Василий Львович Попов
Нелюди, противостояние III. Остров
– Ты еще не поняла? – Отрешенно усмехнулся Егор, отстраняясь от девушки. – Нам уже никто не поможет. Мы уже фактически умерли.
Она оттолкнула его, взглянув с отвращением как на слабое бесхребетное существо уже сдавшееся и неспособное бороться. Не способное защищать. Человек чьи навыки, приобретенные в момент армейской подготовки и опыт полученный во время войны делали из него оружие, по крайне мере способное защищать. Человек, на которого она смотрела еще пару недель назад с восхищением. Видела в нём героя. Своего героя! Такого же как отец, её отец. Прошедший войну, и не прогнувшийся под внутренними интригами тоталитарного режима.
– Не забудь поставить памятник самому себе, – отворачиваясь в сторону Мария зло процедила сквозь зубы, – как напоминание – «символ страха и трусости» оправданный суевериями. Жаль не кому будет прийти и плюнуть на твою могилу…, да ты и этого то не достоин!
Безволие и слабость ошибочно возведенного в ранг «идеала» мужчины внезапно придали ей сил. Она побежала. Дорогу ей освещал месяц. Кажущийся из-за слабой подсветки закатом – тонким окровавленным серпом, которым жнецы вместо пшеницы срезали человеческие тела. Или это были режущие плоть жрецы, древних народов в моменты кровавых обрядов жертвоприношений…
Её ноги утопали по колено во влажной траве. Ветки кустов больно хлестали по лицу, мешая бежать, она спотыкалась о «вылезшие» из почвы корни деревьев, но Мария бежала. Бежала навстречу вероятной смерти. Где-то слева визгливо пролаяла лисица то ли защищаясь, то ли предупреждая ее, но это никак не отразилось на движении бегущей девушки. Тяжело дыша Мария неслась уже по густой заросшей мелким кустарником просеке, возможно бывшей тропе или даже дороге вековой давности.
До неё донесся еще один крик: пугающий, сдавленный, страшный. Крик дикого зверя. В ответ раздался молящий с завыванием и резко прерванный. Так просит о пощаде человеческое существо, уже не способное в словесной форме выразить отрицание и неприятие происходящего. И снова звериный победоносный. Переходящий в хохот. Ужасный и однозначно нечеловеческий. Лес замер, слыша эту невидимую однозначную сцену. Бегущая слышала стук своего сердца готового вырваться из груди.
– Дура ты… Машка… – Подбадривала она себя на ходу, – на придумывала… себе там чего-то… мой мужчина. Герой.... Трус!
Несколько раз она сбилась с пути. Но быстро находила дорогу.
Ей казалось, что она бежит не туда и счет времени потерян, но внезапно она наткнулось на Вадима, не добегая до источника питьевой воды, расположенного в полу километре от лагеря. Он стоял на четвереньках и кричал. Точнее открывал рот, не производя необходимого так ему крика.
Его лицо искаженно в ужасной маске. Глаза на выкате, не видящие никого. Даже в вечерних сумерках было видно – его одежда шея и часть лица испачканы. И судя по цвету кровью. По направлению его движения было понятно – он «бежал» от родника, очень медленно «на четырёх конечностях» в никуда, куда угодно, подальше от пережитого им.
Мария не остановилась на долго возле него, понимая бесполезность этого действия. Тем более что она уже видела слабый электрический свет фонаря за деревьями возле родника и мелькающие в этом свете тени. Она сжимала в руке ребристую ручку охотничьего ножа выставляя его остриём вперед, бегущая защищать, возможно и убивать, бегущая умереть в бою за жизнь, свою и других…
Другие её сотоварищи по несчастью появились у источника раньше, лагерь был намного ближе чем «последнее свидание» Марии с Егором. Женская часть пришедшей группы к источнику стояла с прижатыми к лицам руками, не сдерживающими их причитаний и плач. Мужчины, вооруженные ножами, кто топором кто-то просто палками, слабо потряхивали своим оружием, но больше от страха, чем проявляя готовность к войне.
Мария остановилась за спинами пришедших к источнику на помощь.
– Что… что!?.. – Она едва справлялась со сбитым в беге дыханием.
Часть из группы людей оглядываясь на Марию молча расступилась. Кто-то протянул к ней навстречу факел, видимо пытаясь разглядеть её, не признав по голосу. Но причиной этого могло быть и потрясение. Шок от кровавой инсталляции, которую увидела и Мария.
– Сука… – Она обессиленно опустилась на колени в мокрую от росы и темную от крови траву.
В дести метров от нее на одной из веток мощного дерева висело тело, подвешенное за ноги. Плоть, разрезанная на полосы вперемешку с частями одежды, свисала «тряпками» с окровавленного и освежеванного на половину, белеющего костьми тела. Лица Вали Измайловой не видно из-за внутренностей и лоскутов плоти, срезанных с груди и живота, висящих между ее окровавленных рук, покачивающихся вместе с истерзанным телом на ветру.
– Вадим… – чей-то мужской голос дрогнул среди женских вздохов и всхлипываний.
– Он там… – Мария мотнув назад головой впервые вздохнула полной грудью и добавила на выдохе, – жив, но… – Снова глубокий вдох и выдох, – он скажет… не больше чем… его жена.
– Он был не один… – раздалось в наступившей тишине. Все повернулись туда откуда прибежала Мария – Егор, в свете фонаря и факелов, стоя на тропе выстругивал из сломанной ветки дерева что-то в виде рыцарской булавы в уменьшенном варианте.
– … слишком быстро они разделали тело, и они разумные и скорее всего хорошие охотники… мы этого не знали…
– Героическое возвращение… преждевременно усопшего. – прошептала едва слышно Мария подымаясь и отмечая возродившийся живой блеск в глазах Егора.
Который продолжал, осматривая место кровавой трагедии:
–… ранее мы видели только кровь на месте пропажи наших товарищей, – Егор, привлекая к себе всеобщее внимание подошел к висящему изуродованному телу, понюхал его вызывая ропот замерших товарищей, потрогал узел на ногах жертвы, – теперь, можно сделать дополнительный вывод: выжить нам будет еще труднее…
– Но это и не всем необходимо… – Усмехнулась Мария вызывая непонимание на лицах, стоящих вокруг. – И все-таки они торопились, или испугались приближения толпы…
– Вряд ли… – Егор раздвинул выструганным наполовину «орудием войны» окровавленную примятую траву тропой уходящую в гущу темного неосвещенного леса. – Кого или чего им бояться? Разве кто-то бросился за ними в след? Догнал, вступил борьбу!? Они скорее всего демонстрируют своё превосходство – силу и полную абсолютную безнаказанность…
Мария со скепсисом смотрела на перерождение «её героя».
Егор осмотрел выставленные им лично ловушки из заточенных кольев с хитрым переплетением веревок, на подходе к источнику воды. Они не сработали. Ни те, которые должны были сработать по замыслу «охотника» механически, ни те, которые должны прийти в движение при участии четы Измайловых. Висящий «колокол тревоги» из старого чугунного котелка качаясь на ветру промолчал нетронутый жертвами нападения.
– То есть… – дрожащий женский голос, нарушил тишину, – они еще и психологи?..
– Скорее всего… на сколько возможно стать ими в условиях жизни на отрезанном от материка острове выживая в дикой природе, – Петров снова повернулся к телу жертвы сковавшему своим видом большую часть тел людей, стоящих на поляне, дернул за конец веревки, узел легко развязался, и масса из плоти костей и окровавленных тряпок вызывая ропот ужаса и возобновляя женский плач упала на землю в темную кровь и человеческие внутренности, – и судя по этому узлу вероятно среди них есть моряки…
– И людоеды… – Самый старший из группы преподаватель института международных отношений товарищ Савицкий привлек к себе внимание и без его слов находящихся в ужасе людей, – а что… вы все на меня так смотрите!? Никто же не будет отрицать, что одна треть части тела… Валентины… Ивановны отсутствует!? Не думаю, что это взято для каких-то анатомических исследований. Или как трофеи в доказательство своего триумфа вождю дикого племени…
Замершие мужчины и женщины молча с ненавистью смотрели на говорящего, так словно тот принимал участие в кровавом нападении и филировании жертвы.
– А он прав. – Егор взглянул на Марию словно и ища реакцию в ответ на собственное возвращение. – И людоеды! Не думаю тоже, что они накормят… этим мясом своих голодных домашних животных жалобно блеющих в хлева́х....
*
Лагерь представлял собой старые деревянные постройки начала века несколько раз обновляемые кем-то с десяток другой лет назад. Трудно было определить, что представляло из себя поселение в прошлом из двух подобий жилых казарм, пары сараев, довольно большого разделочного цеха с крюками и цепями и даже несколько отдаленной покосившейся церквушкой с полуистлевшими крестами на погосте. Радовало одно – имелись вполне пригодные строения для проживания с крышей над головой и рабочими печами, благо дров в округе хватало. С инструментом, брошенным тут же в цеху, тоже не было проблем. Топоры, разделочные ножи, вилы… дизельный генератор давал возможность частично освещать жилые постройки. Сарай, набитый чуть под плесневелым овсом и родник как основной источник питьевой воды в пошаговой доступности. Колодец на территории лагеря требовал чистки. Топливо для генератора в бочках находилось на берегу.
Полуразвалившийся морской причал неподалеку от заброшенного поселения с половиной дюжины прогнивших деревянных лодок на берегу и севший на мель баркас с едва заметной надписью: «Сокол – 023» над которым уже несколько недель трудился не покладая рук инженер-механик автомобильного завода Деев Николай, уверяющий, что «Сокол скоро буквально взлетит и развезет их по домам к их семьям и к выполнению планов, установленных партией.... Их то ведь никто не отменял!»
Скепсис вызываемый его заявлениями прочно осел в головах остальных потерпевших кораблекрушение. Но они приходили к причалу по вечерам рассаживались группой и смотрели на море в свете заката слушая неизменную возню где-то внутри баркаса инженера и его постоянно меняющихся помощников и редко появляющихся с грязными измазанными лицами снаружи. Не зря же до этого все воодушевлённые обещаниями и потенциалом Деева поочередно трудились, подкапывая судно в отливы и победоносно кричали, сняв его с мели в один из приливов. Мат крики, а иногда и радостные возгласы сопровождали восстановительные судовые работы в сложных условиях.
В свете уходящего солнца это походило на кадры кинофильма. Или на театральную сцену со своими актерами и декорациями.
После пропажи нескольких товарищей по несчастью «островитяне» уже со страхом плотно застрявшим в их сердцах приходили, тревожно озираясь по сторонам и держась группой с надеждой во взглядах на покачивающийся на волнах баркас.
Первой пропала студентка медицинского института Катя, которая при помощи простых подручных средств и аптечки из спасательной шлюпки привела в относительно нормальное физическое состояние большую часть потерпевших крушение спасая их от заболеваний, связанных с переохлаждением в холодной воде. И воспалением ран, полученных от травм при крушении теплохода.
Переполненная спасательная шлюпка налетела на подводный камень раскидав команду моряков и терпящих бедствие пассажиров на десятки метров вокруг и на расстоянии полсотни метров от берега. Надо отдать должное морякам – они до последнего вздоха спасали гражданских. И основная часть моряков утонула в борьбе за их жизни.
Остался в живых только один матрос, с воспалением легких после переохлаждения выхаживаемый Катей, в бреду неоднократно называющий её и мамой, и Любой. Он спас не только нескольких из гражданских не способных плыть, именно он привязал аптечку к обломкам шлюпки и тем самым «дотянул» до берега так необходимые всем лекарства.
Безымянный матрос пошел на поправку. Но внезапно пропала Катя. Пропала возвращаясь после вечернего посещения барака с больными в жилой, где расположилась основная масса их здоровых товарищей. Пропала тихо без крика и вообще какого-либо шума. Только ее сумка с медицинскими принадлежностями осталась «не нужной» лежать возле тропы, ведущей от подсобной постройки к колодцу. Следы крови на траве и волочения тела подтверждали насильственный характер исчезновения медсестры. Поисковые мероприятия хотя бы тела пропавшей ни к чему не привели. С учетом местности, густого и дикого окружающего лагерь леса пропажу студентки, спасшей большую часть своих товарищей списали на нападение диких зверей.
Больные и раненые были переведены в жилой барак. Кроме «тяжелого» моряка, требующего отдельного ухода, которым теперь занимались поочередно женщины. Причиной его оставления в нежилом бараке с полуразрушенными комнатами стали, несмотря на улучшение состояния, его громкие крики в бреду по ночам, которые мешали остальным. Ну и общий барак разделялся между мужчинами и женщинами во всю длину лишь занавеской. Решили, что больному нужно отдельное помещение.
По ночам стали дежурить мужчины по периметру территории сменяя друг друга. Но и этого оказалось недостаточно – моряк, герой их катастрофы, исчез среди ночи бесследно. Дежурящий в ту ночь Федор Барковский, шахтёр по профессии не смог дать вразумительного ответа по поводу пропажи больного, несмотря на то что пост Барковского был расположен возле окна комнаты где находился моряк. Сам ответ читался на лице Федора – в виде отпечатка крепкого и спокойного сна. Самостоятельный уход куда-либо моряка отрицался ухаживающими за ним женщинами в виду слабости состояния больного. Следов крови как в первом случае при тщательном утреннем осмотре места пропажи и окрестностей лагеря обнаружено не было. Но и дикие звери вряд ли вошли в барак, а если даже так, то, не тронув стоящего на часах шахтёра?
Странные трагичные судьбы людей, проявивших настойчивость и героизм в спасении других. Медсестра. Моряк…
Во избежание пропажи еще кого-то из спасшихся, а это ни много ни мало пятнадцать человек из которых семь представительниц слабого пола было принято всеобщее решение – дежурить по четыре человека и сменами по три часа. Сигналом тревоги и призыву к всеобщему подъему стали бы стуки по металлическим предметам развешанных по углам и сторонам периметра территории лагеря. Днём строго на строго запрещалось передвигаться поодиночке, особенно к роднику за водой и на море. – Помимо работающих над восстановлением «Сокола» на берегу были разложены костры для подачи сигнала вероятному проходящему мимо судну. Но надежды на это быстро «таяли» – горизонт даже в дни хорошей видимости оставался «безжизненным».
Звуков тревоги никто не услышал пропажи дежурившей в ночь спортсменки, альпинистки и конечно комсомолки, покорившей несколько значимых высот за свои неполные двадцать пять лет – Светланы Озеровой. Объясняя свою способность бодрствовать в это время суток, неоднократными ночевками в походах, в подножьях гор в моменты переходов через ущелья и перевалы. Где ей так же приходилось дежурить по ночам. Свету любили – она была неутомимой оптимисткой и душой «коллектива». Ее вероятные следы крови и волочения тела травмировали оставшихся в живых больше чем две предыдущие пропажи.
Бывший военный Егор Петров, не выделяющийся особо из общей массы спасшихся до пропажи альпинистки, возглавил организацию обороны лагеря, укрепляя постройки и подходы к ним, устанавливая капканы и «сигнальные ловушки», выдвигая посты вечерних дежурств на более отдаленные от лагеря позиции. Соответственно увеличивая количество дежурящих и назначая проверяющих постов. Жизнь лагеря разбилась на дневную и ночную… в военно-походном режиме.
Ни всеми и ни все стратегически-оборонительные действия Петрова были восприняты «на ура». Многие решения критиковались, но потенциал Петрова и его военный опыт внушали надежду на спасение жизней больше чем скептический настрой отдельных личностей и разложенные костры для проходящих мимо кораблей.
Теплоход «Заря» был далек от понятия круизный лайнер, но имел вполне приличные каюты для пассажиров, палубу со сценой и рестораном с танцевальной площадкой. Которые использовались для проведения викторин и спортивных конкурсов. Теплоход регулярно перевозил отдыхающих, получивших путевки от комсомольских и партийных организаций в качестве тех или иных поощрений – лиц заслуживающих наград от руководящих органов различных городов страны.
Слаженная команда, ходившая по одному и тому же морскому пути уже несколько лет, не могла сбиться с курса и проходила маршрут что называется с «закрытыми глазами». Ошибки со стороны моряков быть не могло. Туман. Окутавший лайнер после штормового волнения заставил дрейфовать судно и его пассажиров несколько дней. С чем столкнулся теплоход под утро четвертой ночи дрейфа в момент относительной видимости с началом своего движения, остается загадкой. Пробоина ниже ватерлинии обрекла корабль на гибель. Капитан приказал спустить спасательные шлюпки на воду. Больше чем семьдесят человек погрузились в шлюпки: испуганные, наполовину одетые пассажиры и согласно уставу, действующие четко моряки.
Капитана после последнего его распоряжения в сложившейся экстренной ситуации больше никто не видел. Эвакуацией судна командовал старший помощник. Новые волнения на море раскидали лодки возле группы островов расположенных в более чем трёх сотнях миль от ближайшего материка. Что стало с остальными пассажирами и членами экипажа «Зари», спасшимся и населившим один из островов оставалось только предполагать…
*
– Зачем ты вернулся? – Мария смотрела в глаза Егора пытаясь найти в них ответ на свой вопрос. – Ты ж всё равно уже умер, таскать за собой везде бесполезный говорящий труп, тяжелая ноша для оставшихся в живых хоть и преданным стране и идеалам партии товарищам. – Она посмотрела на группу людей, пытающихся успокоить и завести Вадима Измайлова в барак, кричащего, воющего и вырывающегося из их рук. – тем более у них сейчас своих забот хватает…
– Причин на самом деле несколько… – Петров плотно сжав губы тоже взглянул в сторону невменяемого Вадима. – Ну, во-первых, я ответственный за то, что здесь произошло в эту ночь…
– А-а-а.… провальная линия обороны… – Мария подкрепив высказывание нотами сарказма с пониманием кивнула. – А какие еще, если не секрет? Подожди! Уж не стратегический ли план – изобразить собственную пропажу затем прийти со стороны леса и наблюдать оттуда за лагерем и его не прошенными «гостями»? Но тогда тебе был бы нужен сообщник… – Девушка вздохнула с сожалением, – но ты не взял меня на его роль…
– Ты не поверишь, но после того как ты ушла, я двинулся в противоположную сторону и не пройдя и десятка метров, я увидел людей. И одного из них я даже узнал…
Мария сделала шаг в сторону плечом упираясь в стенку барака и вглядываясь в отрешенный взгляд Егора.
– …это то и заставило меня вернуться…
– И кто же… это был?
– Наша спасительница – студентка медицинского… – тень страха мелькнула в глазах говорящего.
– Что?!! – Теперь она точно понимала, что вид крови и изуродованного тела повлияли на рассудок героически держащегося до этого момента мужчины, по крайне мере публично. Возможно вернув его к ужасным сценам войны.
– … и более того: не было видимых подтверждений, что к ней применялось какое-либо насилие… понимаешь? – В глазах Егора появилась теперь одержимость, пугающая Марию и заставляющая отступить от него еще на шаг и уже назад, – она шла, с ними, добровольно…
*
– Тише, тише… Ксения Павловна – Крепкие руки обхватили её тело сзади, кто-то с трудом разжимая пальцы, вытащил пистолет из её трясущихся рук.
– Спокойно…
Как успокоиться(?)– сердце бешено стучит в висках, дыхание прерывисто, кабинет и все находящиеся в нём вместе с мебелью прыгают в глазах. Но она видит, как человека в которого стреляла поднимают из-за стола, за которым он спрятался и взяв под руки выводят из кабинета.
«Живой… я не попала?!»
Только теперь вырывается из неё крик. Рёв. Так ревёт потерявшая детёныша медведица. Протяжным долгим стоном после потери самого дорого на земле. Резко замолчавшая и уже не способная продолжать, Ксения сжавшаяся обессилившая, тихо плачет со всхлипом.
Ей помогают подняться и сесть на стул, в нос противно бьет запах нашатырного спирта. Затем ее заставляют пить жгучую жидкость, от которой внутри становится горячо и по всему телу катится волна расслабляющего тепла… она успокаивается в повторяющихся редких всхлипываниях.
– Может быть ещё? – Лицо Кочубея оказалось рядом, его глаз дернулся в тике, хотя может это всё ещё прыгала «картинка» ее визуального восприятия.
– Нет… спасибо, достаточно… – Ксения, сев ровнее стыдливо одёрнула задравшуюся на коленях юбку. Поправила волосы. Вытерла мокрые глаза чужим носовым платком, неизвестно откуда взявшимся в ее руке.
– Выйди сержант! Давай всё потом… – Кочубей крикнул мявшемуся в дверях молодому парню в новой нескладно сидящей на нем форме, и добавил, поймав направление взгляда Ксении заметив, как она поджимает ноги убирая их под стул, – Игорь, давай и ты сходи, займись там чем-нибудь… дело по Федоровой что ли, доведи до ума, подшей....
Вышел и смущающий Ксению офицер, оставляя их одних. Кочубей открыл окно шире за которым уныло свисали листья дуба рано – не по сезону, желтеющие красивым орнаментом.
– Извините Ксения Павловна, за этот жёсткий и возможно глупый эксперимент, но… – Кочубей поставил перед ней кружку с дымящимся чаем, блюдце с нарезанным лимоном, вазочку с конфетами и печеньем, – но это было необходимо…
– Кто он, Иван?.. – Она, справляясь окончательно с дыханьем потрогала печенье, затем конфету, словно сладости были не настоящие.
– Алексеевич, – напомнил ей Кочубей, – да вы ешьте, не стесняйтесь и лимон кладите, вам это сейчас необходимо… вон бледная какая…
И он накапал из красивой бутылки в ее чай коричневой жидкости.
– Пейте, полезнее любого лекарства будет…
Чай не обжог, словно подготовленный ждал момента потребления человеческим организмом. Вторая волна тепла и спокойствия пробежала по телу Ксении. Она вздохнула глубоко и появилось желание закрыть глаза и насладиться этим моментом. Но голос собеседника подавил это желание.
– Он, Ксения Павловна, подозреваемый в нескольких страшных преступлениях, – красивые руки Кочубея, лежащие на столе перед ним сложенные в замок «играли» пальцами сжимаясь и разжимаясь, – не признающий вины, четко выстроивший свои показания в защиту, и не хватка доказательств по его делу… вынудили нас…
– Издеваться над больной и неоднократно пережившей насилие женщиной?.. – Ксения подавила смешок, вырвавшийся из нее не произвольно вместе со «спавшим» внутри после стресса остаточным спазмом. – Хороши же методы вашей работы товарищ?..
– Майор…
– Товарищ майор. – Она закусила печеньем накатившую на неё волну тоски и одиночества потерянной маленькой девочки в огромном и ужасном мире. – А я как… часть этой пафосной постановки … и сыгравшая свою роль, сейчас отправлюсь обратно в клинику…, да?
– Нет. – Прокашлялся Кочубей, – Подозреваемый кстати, сейчас даёт показания, если вам это интересно…. – он звучно – со свистом вздохнул глубоко и выдохнул, – А это потрясение, испытанное вами так же было необходимо с медицинской точки зрения… Сказать больше – эксперимент направлен больше на проверку вашей стресс устойчивости в экстренной ситуации, профпригодности, если хотите… – он встал, потирая руки, – маниакальной интуиции, что ли… ну конечно, с позиции охотника за лицами с патологий, – Кочубей словно стыдясь чего-то спрятал руки, прокашлялся и достав из ящика стола папиросы положил перед ней, – не хотите?..
Ксения вспомнила голову кружащие ощущения от пагубной привычки, улыбнулась самой зависимости от табака в прошлом. Она реально почувствовала горечь его вкуса. И рука сама потянулась к пачке.
– Нет, спасибо… – Ее ответ противоречил желаниям и она, вытащив папиросу из пачки размяв пальцами привычными движениями понюхав табак вспомнила свою первую папиросу в первые панические дни войны. – Воздержусь, слишком много всего навалилась в один день. Так что будет со мной, Иван… Алексеевич?
– Вы Ксения Павловна, как я и сказал ранее – будете восстановлены в звании, – Кочубей рассматривал ее с интересом – сбившиеся и толком не уложенные волосы, светящиеся после стресса жизнью глаза, бледную кожу, не тронутую загаром за долгие годы, проведенные в клинике, – займетесь работой в особом отделе МВД, пока в роли консультанта, ну а там посмотрим…
– То есть… никого не смутит, что проведшая долгое время в сумасшедшем доме женщина, – Она улыбнулась прыгнувшему и раскачавшему ветку дуба воробью в открытом окне, – займётся сложной работой на должности где ответственность за ее действия равносильна ответственности за человеческие жизни?
– Для сумасшедшей, Ксения Павловна…– Кочубей закурил сам и судя по реакции делал это крайне редко, отошёл к окну вспугивая начавшего чирикать воробья, – слишком ясно выражаете свои мысли и строите предложения, как будто и не было этого долгого и тяжелого медикаментозного лечения от психического недуга. А о вашей реакции в экстремальной ситуации я вообще промолчу….
– А может… и не было никакого недуга? – Ксения, не выдержав долго чиркая спичкой прикурила папиросу, затянулась глубоко закрывая глаза, выдохнула – может была насильственная моральная пытка, официально разрешённая, такое знаете медленное осознанное убийство и всё из-за…
– Достаточно Ксения Павловна! – громко ступая Кочубей перебил ее заставляя вздрогнув открыть глаза со злостью затушил свой окурок в пепельнице. – Давайте не будем усложнять и без того сложную ситуацию с вашим делом, вашим диагнозом и вашим же положением в советском гражданском обществе. Вам представилась возможность реабилитации с приношением пользы стране, которая… готова закрыть глаза на многое…
– Закрыть глаза?.. – Ксения рассмеялась и оттолкнув от себя со злостью вазочку со сладостями, словно это было неприемлемое ею, предложение родной страны, – закрыть глаза на мое содержание в клинике в условиях схожими с тюремными, закрыть глаза на издевательства?.. закрыть глаза…
Она, распаляясь в гневе подбирая нужные слова, задыхалась. Кочубей неожиданно быстро оказался возле стола напротив нее, склонился заставляя ее замереть.
– Скажите просто: вы согласны, помочь!? – Он смотрел, не мигая в ее глаза и Ксении стало страшно, сердце заколотилось громко, ком перекрывающий свободное дыхание подкатил к горлу, полость рта высохла. – Если нет, можете убираться восвояси, но не думаю, что терапия клиники принесет вам пользу, там вы обречены на «продолжительное тихое насилие и официально разрешенную пытку» о которой вы здесь недавно говорили…
– Я… – Ксения отодвигаясь замотала головой, глазами ища спасительный предмет для концентрации внимания на нем, но не находила его на столе, – я согласна, конечно же… согласна… я…
Посуда с чайными принадлежностями и лаковое покрытие стола всколыхнулись волной перед глазами, поплыли, тень Кочубея приблизилась к ней пугая ее – тень палача с окровавленными руками, одна из которых потянулась к ее шее, вторая достала нож, разделочный мясной нож… Ксения бросилась в сторону, ослабевая и падая со стула.
Она сама не поняла, как оказалась в его объятиях сидя с боку от него. Красивые руки обнимали ее. Не окровавленные руки тени или убийцы. Он качал ее как ребенка. Приговаривая:
– Успокойтесь, успокойтесь… дорогая Ксения… – он говорил по-отечески, но куда-то в сторону словно и не ей вовсе, – все пройдёт, пройдут ваши страхи и виде́ния, всё будет хорошо, вы крепкая, вы справитесь, иначе… вы бы давно уже погибли.
*
Следующим для нее испытанием и потрясением была работа с обвиняемым в насилии над девочкой подростком, и последующим ее удушением. Фотографии тела девочки вызывали слезы на лице Ксении с которыми она едва справлялась. Офицеры с пониманием оставили новую сотрудницу одну в кабинете наедине с папкой и страшным описанием результата насильственных действий преступника.
Она выкурила пачку папирос в момент ознакомления с материалами дела и с тяжелым ощущением на сердце, но полная решимости поехала в следственный изолятор. Ей не терпелось увидеть того, кто сотворил подобное.
Перед ней сидел забитый физически, морально, и вероятно сложившимися в его жизни обстоятельствами человек. Визуально – старик, хотя из материалов дела следует, что реальный возраст его всего тридцать четыре года. Худой, небритый с кровоподтеками и гематомами на лице и теле. И страхом в глазах.
– Я следователь по вашему делу, Ксения Павловна Епифанцева… – Она рассматривала с недоверием человеческое существо совершившие нечеловеческие деяния, на которые способны разве что только фашисты, – вы намерены говорить тов… Трофимов!?
Она закурила и подтолкнула пачку папирос к заключенному. Посмотрела на заплесневелую решетку камеры, на серые шероховатые с грязными подтеками и частично исписанные стены… и перевела взгляд на насильника.
– А зачем? – Взгляд побитой собаки с оттенком удивления скользнул по лицу Ксении. – Я же уже всё сказал… подписал и готов понести наказание в содеянном. – Трофимов закурил, закашлявшись пачкая кровью мундштук папиросы, – Я ожидаю суда… Его решения. И последующей казни. Что вам от меня еще нужно? Завещания моего мозга медицине… для исследований? – Трофимов горько усмехнулся.
– Ну, в текущем положении ваше согласие на это необязательно. Я хочу знать причины… – Ксения посмотрела на ползущий под потолком сизый дым, – а они как вы понимаете должны быть для совершения подобного. Тем более у семейного человека, преподающего в старших классах школы, состоящего в партии и работающего в технических кружках с детьми… что вас подтолкнуло к подобному?
– Бесы…
– Бесы? – Ксения удивившись наклонила голову на бок взглянув по-новому на сидящего перед ней.
– Да они…
– Странно слышать это от вас – партийца, в наше пропитанное атеизмом время… – Ксения, закашлявшись от дыма наморщила нос, – не существование бога, прививается нам уже с самых ранних лет, начиная с организации ленинского октября. Отрицание. И тотальная вера в идеалы партии и коммунистического строя более реалистичны и на практике доказывают, что вера в вождей партии гораздо сильнее, чем вера в эфемерные существа. Победа в великой отечественной войне тому яркое подтверждение…
– Интересно… – Заключенный поежившись от холода или услышанного им поднял свободной от наручников рукой воротник мятого, цветом в тон стен пиджака, – а вы не слышали о приказе товарища Сталина о крестном воздушном ходе, когда на бортах военных самолетов с иконой казанской Божьей Матери производился облет территорий фронта?.. Оказавшийся чудотворным – на следующий день в условиях пониженной видимости войска красной армии перешли в контрнаступление и …
– Факт, не имеющий подтверждений, – но перебивая говорящего Ксения задумалась – она вдруг увидела в сизом тумане папиросного дыма тень сидящего перед ней заключенного стоящего на коленях и молящегося, поднимающего бережно тело на руках, несущего его; ей показалось – донёсся шёпот просящего бога о спасении детской души и помиловании совершившего это страшное деяние, она встряхнула головой пытаясь избавиться от наваждения и добавила: – основанный на мифических слухах…
