V.S.
Гражданин Ватикана (вторая книга казанской трилогии)
– Поль?..
– Да, Коля!
– Слушай внимательно. Посылочка для тебя готова, можно сказать ещё тёплая. Сегодня в одиннадцать часов вечера встречаемся около главного здания университета.
– Спасибо, Николя. Я всё запомнил.
Моё сердце забилось в два раза быстрее. О, Николя, mon ami, что бы я без тебя делал!.. Посылочку от Николя надо было где-то хранить и, я был бы ни я, если бы не позаботился обо всём заранее (хоть и забыл о посылочке). На внушительной по размеру связке ключей, которую я всегда таскал с собой, имелись два ключа, которые открывали дверь в пока что пустующую квартиру усопшей тёти Вали. Там я и буду хранить «посылку от Николя», пока не придёт время её задействовать в моём хитроумном плане.
*****
Знаете сколько стоит бывшая в употреблении морозильная камера? Ответ: семь тысяч рублей. И пять сотен, чтобы затащить её на третий этаж. Ещё полторы недели назад, от такой деловой нагрузки, какую я испытываю сейчас, я бы откинул коньки, а сейчас, в половину второго ночи, сидя за своим компьютером и записывая эти строки, я чувствую, что способен на вечернюю пробежку… Гипотетически, конечно… Всем известен факт, что в чрезвычайной ситуации (война, стихийное бедствие, Универсиада), люди не болеют. Скажу больше: даже мелкие проблемы со здоровьем отступают.
В половине одиннадцатого вечера, когда я уже ехал на встречу с Николя, мне позвонил Раисыч и сказал, что даёт мне выходной на завтрашний день. Тут бы мне и задуматься… Я тут же набрал номер Шамиля и попросил его перенести нашу обыкновенную субботнюю встречу на другое время, а лучше на другой день. «Я буду в другом месте, по заданию начальства», – пояснил я. Шамиль призадумался и пообещал перезвонить. Я молился, чтобы он не заподозрил, что тучи надо мной сгустились донельзя (если, конечно, он не был осведомлён о готовящихся в отношении меня действиях). Мне нужен был этот пакет! К счастью, спустя десять минут Шамиль перезвонил и велел мне приехать в воскресенье в полдень.
Один
«Ни олень на склоне, ни человек на поле боя
никогда не слышат тот выстрел,
которым его убивают»
Цитата из фильма
Суббота. Это был тот самый день, на который я назначил спецоперацию по спасению собственной шкуры. Но факт того, что субботний день не заладился с самого утра, внёс существенные коррективы в мои планы. Поздним вечером, когда я, обедневший на сто пятьдесят тысяч рублей и запуганный до полусмерти, выйду из отделения полиции Центрального района, у меня останутся только сутки для принятия окончательного решения, точнее даже не для решения, а для претворения неделю назад задуманного решения. По порядку.
В семь утра в домофон позвонили. И так как у нас квартира с номером один, и к нам звонят все, кто только может – почтальоны, гости соседей, коммунальщики, бригады скорой помощи, интеренетчики, лифтёры и так далее – мы не собирались открывать. Я к тому моменту спал уже вполмозга. Я понял, что опоздал, когда, проникнувшие в подъезд посетители, начали настойчиво трезвонить в нашу входную дверь. Если кто-то не знает: полиция и скорая помощь особым манером звонит в дверь. При известном опыте даже можно научиться отличать звонок врачей и звонок полицейских, но в обоих случаях, находящийся внутри квартиры человек сразу понимает, что к нему пришло само государство, само правосудие…
Меня забрали, что называется, тёплого. Я просил разрешить мне почистить зубы, но это было признано блажью. На моих запястьях сомкнулись наручники, но крутым я себя не почувствовал. Когда меня уводили, мама стояла в прихожей и задавала глупые вопросы. Я, ненавидя её всем сердцем, велел найти в моём «яблочном» телефоне некоего «Красавчика» и рассказать, что меня забрали. «Код блокировки экрана: двенадцать ноль восемь!.. Двенадцать ноль восемь!.. Красавчик!..» – орал я из подъезда, понукаемый двумя обезьянами.
Меня усадили в комнате без окон и, явно издеваясь, попросили никуда не уходить.
*****
– Трудно в повседневной жизни целиком и полностью уйти от стереотипов. Как стереотипов, проявляющих себя внешне (видных для других людей), так и внутренних стереотипов, которые бродят внутри тебя самого. Даже наши сложноинтерпретируемые мысли несут на себе неизгладимое клеймо стереотипа… Вы меня понимаете, Павел Павлович? – обратился ко мне следователь, снова надев очки.
Я просидел четыре часа в этой комнате, прежде чем пришёл мой собеседник. Он был не такой, как те два идиота – герои мультфильмов, – которые допрашивали всех сотрудников суда в уютном залитым солнцем зале заседаний. Этот работник отдела убийств являлся лучшим работником всех месяцев. Просидев несколько часов в комнатке без окон, с тусклой лампочкой под потолком, а потом, увидев в дверях этого человека, сразу хотелось говорить, говорить много, долго, честно (предельно), образно, но по делу, говорить вдохновенно!
– Да-да, мне близка ваша точка зрения, – я немного поёрзал на стуле.
– Хорошо, – произнёс человек. – Хорошо. Тогда вы не будете сильно удивлены, когда через полчаса придёте в сознание и почувствуете озноб, сильную тошноту, головокружение и гул в ушах, словом, типичные симптомы сотрясения мозга.
В моих глазах вспыхнул страх, и следователь, конечно, увидел его. Он много раз видел страх в глазах сидящих напротив него людей. Можно даже сказать, что вызывать страх – это его работа. Прежде чем я снова открою рот, я должен запрятать свой страх как можно глубже. Я забыл сказать, что через пять минут после начала нашей беседы (допроса) между мной и следователем появился, запакованный в целлофан, пистолет, очень похожий на тот – со звездами на боках рукоятки, – который я имел глупость держать в руках.
– Я верю в разум, Павел Павлович. Да, я верю, что вы разумный человек и подпишите признательные показания.
Да где же красавчик Тимур. Неужели мама не позвонила ему?! Я посмотрел на следователя полными противоречивых чувств глазами. Он, в очередной раз проявив глубочайший ум и богатейший опыт, сказал:
– Поймите, – нам совершенно не важно: совершили вы или нет инкриминируемое вам преступление, потому что имеющаяся против вас улика диктует вам только одну модель поведения… А именно: вы признаётесь в содеянном без каких-либо оговорок, а потом ваш адвокат ищет способы смягчения приговора, ну там: психическое заболевание, ревность, личная неприязнь, роковое стечение обстоятельств, страсть и так далее, в общем на сколько работает фантазия.
– Я согласен на явку с повинной, – сказал я.
Эти слова произвели на следователя глубокое впечатление. Мне показалось, что я попал в яблочко. Но я ошибся.
– Нет, уважаемый, Павел Павлович, не выйдет. Во-первых, у нас есть против вас улика. Во-вторых… А впрочем, всё на этом, – он снова снял очки. – Я уважаю Фёдора Михайловича, но здесь совсем другой набор исходных данных, чтобы я мог тебе сказать: «Покайся, Родион. Перекрестись…»
Наступила тишина. Впрочем, тишина была относительной, ибо кровь шумела у меня в ушах. Я медленно втянул в себя воздух и промямлил:
– Мне просто необходимо поговорить с моим адвокатом… Только я не знаю его номер, мне нужен мой сотовый телефон…
– Этот телефон, – сказал следователь, достав из кармана мой старый телефон.
Я с облегчением вздохнул, потому что понял: «мамочкофон» и «яблокофон» по-прежнему лежат дома.
– Да… – проговорил я и потянулся к своей трубке.
– Это не обязательно, – проговорил следователь, убирая мой телефон обратно к себе в карман. – Ваш адвокат давно здесь. Я сейчас разрешу ему войти.
Я вздохнул с облегчением. Значит, мама дозвонилась до Тимура.
– Постойте, – сказал я уже привставшему со стула следаку. – У меня предложение…
*****
Итак, я купил себе времени до утра понедельника за сто пятьдесят тысяч. Красавчик отдал за меня деньги в руки допрашивавшему меня следователю. Я подписал внизу чистого листа, и был отпущен на свободу до семи утра понедельника тринадцатого августа двенадцатого года, когда должен буду вернуться навсегда… Будь у меня при себе вышеозначенная сумма денег, я бы остался без неё и без временной свободы. А так… Коррупция меня сюда упекла, коррупция же меня выручила. «Или я с этой минуты под стражей и вы без денег. Или я через тридцать шесть часов под стражей, а вы при ста кусках! Говорю вам: завтра у меня день рождения», – дрожа как лист, проговорил я. «Сто пятьдесят», – ответил следователь. Потом добавил: «Если сбежишь, мы всё равно тебя найдём».
*****
Я пришёл домой и сразу отправился в ванную. Когда я вышел, мама, встретившаяся мне в прихожей, с гордостью заявила:
– А дозвонилась до Красавчика!
– И что?! Тебе медаль за это выдать?! Животные в цирке и не такое проделывают, – потом поколебавшись, прибавил: – Спасибо.
«Спасибо маме, спасибо Красавчику, всем спасибо…»
Сел за компьютер. Из соседней комнаты был слышан звук телевизора: «Он повесился или его повесили?», – тревожным тоном вопрошал ведущий. Открыл почту. В Яндекс-почте всегда есть новое слово, в этот раз было слово «прострация». Итак, прострация – это истощенность, упадок сил, сопровождающийся безразличием к окружающей действительности. «У меня такой нет», – решил я.
Последний день
«Надо творить навеки, однажды и навсегда»
К. Д. Бальмонт
Воскресенье. Я обнаружил себя лежащим на диване и смотрящим в потолок. В голове вертелось смутное воспоминание из раннего-раннего детства: будто мы сидим с мамой в нашей коммунальной квартире (той, что была раньше в центре Казани, в доме, который давно снесли). Мама лепит для меня из пластилина всяких зверушек, а я радуюсь. Я же ничего не леплю, просто беру пластилин и втираю его в свою фланелевую пижаму. А мама меня не ругает, а наоборот: помогает мне втирать пластилин в пижаму; смеётся вместе со мной. Было это или нет?.. Не сумев понять: спал я или нет, – встал, открыл клетку с «два дурачка – пара» и пошёл чистить зубы. Выдавив пасту на щётку, я услышал звук сработавшего будильника:
«White brothers and sisters. Come with me
I'll fill you with desire
Take my hand and walk this land
Together…»
Значит, сейчас ровно шесть утра и ровно пятьдесят одна минута. Кешка и Сашка весело подпевали звонку будильника. Я умилился. Насыпал полные кормушки зерна, поменял воду в поилках и в ванночке для купания, потом, помешкав, посыпал весь пол клетки зерном, – неизвестно, когда о вас вспомнят в следующий раз; все десять упаковок, накануне купленного мной корма, поставил на видное место на две внешних полки шкафа. Я прощался с моими близкими существами. «Всё живое дышит. Это первое, что делает живое существо, вступая в мир. Но не это о нём знают окружающие. Им он заявляет о своём существовании не дыханием, а криком». Или… чириканьем! У тебя, Сашуленька, будет шанс стать мамой и, я не буду беспокоиться о том, что вы с Кешкой плодите беспризорников, потому что как они устроятся в жизни – это их забота, твоя забота – дать им шанс. Кеша смотрел на меня и не знал что сказать.
Через пятнадцать минут я вышел из дома и, если всё пойдёт по намеченному плану, то – вышел в последний раз. Заехав в ближайший Макавто за кофе и бутербродом, я устремился на дачу, где до завтрашнего дня отдыхали мама с Ратмиром.
Через тридцать минут быстрой езды, – видеофиксация моих превышений скорости была мне на руку, – я подъехал к домику. Время: восемь часов восемь минут; удача при мне. Естественно, все ещё спали. Придётся разбудить, это ещё больше разозлит мать.
*****
Спустя десять минут наш с матерью разговор принял нужное мне направление. Мы стояли около моей машины на аллее и одинаково жестикулировали при разговоре, что выдавало в нас довольно близкую родственную связь.
– Зачем ты вообще приехал сюда? Да ещё в такую рань?! – раздражённо спросила мать.
– Тебе о чём-нибудь говорит словосочетание: «пластилиновая пижама»? Или пижама в пластилине? Мы с тобой никогда не мазали пижаму пластилином, а?
– Нет, не говорит… Как ты тут оказался в такую рань?
– Говорю же тебе, я ночевал в соседнем садоводстве. Мы тут с сотрудниками… Шашлыки тут делали… Меня интересует вопрос: мне какая-нибудь жилплощадь достанется? Вот смотри – у тебя есть квартира в собственности, так? У бабули есть квартира в собственности, так? Бабуля унаследовала квартиру тёти Вали, которую тут же подарила тебе! А мне?!.. Мне, мне, мне-то что-нибудь достанется?! – я играл безупречно, как будто меня действительно крайне интересовал этот вопрос.
– А ты не собираешься случайно сам заработать на квартиру? – она почти всегда говорила убедительно – признак полного отсутствия сомнений. А полное отсутствие сомнений – это признак полного отсутствия ещё кое-чего.
– А может ты за свою жизнь заработала хоть на одну квартиру?! Ты ведь просто получила её при разводе! Научи своим примером, как заработать на квартиру. Почему бы вам с бабулей не продать мне квартиру тёти Вали за тысячу рублей?! – я вперился горящим взглядом в мать.
– Нет! Я буду её сдавать! Потом продам все квартиры и куплю дом. Живи в этой сколько влезет или покупай на свои деньги!!! – я это уже слышал раньше.
– Пошла на хер! Когда тебе в старости придётся работать уборщицей или посудомойкой, то тебе неудобно будет ездить из пригорода на работу каждое утро, – всё-таки она меня жутко бесила.
– Сам будешь работать посудомойкой или полы мести в питерском метро!!!
– Чёртова идиотка, я работал посудомойкой и, если придётся, буду работать ещё!
– Сволочь, ты и будешь работать посудомойкой, – там тебе самое место, писатель хренов!!! Ничего не получишь… В твоём возрасте…
– Бл…, изыди!!!
– …в твоём возрасте дети помогают родителям, а ты…! Дима вон… Из Питера своем матери деньги посылал… Ты сам рассказывал.
– Дима-то – сын обычной смертной женщины, а я – сын королевы; так же ты о себе думаешь, после второй рюмки?! С тобой разговаривать, что Богу молиться, – бесполезно…
– За что ты так ненавидишь мать?! Гнида ты, больше ничего… – она развернулась и начала уходить, но мой иступлённый шёпот заставил её остановиться.
– Он мне говорил такие вещи, которые говорить ребёнку не имеет права ни один взрослый. Он рисовал перед моим воображение забавные перспективы, – его безумные слова были и остаются для меня реальностью. А я, дурак, всегда защищал тебя в меру своих детских сил, а ты меня всегда предавала, – слёзы злобы и отчаяния потекли из моих глаз. – Пудель, на которого плюют, чтобы не плевать на пол, вот кто я был для тебя. Мои интересы ниже всяких интересов! Я просто не понимал этого раньше; понял только потом, но до сих пор не могу поверить… Я – самая мелкая разменная монета в твоём кошельке; ни хорошо, ни плохо – твой выбор. Ты спрашиваешь: почему я тебя ненавижу?! У меня было время подумать, почему я «так отношусь к матери». На самом деле, я к тебе никак не отношусь. Кто-то рождается для бесконечных сомнений, кто-то, чтобы всегда чувствовать себя правым; ты – всегда права. Ты для меня – пустое место, утопическая идея о матери… Ты доживёшь до глубокой старости, в глупости и комфорте, у тебя будет много времени… Ты его потратишь с умом – на просмотр телепрограмм… – я задохнулся и сел на землю, прислонившись спиной к двери машины.
Мать тем временем скрылась за поворотом аллеи. Мне на всё наплевать… На всё и на всех. Я должен спасти свою жизнь, этим я сейчас и занимаюсь. А матери будет легче, если она будет меня ненавидеть. Да…
Через сорок минут я въехал в город и остановился около заправки; открыл компьютер и начал записывать; на запись последних событий ушло двадцать пять минут.
Что и говорить, воскресенье – удобный день для автомобильных перемещений по городу. До полудня оставалось ещё два с лишним часа. У меня не было острой необходимости в этой халтуре сегодня, по крайней мере, ради двенадцати тысяч рублей, которые мне неизменно платил Шамиль за перевозку; сегодня моей целью было это самое «кое-что», которое не будет передано «мамочке», а останется навсегда в моём полном и безраздельном распоряжении. Как с пользой для дела скоротать время до полудня? Припарковавшись в теньке, я снова открыл компьютер и принялся за редактирование своих заметок.
*****
– Ну, давай, Поль Палыч, не выпускай из рук телефон, – Широколицый проводил меня и свой товар теми же словами, которыми провожал меня и свой товар последние полгода.
Я почти вышел из подвала, когда Шамиль меня догнал и спросил:
– А почему Раисыч велел тебе не приезжать вчера на чеки?
– А ты ничего не знаешь? – спросил я с усмешкой.
– Нет, а в чём дело? – Шамиль, видимо, действительно не знал.
– Он обиделся на меня за то, что я трахнул его жену, – с серьёзным видом ответил я.
Шамиль расплылся в недоверчивой улыбке.
– Да уж, – продолжил я. – И дочку его, и мать, и кошку…
Шамиль рассмеялся и сказал:
– Тогда я не буду знакомить тебя со свой кошкой, – от греха подальше!.. Ха-ха-ха!..
Мы душевно засмеялись.
– Ладненько, – утирая слёзы, сказал Шамиль, жди звонка от «мамочки».
– Ага, буду ждать звонка, – ответил я.
Проезжая по набережной Казанки, я опустил стекло и выкинул сим-карту, с которой всегда звонил Широколицему, и на которую приходили звонки от «мамочек». В фильмах всегда показывают, как выкидывают в реку сотовый телефон, но зачем выкидывать телефон, когда можно выкинуть только сим-карту? Отвечу, – для эффекта. А нет, не для эффекта, – в некоторых странах телефонный аппарат покупается вместе с контрактом оператора; у нас такой проблемы нет. Вот выкинутая мною сим-карта, вообще не долетела до воды, если её подберёт какой-нибудь проходимец и захочет ею воспользоваться, – так тому и быть, мне от этого – ни горячо, ни холодно. Да уж, от выкидывания лёгкой, почти невидимой, карточки, эффекта никакого, вот если телефон, представьте: я опускаю стекло автомобиля (непременно в замедленной съёмке), изящным взмахом кисти швыряю в сторону водоёма дорогой смартфон, он (в замедленной съемке, конечно) летит, кувыркаясь, по воздуху и, в последний перед погружением в пучину момент, сверкает логотипом надкушенного яблока или надрезанного арбуза. Ладно, киношники, когда будете снимать этот эпизод, можете показать, как мой герой избавляется от трубки, но на самом деле, это была всего лишь сим-карта, которая грохнулась тут же – в пыль у заднего колеса машины.
Я набрал Аркадия и договорился с ним о встрече через полчаса в ресторанном дворике Меги.
– …А я тебе говорю, что людей нельзя уловить на иную наживку, кроме Гуманности! Я это прочитал в «Вокруг Света»!
– Давай сменим тему… – Аркадий отпил апельсинового сока.
Я немного подумал и с улыбкой сказал:
– Как сказал бы солдат-срочник: «Погода оставляет желать секса».
– А как сказал бы солдат-срочник-пограничник: «Погода навевает желание перейти границу», – почти не задумываясь, подхватил Аркадий.
– Ага! А как сказал бы солдат-срочник-пограничник на границе с Таиландом: «Погода навевает желание перейти границу дозволенного», – немного подумав, сказал я.
– Мы прям как нынешний министр обороны на селекторном совещании.
– Точняк…
Нам принесли пиццу формата «крышка от люка» и два чая. Аркадий поспешил достать пакетик из чашки, чтобы чай не успел стать слишком крепким.
– Ты слишком быстро достаёшь заварку, – чай не успевает завариться, – я не в первый раз говорил об этом Аркадию, я много лет наблюдаю, как он не даёт чаю толком завариться. Почему-то меня это сильно беспокоило.
– Я не люблю крепкий чай, – Аркадий извлёк пакетик и выжал его, намотав на ложку.
– Я понимаю, что твоя кровь подсказывает тебе класть поменьше заварки, но ты вовсе не обязан обделять себя пакетированным чаем, – я порядком волновался, меня эта тема зацепила.
– Вот ты пристал со своим чаем!
– Слушай, ты слишком рано достаёшь пакетик с чаем, в этом твоя проблема, парень! – я помахал у него перед носом указательным пальцем, как это делают крутые парни в кино, когда говорят: «в этом твоя проблема, парень».
Аркадий уразумел шутку, и мы рассмеялись.
– Что-нибудь из просмотренного-прочитанного за последнее время оставило след в твоей душе? – спросил я, после того как мы съели по первому куску пиццы.
– Да… Был даже один отечественный фильм, как ни странно. «Не думай про белых обезьян». Смотрел?
– Нет. А что там такого?
– Во-первых – все диалоги в стихах. Во-вторых – необычные, немейнстримные актёры снимаются. Да и вообще, притчевый сюжет в основе фильма. «Мир тождественен личности героя», – пожалуй, это – основная мысль.
– У! – мне знакома такая точка зрения, и я её, в общем-то, разделяю.
Через несколько минут мы рассуждали о том, как выстраивать сюжет художественного произведения.
– Я хочу, чтобы повествование начиналось с какого-нибудь незначительного слова или действия; образно говоря: из мрака появляется кончик пряжи, потом зритель видит нить, далее – веретено, потом прялку, затем бабку, которая прядёт, потом всё избу, деревню, райцентр и так далее, – размышлял я. – В общем от частного к общему.
– Ты прям как Шукшин говоришь! – смеялся Аркадий Семёнович.
– А я и есть Шукшин, – отвечал я, запихивая в рот кусок пиццы.
– Как на работе? – резко сменил тему Аркадий.
От этого вопроса на меня нахлынули воспоминания и ожидания будущий событий, особенно при негативном развитии оных, и я раскис, – кусок застрял у меня в горле.
– На работе?.. У меня на работе… всё… хоро…шо. Я увольняться собираюсь. Всё! Баста! Покупаю комнату в Петербурге – городе белых ночей, и начинаю новую жизнь, жизнь петербургского бледного интеллигента, – я закончил фразу, но продолжал покачивать головой.
Аркадий, похоже, не заметил моего замешательства и, будничным тоном, продолжая жевать, сказал: «Понятненько». У меня зазвонил старый телефон. Это была моя тётя – сестра папика.
– Привет, Поль!
– Привет тётя!
– Поздравляю тебя с днём рождения, желаю здоровья, счастья в личной и семейной жизни (она всегда так шутила), материального благополучия. Чтобы всё у тебя получалось! – закончила она мысль.
– Спасибочки-спасибочки, только знай, если у меня всё будет получаться, то человечеству не поздоровиться, – пошутил я.
– Ну и пусть, делов-то, – тётя засмеялась. – Что-нибудь планируешь в этот светлый день?
– Есть одна задумка… – нарочито таинственно ответил я.
– Ну, всего!
– Спасибо, тётя!
Распрощавшись с Аркадием, я спустился на первый этаж торгового комплекса и купил в магазине электроники маленький лёгкий ноутбук от Sony. Он мне необходим. Было бы странно, если бы мой обычный компьютер вдруг исчез, поэтому мне нужен был новый. Ещё я купил самую дешёвую флэш-карту на два гигабайта.
*****
Мгновение спустя моя жизнь поделилась на «до» и «после». Носоглотка стала фюзеляжем летящего на максимальной высоте дальнемагистрального самолёта, – такая же холодная и стремительная. «Стремительная носоглотка» – смотрите во всех кинотеатрах. Ещё секунда и я испытал безадресную благодарность за жизнь и за данное мне в пользование прекрасное (не побоюсь преувеличить) тело, которое способно так сильно чувствовать. Я потянулся к замку зажигания своего Volvo, предвкушая наслаждение, которое испытаю сначала от звука мотора, а потом и от ощущений от вождения. Чёрт, жил ли я до этого?! Мне в голову пришла забавная мысль: вроде я раньше думал, что жизнь моя делится на «до первого секса» и «после», потом я думал, что моя жизнь делится на «до получения военного билета» и «после», далее на «до развода с женой» и «после», потом на «до получения диплома о высшем образовании» и «после», ещё на «до прочтения трудов К.К.» и «после прочтения»… Ну и в том же духе. А оказывается, что жизнь делилась на «до этого «Белого Вдоха» и «после БВ». Хм, «БВ». Здесь правильнее сказать не «после», а «во время». С тех пор как я начал развивать эту мысль и до её окончания прошло две секунды. Ха, кокаин – ускорь свою жизнь. Завожу машину. Включаю «D». Размеренно отчаливаю. Наслаждаюсь. «Чтоб я сдох; остановись мгновенье, ты – прекрасно».
*****
– Прокатимся? Не отказывайся, всё-таки у меня сегодня ДР, – я боялся, что Эн откажется от встречи.
– Хорошо, – неуверенно произнесла Эн. – Когда подъедешь?
– «Не успеешь сказать «черничный пирог», – как Брюс Уиллис ответил я.
– Чёрничный пирог…
– «Ну, может не так быстро…»
*****
– Мы живём в самые лучшие времена. Тот факт, что на Земле более семи миллиардов человек, делает возможным абсолютно всё. Все люди, которые когда-то жили на планете, а затем умерли (а потом снова жили и снова умерли), собрались вместе в настоящее время, привнеся в него всё хорошее и всё плохое, что когда-либо существовало. Надежды и страхи, любовь и мечты всей человеческой цивилизации замешались в огромном миксере – времени настоящем. Диско и регги, милитари и гламур, D&G и LV, Hummer и SLK – всё реально и всё имеет право на существование, больше не существует «не модного». Закон ускорения исторического времени диктует свои правила восприятия. Это тот случай, когда за один день ты можешь прожить целую жизнь. Выбирай и бери! Плати чем сможешь и когда сможешь! К оплате принимается душа, у тебя много души?! Кажется, у меня кровь из носа пошла, нет, это всего лишь сопли…
«Я ещё немного-много подожду, только вот чего не знаю я сама…» – колонки не так уж плохи, если не делать громко.
– Мы победили такие предрассудки как голод и чувство ответственности, на очереди зависимость от нефти и пива! Сегодня, чтобы чувствовать себя в центре Вселенной, не обязательно жить в центре Вселенной! Бери всё самое лучшее из того, что когда-либо придумало человечество. Все люди сегодня здесь, все здесь! Дураки к дуракам, умные к кому хотят, голубые к кому хотят, все – к кому хотят!.. Мы все собрались на грандиозную вечеринку и нам решать, когда она закончится. Писатель сказал: «Мир всё равно нельзя спасти, так давайте уж отгуляем праздник до конца». У каждого персональный Рай и Ад, никаких коммуналок. Я люблю жизнь и перестаю её боятся. Самое время «объять необъятное»!
«Я тебе не всё, но всё же, расскажу, сколько я ночей бессонных провела…» – ходу моих мыслей не мешала музыка.
– «..И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полёт,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье!..» – моя память работала как никогда хорошо.
– Это ты сочинил?!
– Нет, блин, Пушкин!
Это время, когда "грязные сучки будут наказаны" и файф дей вор, то есть это время возмездия, Эн! Это время блюза и танго в одном флаконе и хард-кор ремиксов на Александра Вертинского, то есть это время возможностей! Это время дешёвого пойла и дорогого фунта стерлингов, то есть это время вдохновения, Эн! Ты слушаешь меня, Эн?! Это время таких красавиц как ты и немного таких ублюдков как я. Это самое время индивидуального счастья и массового пох…зма!
«Столько проливала слёз я без тебя; я тебе не всё, но всё же покажу и с тобой убежим сейчас туда. По шоссе мы летим, мы летим по шоссе; знаю все, сколько зим, я искала тебя на встречной полосе».
– Ты знала, что кролики спят урывками по несколько минут?!
– Мм… Интересно…
– «Мы мчимся навстречу смерти в сумраке остывающего дня!» – восторженно прокричал я.
– Что ты такое говоришь? – дрогнувшим голосом произнесла Эн, предварительно убавив музыку.
– Это не я, малышка, это Френсис Эс Фицджеральд…
– А… Тогда ладно, – она снова прибавила.
– Что у нас есть кроме жизни, малышка; что нам нужно, кроме жизни… – начинал явно переигрывать я.
Но я не вкладывал особого смысла в слова, которые говорил, для меня они звучали совсем не так, как для слушателя, меня это устраивало.
– Хочешь ещё одну цитату? – при этих словах я ускорил машину до ста восьмидесяти километров в час. Мимо пронеслись объекты дорожной инфраструктуры, – гостиница, шашлычка, стоянка для фур, парочка проституток, заправки по обе стороны дороги, справа мигнул красный огонёчек видеофиксатора, который добавил в свою память номер моей машины, чтобы завтра первым делом выслать мне штраф за превышение скорости.
– Ну, давай, – было заметно, что Эн тревожится по поводу моей вменяемости и безопасности нашего с ней движения. Я не хотел нервировать Эн, поэтому сбросил скорость до девяноста.
– «Мы умираем лишь однажды, но всю жизнь».
– У… А это кто сказал? – переварив фразу, спросила Эн.
– Не знаю, кто-то из американцев, у них есть время задумываться о таких вещах.
Ночь, скорость и близость красивого человека действовали не хуже наркотика. Я, как обычно, осознав красоту окружающей действительности, не впал сразу после этого осознания в уныние, ибо больше не хотел утащить всё это великолепие с собой в могилу; возможно в этот момент я поумнел до той степени, когда понимаешь, что жизнь – это только настоящий момент и, ты счастливчик, если смог растянуть его… задержаться на его вершине какое-то время. В этот момент я был кольцом на пальце царя Соломона.
– Я бы не хотел, чтобы ты на меня злилась, я прошу прощения… Я тут вспомнил: когда я учился в пятом классе, я купил сотовый телефон – сэкономил на обедах – у меня у первого в классе появился мобильник; помнишь, я попросил тебя позвонить на него мне в определённое время? Мне никто не звонил, а я хотел похвастаться телефоном перед одноклассниками. Помнишь?! Ты позвонила ровно-ровно в то время, на которое мы договорились. Я, с важным видом, попросил у учительницы разрешения выйти из класса и переговорить. Выйдя в коридор, я обмолвился с тобой несколькими словами, ведь связь в те времена была жутко дорогой, повесил трубку, постоял немного и зашёл в класс. Вот смех-то! Помнишь, Эн? Ты тогда была, получается, в третьем классе. Удивительное дело, Эн, – сколько тебя знаю – ты всегда была на год младше меня… – я притих. – Всё так коряво, возможно потому, что я живу в первый раз, – снова заговорил я.
– Да ладно уж, что было, то было…
– Лучше и не скажешь… Лучше и не скажешь.
Мы повернули друг к другу головы и рассмеялись.
– Все прощают всех за всё? – прищурившись, спросил я.
– Все прощают всех… за всё, – уставившись в пол, с грустью в голосе сказала она. Потом подняла взгляд на меня и сказала: «Да».
На следующем съезде, я свернул в сторону города, ещё через двадцать минут, причалил к подъезду Эн.
– Сейчас домой поедешь? – спросила Эн, высунув одну ногу из машины.
– Конечно, завтра же на работу, – изобразив зевоту, ответил я.
– Хорошо покатались, надо бы в следующие выходные куда-нибудь…
– Конечно! Я тебе позвоню, – не знаю, какой раз за последнюю неделю соврал я.
У меня было ещё полно дел. А ведь какая тёплая ласковая августовская ночь. Не сегодня-завтра начинается звездопад. Я включил громкость.
«…От нас не убудет, что было, что будет;
Что было, что будет этой ночью
Забудем, будем мы с тобой разбудим
Мой дом ночью этой опустел…»
В кармашке слева всё ещё лежал учебник по философии. Я его так и не дочитал. Где-то было высказывание, которое мне сейчас близко, хотя полностью не отражает ситуацию. Так… Где же это место… Вот. Слушайте: «Люди измыслили идол случая, чтобы пользоваться им как предлогом, прикрывающим их собственную нерассудительность. Ибо редко случай оказывает сопротивление разуму, чаще же всего в жизни мудрая проницательность направляет к достижению поставленной цели». Можно спорить? Можно. Тем более, что спустя несколько веков было доказано, что «на всякого мудреца…», это тоже не про меня. Вообще-то, довольно опрометчиво сидеть и листать книжку, когда катаешься по быстро нагревающейся сковороде.
