. Я почувствовал ненависть к самому себе. «Ты опять стал убийцей, Ведунов, продолжай искать, перейди на сверхчувственное восприятие. Ищи!»
Энергии было мало, но что значила для меня теперь эта энергия? Я не хотел больше жить. В конце концов, какая может быть разница умереть мне сейчас или через восемь суток? Ищи!
Рывком, потратив почти всю свою энергию, я перешел на видение круговым обзором. Стали призрачными стены больничной палаты, ярко засветилась зеленым аура сидевшей рядом женщины. Увеличивая дальность обзора, я прощупывал все расширяющуюся сферу своего восприятия и искал. Искал хотя бы малейший признак перешедшего в полевую форму сознания подростка, хотя бы самый маленький след серебряной нити, протянутой от него к покинутому телу, и не находил. Даже следа астрального тела не было.
Стоп! Астральное тело! Я поспешно сбросил дальность сверхчувственного восприятия. Астральное тело! Ушел в глубину собственных ощущений. Странно. Тело, в котором сейчас обитал мой разум, было чужим, но зато астральное тело, оно было моим. Моим собственным! Слабым, кое в чем ущербным, но сомнений никаких у меня не было, астральное тело было моим.
Нужно было успокоиться и тщательно обдумать возникшую ситуацию. Но силы мои были уже на исходе. Я глубоко вздохнул и вновь провалился в спасительное для меня небытие.
Очнулся я рано утром или быть может не утром, потому что солнечные лучи могучим потоком вливались в окно и сияющим живым пятном ложились на противоположную стену палаты. Время для меня сейчас не имело никакого значения. Просто настроение у меня было утренним и мне следовало разобраться: почему? Перевести из сферы подсознания вдруг появившуюся у меня уверенность, что все должно закончиться благополучно, и оформить это ощущение в мысль.
Возле палатной двери шепотом переговаривались между собой женщина, которая называла меня своим сыном, и пожилая медсестра, державшая в руках коробочку из нержавеющей стали. Опять будет колоть, понял я.
Потом мать Андрея ушла и медсестра осталась в палате наедине со мной. Она приблизилась к моей кровати и, увидев, что я смотрю на нее, улыбнулась.
– Ну, бывший покойничек, как себя чувствуешь? Как там на том свете? Просто чудо какое-то…
Она хотела продолжать в таком же духе, но я оборвал ее.
– Смотрите мне в глаза и отвечайте! – резко сказал я именно с теми модуляциями голоса, которые исключали всякую возможность неповиновения.
Женщина застыла на месте. Ее глаза встретились с моими и застыли.
– Отвечайте мне только правду, какой бы неприятной она для меня не была! – продолжал я. – Как я попал в вашу больницу, и что со мной произошло?
Пожилая медсестра начала отвечать, и я постепенно, путем наводящих вопросов выяснил все, что меня интересовало.
Оказалось, что позавчера, то есть двадцать седьмого июня, примерно в начале седьмого часа вечера мое тело было доставлено машиной скорой помощи к ним в хирургическое отделение с черепно-мозговой травмой. Но в операционную палату меня даже не стали заносить. Я умер еще в машине от множественных повреждений мозга и обширного кровоизлияния не приходя в сознание. Ведущий хирург со старшей сестрой отделения реанимации при осмотре констатировали мою смерть и распорядились сразу же отнести тело в морг.
Представляю, каково же было удивление санитарки, поздно утром обнаружившей в холоде морга мое тело, которое было теплым и дышало.
Был срочно вызван перепуганной санитаркой дежурный врач, началась неизбежная в таких случаях суматоха. Вырванный из объятий сна ведущий хирург, Силин Виктор Иванович, был срочно доставлен в больницу и только пожимал плечами, когда убедился, что пациент, которого он считал покойником, вдруг оказался жив. Жив настолько, что ему не требовалась даже черепная операция, хотя он и был без сознания.
К этому времени мое тело уже было опознано и в стационар была срочно вызвана моя мать, по просьбе которой изумленным хирургом было отдано распоряжение положить меня в маленькую отдельную палату. Утром вся больница гудела от голосов, с удивлением обсуждавших произошедшее ночью чудо, очень похожее на воскрешение.
Подлила масла в огонь и дежурившая в тот вечер и ночь в морге санитарка, которая клятвенно утверждала, что где-то в одиннадцатом часу вечера вдруг увидела сияние, пробившееся сквозь глухую стену морга, и которое медленно опустилось на остывшее тело. Оно окутало труп голубым ярким пламенем и исчезло. Она бросилась бежать, а когда через несколько часов осмелилась вновь заглянуть в помещение, труп подростка был уже теплым и от дыхания заметно поднималась его грудь.
Не смогу описать, какое облегчение я почувствовал, когда выяснилось, что я не убийца. Ведь, судя по ответам медсестры (а не верить ей у меня не было никаких оснований), я занял своим сознанием давно остывший труп, который часа два назад как покинули и душа и астральное тело. Поэтому-то я нигде не смог обнаружить даже признаков «серебряной нити», сообразил я.
После насыщенного эмоциями рассказа пожилой медсестры мне многое стало ясно, хотя некоторые нюансы продолжали вызывать удивление. Мне не ясно было, каким путем я смог внедриться в давно остывший труп и, главное, откуда у меня появилось столько энергии, чтобы оживить его и залечить многочисленные повреждения, к тому же еще создать заново себе новое астральное тело.
Я смутно помнил свою борьбу с омертвевшими тканями, свое отчаяние и катастрофическую нехватку энергии, свои яростные попытки заставить подчиниться сознанию мертвые нейроны чужого мозга.
Было действительно очень непонятно, каким образом я нашел в себе столько сил, чтобы заставить смерть отступить. В конце концов я решил, что буду разбираться со всеми чудесами потом, и продолжал спрашивать, чтобы вытянуть из пожилой женщины все, что можно, пока в палату не вернулась женщина, которая считала меня своим ожившим сыном.
– Скажите, Евгения Андреевна, как зовут мою мать? – спросил я.
Глаза медсестры удивленно расширились, но связанная моим приказом, она ответила:
– Зовут Зоей… Зоей Владимировной.
Я отлично понимал причину ее удивления, но продолжал спрашивать.
– А фамилия?
– Фамилия, Соколова.
– Как зовут моего отца?
Брови женщины с каждым моим вопросом поднимались все выше, но она по-прежнему отвечала на мои вопросы.
– Соколов… кажется Игорь Николаевич, я точно не помню.
– Есть ли у меня другие братья или сестры?
– Не знаю – растерянно сказала она и я видел, что она действительно этого не знает.
– Где я сейчас нахожусь? – продолжал свой допрос я.
– В больнице, в хирургическом отделении. – медсестра явно не поняла смысла моего вопроса.
– Я имею в виду поселок или город, в котором мы с вами находимся в настоящий момент. – терпеливо пояснил я.
– Мы находимся в Дудинке. Где же еще? – все с большим удивлением отвечала женщина.
– В Дудинке? – тоже с удивлением повторил я и замолк.
Это было для меня самым большим сюрпризом. Я предполагал, что нахожусь где-то на Украине, в Перванчах или Горохове. То, что я находился в Дудинке, являлось для меня каким-то чудом. Приятным, конечно, чудом, но его надо было обдумать.
– Хорошо, Евгения Андреевна! – обратился я к пожилой женщине. – Мы выяснили с вами все, что я хотел. А теперь мне надо отдохнуть и подумать. Нет, нет, уколов мне больше никаких ставить не нужно! – поспешно сказал я, видя, как медсестра стала доставать из своей коробочки шприц. – Идите к себе, Евгения Андреевна, и забудьте все, о чем мы с вами только что говорили.
Когда пожилая медсестра покинула палату, я закрыл глаза и расслабился.
Ну, хорошо: первое – я не убийца, и это самое замечательное из всего, что я узнал; второе – я нахожусь в Дудинке, это тоже приятный для меня сюрприз, значит, оригинал продолжал бороться, когда я оборвал связывающую нас нить мыслесвязи и вытянул меня в Дудинку. Но что произошло дальше? Почему мы не слились в одно целое? На это у меня пока не было никакого ответа. Возможно, он израсходовал на мои поиски всю свою энергию и в этот последний рывок вложил остатки своей силы, а потом потерял сознание, так и не завершив дело? Где он сейчас? Что делает?
Как бы то ни было, я нахожусь в Дудинке, и это тоже значительно облегчило нашу задачу. И у меня оставалось достаточно времени, чтобы выяснить, что случилось с оригиналом, и предпринять дальнейшие шаги соответственно обстоятельствам.
Восемь… нет семь с половиной дней – порядочный срок, Ведунов, чтобы соединиться с оригиналом. Ему, наверное, сейчас также плохо, как и мне.
Я вспомнил о Светлане, находящейся в Смирно, о своих ребятишках, о Мурашкине и вновь почувствовал, как меня охватывает неприязнь к жене и ненависть к программисту. С трудом я оборвал себя и заставил успокоиться. «Хватит, Ведунов, у тебя сейчас и без того мало энергии, чтобы ты ее расходовал на эмоции. Лежи тихо и набирайся сил, необходимых тебе для воссоединения с оригиналом, потом будем переживать вместе. А теперь спать, Юрка, спать!»
Короткая формула магического заклинания послушно всплыла в памяти и я уснул.
