Посвящается моему соавтору и соответственно другу – Денису Щ., – с которым вместе прошли этот нелёгкий творческий путь. И если бы не Денис, то не было бы ни самих «Оков завтрашнего сна», ни меня как автора и писателя других текстов. Спасибо ему за время непосредственной работы.
Ты – лучший!
P.S.: извини, ты не привил мне любовь к буквам Ё, но я всё же решила отдать дань нашим долгим спорам. Все буквы расставлены.
А теперь можно и перейти к делу. Очередному делу «безымянного детектива».
20 октября
Бесконечная темнота. Вязкая тишина, не желающая пропускать звуки, которые бы могли помешать пустоте. Звенящая тишина, словно это чёрная дыра, где нет гравитации, шума и смысла. Лишь холодный ветер извещал о реальности этого места. Это не сон. Это бескрайнее полотно оглушительной тишины и полного одиночества.
Вдалеке, как огарок почти потухшей свечи, горел оранжевый огонёк. Плотная темнота с трудом пропускала ближе к свету. Там было тепло. Холодный ветер не гулял вокруг стола, где стояла старая лампа, освещая небольшое пространство, там лежали смятые в комок письма и небольшая стопка чистой бумаги. Мужская тяжёлая грубая рука выводила буквы, которые почти лежали на правом боку, строчки были ровные:
Милая Кейт,
не могу тебя забыть. Ты для меня – целый мир, наполненный светом, радостью и нежностью. Хочу вновь прикасаться к твоей коже, целовать тебя, смотреть в глаза и видеть в них Вселенную. Ты самая прекрасная девушка, какую я мог только встретить в своей жизни. Не хочу мириться с тем, что мы больше никогда не сможем быть вместе, я готов на всё. Наше нелепое расставание отравляет меня и возвышает. Я люблю тебя самой глубокой, искренней и настоящей любовью.
Твой Брайан
первое ноября
Эту сводящую с ума тишину прорезал шелест бумаги – письмо смялось пополам и отправилось к своим сородичам. Позади очень глухо раздались всхлипы. Они были тихим аккомпанементом всего происходящего, изредка прерываемые женскими стонами и хрипом, от которых веяло угнетающей безысходностью.
23 ноября
«…Я закурил сигарету, и отправился в далёкий и тяжкий путь, из которого не знал, когда вернусь…» – эти строки корявым и мелким почерком красовались на пожелтевшей бумаге, которая сдавленно хрустела под увесистой рукой писателя.
Мемуары – это всего-навсего лишь очередная причина для того, чтобы затронуть своё прошлое и расшевелить то, что давно поросло пылью. Возможно, это причинит вам немало боли или же заставит улыбнуться от пустякового случая, что произошёл с вами ранее. Именно так размышлял мужчина, который неотрывно смотрел в окно, выпуская массивные клубы дыма. Его имя, пожалуй, не знал никто. И лишь на этих листах бумаги он повествовал о своей насыщенной жизни, о своём прошлом, отбирая самые знаменательные события. Но для чего он писал, также никто не знал.
В свои тридцать восемь лет у него не было никого: о родителях ничего не было известно, детей, как и жены, не имелось, да и не стремился он к мирскому счастью. Даже друзей не водилось вокруг этого человека, кроме, пожалуй, одного. Маленьких размеров и покрытый шерстью с головы до кончика хвоста – крыса по имени Чарльз. Её появление остается загадкой, но, по слухам, её подарили за оказанную помощь.
Неожиданно мужчина своей большой ладонью скомкал лист бумаги и бросил его куда-то себе за спину. Наверное, те две строчки казались ему неуместной деталью или вовсе ошибкой. Ясно одно – сегодня его покинула Муза. Вероятно, убежала навестить какого-нибудь талантливого писателя, композитора или художника…
* * *
Звонок в дверь вырвал его из размышлений. К нему давно никто не приходил, даже почтальон больше не стучался для того, чтобы пожелать доброго утра хмурому господину, который нехотя открывал дверь.
Размеренной походкой подкрался к двери, попутно завязывая махровый халат и надевая тапочки для гостей, что уже который год стояли без дела.
– Кто там? – хриплый голос хозяина дома прорезал тишину.
– Меня зовут Клиффорд Мортон. Я к Мистеру… – тихий голос замешкался. – Мистеру Бедфорду! Я по делу.
– Сейчас, подождите…
Щелкнув замками, хозяин пропустил в коридор худого человека в кашемировом костюме и чёрной шляпе. Это был мужчина в возрасте, на его грустном лице уже появились морщины. Когда закрылась дверь, он замялся на коврике, неловко проведя по нему лакированными туфлями; наконец решился снять шляпу и повесить её на ближайшую вешалку.
– По какому делу? – спросил Бедфорд, наблюдая за растерянностью внезапного гостя.
– Я от Грендера Спрэга.
Имя показалось очень знакомым. Задумавшись на пару мгновений, Бедфорд зашагал в сторону комнаты, которая была заполнена смогом от неимоверного количества выкуренных сигар.
Оставшийся на пороге Клиффорд проследовал за ним, перед этим сняв ботинки около входа.
– Спрэг… Спрэг… – бормотал себе под нос Бедфорд, водя пальцем по стеллажу с множеством различных скоросшивателей, папок и файлов. – Наконец-то! Грендер!
Наскоро пробежав глазами по содержимому чёрной папки, он посмотрел на робевшего гостя и принял прежнее спокойное выражение лица.
– Я вас слушаю, мистер Мортон.
Да. Он знал того человека, коего упомянул Клиффорд Мортон. Они были хорошими знакомыми семь лет назад. Более того, Бедфорд помог Грендеру Спрэгу с одним криминальным делом, после которого получил весьма крупное вознаграждение. Ранее Бедфорд жил в Великобритании, и в то время по стране прокатилась громкая новость о смерти одного из лордов. Обвинили Спрэга, что в тот день гостил у погибшего, потому как домработница слышала, как они в очередной раз повздорили. Всё бы закончилось весьма скоро и плачевно для Грендера, но Бедфорд провёл индивидуальное расследование, собрал необходимые улики и выступил его адвокатом в суде. Об остальных деталях он предпочитал умалчивать.
Но, спустя достаточное количество времени, каждый увлекся своими заботами, и раз за разом их встречи начали проходить всё реже и короче, так что, спустя год, об их дружбе уже никто и не вспоминал. Тем не менее, в мемуарах нашлось место и для Спрэга: не каждому удавалось завоевать расположение такого человека, как Бедфорд.
Спустя несколько лет, это стало пережитком прошлого, и бывший англичанин был вынужден переехать в Нью-Йорк. Надо сказать, что он не был профессиональным детективом, как раз, наоборот, он являлся доктором филологических наук, но сама перспектива преподавать студентам и работать с людьми его, увы, не привлекала – помешала натура вечного мизантропа.
И сейчас он продолжал сосредоточенно изучать растеряно осматривающего просторную комнату гостя, что крепко сжимал в одной руке ручку красного кожаного портфеля, а другой – тёр переносицу и бессонные глаза, поминутно закрывая их и тяжело переводя дыхание.
– «Амбиен»? – спросил Бедфорд, захлопывая папку.
– Что, простите? – Клиффорд Мортон сфокусировал взгляд на хозяине комнаты и прищурился.
– Вы принимали «Амбиен»?
– Д-да, – заикаясь ответил гость. – Принимал. Мне врач прописал.
– Присядьте в кресло, мистер Мортон, – Бедфорд указал на большой удобный кожаный предмет убранства. – Врач действительно должен был прописать вам какое-либо средство от бессонницы, потому как вы явно чем-то обеспокоены, иначе бы не пришли ко мне. Но вы не учли того предписания, где была указана дозировка и курс, а также противопоказания и возможные побочные действия, что сейчас, к слову, читается на вашем лице.
Мортон смутился.
– Вы употребляли больше, чем нужно. Вы не можете долго находиться в помещении с закрытыми окнами и отсутствием вентиляции, вас клонит в сон и кружится голова, верно? Вероятно, что и вспомнить всё вам будет трудновато, потому как «Амбиен» отрицательно влияет на память, не говоря уже про умственную активность. Прекратите его принимать килограммами, иначе упадёте в обморок от отсутствия сна или от кислородного голодания, – вынес вердикт Бедфорд, составляя разбросанные по столу папки в стеллаж.
Гость лишь удивленно наблюдал за человеком, который только что описал всё его физическое состояние и пророчил крайне неприятные вещи.
– Это так заметно? – выдавил он из себя.
– Мистер Мортон, я не врач и не провидец, но обманывать вас совершенно не в моей компетенции.
Неожиданно Бедфорд вышел из комнаты, но тут же вернулся со стаканом воды.
– Это поможет вам с рассказом.
– Спасибо. – Худой мужчина сделал глоток, вытер рот тыльной стороной ладони. – Мой рассказ действительно займёт немного вашего времени, но я надеюсь, что вы всё-таки сможете мне помочь. Я и мои дочери живём в пригородном районе в особняке. Дочери учатся в престижном частном университете, их обучение обходится в довольно крупную сумму, однако он оправдывает запросы. Там преподают доктора философских наук, кандидаты…
– Мистер Мортон, – прервал его Бедфорд, – вы ведь не об учебном учреждении пришли поговорить, верно?
– Да, конечно. Две недели назад – шестого ноября – пропала моя младшая дочь Кейт. Она ушла утром и предупредила, что у неё будет пересдача в три часа дня, и она задержится. Но и, спустя полдня, она не появилась. Ночью я не смыкал глаз, а старшая дочь Джейн обзванивала подруг. Утром мы сходили в университет, но там ничего не сказали. Спустя двое суток я всё же обратился в полицию, но… Какой абсурд! Видели бы вы их лица, когда они пообещали найти её! – Мортон принялся повышать тон и размахивать руками.
– Тише, выпейте ещё воды. От меня вы что хотите? – Бедфорд опустился на диван и положил ногу на ногу.
– Грендер посоветовал мне вас, как хорошего детектива и сказал, что вы могли бы мне помочь с этим делом. Вдруг мою дочь уже давно убили… – с этими словами он схватился за голову. – Я заплачу вам!
– При всём уважении к вам, мистер Мортон, и Спрэгу, я отказываюсь от вашего предложения. Этим делом занялась полиция, да и вы можете нанять дипломированных специалистов.
– Да пропади они пропадом эти специалисты! Лишь бы свести всё к убийству или суициду! – он брезгливо метнул взгляд в окно. – Сколько вы хотите? Назовите сумму, и я заплачу!
– Мистер Мортон! Меня не интересуют деньги. Подобными делами я больше не занимаюсь, да и не имею права! – напряжение в комнате нарастало. – Теперь я обычный писатель.
– Скажите, что вы хотите… Только найдите её… Я прошу вас! Кто знает, сколько ещё детей пропадёт в этом университете!
– Прошу, покиньте мой дом, – и Бедфорд поднялся с дивана, показывая, что диалог окончен.
Мортона как ведром холодной воды окатили. Он удивленно выпучил глаза и захлопал ресницами. Но тут же, взяв себя в руки, схватил портфель, вынул из него чёрно‐белую визитку и кинул её поверх исписанных листов. Удалился в коридор.
– До свидания, мистер Бедфорд! – послышалось, прежде чем дверь с громким стуком захлопнулась.
* * *
«…Этот мужчина явно что-то расшевелил в моей памяти, заставил двигаться то, что уже смирилось с вынужденным оледенением. Как давно ко мне не обращались с подобными просьбами? Месяц? Год? Я ведь помогал не одному десятку человек. Начиная мелкой кражей какой-нибудь семейной реликвии и заканчивая громкими убийствами. С некоторых пор я их начал называть “Спрэговыми делами”. И нечего думать, я ни в коем разе не считал его виновным или даже причастным. Мои глаза уже привыкли насквозь читать жесты человека, которые он предпринимает, чтобы скрыть свои уловки. Но этот Грендер Спрэг показался мне чистым, раскаяние в умеренной степени, вечный вопрос в глазах: “Как они могли подумать на меня?”, скромность в суде и крайняя заинтересованность в ходе следствия.
Дело нам удалось выиграть, я хотел было дать себе слово никогда не заниматься подобными громкими и тяжкими делами, как вдруг, спустя столько лет, появляется этот господин, с отнюдь не простой ситуацией. Процент того, что эту девушку давно убили – очень велик. В крайнем случае, её держат где-нибудь взаперти какие-нибудь маньяки-недоростки. Но и мнение правоохранительных органов считалось для меня, на этот раз, реалистичнее. Не спорю, Мистер Мортон действительно достоин того, чтобы ему помогли, но это слишком большая ответственность, малейшая задержка, и хладный труп любимой дочурки будет являться ему в ночных кошмарах…»
Одна за другой вереница мыслей вперемешку с воображаемыми картинами развития дела копошились в голове.
Посидев ещё с час после ухода несчастного господина, Бедфорд схватился за стопки чистой бумаги и снова принялся старательно выводить буквы. Периодически откидывался на спинку стула, нервно подёргивал ручкой и курил толстые сигары.
Лист за листом становились скомканными и выброшенными в неизвестном направлении, а Бедфорд снова принимался вспоминать и додумывать. Если проследить за эмоциями человека, что так старательно пытается что-то вспомнить, то это может показаться очень смешным. Особенно немая радость глаз от того, что посреди минного поля забвения он всё же отыскал нужный рычаг.
Время неумолимо приближалось к полуночи. Но когда сидишь целыми днями дома, то это мало касается твоего распорядка дня. Ты обособлен от всех и всего, кроме закона.
Бедфорд не раз подходил к железной клетке, что стояла напротив стола, и оттуда на него смотрела пара удивленных, маленьких красных глаз. Чарльз, казалось, всегда понимал его, но сейчас он лишь тоскливо поглядывал в сторону хозяина, как будто сочувствуя его неудачам.
Что двигало этим человеком, не знал никто. Как говорят прозаичные и романтичные люди: «Он, как закрытая книга…», и это описание ему явно подходило.
Вот и сейчас, наперекор всему, что он сделал задолго до этого, задолго до этого дня, и наперекор своим мыслям, что яростно шептали ему: «Будешь жалеть!» – Бедфорд взял плотной рукой трубку стационарного телефона, набрал нужные цифры, написанные на чёрно-белой визитке.
– Мортон слушает… – мужчина был уже дома.
– Это Бедфорд.
На том конце провода будто что-то упало.
– А, это вы. Я что-то забыл у вас?
– Вы забыли у меня свою визитку. Но я не по этому поводу. Мистер Мортон, я берусь за ваше дело.
24 ноября
Утреннее солнце было весьма неожиданным после суровой ночной грозы. Лучи пробирались сквозь свинцовые тучи, падали на крышу, скользили по стенам ухоженного дома, проходили через окно, на стеклах которого всё тосковали одинокие капли ночного ливня. Яркие лучики упали на стол, с которого слетели пылинки и хаотично затанцевали в воздухе. Яркая полоса света скользнула со стола с книгами на паркет цвета экрю и осветила небольшую квартирку из двух комнат и кухоньки.
Гостиная была очень просторная, светлая, молочные стены увешены портретами милейших девушек, пейзажами зеленых лугов, гор с заснеженными верхушками или полностью покрытых хвойным лесом. Некоторые из фотографий словно были охвачены языками пламени – это объектив запечатлел закат, лучи солнца обнимали перистые облака, придавая им огненно-красный оттенок. Мебель в комнате была из бука, на каждой полке стояли рамки с фотографиями, чаще с морем и чистым голубым небом. К стене был придвинут кожаный диван с маленькими подушечками, разбросанными по его периметру, напротив стоял стеклянный журнальный столик, на котором лежали журналы, и стояла грязная чашка с кофе.
Спальня была такая же светлая, чистая. В ней стояла кровать из ясеня с льняным постельным бельем. Светлый стол у окна был завален кипой книг, которая грозилась развалиться при малейшем толчке. Вся квартира через приоткрытое окно наполнилась утренним светом и запахом мокрого асфальта, который занес в небольшое помещение прохладный ветер.
Из ванной комнаты вышел молодой человек, вытирая голову махровым полотенцем. Ленивой походкой он прошёл на кухню, достал чёрный молотый кофе, положил в кофеварку две чайные ложки с горкой и, залив водой, поставил на плиту. Тем временем проследовал в комнату, одним движением накрыл расправленную постель покрывалом и достал из шкафа чёрные джинсы. Застегнув кожаный ремень, распахнул кремовые занавески на окнах и направился на кухню, из которой доносился аромат свежесваренного кофе. На тарелку он бросил два круассана, налил в белую кружку горячий напиток и размешал его со сливками и тремя кубиками рафинада. Завтракал за столом, редактируя фотографии. Пейзажи вчерашнего дня были превосходны: сквозь листья деревьев в парке проглядывало сонное солнце, тянувшись своими лучами к объективу.
Тишину прервал звонок мобильного телефона. Юноша завертел головой, прислушиваясь, с какой стороны доносится пронзительное дребезжание. Он встал со стула, неспешно прошел через гостиную в спальню по мелодии звонка. Оглядел комнату. Начал приподнимать книги на столе, заглядывая под каждую. Подойдя к кровати, он пощупал одеяло и заглянул за спинку. Заметив свой телефон на полу, потянулся к нему, но тот жалобно издал последние звуки и замолчал. Парень поднял его, плюхнулся на кровать и набрал номер, с которого ему только что звонили.
– И что ты трубку не берёшь? – грозно прикрикнул телефон женским голосом.
– Ну… – юноша провёл глазами по беспорядку. – Я был немного занят.
Он встал с кровати и начал собирать книги на столе в более-менее аккуратные стопки.
– Чем снова?
– Сара, что случилось?
– Ты ещё спрашиваешь «что», Брайан? Мне всё надоело! – интонация женского голоска возрастала. – Нам надо расстаться!
– Что? – из сильных рук выпала пара книг и, распахнувшись, с грохотом упала на пол. – Что ты сказала?
– Прощай, Брайан! – дальше зазвучали монотонные гудки.
– Та-ак! – он собрал с пола книги, швырнул их обратно на стол и пошёл на кухню.
Юноша допил свой кофе, захлопнул ноутбук, раскрыв шкаф в спальне, надел серый пуловер и закатал рукава. Он сунул свой фотоаппарат в рюкзак, закинул его на спину, взъерошил волосы своей русой шевелюры и, схватив с полки ключи, вышел из квартиры.
Пока не свернул на оживленную 5-ую авеню, парень шёл по узенькому переулку. Здесь же, на магистрали, машины шли нескончаемым потоком, извергая из себя выхлопные газы. Все пешеходы целеустремленно спешили по делам, не замечая никого вокруг себя. Мимо Брайана прошмыгнул только беззаботный мальчишка в рваной куртке и на скорую руку заштопанных штанишках, распихивая прохожих локтями. На кипящей людьми улице было трудно протолкнуться, так что молодой человек с трудом подобрался к краю дороги и стал ловить такси. Машина остановилась довольно скоро и, продиктовав адрес, Брайан шмыгнул в салон.
Водитель аккуратно вёл автомобиль, но всё же они попали в столпотворение иных транспортных средств. В салоне играл легкий джаз, под ритм которого водитель постукивал пальцами по рулю.
Солнце пекло не на шутку, но свежий ветерок разгонял зной. Погода действительно резко менялась, что ужасно нервировало ньюйоркцев. В ноябре показания термометра бесконечно скакали: на недели дождливые дни чередовались с холодным солнцем, что ослепительно светило, а к вечеру заходило за горизонт, утопая в сизых облаках. Вчера пасмурные тучи с каждым часом все сгущались и сгущались, собираясь воедино, и жадно выдавливали из себя по капле. Ближе к полуночи всё же на асфальт упали первые холодные капли, которые всё учащались и ускорялись, мгновенно превращаясь в ливень, встающий стеной перед глазами и безжалостно бьющий по окнам домов и стеклам автомобилей. Всю ночь небо поливало город и на утро оставило лужи и серые одинокие облака. К десяти утра уже вовсю светило осеннее солнце.
Брайан опустил стекло и наблюдал за автомобилями, которые продвигались лишь на сущие сантиметры. Он набирал номер своей подруги, но та, видимо, не хотела с ним общаться, сбрасывала вызов за вызовом, заставляя молодого человека слушать бесконечные гудки.
Через полчаса такси уже ехало по улочкам, вдоль которых красовались однотипные коттеджные домики. Рядом с дорогой росли небольшие деревья, по пешеходной дорожке параллельно зелёным насаждениям шла симпатичная блондинка с аккуратными кудряшками, весело переливающимися на солнце. Она шла не спеша, держа в руках поводок, за который вела рыжего шпица. Собачка дружелюбно виляла хвостиком и рвалась во все стороны.
– Подождите! Остановите! – закричал Брайан водителю, чуть приподнимаясь с сиденья.
Парень выскочил из салона и бросился вслед за девушкой.
– Сара!
Блондинка обернулась, но, заметив молодого человека, ускорила ход. Что-то внутри сжалось при его виде, но этот трепет она силой пыталась подавить, не давая своим чувствам взять над ней вверх.
Он нагнал девушку несколькими большими шагами и схватил под локоть.
– Брайан, отпусти!
Собака весело виляла хвостом и прыгала на ноги к парню, жизнерадостно скуля.
– Я хочу поговорить.
– Нам не о чем разговаривать!
Девушка выдернула руку и сделала пару решительных шагов, но снова сильные пальцы сковали её плечи и развернули к лицу Брайана. Сара, прищурившись, ударила юношу ладонью по его чисто выбритой щеке. Внутри будто что-то оборвалось, руки панически затряслись, и слезы чуть не брызнули из её глаз.
Он стиснул зубы, желваки заходили на его скулах. Набрав в грудь побольше воздуха и медленно подняв свои глаза, вглядывался в миловидное личико девушки. Такое молодое, светлое, румяное. Розовые пухлые губки дрожали. Она заправила прядь светлых волос за ухо, старательно сдерживая дрожь в пальцах.
– Ты не объяснишь?
– Что тебе неясно, Брайан? – она вскинула брови и лихорадочно заморгала. – Ты сам не в курсе, что изменил мне?
Он закусил щёку со внутренней стороны, ехидно улыбнулся, опустил взгляд.
– Ты была недостойна меня.
Девушка невольно замахнулась на очередную пощёчину, как Брайан распахнул свои глаза. И она заглянула в них. Да, это те самые родные глаза, цвета тихого океана, которые всегда её завораживали, которые манили в свою бездну. Но сейчас они отталкивали, пугали и кололись. Как холодная льдинка жгла кожу холодом и безразличием. Но для Сары это была не кожа, а душа. Именно она сейчас страдала, и так сильно ныла её свежая рана ожога. Его глаза, действительно, сейчас стали такими обычными, обыденными и совсем не сияли так, как это было раньше. Они не блестят как драгоценный сапфир, переливающийся на солнце, отражая в себе тысячи оттенков голубого, привлекающий к себе миллиарды взглядов. Они сейчас, словно обычная стекляшка. Пусты и не так дороги, как раньше.
– Это низко, Брайан, – она отдёрнула от него свою собаку. – Я была о тебе другого мнения.
Девушка поспешно удалилась, оставив юношу одного среди пустынной улочки. Он потёр ладонью щёку, которая ещё немного горела, скривил губы в ухмылке и, перебрав костяшки на пальцах, обернулся к такси.
Автомобиль стоял всё на том же месте, дожидаясь своего пассажира. Водитель, заметив взгляд клиента на себе, сделал вид, что не видел эту сцену и вообще, все время он то и делал, как разглядывал противоположную сторону домов и барабанил по рулю.
– Бродвей, пожалуйста, – бросил Брайан, садясь в салон автомобиля.
Всю дорогу он просматривал фотографии в фотоаппарате, некоторые даже удалял, считая их не совсем идеальными, особенно когда дошёл до портретов Сары. Он решительно стирал эти фото с памяти фотоаппарата, погружённый в свои мысли.
Брайан Брукс переехал в Нью-Йорк три года назад. Сам вырос в Пенсаколе, этот город представлял собой административный центр, который расположен на самом западе штата Флорида. Там довольно мило было и спокойно, хотя перспектив Брайан для себя не видел. Он учился в Академии художеств и наук, но всегда мечтал стать профессиональным фотографом. Во время учёбы в школе он посещал всевозможные курсы фотографий, но это было всего лишь хобби, так как родители не одобряли его затеи. И отец, и мать работали дантистами и считали свою профессию призванием и, действительно, серьёзной работой, а не свободное щёлканье фотоаппаратом. Но Брайан любил фотографировать. Он любил природу настоящую, живую и имел возможность запечатлевать её, останавливая время. Он обожал обрабатывать снимки, придавая им большую окраску и игру цветов. Со временем стал продавать некоторые, распечатывая их в виде фотообоев. К двадцати трем годам переехал в Нью-Йорк и на свои деньги снимал квартирку на углу улицы. Работал он фотографом-любителем, снимал различные корпоративные вечеринки, свадьбы, а для души фотографировал природу. Ну и девушек. Конечно, как же без этого! Ведь это самый верный способ познакомиться с красивыми девушками, так как и сами молодые особы были не прочь провести время с симпатичным молодым фотографом и получить бесплатную фотосессию.
На экране фотоаппарата снова мелькнуло лицо Сары. Юноша замешкался. Это был замечательный снимок, качественный, с выдержкой тонов и отличным набором оттенков. На нём он задержал взгляд ещё на несколько секунд и решил оставить фото, как лучшую свою работу.
Такси притормозило, и Брайан оказался у главных ворот Колумбийского университета. Около них стояли две огромные белые статуи, напоминающие богов Древней Греции. Они были одеты в хитоны, женщина с собранными волосами и книгой в руках, а мужчина с шаром, на котором выгравирована надпись «наука».
Пройдя через ворота, Брайан оказался на территории университета, откуда открывался прекрасный вид. Всё пространство было приятно обустроено между корпусами: ровно подстриженный зелёный газон, на котором разместились студенты, вокруг дорожки, выложенные из плиток, стояли фонтаны, аккуратные скамеечки, фонари. К главному административному зданию вела большая, широкая лестница, на ступенях которой возвышалась бронзовая скульптура Даниэля Честера Альма-матер – статуя благодетельной матери с совой за пазухой. На козырьке постройки развивались на ветру флаги, один из которых выдержан в сине-голубых тонах, на нём изображены три короны – это герб Колумбийского университета. Напротив департамента философии возведена огромная бронзовая скульптура Мыслителя высотой два метра.
Брайан сделал пару снимков зданий и пошёл ленивой походкой по плитчатой дорожке, мимо скамеек, на которых отдыхали студенты. На одной сидела парочка, мило беседовала и хихикала, всё время державшись за руки. На следующей скамейке сидели две подружки, слушали музыку, время от времени громко смеялись; рядом с ними на газоне скакали три крупных парня с баскетбольным мячом. На третьей сидела девушка, с прямыми каштановыми волосами, легком сиреневом платьице, поверх которого был накинут кардиган. Она читала книгу, придерживая страницы пальчиками, чтобы ветер не перелистнул их. Около нее, курлыча, переваливались два сизых голубя, которые неспешно ходили по кругу друг за другом. Брайан присел, оперившись на одно колено, направил объектив фотоаппарата на птиц и щёлкнул. Этот робкий звук заметила девушка и оторвала от книги глаза.
– Прошу прощения, что помешал, – улыбнулся Брукс, щурясь от солнца.
– Ничего страшного, ты не сильно отвлек меня, – она захлопнула книгу, на обложке которой было написано «История журналистики».
Брайан наклонил голову на бок, закрыл лицо фотоаппаратом и сфотографировал незнакомку.
– Эй! – вскрикнула та и попыталась прикрыть личико рукой.
– Поздно, – усмехнулся Брайан, пересматривая снимки. – Ты довольно хорошо получилась.
Юноша сел рядом на скамейку и показал фото девушке, внимательно наблюдая за выражением её лица.
– Ого, и правда, хорошая фотография. А можно ещё посмотреть? – в ответ парень только пожал плечами и отдал ей в руки свой прибор. – Отличные снимки. Ты фотограф?
– Любитель. Кстати, меня зовут Брайан Брукс.
– А я Эмили. Эмили Карлтон.
– Очень приятно!
Брайан Брукс улыбнулся, оголив свои белоснежные зубы, рассматривая новую знакомую с нескрываемым интересом.