V. D.
Динуар
vol. two
ЧУЖОЙ КОСТЮМ
День мертвецов
07/31 Tu
***
В голове все еще звучал блюз из проигрывателя Шилдса. Надрывный саксофон, будто аккорды душили в темном переулке. Как если бы жизнь была чем-то вроде той долбаной пьесы, что Ленни видел в Большом городе86. А потом ты умираешь, и все становится только хуже.
Сыщик прикинул, не начать ли биться башкой о стол, когда спецагент Брютс вернулся со стаканом молока и подносом. Тот самый говноед, который душил его подтяжками. Ухмылка дурака, походка обнаглевшего ковбоя. Не хватает только пикапа. Кажется, на парковке стояла такая штука, облупленная и здоровенная как пол-Техаса.
Спецагент Брютс поставил сэндвичи и воду. И молоко – но только для себя. В его глазах читалась застарелая обида: будто кто-то нассал в его любимую кружку. Ленни прикинул, что этим кем-то запросто мог быть он.
«Не доверяй за’ару c молоком87» – увещевала Мамаша Марш. Надеюсь, ты сдохла, старая перечница.
– Леонард Элмор Кравитц, – протянул агент с южным выговором, скрипучим, как раздолбанное колесо. – Поэтично. Мамочка небось думала, что у нее родился писатель. А родился ты.
Ленни представил, как стряхивает последние капли в его утренний кофе. Дрип-дроп. Гомеопатические дозы.
– Жизнь тебя достала, м?
Леонард Элмор Кравитц был похож на жертву аварии. Половина лица разбита. Руки иссечены, будто он дрался с кошкой за место в мусорном баке. Гавайская рубашка разодрана там, где бок принял выстрел обреза. По правому предплечью тянется жутковатый ожог от электрического кнута. Динаполис не самое дружелюбное место, это уж точно.
– Ну, поговорим? Или будешь ждать адвоката?
У Ленни не было адвоката. Зато он знал одного федерального судью. «С этим блокнотом ты сойдешь за журналиста», – сказал ему Ал в тот вечер. А потом запищал, как будто за ним явились маккартисты: «Я беден, я живу под мостом и ловлю сигнал от поездов!» А почему, собственно, и нет?
– Это все херня, сэр, – под стать Крауну пропищал сыщик. – Я Томми, Томми Волк из «Shrike Evening Post». Вы читали мои статьи?
– У тебя статей на целый роман. Грошовый нуар с дымящимся пистолетом на обложке. Твоя мамочка любила нуары, Элми?
Последние капли.
– Зачем вы так, сэр! Современная литература – это полнейшая пошлятина. Я честный журналист…
– Кто бы мог подумать? – Отработанным жестом Терри добыл из-под подноса старую папку. – А выглядишь точь-в-точь, как кусок дерьма по имени Леонард Кравитц.
С пожелтевшей бумаги на сыщика смотрел молодой и невыносимо красивый Элмор, каким он никогда не был и вряд ли когда-нибудь станет. Видимо, этот трюк работает только с маккартистами. Вот черт.
Офис отделения Бюро в Динаполисе напоминал дом, в котором мечтал поселиться маленький Ленни. Надежный кирпич, уютное дерево, мягкая кожа. Солнце скользило вдоль панорамных окон, спуская полосы чистого света сквозь полуразвернутые жалюзи. У него была ничего себе берлога на двенадцатом по Уэстлейк-стрит. По крайней мере, он продолжал считать ее своей собственностью. Засаленная мебель, пыльные полки и бар в полстены. Ох, не об этом мечтает приютский паренек, а? Маленький Ленни надул губки и спрятался в дальний угол сознания, когда Кравитц вносил депозит. «Возможно, в следующей жизни, – пообещал он тогда. – Если доживем».
– Пока был жив, Счастливчик Ленни подозревался в преступлениях многочисленных и тяжких…
Они сидели за обычным офисным столом.
– Убийства первой степени. Раз, два, три… По общему счету – шесть эпизодов. Покушение на убийство – восемь, – Брютс с наслаждением зачитывал досье. – Да ты неудачник, Кравитц, не умеешь довести дело до конца. Так… телесные.
Простой стол для оперативной работы. Парень напротив со своей половиной сэндвичей и папкой. И молоком.
«Не доверяй за’ару c молоком» – приговаривала Мамаша Марш, лупцуя по хребту тростью.
– Грабеж, грабеж, грабеж. Разбойные нападения. Много разбойных нападений.
Ленни сидел на жестком стуле, привинченном к полу.
– Торговля лизергином, мелкий и крупный опт. Ношение незарегистрированного…
Это был специальный стул для особо опасных преступников. Дросс однажды показывала ему такой.
– Владение птицами бойцовых пород без лицензии… Похищение слона. Хмм… Слона?
Закованные в кандалы руки оставались относительно свободны, но щиколотки были плотно прикованы к ножкам стальными браслетами. Это превращается в традицию.
– На кой тебе слон, Элмор? Большой любви захотелось? – фед дебильно хохотнул собственной шутке.
Элмор понадеялся, что не за этим.
– И королева преступного мира – неуплата налогов.
– Впервые слышу, – почти честно ответил сыщик, но после некоторого раздумья добавил: – Разве что налоги…
Сигарета входит в ноздрю, волоски противно шипят, свертываясь под огнем. Ленни наклонился проверить, в порядке ли нос балабола.
– Не суть – Терри захлопнул папку. – Десять лет – долгий срок. Как говорится, прошлое должно оставаться там, где ты его оставил, – он глуповато ухмыльнулся.
Кованный мысок старины Демпса переворачивает тело Теренса Брютса, неестественно податливое, будто сделанное из желатина. Боевой петух жадно косит янтарный глаз на искаженное лицо агента. Вот где я тебя оставил, урод.
– Лучше спой мне, что случилось в приемной той шараги имени тебя.
– Дай-ка подумать…
***
07/27 Fr
Подумать и выпить. Кравитц вышагивал по залитому солнцем Динаполису, будто бы шел на войну. Выпить и подумать. Это походило на чертову шутку. «Ты погиб в Заливе», – сказала Лори и грустно покачала головой. Эк мне не повезло, а? Пот застилал глаза, его знобило. Он натолкнулся на прохожего и не глядя отбросил того в сторону. «Мне жаль, что с тобой это произошло», – сказала задумчивая девочка, как будто знала, что именно с ним произошло. Мне-то как жаль, крошка! Он не помнил, как выбрался из кондоминиума. Мысли метались в башке по затейливым траекториям, как самолеты во время боя. «Кравитц – гребаная ты сука!» – написали мелом на доске. Ха! Если я сука, стало быть живой! Вряд ли надпись продержалась восемь лет. Кравитц был согласен быть кем угодно.
Выпить и подумать. Сыщик шагал по расплавленным камням. Мрачные фасады Мидтауна казались лимонно-желтыми в непривычном солнечном свете. За’ары выползали из закутков, вливаясь в общий поток. И поток двигался по проспекту, неестественно медленно, как караван на пути к смерти. Ленни заглянул в табачный ларек на пересечении то ли с Картер, то ли с Фэрфакс, то ли черт знает с чем. Косой прилавок выложили цветными пачками, как мозаику. Он жив. Ленни зубами сорвал верх с упаковки и едва не заглотил сигарету. Без сомнения, жив! «Огонь есть? – прошамкал он. Кретин за стойкой таращился в желтый зной улицы. – Прикурить, ну!» Табачник медленно протянул коробок и оставил руку в ожидании монеты. «Ха», – гаркнул Кравитц в лицо табачника, и тот отшатнулся, как напуганный койот.
«Ночь овощного террора!», «Услуга обществу», «Вторжение похитителей брюкв»,– перекрикивали друг друга ньюсбои. Ленни шагал и шагал, где-то, как-то, когда-то. Солнце распекало кожаные вставки на трексе. Мысли вреза́лись в ржавый гонг, спрятанный глубоко в башке, и дрожащие волны звука вибрацией отдавались на стенках черепа. Розыгрыш, идиотская шутка. Погиб в Заливе. Кто ж это тогда? Параллельно с ним в витрине двигался взъерошенный за’ар в подтяжках, сигарета обоих дымила. Стоп. Если он жив, какого черта Лори делает в его берлоге? В принципе, он не был против. Еще как не был! Но как же вышло? Сбежала от Ширеса? Допустим. И поменяла дверь…
Хоть что-то в этом мире неизменно. Перед Ленни стояла дверь с сердцевиной из рифленого стекла. «Kravitz Investigations» – сообщала выгнутая надпись. «Я ж сдох», – ухмыльнулся Кравитц и решительно вошел в офис.
В зеркале, которое он не узнавал, приемной, которой у него отродясь не было, за столом, который он видел впервые, прилизанный молокосос говорил в лаковую трубку. «Только по записи», – объявил молокосос, прикрывши микрофон ладошкой, и продолжил диктовать цифры. Темный, как послезакатное небо, костюм с фиолетовой окантовкой, большие золотистые пуговицы и сиреневый шейный платок делали его похожим на сутенера, который торгует малолетками. И такой тип рассиживался в его конторе! Ленни недоуменно моргнул.
«Не назначено – вали, – еще раз обратился к нему сутенер и снова уткнулся в трубку. – Не понял, причем тут вообще бега? Мы уже победим, ведь так?» Если ты чего-то не понимаешь, бей до тех пор, пока тебе не объяснят это как следует, – проверенный принцип.
Ленни на ходу плюнул сигарету прямо в нахальную морду. Пацан мгновенно вскочил. «Вам ли не знать, что порой они выкарабкиваются… из могилы…» – сообщил глухой голос из-за стены, явно не ему. Или ему? Да пофиг, я вас всех достану, хоть бы и с того света! У парнишки был пистолет. Маленькая пукалка, больше похожая на член младенца. Она возникла в руке как по волшебству, и теперь он с невероятной скоростью давил на крючок, но ничего не происходило. Ленни наотмашь ударил по оружию. «Это что за звук?» – снова из-за стены. Скоро узнаешь! Железной хваткой Ленни впился в горло прилизанного, оторвал от пола и по широкой дуге приземлил его о стол. Бумаги подпрыгнули от удара и на несколько секунд замерли в воздухе, прежде чем рассыпаться по приемной.
– Полагаю, ваш холл переживает незапланированное вторжение. Могу я предложить свое содействие?
– Прощу прощения, Энтони, – ответил до боли знакомый голос. – Но я предпочитаю решать проблемы самостоятельно.
– Бог простит.
И то верно. Ленни с кривой ухмылкой душил молокососа. Ноги в длинноносых лакированных туфлях забавно дрыгались, как будто парень танцевал канкан. «Hello! Hello!» – трещала телефонная трубка. «Это мой офис, – шипел в пунцовую рожу Кравитц. – Это моя жизнь». В ответ раздавался лишь сдавленный хрип: жизнь сутенера со свистом покидала горло.
А потом разом наступила тишина, будто кто-то вырубил звук телевизора. – «В сложившихся обстоятельствах мне следует вас покинуть», – сообщил невидимый тип. Трубка под столом щелкнула и запищала, как монитор пациента в реанимации. Первобытный ящер в зеркале наконец оторвался от тела.
Внутренняя дверь открылась. Из проема, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди, в бледном костюме с вычурным боло, с полуулыбкой, которую Ленни никогда не смог бы забыть, на него смотрел Донни Шилдс.
– Я и вправду сдох? – жалобно прошептал Ленни.
– Ходили такие слухи, – задумчиво ответил друг. – Проходи.
Кравитц сделал шаг, в глазах помутнело, он как подкошенный рухнул на пол.
***
07/28 Sa
Его разбудил дрянной блюз. Музыкант мучил инструмент, как дети мучают домашних животных.
Ленни помнил, что брел по пустыне и его мертвецы смеялись ему в лицо. Он шел к башне, высившейся на полпути к горизонту, и казалось, не было ничего, ни Лори, с укором склонившейся над ним, ни Донни, замершего в дверном проеме. Только муторные дни и тяжелые ночи Динаполиса, и смех мертвецов, и песок, забивавшийся за щиколотки.
Башня слоновой кости стояла, окруженная оазисом. В ней правил волшебник, зомби-часовые с винтовками стерегли его сон. «AR-10 – революционная модель. Стоунерс отказался от газового поршня, сумев заставить пороховые газы действовать прямо на затвор», – сообщил сержант Праймс, растворяясь в дрожащем зное.
Чародей-затворник сидит на высоком балкончике под тентом и завтракает в одиночестве. Каждое утро к нему приходит Рэдмонд Берри с его надменной улыбочкой и подносом: не угодно ли пищевое отравление, сэр? Он отдает приказ, и полчища зомби выращивают сельдерей и морковку. Они похищают за’аров и обращают в своих приспешников.
Ленни успел зарисовать резные балясины, и молочный мрамор с прожилками, и старика с острой бородкой, раздраженного, будто между зубами застрял шпинат. А потом горестно завыл саксофон, и какие-то уроды промаршивали по его многострадальной черепушке. «Слава фитнесу!» – выкрикнули с улицы, как если бы фитнес был фюрером. Кравитц резко вскочил, его повело, и он грохнулся обратно на кушетку.
– Полегче, тигр.
Донни Шилдс сидел в старом кресле и смотрел на него поверх газеты. Точно такой же, каким был, только на восемь лет старше. Мистер Умник – живой и во плоти.
– Что ж… Здравствуй, Леонард, – тихо произнес он.
Серебряные запонки. Потертый пиджак. Солнечный свет на стертых туфлях. Тяжелый взгляд, будто прессом, прижал сыщика к матрасу. Ленни захотелось провалиться обратно в сон.
– Здравствуй, – эхом отозвался Кравитц.
Такое бывало редко. Что-то переключалось, и с лица Шилдса спадала маска балаганного артиста. Мягкие черты грубели, взгляд словно продавливал пространство перед собой. Дон уходил в себя, оставляя перед собеседником кого-то, с кем тот вряд ли захотел бы иметь дело.
– Долго я так? – Ленни поднялся с кушетки, пошатнулся, но в этот раз устоял.
– Дольше суток.
А он, что, все время, типа, таращился из-за газеты?
– И ты… тут… пока я…
– Простое проявление вежливости, – криво улыбнулся Шилдс, правая часть лица немного дернулась вниз. Это означало «нет, что ты, я оставил без присмотра чувака, который восстал из мертвых, а сам пошел по делам», или вроде того. Вежливость, ну-ну…
Ленни оглянулся. Офис «Kravitz Investigations» ощущался чужим, как подержанный пиджак. Скрытые панели между полками, неприметная прорезь в столешнице, непременно с кнопкой от пружинного механизма снизу. Половицу под ним откровенно «водило»: стало быть, тайник. В углу стоял черный куб тумбы. Донизу накрытый плотной тканью, он был похож на реквизит фокусника. Могучий «Carbondale» в рост выпирал из стены, разрисованный полустертым пинапом, как если бы его использовали для представлений. Не в этой ли махине папаша Шилдс погружался в аквариум, или что он там выделывал? Карнавальная маска таращилась со стены. Такая черная, будто сделана из клубящейся ночи. Нечто в пустых орбитах наблюдало за кабинетом. Сыщик почувствовал себя внутри шкатулки с секретом.
А Донни все смотрел, все просчитывал ходы где-то в глубине себя. Прозрачный янтарь его боло мистически мерцал в полумраке. Еще один фокус.
Кравитц вспомнил, как однажды друг загипнотизировал крысу. Буквально. Так что, я теперь крыса, или как? Он сделал рожу позлее и под нарастающие звуки блюза принялся обходить бывшего партнера по кругу. Проверенный метод. Зайди жертве за спину, и та становится нервной, как свинья.
Донни не шелохнулся. Только в глубине его холодно-серых глаз то и дело мелькало нечто. Словно молнии внутри облаков. И странная застежка галстука вспыхивала в унисон тревожным огнем. Каждый раз, когда это случалось, сыщик сбивался с шага.
Они напоминали двух тигров, встретившихся на узкой тропе.
А потом все закончилось. Взгляд отпустил Ленни где-то между окном и стеклянным шкафом. Черты разгладились. Умник остановил мыслительный процесс. Умник пришел к решению. У Ленни возникла стойкая уверенность, что это решение выйдет ему боком.
– Твои дела в порядке, – самым дружелюбным тоном объявил Шилдс.
Никогда бы не подумал.
– А?
– Доходы, расходы, клиентская база, ты понимаешь.
Даже не близко.
– Хмм.
– Твой бизнес процветает. Ну, насколько это возможно в Дино.
Он успокаивающе улыбнулся. Это была особая улыбка простаку в начале аферы. Она означала: я говорю тебе то, что ты хочешь услышать, чтобы ты сделал то, что мне нужно. Вот только Ленни не хотел услышать ничего похожего.
– Ну, окей88.
– Твоя жена получает долю. 60 на 40, как и условлено.
– Жена?
– У нее все-таки ребенок, ну ты знаешь.
Ленни не знал. Ленни даже не догадывался.
– А?
Жена? Ребенок? Доля? Всего восемь лет провалялся трупом, а столько всего произошло…
– Я сделал что-то не так? – с опаской уточнил Шилдс, янтарная брошь нервно мигнула.
«Кравитц – крашенная ты сука» – было выведено мелом. И ребенок. Серьезная девочка в коридоре. Лори моя жена. Твою мать.
– Что ж, я, по-твоему, – хрипло проговорил сыщик, – не отбросил хвост в Заливе?
– Насколько могу судить, – Донни с иронией указал на визави.
Ясно, он считает, что я выжил и двадцать лет слонялся по пескам. Или прозябал в морозном Кетчикане… Это было доступное, удобное, разумное объяснение, которое позволяло, не устраивая драмы, влезть в чужой костюм89 и прожить остаток дней с теми картами, которые выдала колода. Но оно напрочь не устраивало детектива.
– А если я на самом деле это не я? – под тревожные клавиши рояля едва слышно прошептал Ленни.
Или ты на самом деле не ты…
– Тогда у тебя стальные яйца, – в ответ на это рассмеялся Шилдс. Его смех показался гостю неестественным и грустным. – Прикинуться Счастливчиком – это ж дорогого стоит.
Ан нееет, приятель. Ты не станешь сутки возиться с чуваком, который якобы приполз из Канады90. Эту байку ты соорудил прямо на месте. И звучит она так хреново, потому что ты считаешь меня тупым. А настоящая история настолько запутана, что ты просто не смог найти ответа. Или ты знаешь ответ. И потому врешь. Но тогда бы ты врал поубедительней.
– Я сейчас тебе кое-что расскажу… – осторожно начал сыщик.
Как бы то ни было, Донатас Патрик Шилдс всегда оставался самым умным за’аром в комнате. В любой комнате. Его мир – это мир анализа, мелких нюансов и неочевидных следствий. Лишь Шилдс имел достаточно гибкий ум и широту взглядов, чтобы разобраться в происходящем. Вот только это был малость не его Шилдс.
– … и ты решишь, что я псих.
– Это стало бы недальновидным решением.
Это означало, что он не стал бы говорить обидные вещи умственно нестабильному за’ару, который способен разорвать его надвое.
Не его Шилдс, не его Лори с фотопортрета. И Лиз, которая жарко прижимается к нему в танце. Она ж вроде никогда не стремилась прыгнуть с ним в койку… А Ширес? Нервный, промокший от пота. Он не был таким, даже когда положил ребят ударом авиации «на себя».
– Я хочу сказать… вряд ли ты слышал нечто подобное.
– Что ж… – Донни натянуто улыбнулся, отложил газету и переставил головку виктролы. – Удиви меня, Леонард.
Сквозь дождь помех горько заплакала труба, и печальный пианист аккомпанировал ей фоном. Ладно, парень, сейчас я тебя удивлю…
***
Шилдс слушал, мягко наклонив голову. Его умные глаза пребывали в движении, словно в тихой меланхолии виктролы дирижировали мыслями. В сгустившихся сумерках кабинета плавно разгоралась зачарованная янтарем брошь. Если присмотреться, можно заметить, как глубоко в слоях терпентина, будто в меду, растопырив лапки, застыл комар. Донни обожал такие мелочи.
Ленни говорил, медленно, обстоятельно, как на допросе. Про странное дело и веганскую закусочную, про невозможного Хопса и нищего, которого избил в переулке, про все, что случилось в эти сумбурные дни. Ленни говорил, и с каждым словом ощущал облегчение, словно застарелый груз понемногу спадал с души.
Он кончил ближе к рассвету. Шилдс сидел в старом кресле, будто бы принесенном из-под навеса. Тонкие пальцы перебирали блокнот сыщика.
– Ну как, удивил?
Донни замер. Грубые черты снова проступили сквозь маску. Взгляд ушел далеко за горизонт, где, по видимости, обитало существо, дававшее ответы на все вопросы Вселенной. Ленни буквально видел, как активизировалась мозговая деятельность бывшего партнера: казалось, мысли носились у того по лицу. А потом все прекратилось, но друг так и не раскрыл рта.
– Так что, Донни, я действительно сдох, и все такое?
– Не знаю. Ты мне скажи.
Уклончивый тон, легкий поворот головы и глаза… Лукавые глаза что-то скрывали. Ты играешь со мной, приятель? И зачем ты это делаешь?
– Как я умер?
«Тебя сожрали крысы в каменном колодце», – сказал судья.
– Под бомбами.
Как и ты…
– Гроб был закрытым, что очевидно.
«Если решите сбежать от Дракса, постарайтесь раздобыть труп, который не опознают», – советовал мистер Хопс.
– Тебя опознали по жетонам, фиксе и пачке «Шрайка».
Не самые точные свидетельства.
– Сержант Демпс выдал речь, и все такое.
И этот тут.
– Окей. Значит, закопали кого-то другого. А все, что я рассказал?..
Донни смерил его взглядом, как если бы собирался поставить диагноз.
– Повторяющиеся ночные декорации, странные встречи, фиксация на одной идее, бесконечный поиск… – Он сделал вид, что замялся, и отвел взгляд, пряча озорные искорки в глазах.
«Ты псих, Ленни! – кричали эти искорки. – Ты двинулся по фазе в своем Заливе».
«Курение – причина необратимых повреждений мозга!» – сообщил рекламный за’ар с репой.
«Мы называем это эксплуатационной недееспособностью», – выложил армейский врач.
«Вы близки к тому, чтобы перейти в постояльцы нашего милого приюта», – предупредил Тони Хопс.
– Рожай короче, – рыкнул Ленни.
– Шизофрения, – быстро ответил Шилдс. – Как по учебнику.
Все мнения сошлись в одной точке.
– Как вариант, ты выжил в мясорубке при… этом… – он прищелкнул пальцами, – аль-Дэшиле. Допустим, амнезия и психическое расстройство. Тебя закрывают в «Милосердии» на восемь лет. Мы хороним кого-то еще и живем дальше. Наконец ты выбираешься на волю, видишь или чувствуешь что-то, что запускает процессы памяти. Мозг возвращает личность и придумывает историю, заполняя пропущенные годы. Такое бывает. Не так часто, но все же. И это объясняет практически все.
Кравитц не верил. Это было слишком подробно, слишком реально… А, собственно, что? Нищий боксер? Похитители-вегане? Поезд-призрак? Древний ветеран, в одиночку отбившийся от агентов Бюро? Ленни, на раз-два раскрывший дело, которое полиция не могла сдвинуть несколько лет? Они, конечно, тупые, но не настолько.
Нет-нет-нет, искорки смеялись не над тем, что я псих. Они смеялись над тем, что я не понимаю чего-то, что лежит на поверхности. Так что же такого смешного, мистер Умник, ты нашел в моем положении?
– Практически все? А что не объясняет?
– Физическая форма. Вряд ли из стен медицинского учреждения ты бы выбрался в таком шикарном состоянии.
Вот уж спасибо.
– Последовательность повествования. И… твой блокнот.
– А что с ним?
– Изначально рисунки серебряной иглой имеют голубовато-серый оттенок, как вот здесь, – Донни показал знаменитое полотно «Кресты на Голгофе». – Однако в результате окисления со временем работы приобретают утонченный коричневый налет. Например, здесь. – Он продемонстрировал лейтенанта Холланда, свернувшегося калачиком в луже собственной блевотины и очерченного по контуру мелом. Характерная подпись в пузыре указывала, что полицейский все-таки спит91. – При желании мы сможем приблизительно датировать каждую страницу…
Шилдс говорил легко, как по написанному. Его магическое боло мерно светилось янтарем, подчеркивая внутреннюю уверенность владельца. «А ведь из него детектив в сотню раз лучше, чем из меня, – искренне восхитился Ленни. – И как он вообще столько всего в башке держит?»
– Так что в этом случае, ну ты понял…
А еще Донни не любил разжевывать, поэтому довольно часто заканчивал мысли фразочками типа «ты знаешь», напрочь игнорируя факт, что обычно собеседник не знал ни черта.
Впрочем, в этот раз все было предельно прозрачно. Блокнот – прямое доказательство в пользу того, что сыщик последовательно прожил свою жизнь, а не выдумал ее за несколько дней, чтобы «заполнить пробелы».
– Отсюда вторая версия – эксплуатационная недееспособность.
– Следующая, – сквозь зубы перебил Ленни. Это мы уже проходили.
– Как угодно, – пожал плечами Донни и замолчал.
– У тебя ведь есть следующая?
У него всегда что-то было.
– Такая, в которой у меня с макушкой относительный порядок?
– Ну…
Лицо друга расплылось в бесформенную массу. Брови поплыли вверх, губы замерли одновременно в разных положениях, как будто никак не могли решить, какую улыбку выбрать.
– Параллельные миры, – наконец проронил Донни. Взгляд умных глаз тут же вцепился в сыщика, гнусно зашипела пластинка, камень в боло почти погаc.
– Параллельные миры, – с непонятной интонацией повторил Шилдс.
– А?
– Популярная концепция. «Что за безумная вселенная», «Лавка миров» и… – он постучал по виску, – «Глаз в небе». Это не говоря про многомировую интерпретацию квантовой механики Эверетта.
Последняя фраза прозвучала, как китайская скороговорка.
– А проще?
– Одновременное существование множества версий одной реальности, которые могут различаться между собой, как в малом, так и во многом.
Он снова говорил, словно по написанному.
– Например, в одной я погибаю на войне, в другой – ты?
– Спасибо, Леонард. Мне теперь жить с этим бесценным знанием, – криво улыбнулся Дон. – Но, да, мысль ты уловил.
– То есть ты в это веришь?
– Ну… – вежливо улыбнулся мистер Умник.
Это означало что-то вроде: как тебе сказать, чтоб не обидеть, ты у нас и так малость стукнутый.
– Еще Демокритос в пятом веке до нашей эры писал: «Миры бесчисленны, и некоторые из них подобны друг другу. Одни еще растут, тогда как другие находятся в расцвете, третьи же разрушаются. Погибают друг от друга, сталкиваясь между собой…»
О да, это ж Донни, он обожает цитировать всякую хрень.
– Демо… что?
– Демокритос, Смеющийся Философ. Очень крутой дядька. Выколол себе глаза, чтобы видимая реальность не отвлекала от размышлений.
Слепец ведет безумца. Обхохочешься.
– Но ты в это веришь?
– Официальная наука не…
– Ты в это веришь?! – резко оборвал Ленни.
– На твоем месте, – мягко ответил друг, – я бы последовательно проверил гипотезы. Больничные записи поднять несложно. Максимум, чем рискуешь, – вернуться туда, откуда пришел.
Гипотеза – одно из тех самых словечек Шилдса. Оно означало «бездоказательная брехня» или что-то вроде этого.
– То есть в дурку – если первое предположение окажется верным? – с иронией уточнил сыщик.
– Пусть бы и так.
– А что с параллельными теориями механика Эверетта? Лупить мистера Берри, пока не сознается?
– Тот самый медальон? – тонкий палец бывшего партнера указал на медный кругляш, который Ленни машинально перекидывал на фалангах. Это начинает входить в привычку. – Билет в другой конец?
– Метка. Нищий сказал, передать ему на той стороне.
В ответ Донни элегантно заломил бровь:
– Ну так и передай.
***
Он уходил на рассвете. «Удачи», – коротко напутствовал Шилдс, янтарный камень окончательно потускнел в утреннем свете.
Удачи? И это все, что ты мне скажешь? Много лет назад, в городе, у которого с тех пор не было названия, коммивояжер Ширес вызвал огонь на себя, одним приказом вырвав у него из груди нечто чертовски ценное, и в образовавшуюся дыру провалилась юная душа Ленни, будто в колодец. А теперь они здесь – пусть это иллюзия или бред сумасшедшего, – но снова вместе. И он хочет сказать так много, но даже сейчас не может сказать ничего. Что-то не так с этим миром, с Шилдсом или с несчастным детективом с Гулд-стрит. Между ними – словно стена, незримая и пустая. Четверть жизни – какой долгий срок для… всего. Между ними – только необъяснимое обстоятельство, которое свело их вместе. И унылый блюз из виктролы.
Приемная была разгромлена, как придорожный бар после драки. Стол завалился вовнутрь, почти что переломанный надвое. На полу, где Кравитц встретился с паркетом, остался кратер. Под ногами странным рисунком извивался телефонный шнур, словно обводил труп на месте преступления. Когда он успел разбить зеркало, Ленни понятия не имел.
– Как там паренек?
– Кто?
– Секретарша на входе. Жить будет?
– Будет.
– Ты бы подкинул ему монету, из моей доли. Еще к легавым сунется, окей?
– Настучать на Счастливчика? В этом мире никто до такого не додумается. Спинной мозг не позволит.
– Ну… тогда… всё?
Ленни хотелось, чтобы они пошли вместе. Чтобы друг выбросил чертову газету и отправился с ним расследовать это… неведомо что. Как в старые времена, которых никогда не было.
– Тогда всё. Удачи. – Мистер Умник не мог дождаться, чтобы он наконец свалил. Это ощущалось, как напряжение перед грозой.
Ленни горько посмотрел на Шилдса: а я скучал.
Он поправил шляпу. Тихий саксофон все так же умирал в пустынном переулке за стеной.
***
Терри Брютс тщательно прожевал свой сэндвич и отпил приличный глоток молока. Теперь он был похож на довольного жизнью фермера.
«Этот парень ходил под Хопсом», – сообщил старик Джекки и затянулся.
– Как говорится, прошлое должно оставаться в прошлом, – он глуповато улыбнулся. – Спой мне лучше, что за буча случилась в приемной той шараги имени тебя, м?
Напомаженный парнишка забавно дрыгал туфлями, как будто пытался убежать вертикально вверх.
– Хмм… Дай подумать… – В стеклянных глазах мертвого Брютса замер громадный полукруг луны «Райских Полей». Кравитц доверительно наклонился и твердо произнес прямо в рожу федерального агента: – Понятия не имею.