Таким образом, если исходить из Конституции и Регламентов палат, то каждая из парламентских комиссий должна состоять из 1–2 депутатов, что было бы абсурдным. Поэтому на практике это выглядит иначе. Каждый депутат, назначенный возглавлять определенную комиссию, подбирает в состав ее членов ученых, специалистов, работников аппарата парламента и др. Тем самым проблема количественного состава якобы решается, но при этом парламентская комиссия превращается в какой-то общественный орган, не имеющий ничего общего с законом, но наделяемый довольно внушительными полномочиями. Добавим, что т. н. привлеченные члены комиссии должны где-то работать, а парламентские функции исполняют в свободное от основной работы время, что вряд ли способствует их полноценной деятельности в парламенте. Понятно, что такие комиссии не в состоянии глубоко и всесторонне, юридически квалифицированно проанализировать любой законопроект или, тем более, подготовить текст нового закона, не говоря уже о выполнении других полномочий, о которых шла речь выше. Авторитет таких комиссий не может быть высоким, вряд ли они могут играть роль парламентских интеллектуальных центров.
Не выдерживает критики и норма, допускающая одновременное членство одного депутата сразу в трех комитетах. Мы не говорим о специализации депутатов, это ясно.
Добавим еще, что комитеты, как правило, заседают в одно время, и депутату приходится разрываться между двумя или тремя заседаниями. Кроме того, нередки случаи, когда мнения разных комитетов по одному и тому же вопросу могут не совпадать, и депутату в силу своего двойственного или тройственного положения приходится решать, к кому из оппонентов он примкнет.
Исходя из всего сказанного, трудно не согласиться с замечанием Т. Койчуева и А. Брудного о том, что кыргызский парламент вместо того, чтобы быть инициатором и разработчиком законопроектов, лишь собирает проекты законов[28]. И хотя это замечание известных ученых относится к 1993 г., ситуация за эти годы к лучшему не изменилась.
Кстати отметим, что в составе Жогорку Кенеша того периода было 350 депутатов, а Конституция Кыргызской Республики в редакции от 5 мая 1993 г. устанавливала, что Жогорку Кенеш избирается в составе 105 депутатов.
Конечно, всеми приведенными выше данными можно пренебречь, если свести роль комитетов и комиссий к формальному одобрению внесенных законопроектов. Но в таком случае все рассуждения об интеллектуальном потенциале парламента, об его внутренней прочности и устойчивости теряют смысл.
Законодательство Кыргызской Республики, в том числе и в первую очередь Конституция, содержит ряд других норм, которые также не способствуют укреплению внутренней прочности, устойчивости Жогорку Кенеша. При известных условиях его прочность может быть нарушена при преодолении вето Президента на принятые законы, при даче согласия на назначение Премьер-министра, при вынесении решения об отставке Премьер-министра, при нарушении установленных сроков принятия решений и др. Об этих моментах шла речь выше. Здесь же остановимся еще на одной не до конца урегулированной норме.
Кыргызский парламент состоит из двух палат, причем обе палаты равноправны и имеют свои полномочия. Вместе с тем законы по некоторым вопросам равнозначно относятся к полномочиям обеих палат. Естественно, при рассмотрении таких законов должен быть высоким уровень согласованности в принятии решений. Но что делать, если палаты принимают один и тот же закон в разных редакциях? Ответ на этот вопрос должен содержаться в Регламентах палат.
Действительно, Регламент Собрания народных представителей предусматривает, что в таком случае совместно с Законодательным собранием создается согласительная комиссия, которая дорабатывает закон, устраняет в нем разногласия и представляет его палатам для повторного рассмотрения. Такая процедура может повторяться до тех пор, пока не будет принят согласованный вариант. А вот Регламент Законодательного собрания по этому поводу молчит и лишь в главе о повторном рассмотрении законов, отклоненных Собранием народных представителей, устанавливает, что порядок преодоления разногласий определяется отдельным порядком, принимаемым обеими палатами. Думается, что разный подход к одним и тем же вопросам не содействует созданию внутренней прочности и устойчивости парламента. В Регламентах имеются и другие нормы такого же порядка.
Приведенные примеры свидетельствуют о том, что вопрос внутренней прочности и устойчивости одной из ветвей власти, а тем более в ее взаимоотношениях с другими ветвями власти, пока до конца не решен. Между тем, по нашему мнению, этот вопрос относится к числу тех, которыми пренебрегать нельзя. Но и решить его не так просто. Возможно, следовало бы уточнить отдельные положения Конституции или более детально и последовательно проработать их в Регламентах палат? А может быть, целесообразно принять отдельные законы о гарантиях деятельности высших органов государственной власти? Решение этих вопросов относится к компетенции Жогорку Кенеша.
Завершая анализ внутренней прочности кыргызского парламента, есть смысл охарактеризовать и его структуру. Двухпалатный парламент – довольно распространенная практика. Но при этом, как правило, реализуется один из принципов: либо одна из палат представляет интересы территориальных единиц (Российская Федерация, США, Франция, Швейцария и др.) и соответственно ее депутаты избираются от территорий, либо одна из палат считается высшей, а другая – низшей.
Когда в июле 1993 г. Чуйский областной кенеш выступил с предложением учредить в Кыргызстане двухпалатный парламент, то имелось в виду, что одна из палат будет представлять интересы территорий и формироваться по принципу равного представительства от каждой территориальной единицы (области и г. Бишкек). Однако в ходе проработки конституционной нормы о двухпалатном парламенте отказались от принципа равного представительства территорий (области различны и по количеству населения, и по экономическому потенциалу), выборы депутатов обеих палат проводились по одному и тому же принципу (один депутат от примерно равного количества избирателей), но термин «представительства территориальных интересов» в Конституции остался.
Создалась странная ситуация: по Конституции, одна из палат – Собрание народных представителей – призвана представлять территориальные интересы, но она их не представляет. К тому же обе палаты равны, хотя их полномочия в определенной степени и разграничены. Но не является ли это разграничение искусственным и введенным с одной лишь целю – оправдать наличие двух палат? Не создает ли наличие двух палат дополнительных сложностей при принятии законов, поскольку законы по некоторым вопросам требуют рассмотрения сначала одной, а затем второй палатой? А как отразилось бы на законодательной деятельности объединение обеих палат в одну? А может быть, целесообразно до конца реализовать принцип территориального представительства в Жогорку Кенеше?
Высказанные вопросы не надуманы. Они вытекают из конституционных норм и законодательной практики Кыргызской Республики. Ответить на них не просто. Но отвечать надо, этого требует жизнь.
Мы детально остановились на проблеме внутренней прочности и устойчивости Жогорку Кенеша, потому что его роль и ответственность слишком высоки, чтобы можно было пренебрегать нормами, обеспечивающими его плодотворную деятельность. В такой же мере проблема внутренней прочности и устойчивости касается и других ВЄТЕЄЙ власти.
Несколько слов хотим сказать о судебной власти. На первый взгляд вопрос о внутренней прочности судов вообще не должен возникать. Ведь суды, как записано в Конституции, независимы, руководствуются в своей деятельности только Конституцией и законами. Но на практике все это выглядит несколько иначе: судебная власть фактически зависит как от законодательной, так и от исполнительной.
Говоря о зависимости от законодательной власти, мы, естественно, вовсе не имеем в виду, что законы, которыми должны руководствоваться суды, принимает законодательная власть. Речь о другом. Судебная власть зависит от законодательной еще и в том, что последняя вместе с Президентом решает все кадровые вопросы (судьи Конституционного, Верховного и Высшего Арбитражного судов избираются обеими или одной палатой Жогорку Кенеша по представлению Президента, а судьи местных судов назначаются Президентом) и при этом, естественно, не всегда удается избежать предвзятого отношения к отдельным претендентам на должность судьи. Кроме того, законодательная власть ежегодно утверждает республиканский бюджет, в котором предусматриваются расходы на содержание судебной власти, а здесь так же могут быть неоднозначные подходы.
Высоким является уровень зависимости судов от исполнительной власти, в том числе от местных государственных администраций. Ведь для того, чтобы осуществлять правосудие, суды должны располагать необходимыми условиями – помещениями, охраной, телефонами, транспортом и др., работники судов должны быть обеспечены квартирами, пользоваться коммунальными услугами. А всем этим распоряжаются местные государственные администрации, которые могут подходить к оценке деятельности судов со своими мерками.
Как видим, и в этой сфере вопрос внутренней прочности и устойчивости отнюдь не является чисто теоретическим. Решение его относится к компетенции Президента и Жогорку Кенеша.
Проведенный анализ конституционных норм, а также приведенные факты убеждают в том, что проблема далека еще от полного решения. Здесь есть над чем работать и юристам, и законодателям.