Василий Сахаров
Степные волки
– Эх, – тоскливо окинув окрестности взглядом, произнес купец Путимир, – какая здесь земля. Это сейчас пустынно, лет семь уже. А раньше жизнь тут кипела. Ведь это самая благодатная земля на всем свете. Смотри Пламен, трава выше пояса, хоть в зиму скотину на выпаса выгоняй, быки завсегда даже самый глубокий снег раскидают и свое стадо прокормят, а через то и дромы сыты были. А вон ягоды, и сколько их, весь куст улепом. А ниже опустись, тут тебе и земляника с клубникой, да все что душа пожелает. Бывало, зайдешь в траву, раздвинешь ее руками, и горстями ягоды в корзину скидываешь. И грибов здесь много, да разных. А какой мед в этих краях? Вы-то не помните, малыми еще были, когда эти благословенные прародителем нашим Сварогом места покидали, а я ничего не забыл. И он мне, мед этот, бывает, до сих пор ночами снится.
– А ты отсюда, Бойко? – спросил я купца.
– Да, два дня пути дальше к северу приток Атиля речка Медведка, там городок наш стоял, Броды. Не подчинились горожане рахам, а за это наказание одно – смерть на алтаре. Вот только из всего городка в тысячу человек, ни одного живьем не взяли. Люди предпочли умереть, но не сдаться.
– А как тут с охотой? Прокормимся, если караван долго ждать придется? – перевел я тему.
– Птицы много, так что не пропадем. Утки и лебеди, гуси и журавли, куропатки и тетерки, а еще дрофы степные. Тут без всяких охотничьих навыков можно птицу бить, обычными палками. И поверь мне, я не вру. Не для красного словца это говорю, а потому, что так оно и есть. Кроме этого рыбы в реке много. Днем-то, конечно, таиться в балках придется. Хоть и мимоходом, а бывают в этих местах патрули конные. Но ночью порыбачить можно запросто. Мы бывало по детству сети как затянем, то тут тебе и все: осетр, лещ, селедка, налимы, судак. Благодать.
– Скажи, купец, вот мы с тобой разговаривали о наших родителях, а ты кого-то из них знал?
– Нет, – Путимир пожал плечами, – Кто я, а кто они? Разные слои населения, и тут дело не в том, что они при дворе кагана, а я был молодым приказчиком в Ориссе, ибо все дромы – родня друг другу. Просто не встречались. Правда, отца твоего раз мельком на параде видел. Все же командир Первой сотни, Первого гвардейского полка, зять правителя.
Некоторое время мы ехали, молча. Купец вспоминал молодость, а я размышлял о нашем будущем. Раскидывал ситуацию и так, и эдак, пока, наконец, не спросил Путимира:
– Как ты думаешь, Вернигор сын Баломира жив?
– Вряд ли, – горько усмехнулся купец. – Если бы он уцелел, то уже бы объявился, – предугадывая мой следующий вопрос, он сказал: – Получается, что вы трое единственные претенденты на престол кагана, помимо Каима и его детей.
– И как думаешь, пойдет за нами народ?
– Сейчас, нет. Пока вы никто. А вот через три-четыре года, если останетесь к этому времени в живых и покажете себя, то очень даже может быть. Однако есть и другой момент. Останется ли народ дромский в этих степях через три-четыре года? Тут ведь дело не только в том, что нас уничтожают. Тех, кто здесь остался, лишают основного: языка, культуры, обычаев и веры. В прошлом году на торг в Кримгорде рахи приезжали, а с ними пятеро дромов.
– И что?
– Да ничего, посмотрели на меня как дурака неполноценного, и на родном языке разговаривать отказались.
Мне сразу вспомнился наемник, которого мы допрашивали в доме мадам Эрмины Хайлер, который забыл свое имя и отзывался на Мендэла Тупицу. Сколько их еще таких, отчаявшихся и предавших свой народ? А ведь придется убивать предателей при первой же возможности, причем безжалостно, показательно и жестоко…
На пятый день пути наше спокойное и размеренное путешествие закончилось. Один из боковых разъездов, два наших парня и два наемника, примчался с вестью, что по степи идет отряд неизвестных воинов в три десятка лошадей. Издалека не видно кто такие, но они наш дозор тоже заметили и бросились в погоню.
Думать было некогда, и все что мы успели, зарядить арбалеты и рвануться навстречу неизвестным воинам. Нас больше, мы их сделаем, но не в этом дело. Пропавший патруль будут искать и наткнутся на нас. Эх! Все дело насмарку. Хотя не все потеряно и будем решать проблемы по мере их поступления. Я осмотрелся, все к бою готовы, спокойны и напряжены, и только Кривой Руг досадливо поморщился. Тоже видать, понял, что караван с золотом можем упустить.
– Вперед! – выкрикнул пахан и наши восемь десятков с места перешли в галоп.
Нормально. Мы как раз за курганом, враги нас не видят, и мы столкнемся с ними лоб в лоб. Мой полукровка мчался вперед как стрела, запах его пота смешивается с моим, а тугой воздух стегал и бил в лицо. Все смешалось внутри меня: азарт, предчувствие боя, ярость и даже какое-то бесшабашное веселье.
Наш отряд выметнулся из-за древнего кургана, наверняка, видевшего не одну схватку, и тут же, грудь в грудь, мы столкнулись с тридцатью легкоконными борасами. Как я слышал, отличными лучниками, но плохими мечниками. Они этого не ожидали и не успели ничего сделать, растерялись и потеряли время.
Одновременно, как уже не один раз отработано, все мои парни, вырвавшиеся немного вперед из общего строя, выхватили из чехлов арбалеты, и выстрели в упор по кочевникам. Четыре-пять болтов достигли цели, и это хорошо при такой скачке. А среди них и мой был, сбивший с седла паренька ненамного старше меня. Справа и слева от нашего десятка в строй кочевников врубились наемники Руга, а позади них разбойнички со своими кистенями. Не в то время и не в том месте оказались борасы, и даже сопротивления толком оказать не успели, хоть и степняки.
– А-а-а-а! – закричал я в запале, кидая арбалет на седельный крюк и горяча своего жеребчика Кызыл-Куша, что значит Красная Птица, и он своей мощной грудью сбивает невысокого вражеского конька, оказавшегося на пути. Ай, молодца жеребчик, даже успел еще кого-то из степняков за ногу цапнуть.
Всего миг длилась сшибка, и мы, пробив неровный вражеский строй, проскочили через него. Повод влево, разворот. Я выхватил шашку, и увидел, что воевать больше не с кем. Все враги валяются в густых степных травах, а их лошади без седоков разбегаются вокруг или топчутся подле своих хозяев.
– Гойша влево! Ломака вправо! – кричит Кривой Руг своим десятникам. – Всех лошадей собрать, чтобы ни одна не пропала! Димко и Сильвер, прочесать поле боя, ищите выживших! Нам с ними поговорить надо! Никого не добивать, живьем брать!
«Ага, – подумал я. – Сейчас, найдешь ты в этом месиве кого-то живого, это вряд ли.
Однако я ошибался, нашлись выжившие борасы, три человека. Правда, двое совсем плохие, у каждого рана тяжелая и пара переломов. Но один ничего так, целехонький, и только прихрамывал на правую ногу. Оказалось, что это его Кызыл-Куш за ногу во время боя ухватил.
– Путимир, – окликнул я тяжело дышащего грузного купца, хоть и убавившего за время нашего похода вес, но не так чтобы очень. – Борасы наше наречие понимают?
– Да-да, понимают, сколько лет под дромами прожили, и говорят хорошо, – ответил он, обтирая грязным рукавом красное лицо.
Я подъехал к Кривому Ругу, который улыбался, и он сказал:
– С почином, Пламен. Ты взял первую вражескую кровь.
– Нет, – отозвался я, спрыгивая с Кызыл-Куша, – когда до раха доберусь, тогда это и будет вражеская кровь. А сегодня случайные люди, попавшиеся на пути.
– Случайные или нет, а расспросить их надо, – Кривой Руг тоже слез с коня, подошел к пленнику и обратился к нему: – Ты понимаешь меня?
Хромец, стройный парень лет двадцати с правильными чертами лица, чуть поморщился, когда наступил на правую ногу и, изображая презрение, ответил:
– Понимаю. Хорошо понимаю. Что вам надо в наших степях, грабители?
– Тебе это уже ни к чему, борас, – сказал пахан, – все одно не жить. Расскажи, что спросим, и ты уйдешь в загробный мир спокойно. Могу сказать тебе только одно – мы не будем грабить ваши кочевья и угонять табуны, не в этот раз. Мы пришли за рахским золотом. Выбирай, пытка или легкая смерть?
– Будьте вы прокляты! – выдохнул пленник. – Спрашивайте, чего хотели.
– Что вы здесь делали?
– Война. Старейшины нас в поход не взяли, молодые, говорят. И мы решили сами на Штангорд сходить.
– Вот видишь, – Кривой Руг ухмыльнулся, – а говоришь, что мы грабители. Военных отрядов в округе много?
– Три сотни в крепости Сабарак, полсотни в Чинкире и две сотни на рудниках в Карморе. Если потребуется, то местный тархан Иехуда-бен-Назир, может три тысячи всадников по всем кочевьям нашего района поднять, а если свое слово скажет этельбер Яныю, десять тысяч борасов по всей области поднимется. Лучше бегите отсюда, штангордцы.
Поручив пленника Джоко, который точно знал, что еще можно у него узнать, мы отошли в сторону.
– Повезло нам, – заметил Кривой. – Молодняк борасов за поживой пошел, никто их искать не будет.
– Значит вперед, за золотом, – улыбнулся я. – Как думаешь?
Руг хлопнул меня по плечу и сказал:
– Думаю, что да. Нам везет и останавливаться на полпути не будем. Только вперед.
23.
Фриге Нойм
Битва на пограничной реке Сана в районе Остеррайп не планировалась ни одной из противоборствующих сторон, но она состоялась. Места здесь были заболоченные, кругом негустой и чахлый лес, кустарник, и единственное, чем это место было ценно – бродом через реку и проселочной дорогой ведущей вглубь герцогства Штангордского. На степном берегу располагался сборный кавалерийский полк рахских наемников, а со стороны герцогства – полнокровный батальон линейной пехоты под командованием виконта Борюса. Основные силы противостоящих армий находились дальше вниз по течению, на основных переходах и переездах через Сану в районе Больстар и Кеннервет. А здесь так, стой себе спокойно, ни война, ни мир, карауль противника. И Фриге Нойм, жрец бога Белгора, попал сюда совершенно случайно, и так сложилось, что он видел битву от ее середины до самого конца. Да еще и принимал в ней непосредственное участие.
Итак, немного предыстории.
Незадолго до знаменательного сражения состоялось другое, когда жрецы двух враждебных религий, посвященных Белгору и Ятгве, просто собрали свои силы в один кулак, и ударили каждый в направлении своего противника. Сил было много, но в таких битвах, невидимых глазам обычного человека, главное не перестараться. И та и другая сторона поставили все на один-единственный мощный удар, способный решить исход летней военной кампании. После чего два огромных магических фронта схлестнулись на реке и, не сумев хоть как-то навредить врагам, рассыпались на безобидные частички снега.
Удивительно, конечно, снег в самом начале лета. Но опять же, для обычных людей. А вот жрецам было ясно одно – в ближайший месяц, как проводники божественных сил, они бесполезны. Все они выложились полностью, перенапряглись и пожгли свои внутренние магические каналы. Ничего страшного, каналы в течение месяца восстановятся, и битва божественных сил вспыхнет вновь. Но пока отдых, и полное отсутствие какой бы то ни было магии в радиусе ста километров. Жрецов, что Белгоровых, что Ятгве, оттянули в глубокий тыл, и можно было сказать, что первая магическая битва этой войны прошла вничью. И из всех служителей веры только Фриге Нойм задержался, ибо решил навестить своего старого знакомца виконта Борюса. Тем более повод был достойный, сорокалетие виконта.
К началу празднества он не успел, но зато застал самое интересное. Как это водится в армейской среде, что ни праздник так спортивный, что ни отдых, так активный. Вот и виконт Борюс решил приурочить свой юбилей к подвигу, провести разведку боем и показать проклятым захватчикам, кто в этих местах хозяин. Еще затемно подразделения пехотного линейного батальона, которым он командовал, выдвинулись к реке и расчистили заграждения. А затем, чуть только забрезжил рассвет, в полном молчании, штангордцы перешли брод и ударили по не ожидавшим такого подвоха вражеским наемникам.
Все складывалось хорошо. Батальон рассыпался по вражеским позициям, и началось избиение противника. Месиво, рубка, панические крики вражеских наемников – все это так грело и радовало душу старого солдата виконта Борюса, что он увлекся и промедлил с отходом. На помощь почти уничтоженным легким степным кавалеристам, подошли горцы-гарля и, теперь уже штангордцы не могли выйти из боя, поскольку противник повис на их плечах и не давал спокойно переправиться. Еще какое-то время держались бравые герцогские пехотинцы, отмахиваясь от озверевших горцев короткими клинками катцбальгеров. Однако все же не устояли и, вытаскивая на себе раненого комбата Борюса, устремились на родной берег.
Вот здесь инициатива уже перешла на сторону горцев, которых было раз в десять больше чем бойцов изрядно поредевшего штангордского батальона. После чего, поднимая со дна реки муть, ил, грязь и куски изломанных водорослей, масса людей, не разбирая, кто, где и чей, ломанулась на правобережье.
До расположения штангордского пехотного батальона оставалось около трех километров, когда едущий на невысоком и уставшем от жизни крестьянском коньке жрец Фриге Нойм услышал отдаленный шум боя. А потом навстречу ему из зарослей кустарника выскочил испуганный невысокий солдатик и, чуть не попав под копыта, резко шарахнулся в сторону. Фриге Нойм не был большим специалистом в армейской иерархии. Однако, судя по нашивке на мундире солдатика, изображавшей черпак и ложку, это был ротный кашевар.
Пришпорив конька, Нойм догнал воина и, чуть перегнувшись с седла, слегка толкнул его вперед. Испуганный солдат упал на сырую землю, пропахал ее носом и взвыл:
– Не убивайте меня! Сдаюсь! Я только кашевар!
Фриге Нойм спрыгнул с коня и, держа одной рукой повод, другой встряхнул солдата за воротник форменного серого мундира:
– Что случилось!?
Солдат приподнял взгляд, узнал жреца и быстро затараторил:
– Горцы на наш берег прорвались. Все побежали и я побежал.
– Кто все!? – выкрикнул жрец.
– Ну, наши, обозные…
– А остальные?
– На баррикадах засели, отбиваются от горцев.
– Другие отряды рядом есть?
Кашевар приподнялся и взмахнул рукой в сторону тропы, уходящей вдоль берега вправо:
– Там конный эскадрон наших лучников, – солдат посмотрел на жреца и страдальчески простонал: – Бежать надо, господин жрец.
– Тьфу на тебя, позорище, – жрец сплюнул в сторону и, взгромоздившись на конька, помчался по тропе.
В расположение эскадрона конных лучников, Фриге Нойм влетел через несколько минут. По всему лагерю метались встревоженные бойцы, прислушивающиеся к еле слышному шуму в расположении соседнего батальона, а командир, молодой капитан, увидел жреца и тут же подбежал к нему.
– Достопочтенный, – с надеждой в голосе, спросил он, – вы знаете, что происходит?
– Батальон виконта Борюса в опасности, ему нужна помощь, капитан. Поднимай эскадрон!
– Но как же без приказа, достопочтенный? – капитан сомневался.
– Меня зовут Фриге Нойм, и я доверенное лицо верховного жреца Хайтли Дортраса. Беру всю ответственность на себя. Посылайте срочно гонцов за помощью, а сами вперед, на выручку пехотинцам. Если рахи получат на этом берегу плацдарм, туго нам придется. Решайтесь, капитан, и если ваша помощь окажется своевременной, то быть вам представленным к награде, я за этим прослежу.
– По коням! – зычный голос капитана разнесся по рощице, в которой стоял эскадрон, предназначенный для патрулирования берегов Саны.
Больше сотни конных лучников, все как один в кожаных доспехах, войлочных шапках с кокардами, у каждого по тугому боевому луку, небольшой круглый щит на боку и сабля, вскочили на коней и, со всей возможной скоростью, устремились на помощь погибающему в неравной схватке батальону пехотинцев.
Когда эскадрон капитана, которого звали виконт Сагина, вылетел на небольшое поле перед речным бродом, то стало ясно, батальон не спасти, ибо уже некого спасать. Около двух тысяч горцев-гарля растаскивали баррикаду, за которой пряталось несколько десятков израненных пехотинцев, и остатки заграждений, перекрывающих проход к реке. Еще несколько минут, горцы поймут что победили, и рванутся вперед, выходя на оперативный простор и закрепляясь для обороны. А если гарля дать возможность очистить берег, то им на помощь незамедлительно подойдет подкрепление со стороны степного берега.
– Воины, спешиться! Коноводам увести лошадей! – выкрикнул капитан, и когда конники исполнили его команду, дал следующую: – К бою!
Воины немного приподняли луки и застыли в ожидании следующей команды. Коноводы шустро отводили лошадей в тыл, за невысокий холмик, а кто-то из горских командиров, видимо, осознав, что сейчас они попадут под обстрел, и уничтожение лучников более приоритетная задача, чем добивание пехотинцев, направил своих бойцов на них. Поле, на котором происходило действо, было не очень большим. Один рывок и гарля растопчут конных лучников массой. Но они опоздали.
– Бей! – выкрикнул капитан и больше сотни стрел, одним залпом, одновременно, ударили в скопище людей на берегу.
Промахнуться было невозможно. Залп за залпом, по команде капитана, накрывал горцев, одетых только в тяжелые дубленые шкуры и, задевая уцелевших пехотинцев Борюса. Тяжелые стрелы пробивали тела и калечили их. Множество мертвых, а еще больше раненых валялось на грязной и раскисшей земле. Стальная метель – так определил для себя происходящее жрец.
– Достопочтенный, – к нему обернулся капитан, – уходите! Вы опустошены, помощи от вас никакой! А у нас боезапас на исходе. Мы второй тул стрел добьем, и в рукопашную схлестнемся. Видите, – он махнул рукой в сторону переправы, – к врагам подмога идет, а наших не видать! Мы в вплотную сойдемся, и сколько-то времени отыграем! Но не слишком много! Уходите!
В самом деле, через реку в районе брода, превратившегося в большую грязную лужу, по осыпавшимся от ног тысяч людей берегам, по раскисшему и размолоченному дну, на подмогу гарля, прячущимся от обстрела за развалинами засечной баррикады, шла подмога. Врагов было много, очень много. Как минимум пять тысяч воинов облепили левый берег, и если штангордцам подмоги не будет, то продержатся они минут пятнадцать, не больше.
Жрец нащупал заветный амулет-поисковик, заряженный еще до боя с рахами, под завязку, свой последний резерв, и решил, что покинуть эскадрон лучников на произвол судьбы было бы не честно. В конце концов, он привел конников сюда и в какой-то мере за них в ответе.
– Я остаюсь, капитан, – ответил он. – Некоторый запас силы у меня есть, и когда они подойдут вплотную, дам вам время на отход к холму позади нашей позиции, а потом отойду сам.
– Как знаете, достопочтенный, но шансов дождаться помощи, у нас почти нет, – голос виконта Сагина был глух.
В запасе у каждого лучника оставалось по три-четыре стрелы, и теперь, когда интенсивность стрельбы резко упала, гарля вновь перешли в атаку. Тем более что позади горцев подпирали выползающие на берег грязные и мокрые сородичи.
– Отход на взгорок! – выкрикнул капитан, и весь эскадрон рванулся назад.
Фриге Нойм остался один. На него бежали тысячи вооруженных людей. Они потрясали мечами, топорами и палицами. Над полем боя не смолкал гневный рев идущих в атаку горцев, но он их не слышал. Молитвы возносить было бесполезно, помощи свыше не будет, и крепко обхватив амулет левой рукой, правую жрец выставил перед собой. Пятьдесят метров до противника. Сорок. Тридцать. Пора!
– Ха-а-а! – выдохнул жрец, перерабатывая и пропуская через себя силу, а затем посылая в противника свою ненависть.
Из его руки выплеснулось немалое, метров восемьдесят в окружности, кольцо газа, которое метнулось в сторону гарля. Оно ударило в толпу людей и разметало его, и это было только начало. Поскольку следующим фокусом данного приема, разработанного лично жрецом, было то, что газ ядовит. Он всего лишь выкинул его перед собой, а ветер понес облако дальше, к реке. При этом сил потрачено немного, а эффективность поражала. Десятки, а за ними сотни горских бойцов падали на колени и обхватывали сведенные судорогой шеи. Лица их приобретали зеленоватый оттенок и, в корчах, они умирали. Волна смерти прокатилась по вражескому войску, а заряда поисковика жрецу должно было хватить еще на пару подобных ударов.
Новый выдох, со смещением влево, и еще один вправо. Два ядовитых облака исторгла рука жреца и, не тратя времени на то чтобы увидеть результат своего чародейства, жрец развернулся и бросился бежать на взгорок, где строились в боевой порядок лучники виконта Сагина. Амулет пуст, а стоять на месте без всякой защиты Фриге Нойм смысла не видел. Все что мог он сделал, и теперь вновь только клинки решат исход боя.
Запыхавшись, жрец забежал по склону наверх и обернулся.
Картина, которую он увидел, поражала. Сотни вражеских бойцов умирали от ядовитого газа. Наступление прекратилось, а самое главное – замешательство и паника наемников были настолько велики, что многие из них попытались отступить. Однако сделать это им не дали. Так как на степном берегу появились рахские гвардейцы бордзу, которые, орудуя длинными бичами, стали гнать гарля обратно в реку. Они еще поднажали, и скопище людей просто рухнуло с осклизлого речного берега. Бичи грозно свистели, а тяжелые мощные кони бордзу давили на горцев, и они вновь пошли в атаку.
– Ну, что капитан, – жрец обернулся к виконту Сагину. – Пришла пора прощаться. Я пуст, а твои воины долго не выстоят. Был рад знакомству.
– Достопочтенный, – капитан протянул жрецу руку, – для меня честь, быть лично знакомым с вами. Благословите.
Фриге Нойм крепко пожал капитану руку и, обернувшись к застывшим в едином строю воинам эскадрона, выкрикнул:
– С нами Белгор, воины! Верьте в него, и спасение придет, ибо сказано – кто верует истинно в своего предка-прародителя, тому воздастся!
– А-а-а! – откликнулись ему воины, потрясая оружием. – Слава Белгору!
– Вы отыграли больше часа времени у врага, и теперь, даже если мы погибнем, наша смерть будет не напрасной! Наши войска резерва уже на подходе и скинут вражеских наемников в воды Саны! Да будут они прокляты! Благословляю вас на битву! Слава Белгору!
– Слава! Да-а-а! – вновь поддержали его воины.
– Лучники, бей! – дал команду виконт Сагина, и пятерка лучших стрелков, которым отдали все стрелы, начала стрельбу.
Пять стрел, взвившись в небо, упали и ударили в строй гарля, с опаской продвигающихся вперед. Пятеро горских воинов повалились наземь, их оттолкнули и, ступая прямо по телам, враги двинулись дальше. Вновь стрелы, и опять несколько убитых. Кто-то из глубины вражеского строя пролаял команду, и гарля рванулись вперед. Жрец отступил в глубину строя и выломал грубую увесистую сучковатую палку. Пусть он не мечник, не лучник. Но лупить дубиной по головам врагов он сумеет.
Гарля с трудом вскарабкались на холмик, так как не все смогли пройти по дороге, петлявшей по взгорку, и ударили в неровный строй штангордцев. После чего все, что происходило, слилось для жреца в одну нескончаемую схватку. Удар дубиной откинул одного горца в сторону. Второй удар на излете задевает другого по затылку, и он падает под ноги своих товарищей. Острием укол вперед, и чей-то окровавленный глаз повисает на деревяшке. Отбив меча. Защита. Новый укол вперед. Удар, а за ним еще один. Пот заливал глаза. Жрец смахнул его рукавом мантии, и получил сильный тычок древком копья под ребра. Он пошатнулся, и это спасло его от лезвия меча, просвистевшего всего в нескольких сантиметрах от головы и срубившего несколько волосков.
Схватка откинула его к дереву, импровизированный тыл спешенного эскадрона, и он смог оглядеться. Полсотни конников все еще сдерживали напор горцев, но конец был неизбежен, если… В этот момент затрубили звонкие трубы, и на дороге появились сотни рыцарей, которые спешили на подмогу своим братьям.
– С дороги! – закричал капитан, тоже увидевший это. – Отход!
Все вдруг, резко развернувшись, штангордцы, кто смог отойти от схватки, резко отскочили назад, развернулись и побежали прочь с дороги. Конница рыцарей накопилась, мгновение застыло, и всадники, ударив своих тяжеловозов шпорами под бока, стальной лавиной устремились вперед, на горцев. Элита герцогства, дворянская рыцарская конница, в секунды набрала разбег, ударила в строй гарля, больше напоминающий толпу, и началась резня. Рыцари раскатывали неорганизованных горцев в блин, топтали их лошадьми и давили. А потом сверху, с высоты своих седел, они крушили их головы своим излюбленным оружием. Кто-то махал тяжеленной булавой, кто-то шестопером или прадедовским мечом. А некоторые орудовали обычными обитыми железом палицами, грубо, дешево и надежно. Только на пару минут рыцари задержались на вершине холма, и стальной каток, сминая бегущих в ужасе гарля, потек вниз.
– Нет, ну вы видели, достопочтенный, – сказал капитан жрецу, выползая из кустов, – все сметают на своем пути.
– Сила, – прохрипел жрец, выползая из-под соседнего куста и выплевывая набившуюся в рот листву.
– Становись! – голос виконта Сагина, только недавно звучавший весело и зычно, стал сиплым и глухим.
Воины конного эскадрона лучников вылезали из болотной грязи, скопившейся в ямах вдоль дороги. Они нехотя построились, а затем капитан их пересчитал. И как раз в этот момент к ним подъехал главнокомандующий всей оборонительной армии, полковник Микит, в сопровождении охраны и свиты.
Виконт Сагина подскочил к нему, чуть ударил правой рукой в районе сердца, вытянулся, насколько позволяла окружающая его скользкая грязь и, вскинув руку ввысь, доложил:
– Господин полковник, третий эскадрон второго полка легкой кавалерии, вел бои в течении полутора часов с превосходящими силами противника, пробившимся на нашу сторону реки, и захватившего плацдарм для дальнейшего продвижения вглубь герцогства. От вверенного мне эскадрона в сто тридцать солдат, в живых осталось сорок два. Доложил: капитан Сагина.
– Молодец, капитан, – бросил полковник, окинув взглядом уцелевших бойцов эскадрона. – Правильно действовал, инициативно.
В этот момент Микит заметил Фриге Нойма, которого неоднократно видел на военных советах возле верховного жреца.
– А вы что здесь делаете, достопочтенный Нойм?
– По мере сил своих, борюсь с врагом, покусившимся на нашу любимую родину, – смирно ответил жрец, морщась от боли в боку.
– А сил у вас, как я посмотрю, достопочтенный жрец Нойм, не меряно, – усмехнулся главком и выехал на вершину холмика.
Капитан и жрец пошли за ним вслед, несмотря на усталость, им было интересно посмотреть, как гвардейцы-рыцари уничтожают врага. Однако они увидели совсем не то, что ожидали, поскольку об окончательной победе речь не шла.
В низине огромная толпа людей яростно рубилась в грязном месиве. Ноги лошадей скользили, воинам в тяжелой броне повернуться было негде, и одна масса конных воинов давила на другую, такую же. Горцев гарля не видать, их попросту затоптали, не только рыцари герцога, но и бордзу, перебравшиеся на этот берег.
Полковник Микит, молча, наблюдал за сражением и, по одному ему заметным признакам, определил:
– Наши побеждают.
– Разрешите обратиться, – вновь вытянулся капитан Сагин.
– Говори, капитан, – полковник, не отрываясь, наблюдал за развернувшимся сражением. – Тебе сегодня многое можно.
– А как вы определили, что победа будет за нами?
Полковник помедлил, а потом ответил:
– Смотри и учись, капитан. Наших воинов хоть и меньше, но они чуть выше и у них был разгон. Пусть небольшой, но был. Теперь битва смещается к реке, и рыцари просто выдавят бордзу в то месиво, что еще с утра было бродом через Сану. Сила инерции и масса на нашей стороне, а значит, что и победа. Понимаешь?
– Так точно, господин полковник! – капитан вновь вытянулся, его ноги заскользили, и он грохнулся наземь.
Какой-то молодой корнет из свиты прыснул от смеха, а полковник, все так же, не оборачиваясь, произнес:
– Корнет Вальха.
– Я, господин полковник.
– Вы видите того рыцаря, с белым широким шарфом вокруг талии, который так браво орудует своим огромным мечом?
– Так точно, – отозвался корнет. – Это полковник Снат, командир гвардейского полка.
– Направляйтесь к нему и передайте приказ усилить давление на противника по правому флангу.
– Но, господин полковник, – робко возразил корнет. – На мне только легкая броня, и меня там просто убьют.
Микит нагнулся к капитану, который уже встал, и сказал:
– Вот видишь, Сагина, ты со своими воинами в легкой броне полтора часа тысячи горских воинов держал – герой, не струсил. А корнет Вальха струсил. Значит, не все штангордцы настолько храбры, как ты.
Корнет, с оттяжкой, стегнул своего породистого жеребчика плетью и умчался в самый центр битвы. А когда через полчаса Вальха вернулся тяжелораненый, прежде чем отправить его в санитарный обоз, который подошел к месту боя с целым пехотным полком, Микит нагнулся к нему и спросил:
– Ты понял, корнет, почему я так поступил?
– Да, – прохрипел израненный Вальха, – понял. Нельзя смеяться над человеком прошедшим смертельный бой.
– Это хорошо, что понял. И хочу верить, что из тебя будет толк, мой сын.
Проводив корнета, который, как выяснилось, оказался его сыном, полковник убедился, что исход битвы предрешен и, забрав с собой Фриге Нойма, отправился в ставку армии. И уже к вечеру, когда рыцари добили остатки рахских гвардейцев и скинули их в болото, которое раньше было рекой Сана, пришло время подвести итоги сражения. Штангорд потерял полный линейный батальон, восемьдесят конных лучников и двести семьдесят рыцарей. Противник значительно больше, от трех до четырех тысяч пехоты гарля, тысячу легкой конницы и полторы тысячи элитных воинов бордзу. Первую битву выиграл Штангорд, но только первую.
