1655 год
Шах-Джехан, его друг и советник Садулла-хан прогуливались по галерее дворца.
– Вы чем-то опечалены, государь?
– Меня не покидают мысли, Садулла-хан, о будущем моих четырёх сыновей. Они все уже в зрелом возрасте, женаты. Все претендуют на престол, тайно интригуют и враждуют между собой. Я в большом затруднении, как с ними поступить. Я даже опасаюсь за собственную жизнь.
– Да, государь, принцы стали слишком могущественными, каждый имеет свой двор. Надо удалить всех четверых из столицы, дав им в управление какие-нибудь провинции, соответствующие их происхождению.
– Я уже думал об этом. Конечно, я дам им лучшие провинции, но, боюсь, что они, управляя в них, будут разыгрывать роль независимых царьков.
– Так и будет, мой государь, вы знаете своих сыновей. Но, возможно, став вице-королями, они не будут враждовать друг с другом!
– Да, если оставить их при дворе, они перережут друг другу горло за трон. Я бы не хотел этого. Они мне все дороги. Трудно быть султаном, Садулла-хан, и иметь сыновей, которых любишь. Но не менее трудно иметь взрослых дочерей. Особенно меня тревожит Бегум Сахеб.
Они молча шли по галерее. Султан был задумчив:
– Сегодня, на вечернем приёме, я объявлю своё решение относительно принцев.
Наступил вечер. Шах-Джехан стоял на галерее и смотрел, никем не замеченный, на дворцовую площадь. Там собирались, пришедшие на вечерний приём эмиры и принцы. Принцы были пышно одеты и держались отдельными группами, окруженные своими советниками и друзьями.
«Мои сыновья, – думал падишах, останавливая свой взор на каждом из принцев. – Дара. Первенец. Не лишён хороших качеств: любезен в разговоре и чрезвычайно щедр. Но слишком высокого мнения о себе и вспыльчив».
Дарий гордо стоял в кругу друзей, изредка бросая косой взгляд на своего брата Ауренгзеба.
«Султан-Суджа – более скрытен и твёрд, чем Дара. Но слишком много времени проводит в попойках, пении и танцах, нежели в трудах».
Султан-Суджа весело смеялся над какой-то шуткой, только что рассказанной ему.
«Ауренгзеб – рассудителен, хорошо разбирается в людях, хитер и лицемерен. Сколько лет он изображает из себя святошу! Старается внушить всем, что его не интересует престол, что он мечтает только о тихой жизни, молитве и благочестивых делах. Но я-то знаю, единственное, о чём он мечтает, это – власть! Власть! – вот за что он каждый день молится! Он рождён быть правителем».
Ауренгзеб стоял со своей свитой, вслушиваясь в то, что ему говорили, при этом, не забывая внимательно, но незаметно, наблюдать за всеми присутствующими здесь братьями.
«Морад-Бакш – мой младший, – думал Шах-Джехан. – Полагается только на свою руку и меч. Честен и храбр, но если бы эта храбрость сочеталась с большой выдержкой: он бы далеко пошёл! Но, к сожалению, думает только о развлечениях и выпивках».
Морад-Бакш спокойно вразвалочку шёл по площади, положив руку на свой меч.
Ауренгзеб, кротко улыбаясь, подошёл к младшему брату.
– Здравствуй, брат Морад-Бакш!
– Здравствуй, Ауренгзеб! – Морад-Бакш обнял его. – Слышал? Отец сегодня назовёт те провинции, которые нам выделил!
– Слышал, – смиренно ответил Ауренгзеб. – Но ты же знаешь, меня это совершенно не интересует. Я соглашаюсь там править только потому, что на то воля Шах-Джехана!
– Ты, действительно, у нас настоящий святоша! – весело захохотал младший брат. – А я рад тому, что у меня будет свой удел! Будут деньги, будет свобода!
–Будь моя воля, – задумчиво отвечал старший брат, опустив глаза и теребя чётки, – я бы стал дервишем.
Шах-Джехан сидел на своем троне в зале гофле-канэ. Перед ним на коврах, расположились эмиры, раджи и принцы.
– Я даю в управление моему старшему сыну, наследнику моего престола, Дарию – Кабул и Мультан!
Дара, встал, прижав руку к сердцу, и поклонился отцу, озарив своё лицо счастливой улыбкой. Писарь, опустившись перед Дарой на колени, протянул ему свиток с печатями, закрепляющий за ним право владения этой землей.
– Моему второму сыну Султан-Судже я отдаю Бенгальское королевство!
– Ауренгзебу – Деккан!
– Морад-Бакшу – Гуджерат!
После вечернего приёма вся дворцовая знать разъезжалась и расходилась по своим домам. Сумерки уже спустились на Агру, и по периметру дворцовой площади были зажжены факелы.
Дара шёл в окружении своих соратников, которые наперебой старались расхваливать его:
– Вы теперь настоящий вице-король!
– Вы, как первенец и любимец отца, получили лучшие земли!
– Вам не следует покидать столицу! Вы престолонаследник, и ваше место здесь в столице!
– А я и не собираюсь никуда уезжать! – усмехнулся Дара.
– О, драгоценнийший! Теперь вы можете никого не опасаться!
Недалеко от них прошёл Ауренгзеб с небольшой свитой. Он повернул голову и посмотрел на Дару. В неровном свете факелов Дарий не мог понять, усмехнулся ли Ауренгзеб, глядя на него, или это ему показалось.
Дарий остановился.
– Больше всего на свете я опасаюсь только этого святошу! – глухо, с какой-то дрожью в голосе, сказал он.
оссия ХХ век
– Во всей этой истории нельзя не вспомнить Мир-Джумлу, – продолжал Николай Григорьевич. – Фигура неординарная, был сыном торговца маслом в Испании и Персии. Настоящее его имя Мохамед Саид. В Индии он разбогател на торговле бриллиантами и занял должность визиря главного министра в Голконде. Впоследствии он очень сдружился с Ауренгзебом и помог ему стать султаном. Кстати, это он подарил Шах-Джехану самый крупный алмаз в 186 и 1/16 каратов, который был вставлен в знаменитый Павлиний трон Шах-Джехана, и вошёл в историю под названием Кох-и-нур. После Ауренгзеба алмаз достался шаху Надиру, а в 1849 году им завладела Ост-индская компания, которая поднесла его в дар королеве Виктории.
– «Сокровище Агры»?
– Ну да! Артур Конан-Дойль писал о нём. Правда, к тому времени камень был уже распилен.
– Ауренгзеб начал потихоньку реализовывать свои планы. Он вторгся в Голконду, захватив королевский дом и осадив крепость. Но Шах-Джехан по совету Дары приказал ему вернуться в Деккан. Ауренгзеб ушёл, сумев получить большую сумму на возмещение своих путевых расходов, и даже женить своего сына на старшей дочери короля Голконды. Кроме этого он добился у короля согласия на то, чтобы вся серебряная монета, которая впредь будет чеканиться в королевстве, носила на одной стороне печать Шах-Джехана, и получил разрешение для Мир-Джумлы уйти с семейством и имуществом, войском и артиллерией под его покровительство.
Эти два человека за короткое время затеяли совместно большие дела: по дороге они осадили и взяли Бидер, одну из самых сильных и важных крепостей Биджапура, оттуда они отправились в Даулет-Абад, где настолько подружились, что ни Ауренгзеб, ни эмир не могли прожить и дня, чтобы не повидаться два раза. Их союз продвинул дело вперёд и заложил фундамент для царствования Ауренгзеба.
ндия 1655 год
Ауренгзеб и Мир-Джумла ехали верхом в окружении охраны впереди войска.
– Мне нужно, – говорил Ауренгзеб, – чтобы у меня под рукой всегда было большое войско. Чтобы держать всё под контролем и дать отпор Даре, если возникнет такая необходимость, нужна большая армия. Скоро грядут большие перемены. Ты меня понимаешь, Мир-Джумла?
– Да, мой господин. И я всегда готов предоставить своё войско в твоё распоряжение.
– Этого мало. Надо сделать так, чтобы Шах-Джехан прислал свои войска в Деккан. И чтобы он принял это решение, вопреки советам Дары, который не желает моего могущества.
– И я даже знаю, как это сделать, – усмехнулся Мир-Джумла.
– Ты уже думал над этим?
– Да. Шах-Джехан замышляет военный поход на Кандагар. А надо побудить его начать войну с королем Голконды, с королем Биджапура и с португальцами. Тогда он двинет своё войско к вам в Деккан, который находится рядом с этими королевствами.
– Чтобы двинуть войско в Деккан, нужны веские доказательства.
– Я устрою так, что Шах-Джехан вызовет меня к себе. Я приеду в Агру с великими и богатыми дарами. Но самое главное, я преподнесу ему большой алмаз Кох-и-нур, не имеющий себе равного. И дам понять, что такие камни Голконды намного ценнее голых скал Кандагара, и что именно в сторону Голконды надо направить военные действия и завоевать Индию до мыса Коморин.
Шах-Джехан сидел на своем Павлиньем троне.
Ниже его на площадке покрытой коврами сидели эмиры. Мир-Джумла стоял перед ними.
– О, повелитель, прими от меня эти скромные дары.
Слуги стали вносить золотую и серебряную посуду, ковры, драгоценную одежду, сапфиры и изумруды в сундучках. Всё это великолепие выставлялось напротив султана на расстеленном персидском ковре.
Шах-Джехан удовлетворённо кивал головой.
– А это, мой повелитель, примите от меня в знак уважения и преданности вам.
К Мир-Джумле подошёл слуга и подал футляр из сандалового дерева с искусной резьбой. Мир-Джумла открыл его, там, в глубине футляра, на тончайшем китайском шёлке, переливаясь всеми цветами радуги, лежал огромный брильянт.
Вздох изумления прокатился по залу.
– Этому брильянту из Голконды нет равного в мире, – сказал Мир-Джумла. – Поэтому он должен принадлежать только самому могущественному императору в этом подлунном мире, – Вам, мой повелитель.
– О! – восхитился император, любуясь брильянтом. – Воистину, это будет достойное украшение для моего трона!
РОССИЯ. ХХ век.
– Но вернёмся к нашей истории, – продолжал Николай Григорьевич. – В начале сентября 1657 г. Шах-Джехан серьёзно заболел, и поползли слухи, что он умер. Началась борьба за трон. Второй сын султана Султан-Суджа объявил себя императором и двинулся с большим войском на Агру. Ауренгзеб, у которого было небольшое войско, решил соединиться с младшим братом Морад-Бакшем. Это по его совету Морад-Бакш тоже провозгласил себя императором, и тоже подошёл с большим войском к Агре. Дара – старший сын, только и дышал войной, и готовился к ней с поспешностью и со всеми признаками страшной ненависти к братьям. Император писал своим сыновьям, что с ним всё в порядке, чтобы они возвращались домой, и он им всё простит. Сыновья же притворялись, что не верят в подлинность этих писем, считая их подделкой старшего брата Дары, и продолжали продвигаться вперёд.
Ауренгзеб лестью и заверениями в своей дружбе настолько завладел доверием Морад-Бакша, что тот полностью ему доверял. А через год в 1658 г. Ауренгзеб арестовал его и отправил в Гвалиор, крепость, где содержались только принцы. Надо сказать, что его не умертвили в Гвалиоре. Ауренгзеб отдал его голову сайедам (потомкам Магомета), у которых Морад–Бакш убил отца, чтобы завладеть богатством.
1658 год
Морад-Бакш возлежал на тахте на подушках в походной палатке, куря кальян. Ауренгзеб сидел напротив его.
– Расскажи, брат, как удалось арестовать Шах-Джехана, ведь он чрезвычайно подозрителен и никого к себе не подпускает?
– Да, мой император, я расскажу всё по порядку. Отец прислал письмо, в котором просил меня явиться к нему. Я боялся, что меня схватят. Поэтому стал распускать слухи, что со дня на день отправляюсь к нему. Когда наступал назначенный день, я откладывал свидание до следующего дня. За это время мои люди выведали настроения эмиров, и, наконец, когда всё было подготовлено, я не поехал сам, а послал своего старшего сына Султан-Махмуда, якобы на переговоры с Шах-Джеханом. Когда ворота крепости были открыты, Султан-Махмуд бросился на стражу как разъярённый лев, а заранее расставленные вблизи люди, ринулись за ним внутрь и завладели крепостью. Вот и всё, мой господин, – сказал Ауренгзеб и смиренно склонил голову. – Мой сын сделал это во славу Вашего Императорского Величия.
– Правильно ли мы поступили, Ауренгзеб, арестовав Шах-Джехана? Ведь он наш отец.
– Шах-Джехана поддерживают многие эмиры. Он дал им большие посты и наделил теми богатствами, которыми они владеют. Если бы мы не изолировали Шах-Джехана, никто из эмиров никогда не признал бы Вас императором, мой повелитель. А сейчас они все пришли поклониться Вам, мой хазрет, потому что сила за Вами.
Морад-Бакш важно кивнул.
– Завтра, мой император, – продолжал Ауренгзеб, – мы выступаем вместе с вами в погоню за Дарой. Сейчас это главный ваш враг, и надо соединить вашу армию и мою. Я забрал из казначейства столько денег, сколько нам понадобится в пути. Губернатором города я поставил нашего дядю Шах-Гест-хана.
– Ты всё правильно сделал брат мой, – важно сказал младший брат.
– Я всё это сделал ради Вас, и я мечтаю только об одном, вознести Вас на трон, а потом посвятить остаток своей жизни служению Аллаху, – опустив глаза, тихо сказал Ауренгзеб.
Морад-Бакш встал с тахты, подошёл к брату и обнял его. На глазах Ауренгзеба блестели слёзы.
– Не согласитесь ли отужинать со мной, мой господин, – сказал он, – по поводу нашей дружбы и верности друг другу?
– Я с радостью принимаю твоё приглашение, брат мой, – растроганно сказал Морад-Бакш.
Наступил вечер, и с ним наступила прохлада. Слуги одевали Морад-Бакша к ужину с Ауренгзебом. Принесли несколько халатов. Сначала одели тончайшей выделки батистовый халат, потом несколько шёлковых дорогих халатов, самый дорогой, расшитый золотыми нитями и драгоценностями одели сверху. Евнух Морад-Бакша Шах-Аббас и двое личных друзей, находившихся при нём, пытались отговорить его от этой встречи.
– Мой господин, – сказал Шах-Аббас, – вам не следует сегодня идти на ужин к вашему брату Ауренгзебу. Он задумал недоброе. Вам надо поостеречься.
– Да, Морад-Бакш, – подтвердил один из друзей, – у Ауренгзеба дурные намерения, нас предупредили об этом. Сегодня лучше остаться дома, сославшись больным.
– Вздор! – ответил Морад-Бакш. – Он предан мне! И я ему доверяю!
– Мой господин, припомните недавние события в Голконде! Человек, так смело рисковавший всем, чтобы захватить королевство, едва ли способен жить и умереть дервишем, – продолжал Шах-Аббас. – Ауренгзеб хитер и лицемерен!
– Он мой брат и любит меня!
– Он очень коварен, и ему нельзя доверять! И вы ни под каким видом не должны навещать его в его палатке.
– Почему?
– Потому что у него большая охрана, и это опасно. А если вы скажетесь больным, то Ауренгзеб непременно навестит вас и по обыкновению приведёт с собой немного народу. А это безопаснее, чем лезть в его логово.
– Ты очень подозрителен, Шах-Аббас.
– Шах-Аббас говорит дело, – поддержал евнуха второй друг. – Прислушайся, Морад-Бакш к нашим советам!
– Я обещал брату отужинать вместе с ним по поводу нашей дружбы, и я сдержу своё императорское слово!
Вокруг палатки Ауренгзеба и по дороге, где должен был проехать Морад-Бакш, стоял караул с факелами в руках.
Морад-Бакш и его несколько друзей спешились. Конюхи, взяв коней под уздцы, увели их к коновязи, а небольшая охрана Морад-Бакша расположилась вместе с охраной Ауренгзеба около входа в палатку.
Навстречу вышел сам Ауренгзеб в сопровождении своих военачальников и обнял брата.
– Здравствуй, брат мой! Здравствуй, мой повелитель! Я несказанно рад снова видеть Вас, мой император.
Все зашли в палатку.
– Позвольте, мой господин, стереть пыль с вашего лица, – Ауренгзеб вынул из кармана батистовый платок и заботливо обтёр лицо младшего брата.
На низком столе слуги расставляли ужин. Все расселись на толстых коврах вокруг стола. Слуги услужливо подтолкнули валики, обтянутые китайским шёлком, под локти гостям. Приступили к ужину. Постепенно беседа оживилась. Говорили все разом, и о разных вещах: о предстоящем походе, о лошадях, о наложницах. Под конец ужина принесли большую бутылку превосходного ширазского вина и несколько бутылок кабульского вина, чтобы начать пьянство.
Ауренгзеб держался серьезно и прикидывался ревностным магометанином, исполняющим закон.
– Позвольте, мой император, мне удалиться, – сказал Ауренгзеб, вставая. – Мне не подобает пить вино. А вы, мой повелитель, оставайтесь с Минканом и моими командирами и веселитесь от души. Мне же позвольте уйти на покой.
Ауренгзеб низко поклонился Морад-Бакшу.
– Да, брат мой, ты всегда был истинным магометанином, ревностно исполняющим все законы. Ты у себя дома, поэтому делай так, как угодно тебе, – сказал младший брат.
Ауренгзеб ещё раз низко поклонился и тихо вышел из шатра. Когда он ушёл, слуги стали разливать вино в чаши.
– Выпьем за нашу дружбу с братом и за победу над Дарой! – сказал Морад-Бакш и поднял чашу с вином.
– За императора! За императора! – закричали командиры, поднимая свои чаши.
И началось веселье.
Морад-Бакш любил выпить, и ему понравилось вино, которое предоставил ему Ауренгзеб. Поэтому пил он без меры и вскоре уснул.
Минкан, который пил мало, поднялся и сказал:
– Уйдём, не будем мешать императору, ему надо выспаться.
Командиры поднялись и один за другим вышли из палатки.
– А вы, – обратился Минкан к слугам Морад-Бакша, – отправляйтесь к себе, вы здесь не нужны, здесь император под надёжной охраной и о нём позаботятся.
После того, как слуги вышли, Минкан нагнулся и вытащил у Морад-Бакша саблю и кинжал.
Откинулся полог, и в комнату, где недавно проходило бурное застолье, вошёл Ауренгзеб со своими командирами. Он подошёл к Морад-Бакшу и стал грубо толкать его ногой, пока тот не открыл глаза.
– Что это такое? Какой стыд и позор! – сказал Ауренгзеб. – Государь не имеет достаточной выдержки и так напивается! Что скажут подданные о таком императоре? Нет! Ты не имеешь права называться императором! Ты опозорил себя!
Морад-Бакш дико вращая глазами, хватаясь за ножны в поисках сабли, пытался подняться.
Ауренгзеб изо всех сил толкнул его ногой лицом вниз.
– Уберите этого пьяницу! Он больше не император! – с презрением сказал он тоном, не терпящим возражений.
Подбежала охрана и, схватив Морад-Бакша за руки, волоком потащила его из шатра.
Морад-Бакш не отрываясь, смотрел на Ауренгзеба. Тот не отвёл глаз и смотрел на брата жёстким взглядом воина, а не святоши.
Россия ХХ век
– А что стало с Дарой и Султан-Суджей? – спросил Валентин.
– Увы, их ожидала такая же печальная участь. Суджа погиб в бою. Старшего брата Дару предали его сторонники и привезли к Ауренгзебу. Тот провёз его в простой рубахе на грязном старом и жалком слоне с рваной попоной через весь город. Потом он казнил его как еретика, как человека, не имеющего религии. Удивительно, но Ауренгзебу всегда везло, как будто Судьба шла ему навстречу.
1658 год
Ауренгзеб сидел на Павлиньем троне, где когда-то восседал его отец Шах-Джехан.
– Государь, – низко склонился перед ним дежурный эмир. – Пленённого Дару и его внука Сепе-Шеку привезли на слоне к воротам Дели. Как прикажете с ними поступить, государь?
Ауренгзеб задумался, глядя куда-то вдаль.
– Оденьте Дару и его внука в одежду простолюдинов. Посадите их на самого старого и жалкого слона. И в таком виде провезите по улицам Дели. Пусть все люди видят, что Дара больше не император. Пусть все видят, насколько он жалок.
Дару посадили на грязного старого слона с рваной попоной, рядом с ним посадили его внука Сепе-Шеку, а сзади, чтобы они не сбежали, сел Бхадур-хан.
В таком виде их повезли по городу.
Все улицы, балконы, лавки буквально ломились от народа. И все плакали, осыпая ругательствами Джион-хана, предавшего Дару.
На одной из улиц со своими слугами, остановились посмотреть эту процессию, французский и португальский послы.
– Что за процессия? Кого везут? – спросил португальский посол.
– Бывшего императора Дару, которого свергнул его младший брат Ауренгзеб, – ответил француз.
– Но как плачет весь народ! Они, наверное, любили его? – оглядываясь по сторонам, интересовался португалец.
– Индийцы впечатлительны и у них нежные сердца. Слышите, как осыпают проклятиями Джион-хана? Это он предал Дару, а предателей здесь не любят.
– Но почему, если Дара им так дорог, почему они не освободят его? – удивлялся португалец. – Ведь почти нет охраны. Стоит только напасть и можно отбить его даже небольшими силами.
– У нас во Франции, наверное, так и сделали бы. Но здесь никто не возьмётся за меч. Они не воинственны. А люди здесь плакали бы так же, если по улицам провезли любого другого принца. Привыкайте, это не Португалия, – спокойно ответил француз.
Ауренгзеб смотрел в дворцовое окно на город. Где-то там по его улицам везли брата.
Подошёл эмир с докладом:
– Государь, пока Дару везли через город, весь народ плакал о нём, и проклинал Джион-хана. Налицо опасность бунта.
– Рагната, – обратился император к своему визирю, – собери новое совещание, надо решить судьбу Дары.
Ауренгзеб восседал на троне мрачный и хмурый. Зал был полон эмиров. Все старые враги Дары настаивали на его смерти.
– Калил-улла-хан, каково твое решение? – спросил Ауренгзеб.
– Только смерть, – сказал тот.
– А как считает мой дядя Шах-Гест-хан?
– Смерть, только смерть!
– Джессенг, что думаешь ты? – спросил император.
– Государь, дело серьёзное, и я не думаю, что смерть – самое лучшее решение. Это ваш брат… Я против этого решения.
Среди переполненного зала вдруг встал человек и начал с большой наглостью кричать:
– Смерти, только смерти заслуживает Дара! Для пользы государства необходимо его умертвить и немедленно! Тем более что Дара не мусульманин! Он уже давно стал кифаром, идолопоклонником без религии! И если вы все боитесь, то я Хаким-Дауд, беру грех на свою голову.
Ауренгзеб молчал.
Потом он медленно встал и тихо сказал:
– Я принял решение.
Прошло несколько часов. Ауренгзеб ждал, стоя у окна. Он умел ждать: жизнь научила его не торопиться, но и не откладывать дела на потом. В комнату, наконец, вошёл Рагната.
– Государь, вот то, что вы просили принести, – тихо сказал он.
– Положи «это» на серебряное блюдо, что на столе, – не оборачиваясь, сказал Ауренгзеб.
Рагната сделал жест рукой, и в комнату вошли два стражника с мешком в руке.
– А теперь оставьте меня одного, – сказал император.
Он поворачивался очень медленно, боясь увидеть то, что лежало на столе. Там на блюде лежала голова Дары. Ауренгзеб заплакал.
– Ах, Бедбак, ах, несчастный! – приговаривал он, обмывая кровь с головы брата.
Потом, тяжело поднявшись, он дёрнул за шнур колокольчика.
Вошла охрана.
– Уберите «это» от меня. И пускай его похоронят в гробнице Гумайона.