Василий Львович Попов
Нелюди, противостояние III. Остров
– Скажите… – Ксения поднялась и вошла в туман дыма, словно хотела тактильно ощутить чьё-то постороннее присутствие в камере, – вы в первых показаниях придерживались того, что, обнаружив тело, сразу сообщили в милицию о страшной находке. – Ксения обернулась к заключенному, разогнав папиросный туман, и увидела обычную тень Трофимова, отброшенную от тусклой лампочки замазанного наполовину краской фонаря камеры, – Но между вашим выходом из клуба и обращением в милицию разница в полтора часа, тогда как от клуба и местонахождения тела девочки расстояние не более пятисот метров, а ближайший телефон-автомат так вообще в десяти метрах от места … происшествия. Где выбыли всё это время?
– Я молился… – Спокойно ответил заключенный. В момент этих, просто сказанных слов, его первоначальный страх отсутствовал в глазах.
– Вот как?.. – Ксения села напротив Трофимова, посмотрела на его уставшее от жизни или мук заключения лицо, – то есть, по вашей версии – мольба, обращённая к… богу, здесь сыграла с вами злую шутку. Вы понимаете, что эта временная задержка и является основным поводом для вашего обвинения в насильственных действиях и убийстве?
– Иногда мольба во имя прощения и спасения чьей-то души … – он нервно дёрнул головой и посмотрел в окно через решётку на недоступное для него теперь небо свободы, – приносит страдания просящему за других …
– То есть … – Ксения закрыла папку с делом перед ней сидящего насильника, – даже если это прощение настоящего убийцы, и страдания просящего за него равны суровому наказанию за содеянное преступником?
– На всё воля Божья… – Заключенный снова взглянул в окно на небо и перекрестился, словно именно для этого оставленной свободной от наручников рукой, – значит, это мне за грехи …
– Да это просто немыслимо, – Ксения сложила руки на груди, рассматривая сидящую перед ней жертву системы и собственной фанатичной веры, – вас расстреляют, понимаете, и очернят ваше имя?! Во имя чего? Во имя господа бога вашего?! Ваших детей и вашу семью будут презирать. Это клеймо на всю их жизнь. О них-то хоть подумайте! Если уж на самого себя во имя несуществующих идеалов наплевали....
– Они справятся, – Обвиняемый как-то легко и радостно улыбнулся ей в ответ, – они сильные … А Он, – Заключенный указал кивком головы в сторону окна, неба и предполагаемого бога, – Он разберётся и расставит в дальнейшем всё по своим местам …
Теперь он с уверенностью смотрел ей в глаза. Полное отсутствие страха перед грядущим. Ксения резко и шумно поднялась и, подойдя к двери, звонком вызвала солдата охраны.
– Вы вот тоже сильная, и вы справились, – снова улыбнулся ей Трофимов, пряча не скованной наручниками рукой оставленные ею на столе папиросы в кармане одежды, – хотя вам очень много еще предстоит …
– Я, Трофимов, даю вам три дня, чтобы подумать и изменить показания! – Она даже не повернулась к нему, чтобы не встретиться с его полным уверенности взглядом.
– В этом нет необходимости …
– Идиотизм, основанный на фанатизме и идолопоклонничестве! – Процедив сквозь зубы, Ксения, едва не сбив выводного, поспешила на свежий воздух по мрачным и отвратно пахнущим коридорам изолятора.
Она нашла Кочубея в столовой.
– Товарищ майор, Иван Алексеевич! – Она буквально свалилась на стул напротив протирающего столовые приборы своего непосредственного начальника, – Этот Трофимов, он ведь ни в чем не виноват … Это очевидно! И где его признание?! В деле его нет. Это что, очередная ваша проверка?!
– Ксения Павловна, дайте спокойно поесть … – Кочубей оглянулся, отвечая улыбкой на направленные к ним взгляды коллег и сослуживцев по управлению. – Давайте поговорим о работе позже …
– О каком спокойствии может идти речь? – Ксения перешла на шепот, – его расстреляют по решению суда и.., по милости системы, тире – вашей милости, а он ни в чем не виноват! – Ксения под строгим взглядом начальника закусила фалангу указательного пальца своей руки.
– Я знаю …
– Как?! – Ксения, замерев, ошарашенно смотрела на майора, спокойно отделяющего ножом и вилкой кожу курицы от мяса.
– Так … – Кочубей, театрально отрезав небольшой кусочек мяса, положил его в рот, – он … – прожевав, майор выразительно взглянул на свою коллегу, – собственноручно написал чистосердечное признание. Что я могу сделать в подобной ситуации? Бумагу с признанием передали работники изолятора следователю, ведущему дело. Вы работаете с ним в качестве консультанта и на результат влиять не можете. Но ваше компетентное мнение …
– Вы так же демонстративно, как едите этот кусок птицы, – Ксения, оглядев до этого укушенный палец, зашептала снова, со стороны выглядя шипящей змеей перед броском на своего врага, – отправите в жернова судебной системы и затем на смертную казнь невинного человека … вас ничего здесь не смущает?
– Ни капли … – Её начальник лишь для ответа прерывал пережевывание пищи.
*
На рассвете лагерь проснулся от тревожного боя. Мужчины, вскочив с деревянных настилов, схватили свое нехитрое оружие и выбежали из слабо освещенного помещения барака. Женщины, пробудившись от сна, в испуге смотрели на сборы мужчин и на испуганные лица друг друга.
– Кто-то снова пропал? – спросила Елизавета Никишина, натягивая шерстяную шапку на уши, словно пытаясь отгородиться от звуков тревоги.
– Или того хуже – убили? – Агнесса Францевна, со спокойствием рассматривая платок, пыталась понять, как лучше его надеть.
– Неизвестно, что лучше в нашем случае, – Мария, встав на колени на своей кровати, пыталась рассмотреть происходящее на улице сквозь стекло окна, но видела лишь мелькающие тени мужчин в свете факелов.
– Почему? – спросила бурятка Баяма, глядя на всех своими черными глазами.
– Наверное, лучше просто умереть легко, а главное – быстро, чем испытать на себе то, что пережили Измайловы. И опять же, – Мария махнула рукой, – неизвестно, что хуже: быть главной жертвой или наблюдать за её мучениями. Слышали, как он кричал ночью?
– Ага.
– Ужас!
– Я потом долго ещё не могла уснуть, – плаксиво протянул кто-то из женщин.
Все посмотрели в окно, где была видна стенка другого барака, за которой предположительно находился Измайлов.
Тоня Баулина, москвичка, привела волосы в порядок и приняла от Баямы кружку с водой.
– Вы видели даты на крестах на кладбище возле церкви? – спросила она.
– Нет, – ответили представительницы слабого пола.
– А что там? – Агнесса Францевна затянула платок на затылке, принимая образ колхозницы-передовицы.
– Там всё непонятно, – Тоня отвлеклась на крик ругани снаружи и продолжила, понижая голос: – Или есть дата рождения на остатке креста, но из-за повреждения его древесины отсутствует число смерти, или, наоборот, нет даты рождения, а день смерти человека прописан чётко. Или ещё… сохранившиеся надписи гласят, – она обвела взглядом весь притихший и слушающий её женский коллектив, – например, похоронен комсомолец… такой-то-такой, а дата смерти 1896, что противоречит логике. И наоборот – офицер царского полка, павший смертью храбрых здесь, на острове (!), захоронен в 1930 году, в момент расцвета социалистической республики, каково это?
– Ересь какая-то! – фыркнула Агнесса Францевна, отказываясь от протянутой ей кружки воды. – И вы почему туда ходите? Когда всем строго-настрого в приказном порядке?
– Это было ещё до… – покраснела Баулина под пристальным взглядом более старшей женщины и добавила, понимая, что ей не верят: – И в дневное время, – взглянула на бурятку, – манит туда как-то.
– А ты… – Мария, отвернувшись от окна, посмотрела на Тоню, внимательно рассматривая её, – внутрь церкви заходила?
Ответить открывшей было рот москвичке не дал вбежавший Петров. Подбежав к ведру с водой и кружкой, он принялся жадно пить воду.
– Ну! – почти стройным хором крикнули на него женщины.
– Пропали Деев и Веткин, – он глотнул еще раз и выдохнул: – вместе с баркасом.
Женщины одновременно повернули головы и посмотрели на пустые места, где обычно спали озвученные Петровым товарищи. В суматохе сборов и тревоге никто и не заметил их отсутствия.
– Пропали… – улыбнулась Агнесса Францевна, подымаясь со злостью «воткнув» руки в бока, – уплыли!
– Кто-нибудь помнит, когда они легли спать? – Мария осмотрела лица и расширенные глаза присутствующих.
– Веткин, вернувшись с заготовки дров, и не ложился… сразу пошёл помогать Дееву.
– Значит, ушли ночью… и спланировано, – Мария, вскочив, направилась к выходу.
– Вряд ли, – задумался Петров, посмотрев ей вслед, – ночью большой риск наскочить на камни… да и насколько я помню, навыков управления судном ни у того, ни у другого не было.
– Да что мы о друг друге знаем, товарищ Петров, – Агнесса Францевна, ухмыляясь, тоже направилась к выходу, – всё только со слов опять же друг друга.
Следы обильно пролитого топлива из бочек по тропе к месту швартовки баркаса подтверждали факт торопливого побега двоих их бывших товарищей. Рассыпанные зерна овса говорили о том, что уплывшие урезали и без того скудный рацион оставшихся на острове.
Многие из собравшихся на берегу смотрели в даль взволнованного моря. Прозрачность воздуха позволяла убедиться в том, что горизонт чист. Желтизной рассвета окрашены редкие облака в синем небе. День обещал быть ветреным, но солнечным.
– Что-то ещё пропало? – начальственно поинтересовалась Агнесса Францевна.
– Мешок овса и часть насушенных за это время грибов… – донесся женский крик одной из бегущих к причалу девушек.
– Хорошо хоть не все забрали… не обобрали и без того нищих, – горько заметила Баулина.
– Улетел «Сокол», – Агнесса Францевна, глядя в глубину моря, покачала головой, ухмыльнулась, – по-партийному так высоко взлетев.
– Вряд ли далеко, – не отрывал взгляда от темно-синего моря и Савицкий, – штормовой волне наплевать на партийную принадлежность человека, тут важнее навыки управления морским судном.
– А вы, кстати, почему не в партии, товарищ Савицкий? – Агнесса Францевна испытующе взглянула на него, как особист времен недавней войны на солдата штрафной роты, – возраст и положение вроде бы обязывают?
– А я состоял, состоял… – Савицкий, бросив невозмутимый взгляд на высокомерную женщину, отвернулся. – Не оправдал надежд партии.
– Понятно.
– Да послушайте, какая разница! – Мария крикнула сквозь внезапно налетевшие на «островитян» порывы ветра, – вон Деев партийный и где он теперь? Бросил нас несмотря ни на что… Партия, по-вашему, ему приказала это сделать? Отдала прямой приказ…
– А вас, товарищ Кожевникова, как комсорга, подобные речи только компрометируют, – Агнесса Францевна всем своим видом выражала борца с антикоммунистическими настроенными элементами. – Какой пример подаёте?
– Послушайте, не время сейчас говорить о подобном, – Петров появился откуда-то из-за прибрежной скалы, выступающей из ребристого песочного заноса, – нужно понять, почему они это сделали, ведь места на баркасе хватило бы всем!
– И что нам это даст? – Агнесса Францевна с неизменной неприязнью смотрела на Петрова, – Выяснение этих причин бегства?
– А может… может… – Тоня нервно кусала губы, переводя взгляд с одного из своих товарищей на другого, подбирала слова, видимо пришедшей ей внезапно в голову мысли, – может у них не было другого выхода… Об этом вы не думали?
– Бросить умирать остальных, а самим спастись, – Агнесса Францевна с удивлением смотрела на Баулину, – постойте-ка, Антонина, дайте подумать, – она театрально закатила глаза и снова взглянув на девушку, заявила, – но это единственный выход для труса и предателя.
Ее слова оборвал выстрел, его звук, прилетевший с порывом ветра, заставил всех молча оглядываться по сторонам в поисках источника.
– Смотрите! – подняла в небо руку Мария.
Теперь все увидели взлетевшую в небо ракету с противоположной стороны острова. Ее зеленый свет почти не был виден в солнечном небе, зато хорошо просматривался белый след ее траектории.
– А остров-то населенный… – проговорил задумчиво кто-то, нарушая тишину.
– Если только это не Деев с Веткиным, – вполне резонно заметил Савицкий.
– На баркасе не было оружия… – не уверенно проговорил Петров. – Да и в этом направлении двигаться самоубийство… подводные скалы.
– Не было оружия, это со слов его самого Деева … – произнес подбежавший во главе отряда с двумя запыхавшимися товарищами, исследовавшими левую часть берега, электрик Костин, так же иногда помогавший Дееву в ремонте, – мы тут вспоминали во время поисков – они с Веткиным очень часто о чем-то спорили, уединившись… и замолкали, когда замечали обращенное на них внимание.
– Вот тогда и надо было бить тревогу… душить в зародыше! – Агнесса Францевна, глядя в сторону предполагаемого места вылета ракеты, задумчиво думала о чем-то своём. – Крамольные настроения, первые шаги к предательству… всё у нас же под носом… Близоруки вы, товарищи близоруки…
– А может быть… – с надеждой произнесла Фурсова, глядя в небо своими вечно удивленными глазами, которые придавали ей вид некой инфантильности. – Это наши товарищи с других лодок?
Елену, даже самые молодые девушки, считали «не от мира сего», а надменная Агнесса Францевна вообще не замечала её. Теперь же все взглянули на неё по-новому, и каждый подумал с долей сожаления: «Почему не я предположил эту вполне логичную версию?»
– Устами младенца… – едва слышно произнесла не озвученный, но признанный лидер женского коллектива, едва слышно, словно задумавшись. Повысив же голос, она обратилась, разворачивая свой «таранный бюст» (как за глаза уже подшучивали над этой её частью тела мужчины) к Петрову: – Ну вот вам и возможные ответы, товарищи, на то, как выполняют свои задания наши «герои всего на свете».
– Да до той части, – Кондрат Астафьев, выступив, смело отреагировал на нападки Агнессы Францевны. – мы не смогли пробраться из-за непроходимости береговой линии. А вы, может, с нами в следующий раз? Проконтролируете, так сказать, по партийной линии?
Гордая женщина, подняв подбородок, подставляя порыву ветра лицо, улыбнулась, выждав паузу, и произнесла чекисткой, идущей на бой с контрреволюционерами:
– Нам партия ставит другие задачи! – И, оглядев притихший женский коллектив, «призвала»: – Идёмте, девушки!
– Нет, ты видел? – Астафьев, подойдя к Петрову, сплюнул на песок. – Ей «партия доверила» ни хрена не делать, так она ещё и нас гоняет, как пионеров!
– Так или иначе надо собираться в новый поход – Егор следил за «растворяющимся» искривлённым следом ракеты, пока его совсем не развеял ветер. – Возможно, людям нужна помощь.
*
Кочубей вошёл в кабинет с недовольным лицом, заставляя притихнуть сослуживцев. Кинув папку на стол, он встал у открытого окна и, разглядывая поникшие листья дуба, нахмурился, покачиваясь вперёд и назад на носках и пятках скрипевших при этом сапог.
Взгляды молчащих подчинённых были наполнены ожиданием. И неприязнью Ксении, не находящей себе места за своим столом, после конфликта с майором в столовой.
– Ваш Трофимов, Ксения Павловна, – Кочубей словно ощутил флюиды, исходящие от неё, – действительно ни в чём не виноват. И этот факт известен всем, кроме вас с Трофимовым. Настоящий преступник сидит через камеру от него.
– То есть?
Ксения, не отрывая неприязненного взгляда от своего непосредственного начальника, привычными движениями открыла пачку папирос, размяла в пальцах одну из них и, дунув в мундштук, прикурила, затянувшись, выдохнула дым и быстро оглядела ещё трёх офицеров, находящихся в кабинете. Те при встрече с ней опускали глаза.
– А-а-а – Протянула Ксения между затяжками. – Всё-таки очередная проверка или эксперимент над «подопытным кроликом»? Но в чем смысл? – Она поднялась, нависая над столом, туша папиросу в пепельнице и одновременно сдувая сбившийся локон челки, мешающий ей смотреть на майора. – А я вам, товарищ майор, я не позволю вот так… над собой!
– Как вам будет угодно – Проговорил едва слышно Кочубей, поворачиваясь к ней лицом и не мигая глядя ей в глаза. – Считайте, что вы прошли проверку, и это – он кивнул в сторону своего стола, при этом его глаз дёрнулся в нервном тике, – ваше новое дело. Используйте все необходимые для работы ресурсы. – Он строго посмотрел на притихших офицеров. – Распоряжение пришло с самого верха. Сроки ограничены. От себя лично обещаю любую помощь и больше никаких проверок. А сейчас извините!
И майор, явно озабоченный ни новым делом, ни «нападками» недовольной Ксении, а чем-то более важным, быстро покинул кабинет.
Ксения, выкурив ещё одну папиросу, поглядывая на создающих видимость работы коллег, успокоилась и приступила к ознакомлению с делом.
В папке возбуждённого по факту дела находились сухие описания обнаружения мелкого морского судна в одной из бухт северного моря. Баркас болтало на волнах, и возвращающиеся с лова рыбаки, заметив странное поведение судна, пришвартовались к нему, беря на абордаж.
Из свидетельских показаний рыбаков выяснилось, что единственный находившийся на баркасе человек, лежащий на палубе, был без сознания. Его доставили на берег и передали в руки прибывшим на причал медикам.
Ксения, не найдя ни одного преступного действия в прочитанном, примирительно перекинулась парой слов с офицерами, разряжая обстановку, приняла от них не менее примирительные угощения к чаю и, выкурив ещё одну папиросу, приступила к продолжению чтения.
После более тщательного осмотра баркаса на берегу и были вызваны работники следственных органов. В одной из тесных кают баркаса были найдены плохо спрятанные останки человеческого тела и окровавленная одежда.
Ксения взволнованно разглядывала фотографии в момент чтения детальных описаний останков, разрезов на плоти и сломов костей, несовместимых с жизнью черепно-мозговых травм.
Сердце её бешено заколотилось при чтении описаний обнаружения остатков человеческой плоти и крови на столе небольшого камбуза баркаса. Она перебирала ужасающие фотографии самого стола. Снимки и детальные описания указывали, что это место было чьим-то разделочным – обеденным столом.
Материалы дела потрясли Ксению. Она курила, хмурясь, и едва справлялась с желанием сжать до боли занывшие шрамы на ногах – мешало присутствие коллег. Только теперь отметила почти двухмесячную давность составления последних протоколов.
«За месяц до моего появления здесь …»
Ксения посмотрела на офицеров и, ослабив ворот тесной кофты, закурила очередную папиросу, морщась от дыма.
– Вы в курсе?
Коллеги вразнобой кивнули в ответ, откладывая в сторону свои «мнимые» дела.
– В общих чертах – Нахмурил свои густые брови Абакин, чей стол был ближе всех к её рабочему месту. – И то на начальном уровне, остальное из тихих разговоров в курилке.
– И где этот единственный матрос – не матрос? – Ксения, нервно туша папиросу, заметила, как дрожит ее рука и она сама вместе с ней
– Он… как понимаете … – За всех офицеров, почесав подбородок, ответил Малинин. – был доставлен в управление, и во время допросов с ним «перегнули палку», и он, не выдержав, умер.
– А что, в подвалах до сих пор бушуют страсти? – Ксения нервно дернула уголками губ и тут же вспомнила вид Трофимова в следственном изоляторе. – Хотя да – этого, видимо, долго ещё не искоренить.
Она вдруг с содроганием вспомнила отношение к ней в момент, когда сама была обвиняемой. От воспоминаний ее отвлек Соловьев, герой Советского Союза и обладатель исполинского роста, женственного лица и несовместимого с ним низкого голоса.
– Сейчас уже всё не так, как раньше – Соловьёв бросил взгляд на коллег, словно спрашивая разрешения о чём-то, и продолжил с их молчаливого согласия. – но тогда … приехал офицер прямо из Кремля и вёл лично допрос… Как выяснилось, близкий родственник полковника плыл на одном теплоходе вместе с этим инженером-механиком…
– Деевым – Подсказал, подымаясь и принимая активное участие, Абакин.
– И полковник, видимо, решил, что это именно его родственника....
– Останки на камбузе баркаса? – Уже продолжила задумчиво Ксения.
– Да, – начал Соловьев, прикуривая папиросу и присаживаясь к столу Ксении, – после «несчастного случая», который произошёл с подозреваемым и наделал много шума в ведомстве, а также в свете последних событий в органах, дело было решено приостановить. Насколько я понимаю, официально его больше нет.
– А какие именно события имеются в виду? – с интересом спросила Ксения, разглядывая своих коллег.
– Арест Берии и его приближённых.
– И что с того? – не могла понять Ксения, не видя связи между прекращением дела и упомянутым арестом.
– Полковник был знакомым Берии.
– Ну, а теперь-то что? – всё ещё не могла уловить связь между событиями Ксения.
– Как выяснилось позднее, на том злополучном теплоходе «Заря», который пропал без вести и не прибыл в порт назначения, плыли ещё чьи-то родственники. Но тогда, несколько месяцев назад, до пропажи судна мало кто обращал внимание. Все были заняты своими делами и заботами о близких. Аресты продолжались и даже сейчас.
Ксения кивнула головой, стараясь унять внезапно подступившую мигрень. Всё услышанное она связывала не с событиями, изложенными в папке, а почему-то со своим «внезапным выздоровлением», «стремительным восстановлением в должности и принятием на работу». Всё это происходило под личную ответственность майора Кочубея.
«В таких делах без личных интересов не обходится. Но даже если дело касается кого-то из родственников пропавших, то без меня, без «бывшей сумасшедшей особистки», они могли бы и сами справиться. Зачем я здесь? Интуиция жертвы, пережившей аналогичное насилие? Как там охарактеризовал мои некоторые способности Вяземский?»
Ксения взглянула на своих коллег. На их лицах застыли маски понимания и сочувствия, словно они разделяли её мысли. Было понятно, что извлечь что-то стоящее из этих кивающих голов с адаптирующейся под ситуацию мимикой вряд ли удастся. Покусав губы, она снова погрузилась в изучение дела.
Список имён и фамилий пассажиров прогулочного теплохода оказался неполным. Из семидесяти восьми человек было установлено шестнадцать членов команды. Документы дела были написаны тремя разными почерками, а последние страницы не совпадали по нумерации. Один из протоколов был просто оборван на перечислении родственников Деева.
«Ну и как со всем этим работать?»
Ксения подняла голову и снова оглядела офицеров. Вопросительные взгляды застыли на их лицах, сменивших позы. Она поняла, что произнесла это вслух.
«Надо контролировать себя, а то ещё ляпну что-то из того, что «кипит-да-закипает» в моей «буйной» голове!»
Напряжение в кабинете после её вопроса развеял всё тот же Кочубей. Майор стремительно вошёл в распахнутую дверь, морщась от вида изменившихся поз и лиц его подчинённых. Это вызвало неосознанную улыбку на лице Ксении.
В руках Кочубея была большая стопка папок. Он, рассыпая её, звучно бросил на свой стол. Ксения задержала взгляд на его руках. На красивых мужских руках. Двойственные чувства при виде этих сильных рук вызвали поток мурашек под её одеждой. Она, краснея, отвела взгляд.
– Вот разбирайте! – Кочубей сел на край стола, повернувшись спиной и глядя в окно. – Дела, пришедшие по запросу на наших пассажиров. Не все. Что-то ещё в пути. На первый взгляд наших клиентов там нет, но некоторые биографии даже партийных работников, кажется, что называется, «с душком».
Соловьёв и Малинин подошли к столу Кочубея, начиная выборочный разбор папок.
– А личные дела команды? – вопросом привлекла к себе внимание Ксения, отвлекая майора от ежедневного наблюдения за медленным засыханием ветки дуба и «умиранием» листвы.
– Абаков! – Кочубей только на секунду задержал взгляд на Ксении. – Отправь запрос на материалы, озвученные Епифанцевой.
Очевидно было, что мысли майора сейчас далеки от работы. Что-то очень сильно тревожило его. И это отражалось в его глазах.
– Есть. – Абаков, неуверенный в необходимости полученного распоряжения, переводя взгляд с майора на Ксению, вышел из кабинета.
– Изучив дела, – Кочубей вздохнул, бросив взгляд в открытое окно, встал и тоже направился к двери, – обменяйтесь, я хочу знать мнение каждого из вас. Как показывает практика – кто-то может заметить то, что пропустил его товарищ.
На секунду замерев, их начальник вышел, снимая всеобщее напряжение в кабинете. Соловьев услужливо положил перед Ксенией пачку дел. Она, благодарно улыбнувшись, открыла первую из них.
*
В лагере после побега Деева и Веткина месячной давности медленно развивался раскол: одна группа симпатизировала представительнице «наркомовских работников». Другая часть склонялась в сторону бывшего военного, видя в нём ярко выраженные качества лидера, а главное – опыт выживания в критических условиях, что было немаловажно в сложившейся ситуации. Были и нейтральные. Но это был вопрос времени – какую-то из сторон неопределившимся принять так или иначе пришлось бы.
Времени хватало на исследования окрестностей лагеря и самого острова. «Вылазки», несмотря на ещё недавние пропажи людей и смерти четы Измайловых (Вадим не оправился от потрясения после смерти жены, видимо, не выдержало сердце), делались регулярные. Под ехидные замечания Агнессы Францевны новых тактических вводных – исследовали местность постепенно: небольшие участки территории и большими группами мужчин.
Пока снаряжали очередную «компанию» для похода в лес, чрезмерно активные комсомолки обнаружили новую странность и опять на погосте. Недовольство Агнессы Францевны посещениями заброшенного мрачного места, казалось, только подталкивало активисток к продолжению изучений кладбища. Запретный плод – действительно сладок.
В один из вечеров бурятка и москвичка вернулись с широко распахнутыми глазами, с испуганными лицами и прочими невербальными признаками людей, переживших что-то страшное.
– Что?! – Мария поднялась к ним навстречу.
– Могилы… – с дрожью проговорила кроткая Баяма, принимая кружку с водой, но ещё не способная пить.
Фыркнула Агнесса Францевна, но никто не обратил на это внимания, все присутствующие были полностью поглощены стрессовым состоянием девушек.
– Что с ними? – Продолжила Мария.
Ей ответила Баулина, отпившая несколько глотков воды, стуча зубами о металл кружки.
– Они раскопаны… – она выпила залпом остатки воды и вновь застучала уже о пустую кружку.
– Все? – Усмехнулась Агнесса Францевна, вызывая недоумение у остальных женщин, – Но это же не захоронение древних царских династий, – делала она выводы вслух, словно, не принимая участия в диалоге, – что могло бы вскружить головы вандалам-расхитителям гробниц. Захоронены крестьяне, беглые заключенные, максимум представители рабочего класса. И скорее всего, – она вытащила заколку из угла рта и вставила ее в волосы, – раскопали могилы звери, голодные и дикие звери.
– Да, – словно под гипнозом слов Агнессы Францевны согласилась Тоня, – но только вряд ли бы они использовали лопаты…
Некоторые из островитянок заохали, кто-то по-бабьи запричитал. Апеллировать «представителю наркома» на последнее высказывание было не чем.
– Много? – Спросила дрожащим голосом кто-то из девушек.
– Две лопаты… – ответила Баяма упавшим голосом, послушно прижимаясь, как ребенок, к одной из женщин, пожалевшей ее.
– Могил?! – Повысила, не сдержавшись, голос Мария.
– Несколько, пять или шесть… – не выдержав, заплакала бурятка, дав волю чувствам.
Ее принялись все успокаивать. Агнесса Францевна прогремела деревянным табуретом в углу.
– А незачем шляться где не надо! Да и зачем у нас мужчины? – Она, поднявшись, вздохнула полной грудью, – это их стезя бороться с врагами и прочими проявлениями зла…
– Вам бы, Агнесса Францевна, батальоном командовать, – Петров стоял в проеме дверей, с ухмылкой созерцая сцену возвращения «блудных дочерей», – а еще лучше парадом на Красной площади…
– А вы, товарищ Петров, – Агнесса Францевна приподнялась на носочках, и её глаза вспыхнули гневом, от которого многие женщины поёжились, но не её оппонент, – в чём вы сомневаетесь? В том, что мужчины должны выполнять мужскую работу, или вы хотите сказать, что высший состав офицеров победоносной Красной Армии, чьи представители командуют парадом в Москве, укомплектован из женщин, подобных мне, хоть… заметьте, и вполне решительных? Вы… – она резко выдохнула и так же быстро вдохнула полной грудью, выдохнула снова, – кого пытаетесь сейчас оскорбить?
Егор поднял обе руки с открытыми ладонями вверх, словно сдаваясь перед её натиском.
– Пойду соберу мужчин для осмотра оскверненных могил.
Все выдохнули с его уходом. «Предгрозовая атмосфера» разрядилась. И женщины продолжили успокаивать «опальных» девушек.
Агнесса Францевна победоносно взглянула на Марию. Конечно, она знала о её симпатии к Петрову. Её даже веселило, что девушка выбрала нейтральную позицию. Мария же не желала признавать ни «восставшего из мертвецов» не так давно Егора, ни предавать его, открыто вставая под знамёна «наркома». «Торпедированная» проницательностью Агнессы Францевны, она погрузилась в общую атмосферу поддержки девушек, переживших тяжёлое потрясение. Визуально. И вполне театрально. Про себя улыбаясь, вспоминая одну из чеховских постановок, в которой она играла после съезда представителей старших товарищей по партии.
Петров ничему не улыбался. Да и сцены в его жизни были в основном ужасными, кровавыми, и вспоминать их ему не хотелось, но и забыть было невозможно. Как и не хотелось ковыряться в могилах, тем более в которых уже кто-то порылся. И неважно кто – зверь или осквернитель могил. Но идти пришлось. Взял двоих. Молодых, активных. Главное, из не суеверных.
Кондрат Астафьев. Крепкий парень, весельчак со свёрнутым в сторону носом, закалённый службой на северной границе и в конце войны в Германии. И ещё до этого в стычках с «лесными братьями» в Прибалтике.
Валера Боткин – спортсмен, байдарочник. Вечно улыбающийся, с безмерно тянущимися губами. Не участвовал в Великой Отечественной по молодости лет, но отличник военной и политической подготовки на службе в армии в после военной Европе, где приходилось помогать местным властям брать в плен остатки не сдавшихся в плен недобитых нацистов. С его слов, «приходилось и пострелять».
Но как-то у всех троих сразу пропала закалённая в боях решительность. И безмерная веселость. Хотя с чего бы? Частокол перекошенных и сломанных крестов, поросших мхом неуклюжих могильных камней. И за всем за этим – бугры. В полумраке леса, кажущиеся телами лежащих людей. Звуки? Нет, напротив- настораживало их полное отсутствие. Ни птиц. Ни насекомых. И даже ветер затих, словно притаился за кроной деревьев. Всё вокруг ждало чего-то. Или кого-то.
Хрустнул веткой под ногой Кондрат. Виновато взглянул на Петрова.
– Непростительно… для бывшего военного, – Егору собственный голос показался фальцетом подростка, встретившего в подворотне группу хулиганов. Он тяжело вздохнул, заметив в руке байдарочника палку, напоминающую весло.
