Тоня Ивановская
Ростки пшеницы
Цветение
Они сидели на лестнице погорелой поликлиники. Старое деревянное здание – построенное еще при основании поселения – однажды вспыхнуло. Священники сказали, что всему виной старая проводка. Церковь тогда решила ее не восстанавливать. Прислали инструкцию и панели для новой. Место выбрали в центре. А пепелище на отшибе забыли. Мрачное место. Напоминающее о бестолковости людей, когда случается беда. Вилюче здесь нравилось.
Пожар случился на втором этаже и, судя по всему, гулял по нему на всю катушку. Этаж полностью провалился, смял собой первый. А вот лестница осталась. Удивительно, но лестница почему-то была пристроена к основному зданию. Теперь криво и ободрано уходила в небо. Не слишком высоко, но с учетом того, как раскачивал ее ветер, пребывание наверху приятно щекотало нервы.
Они с Киалимом просидели уже полночи, обмениваясь сухими репликами. Он спросил: не голодна ли? Она, что можно поесть ягод. Сходил. Так и сидели, ели малину и отгоняли друг от друга комаров.
– Не выходи за него, – вдруг сказал Киалим. – Как ты жить с ним будешь, подумала?
– Зарублю его топором, – спокойно ответила Вилюча. – Только придумаю, как бы так, чтоб никто не догадался, и зарублю.
Киалим долго смотрел на ее безучастное лицо.
– Иногда рядом с тобой мне страшно. Столько всего растет в одной душе.
– Да, – засмеялась она, – что-то во мне перебор греховных мыслей.
– Хорошо, что я обо всех знаю.
– Не-а. У меня есть еще один грех. Ты его все еще не заметил.
– Неужто? Разве я могу что-то в тебе не заметить? – улыбнулся Киалим.
– Я тебе завидую.
– Мне?
– Ага. У тебя есть мечта. Жар в груди. Ты в это веришь. Даже не представляю, как тебе будет больно разочаровываться.
– Почему это я должен разочаровываться?
– Люди всегда во всем разочаровываются. Разве ты не замечал? Чем жарче хотят чего-то, тем больнее потом. Потому что вдруг оказывается, что все не так, как нафантазировалось.
– Говоришь, как священник.
– Я почти священник.
– Не стремитесь познать мир, – стал изображать проповедь Киалим, – ваша душа не выдержит жажду проглотить все тайны мира и расколется, а вместе с ней погибнет и часть вечности.
– Все верно. Душа вечна и ценна. В ней сокрыто все человечество. Все души в одной, она одна во всех. Ее стоит беречь, а не испытывать.
Она положила руку ему на грудь, и Киалим вздрогнул.
– Поделись со мной этим, – попросила Вилюча.
– Чем? – растерялся он.
– Жаром. Верой. Как тебе удается верить? У тебя ведь нет ни единой причины. А ты просто веришь и все.
– Не знаю, – смотрел он угрюмо. – Тебе разве отец не объяснял? Вера на то и вера, чтобы ни в чем не нуждаться. Если бы у тебя были какие-то доказательства или обещания, называлось бы это верой? Нет, это было бы знание. А знание, как говорят Отцы Церкви – зло на земле. Яд, который заставляет человека требовать большее, экспериментировать, ставить истины под сомнения, а вместе с тем разрушать. Оттого мир погиб. Человек слаб и не может остановиться. Потому нам не дано общаться с разведчиками. Они ― зло во благо, смерть ходит за ними по пятам. Душа их темна и полна искушений. Мало кто из людей может нести эту ношу.
– Нет, тебе определенно вместо меня надо идти читать проповеди, – не удержалась от укола Вилюча.
– Прекрати.
Она послушалась. Ей не хватало его все лето, а время неумолимо бежит. Очень скоро упрямец отправится на тестирование. И ему конец. Нет, сейчас об этом Вилюче думать не хотелось.
– Ты, кстати, как в бедном районе очутился? – решила она сменить тему.
Киалим вроде как вспомнил что-то и начал шарить по карманам.
– Сейчас. Погоди.
Достал тряпицу, в которой что-то было спрятано и, улыбаясь, положил ей в ладонь.
– Принес тебе ракушки. Такие еще не приносило море. Подумал, что понравится.
Она развернула ракушки и провела рукой по морскому сокровищу. В детстве она мечтала о том, что отправится на корабле путешествовать. Отец тогда был еще не таким. Рассказывал ей много поистине сказочных историй. Пожалуй, это ее и испортило. Молчал бы, учил только тому, что положено Церковью, все было бы по-другому. А теперь он иссяк и ее тянет за собой в пропасть.
– Вил? Ты чего? Ты плачешь?
– Нет, конечно, идиот, – нахмурилась она и спрятала ракушки за пазуху – Ты так и не сказал, почему оказался на краю поселка.
– А-а, так понес тебе это, в дом заглянул по привычке. Смотрю, старик спит и твоего зайца обнимает. Не знаю, что там у вас, но когда с твоей игрушкой спит, ты всегда творишь какую-то дичь, – помолчал немного. – Зачем к пьяни повадилась ходить? Плохо это, Вил. Не ходи к ним больше Хорошо?
Она не ответила.
– Надо домой идти. Иначе твой отец проснется, а тебя нет. Расстроится.
– Как же ты раздражаешь, – Вилюча поднялась, отчего лестницу качнуло, и стала спускаться.
Киалим пошел следом. Чувствовал себя почему-то виноватым. Хотя с чего? Это ведь она хмурая, она поволоклась искать неприятности, сама же поругалась с женихом, неизвестно почему, и неизвестно почему ничего не говорит. Не девушка, а проказа. Распространитель злобы и неприятного послевкусия.
– Послушай, – развернулась она к нему, – помоги мне кое в чем.
– В чем?
– Ну…
Она нервничала, Киалим успел решить, что попросит убить ее Темми.
– Можешь стать моим первым мужчиной? Ну, чего таращишься?! Ты уже решил, что семьи не будет. А я? Жених мой – та еще образина. Вокруг одни пустоголовые бараны. Это же скотоложство.
– Вил, прекрати!
– Я серьезно. Всю жизнь проведу, наблюдая за жизнью опарышей, пусть хоть что-то хорошее у меня случится.
Киалим взял ее за руку и повел к поваленному фонарю недалеко от поликлиники.
– Садись, – стряхнул со столба грязь и листья. – Давай еще поговорим.
Она кивнула и села, а Киалим осторожно обнял это нахохленное и неприветливое создание.
– Я понимаю, что тебе хочется забыться. Что Темми оказался не таким, как хотелось бы, что будущее тебе видится мрачной чередой однообразности. Все так. Но, Вил, это не повод усложнять все еще и отношениями со мной. Я ведь уеду. Очень скоро. Не надо ко мне привязываться. К тому же я почти уверен, что во время обучения в Церкви ты встретишь хороших людей. Туда ведь попадают только хорошие люди. Способные утешить, унять метания. Уверен, тебе станет там легче. И я уверен, что при должном рвении, Отцы Церкви изменят свое решение и помогут подобрать тебе другого мужа. Думаю, если священнослужители узнают о том, что он сделал, они не будут желать такого брака. Ты сможешь стать счастливой. Поверь, это обязательно с тобой случится.
– Вот так все просто, да? – зло усмехнулась Вилюча, и ему стало не по себе.
– Да.
– Звучит красиво. Чепуха часто звучит красиво.
– Опять ты за свое, – начинал терять терпение Киалим. – Ну хорошо. Не нравится? Отлично! Пойдем со мной. А что? Ты сообразительней меня. Тебя точно возьмут. Да, точно! Пойдем в разведку вместе!
– Я похожа на самоубийцу? – вяло спросила она.
Киалим только вздохнул. Разговаривать с этой девчонкой, что об стену биться.
– Странники умирают, – продолжила Вилюча. – В первый же день умирают.
– Что насчет тех, кто приезжает на остров? – ласково улыбнулся он, надеясь хоть немного растворить ее суровость.
– Эти? Ну да, эти приезжают, – отвела глаза Вилюча. – Но такие, как ты, умирают в первый же день.
– Неужели ты в самом деле считаешь меня настолько слабым? – притворно обиделся Киалим.
– Я считаю тебя очень и очень сильным. Потому и хочу уберечь, – смотрела на него в упор. – Иди в Церковь. Останься в живых ради людей. Они ведь нуждаются в тебе. Во мне такого нет. Надежды нет, умения говорить с ними нет. А ты можешь. Понимаешь? Ты ведь хотел знаний, Церковь даст тебе их. Зачем тебе самоубийство?
– Я хотел знаний, чтобы быть разведчиком и стать героем. А не для того, чтобы отсиживаться всю жизнь в тени.
– Дурак. В этой тени самое большое геройство и происходит.
Киалим встал и, подав ей руку, сказал:
– Нам с тобой друг друга не понять. Я сам выбрал свой путь, а ты только и делаешь, что жалуешься на то, что жизнь не такая, какой хочется. Завидуешь? А когда появился шанс взять все в свои руки, прячешься. Чтобы быть счастливой, Вил, надо принимать решения. Или, как ты верно в детстве сказала: решать задачи. А если ты ничего не делаешь, то за тебя эти решения примут другие. Так что не плачь, что кругом опарыши, ты сама от них ненамного уползла. Руку давай. Домой тебя отведу.
