Тигрис Рафаэль
Крушение империи
Свободно владея латинским и арабским языками, Роман был принят в логофесию внешних сношений в качестве асикрита. Это была высокая должность для человека столь молодого возраста, однако обладая незаурядными способностями, Роман отлично справился с работой и был отмечен лично императором, который вскоре назначил его верховным асикритом. Так в свои без малого тридцать лет Роман стал важным должностным лицом в Константинополе, и, хотя империя таяла на глазах, однако это нисколько не умаляло его высокого поста, ибо внешнеполитическое ведомство во все времена было судьбоносным для любого государства.
На всём протяжении каждодневного маршрута от дома до императорского дворца Роман с удовольствием созерцал роскошные магазины лавочников. Находясь в вечной конкуренции, они старались любыми доступными способами сбить торговлю друг у друга. Одним из популярных был метод, когда конкурент уговаривал владельца арендуемого рядом помещения поднять плату, тем самым провоцируя удорожание товара у своего соседа. Столичная эпархия, которая строго следила за городской торговлей, решительно пресекала такую деятельность, стремясь предоставить всем равные условия.
Роман невольно отметил, что по сравнению с предыдущими годами торговый ажиотаж улицы заметно поубавился. Сказывалась турецкая экспансия, захватившая почти всю территорию Византии, оставив её столицу без «тела». Торговый оборот города в связи с этим постепенно падал. Население сокращалось, дома пустели и ветшали. Судоходство по морям и проливам вокруг Царьграда становилось небезопасным, и потому многие торговые суда не решались туда плыть. Всё это подрывало былую экономическую мощь империи и вело к её упадку.
Но, несмотря ни на что, Константинополь продолжал оставаться крупным центром экономики, культуры и искусства христианского мира, ибо в военном и политическом отношениях не был покорён. Магический ореол его более тысячелетнего могущества продолжал витать над миром. Враг ещё не переступил за его могучие стены, не разграбил его великолепные дворцы, не осквернил его священные соборы и монастыри. Ещё восседал в Царьграде настоящий император-василевс, наместник самого Бога на земле, коронованный так же, как все его сто шесть предшественников, и повелевал со всеми царственными почестями, а это являлось надёжной гарантией благополучия горожан, пусть хоть и иллюзорного.
Роман добрался до дворца и, миновав охрану, зашёл в здание логофесии. Его кабинет располагался непосредственно у апартаментов самого логофета. Секретарь Романа доложил, что его давно поджидает посланец из Адрианополя.
– Пусть немедленно заходит, – распорядился верховный асикрит, поняв о ком идёт речь.
В комнату зашёл молодой мужчина в промокшей одежде, его уставший вид говорил о долгом пути, который пришлось пройти.
– Рад тебя видеть, Лев, в целостности и сохранности. Я вижу турецкие дозоры не очень беспокоили тебя?
– Меня не дозоры беспокоят, а дурная погода, – ответил Лев и устало плюхнулся в кресло, – у меня важное послание для тебя.
Он протянул Роману сложенный вчетверо кусок бумаги.
Роман взял письмо и начал внимательно читать. По мере прочтения он становился всё более озабоченным. Закончив, Роман устремил свой взор в отдаленную точку комнаты и замер в таком положении на некоторое время, очевидно, обдумывая содержание послания. Затем встал и принялся расхаживать по кабинету взад и вперёд.
– А вы- молодцы, – наконец проговорил он, – это письмо имеет судьбоносное значение.
Гонец не произнёс ни слова. Ему было безразлично содержание текста, тем более написанное по-арабски. Он был доволен тем, что благополучно его доставил, сумев преодолеть расстояние из Адрианополя в столицу Византии всего за два дня.
– Хорошего осведомителя вы нашли во дворце султана. Доносит всё аккуратно. Чем вы его так заинтересовали? – спросил Роман.
Его тайная переписка с ншанджи, возникшая полгода назад, связала их невидимой нитью. Роман никогда не видел и не знал Аллаэтдина, однако ощущал его косвенное присутствие в посланных ему донесениях.
– Этот парень наполовину грек. Он любит хорошо одеваться и красиво жить. Влюблён в нашу Елену и готов для неё горы свернуть, – сказал Лев.
– Надо всячески поощрять его благие намерения. Тем более что я доволен его работой, – сказал Роман вскрывая ключом железный шкаф.
Он достал оттуда увесистый кошелёк с византинами и передал его гонцу со словами:
– Половину этого золота передашь нашему ншанджи. Остальное – твоё. Отдыхай, через три дня ты мне вновь понадобишься.
Лев встал, засунул золото за пазуху и оставил Романа одного.
Помимо дипломатической деятельности, император негласно поручил Роману заняться сбором информации, необходимой для безопасности страны. Фактически их логофесия выполняла также функцию внешней разведки. Большая армия лазутчиков доставляла в Константинополь различные сведения. Больше всего интересовали планы турецкого султана, и потому вербовка дворцового ншанджи Аллаэтдина считалась большой удачей.
– Доложи господину логофету, что я прошу немедленной аудиенции по очень важному вопросу, – приказал Роман своему помощнику.
– Господин логофет прибыл под утро и велел его не тревожить, – пояснил секретарь.
Лицо Романа выразило досаду. Он опять уселся в своё кресло. То, что происходило с его непосредственным начальником вызывало в нём бурю негодования.
Логофет ведомства внешних сношений и почты Мануил происходил из знатного византийского рода, проживавшего в Фессалониках. После взятия города турками он был вынужден бежать вместе с семьёй в Константинополь, оставив всё своё имущество османам. Сразу же после переезда умерла его жена, а Мануил стал топить своё горе в вине. Вскоре в генуэзском квартале у него завелась молодая пассия, из-за которой он частенько наведывался туда, возвращаясь каждый раз поздно и в непотребном виде. Роману очень не нравилось подобное поведение логофета. Будучи серьёзной и законопослушной личностью, он терпеть не мог такого отношения к делу. Фактически вся нагрузка логофесии была на нём. Об этом знал сам император и потому поручал всю важную работу верховному асикриту.
Информацию, которую Роман получил недавно из Адрианополя, требовалось немедленно довести до сведения Его Величества, а сделать это без ведома логофета, согласно придворному таксису, Роман не смел. Однако Мануил в данный момент был невменяем и пришлось дожидаться его пробуждения.
– Охрана сообщила, что лицо, назвавшееся Торосом, и с ним ещё двое просят твоей аудиенции,– сообщил помощник.
– Вели немедленно впустить, – приказал Роман.
Торос был давним другом его отца и всей их семьи. Он также был родом из Киликии и потому приходился им почти родственником.
Торос, мужчина в летах с седой бородой, бодро зашёл в кабинет и сразу же очутился в объятиях Романа, который очень обрадовался его приходу.
– Ты уж прости меня, старика, что я осмелился прийти сюда, ибо я точно знал, что не застал бы тебя дома.
– Ты – тот человек, который держал меня на руках ещё младенцем, и можешь всегда без стеснения приходить ко мне, – добродушно произнёс Роман, усаживая гостя в кресло.
– Но кто мог подумать, что этот младенец настолько возмужает, что возвеличится над всеми нами.
– В этом есть и твоя заслуга.
– Со мной пришли двое иудеев, которым помочь сможешь только ты,– приступил к делу Торос,– прошу тебя, выслушай их внимательно. Они такие же купцы, как и я, но попали в большую беду.
– Пускай немедленно войдут, – распорядился Роман.
В кабинет зашли двое мужчин: один – молодой, другой – среднего возраста, оба невизантийской наружности. Это были шкипер «Ангела» Иосиф и его племянник Соломон.
Прибыв в Константинополь несколько месяцев назад и, пришвартовав своё судно в бухте Золотого Рога, они безуспешно бродили по огромному городу в надежде что-нибудь разузнать о судьбе Ребекки. Наконец евреи из квартала Пера свели их с известным купцом Торосом, который, будучи человеком добрым и сердечным, взялся им помочь.
– Приветствуем тебя, господин верховный асикрит! Прошу принять от нас в знак уважения этот подарок, – произнёс Иосиф по-арабски и преподнёс Роману великолепный золотой перстень, украшенный рубином.
Роман с укором посмотрел на Тороса, но тот стоял довольный собой, не принимая вины. В Византии было принято дарить подарки должностным лицам в знак особого уважения к их рангу и личности, а не как мзду за какую-либо оказанную услугу. Это было частью восточного менталитета и не возбранялось существующим правопорядком. В данном случае посетители преподнесли подарок, не требуя ничего взамен, а просто выразили своё почтение. Роман был вправе после этого отклонить их просьбу, если бы счёл невозможным её исполнить. Он усадил пришельцев и сказал тоже по-арабски:
– Многоуважаемый мною Торос сообщил, что вас постигло горе, и просит помочь вам. Его слово для меня свято, и потому я постараюсь сделать всё возможное.
– Меня зовут Иосиф, – начал шкипер свой рассказ, – а это мой племянник Соломон. Мы оба прибыли сюда из египетской Александрии, чтобы спасти нашу Ребекку, родную сестру Соломона, которую похитили турецкие пираты, убив её отца. Мы поклялись, что не вернёмся домой, пока не отомстим за Моисея и не освободим Ребекку.
– А с какой стати они оказались в вашем городе?– спросил сильно заинтересовавшись Роман.
– Всё началось с того момента, когда мы поменяли в Смирне у местного ювелира вот эту монету, – сказал Иосиф и протянул Роману золото храма Артемиды.
Далее он в деталях рассказал, как всё произошло, включая морской поединок и разбойное нападение в Александрии.
Романа сильно заинтриговал его рассказ. Потом он внимательно стал разглядывать монету и призадумался. На обратной стороне монеты был изображён полумесяц – символ Константинополя. Когда отец Александра Македонского Филипп Второй с помощью подкопа в крепостной стене пытался овладеть городом, ему помешал свет полумесяца. Византийцы были спасены, и в знак благодарности они объявили Артемиду своей богиней, а полумесяц с тех пор стал символом города.
– Мы просим помочь выявить местонахождение сестры, – с мольбой в голосе проговорил Соломон, который всё это время молчал.
Роман, казалось, ничего не слышал. Он продолжал о чём-то думать, изредка переводя взгляд на монету.
– Как выглядит Ребекка? – наконец спросил он, – опишите её так, как описала бы сваха, предлагая богатому жениху невесту.
– Она сказочно красива, – с восторгом сказал Иосиф, – её красота не подлежит описанию.
– Тогда её вам опишу я. Кожа у неё белее и глаже чем мрамор, глаза у неё красивые и отдают морской голубизной, походка, как у молодой лани, шея длинная и нежная, как у лебедя, – повторил слово в слово донесение главного евнуха своему султану Роман.
–Это она! Бог ты мой, это она! – воскликнули одновременно сильно взволнованные Иосиф с Соломоном, и на глазах у них заблестели скупые мужские слёзы.
– Ваша сестра находится в гареме у турецкого султана в Адрианополе, – вдруг неожиданно проговорил Роман уверенным голосом,– тот, кто похитил Ребекку, передал потом её султану в качестве дара.
– Откуда это известно? – спросил изумлённый Иосиф.
Ему на миг даже показалось, что перед ним стоит не византийский чиновник, а служитель гарема турецкого султана.
– Этого я вам не могу сказать. Не забывайте, что вы имеете дело с верховным асикритом внешних связей Византии. Кому, как не мне знать, что творится во дворце у турецкого султана? – с достоинством произнёс Роман.
Иосиф и Соломон с восхищением посмотрели на него. Соломон тихо сказал:
– Тогда очень просим объяснить всю эту историю до конца.
– Любезный юноша, я вам сказал то, что знаю наверняка. Про остальное мне приходиться только догадываться. Судя по этой монете и зная хорошо турок, я вам могу сказать, что они упорно ищут золото храма Артемиды. Эта монета навела их сначала на ваш корабль, а затем на ваш дом. Они не нашли то, что искали, но унесли с собой самое ценное, убив вашего отца.
– Мы должны непременно отомстить за него, – решительно произнёс Соломон.
– Вы сможете узнать тех, кто напал на вас в море?
– Я их узнаю, даже если они переоденутся в овечью шкуру, – сказал со злостью Иосиф.
– Вы в этом уверены? Внешность турок довольно однообразна.
–У нас на судне есть человек, который был у них в плену. Он способен их опознать даже с закрытыми глазами.
– Ну что же. Очень возможно, что вам придётся с ними снова встретиться, и тогда уж не упустите свой шанс.
– Где, же по-вашему, это произойдёт?
– Я не сомневаюсь, что они скоро окажутся здесь.
– Хорошо, – сказал Иосиф,– а пока нам надо срочно отправляться в Адрианополь, чтобы вызволить Ребекку из гарема.
– Это не так просто сделать. Гарем султана находится под надёжной охраной.
– Мы это должны сделать даже ценою собственной жизни, – отчаянно произнёс Иосиф, – вы только помогите нам попасть в Адрианополь. Он не морской город и потому недоступен для нашего судна. А добираться туда по суше без провожатого для нас небезопасно.
– Хорошо, я помогу вам. Мой гонец через два дня отправляется туда. Вот он-то вас и проведёт, – принял решение Роман, – а я приготовлю для вас необходимые документы.
– Премного вам благодарны, – сказал Иосиф.
Откланявшись, все трое удалились.
Роман остался один. Судьба прекрасной еврейки, которую непременно хотели спасти её дядя и брат, сильно заинтересовала его. Он знал, что вызволить из гарема наложницу так же невозможно, как и схватить звезду с неба, разве что взять дворец султана приступом.
Зашёл помощник и доложил, что к нему в этот час записан на приём мастер пушечного дела Урбан.
– Если он пришёл, то пусть немедленно заходит, – распорядился Роман, мысленно возвращаясь к повседневным обязанностям.
В кабинет зашёл высокий мужчина крепкого телосложения и зычным голосом поздоровался на плохом греческом языке, ибо сам был по происхождению венгром.
– Позвольте представиться. Я инженер Урбан – специалист по пушечному делу.
– Мы много наслышаны о тебе, Урбан,– ответил Роман,– мне доложили, что ты владеешь проектом супер тяжёлых бомбард.
Роман знал его как человека, который способен изготовить пушки намного мощнее существующих.
В то время пороховая артиллерия находилась ещё в зачаточном состоянии и развивалась очень медленно в отличие от фортификации, которая намного опередила в своем развитии пушечное дело. Из-за этого оборонять крепость было намного легче, чем её завоёвывать. Это произошло потому, что литье и изготовление пушек, как наукоёмкий процесс, требовали достаточного развития таких дисциплин, как физика, химия и металлургия. Однако научная мысль Европы вплоть до шестнадцатого века были сильно подавлена церковным мракобесием. В то время католическая церковь являлась серьёзным препятствием на пути развития многих дисциплин. Ученых, пытавшихся сделать открытия, признавали еретиками и отправляли на костер, в то время как архитектура и фортификация не преследовались со стороны церкви и потому развивались более динамично.
Венгр Урбан, благодаря своей природной сообразительности, чисто практическим способом нашёл технологию изготовления тяжёлых пушек. Это требовало больших финансовых и материальных затрат, и потому он предлагал свои услуги тем, кто был особенно заинтересован в его деятельности и готов профинансировать это мероприятие с предоставлением ему всех условий, необходимых для работы.
– Я могу отлить такую пушку, которая сможет пробить брешь в любой крепостной стене, – заявил инженер.
– Как же тебе это удаётся? – заинтересовался Роман.
– Современные бомбарды изготавливаются путём соединения кованых железных полос друг с другом. Такая конструкция непрочна и при увеличении заряда пороха часто разрушается. Я же могу отлить пушку из бронзы, состоящую из двух половинок и большего диаметра. По моим расчётам, она сможет выстрелить тридцатипудовым ядром.
– Как же ты отливаешь таких гигантов?
– Это мой секрет.
– Что же тебе надо для этого?
– Для этого мне необходимо создать большие мастерские с литейными цехами и с достаточным количеством рабочей силы.
– Это потребует существенных финансовых затрат. Чем же ты можешь гарантировать успех?
–Только своими математическими расчётами, больше ничем.
– Это слабый аргумент для того, кто должен вложить большие средства. Ведь если мероприятие провалится, то потраченное золото будет безвозвратно утеряно.
– А если нет, то эти супер тяжёлые пушки позволят его обладателю завоевать любую крепость. А это уже не только успех, но и богатство, почёт и слава, – ответил пушкарь.
Роман призадумался. Для того, кто собирается вести наступательные действия, этот человек -настоящая находка. Попади он в руки османов, те бы непременно приняли его условия.
– А сколько ты намерен брать за свою работу? – спросил наконец Роман.
– В качестве оплаты я возьму по двести византинов с каждой исправно стреляющей пушки.
Это была очень большая сумма. За такие деньги можно было построить небольшое судно.
– Хорошо, я доложу о твоём предложении его величеству, и о результатах тебе сообщат отдельно,– сказал Роман, давая понять, что аудиенция закончена.
Урбан тотчас удалился, оставив Романа опять одного.
«Этого человека нельзя упускать, – подумал Роман, – хотя бы потому, что он предоставит свои услуги османам, а те уж, точно, не поскупятся и приобретут у него столь грозное оружие».
– Узнай, может ли господин логофет принять меня? – велел он своему секретарю.
Тот вернулся и сообщил:
– Господин логофет отправился после пробуждения в дворцовые термы.
Терпение у Романа окончательно лопнуло. С таким логофетом по внешним связям невозможно серьёзно работать. Информация, которая накопилась, должна была безотлагательно представиться императору, иначе она потеряет своё стратегические значение. Поняв, что ему сегодня не увидеть своего начальника, Роман решил лично встретиться с императором. Он тотчас послал протоасикриту администрации василевса прошение об аудиенции по неотлагательному делу и получил ответ, что император примет его в своих покоях через час.
Роман вышел из здания логофесии и медленно направился в сторону дворца. Уютные аллеи сада с вечнозелёной растительностью приятно располагали к отдыху. Роман глубоко вдохнул свежий зимний воздух. После долгого пребывания в помещении этот моцион был особенно для него приятен.
Дворец располагался на восточной стороне сада и издали выглядел величаво. Здесь же находилась мраморная чаша диаметром до десяти метров, прикреплённая к мраморной колонне. Её прикрывали два купола: свинцовый, а поверх него – серебряный, опирающиеся также на мраморные колонны, на вершинах которых располагались статуи животных и птиц. Из находящейся недалеко цистерны подавалась вода, которая стекала на купола и на статуи, образуя изумительный фонтан. В дни торжеств цистерна заполнялась вином с мёдом и пряностями, которое стекало струёй, заполняя огромную чашу. Все, кто присутствовал на празднествах, могли испить вина из чаши столько, сколько бы пожелали.
Роман невольно поймал себя на том, что после прочтения того письма из Адрианополя он начал на всё смотреть с какой-то болью, будто всё вокруг временно и должно скоро исчезнуть. Мысль о том, что тысячелетнее великолепие Константинополя скоро будет захвачено османами, начала принимать для него реальные очертания. Как ни старался он прогнать эту мысль от себя, она вновь и вновь возвращалась с прежней отвратительной настойчивостью.
Пребывая в таком безотрадном настроении, он подошёл к императорскому дворцу. Вход охранялся караулом, состоящим из наёмников-русичей. Эти дородные крепкие парни издавна состояли на службе у императора. Он очень ценил этих посланцев из далёкой Московии и безгранично доверял им свою безопасность. Вообще, кроме русичей, наёмниками состояли скандинавы, венецианцы, генуэзцы и, что самое удивительное – турки-османы. Все они получали щедрое жалованье и с большой охотой служили византийскому кесарю. Роман, будучи верховным асикритом внешних сношений, знал наёмников лично, ибо непосредственно участвовал в их найме.
Командовал дружиной русичей здоровяк с рыжей кудрявой головой по имени Василий. При виде его отряда Роман заметно приободрился, и дурные мысли стали покидать его.
– Приветствуем господина верховного асикрита! – радостно встретил Романа русский наемник.
– Рад тебя видеть, Василий, в добром здравии, – ответил на приветствие Роман, стараясь говорить понятными для иностранца несложными словами.
Василий уже третий год служил в Константинополе, однако до сих пор изъяснялся по-гречески с трудом. Русская стража охотно пропустила верховного асикрита во дворец, и Роман тут же попал в царство белоснежного мрамора и пурпурного шёлка. Высокие своды с разноцветными витражами поражали своей красотой всякого, кто заходил во дворец, ибо он чувствовал себя таким маленьким среди этого огромного белоснежного пространства вперемежку с ярким пурпуром. Всё византийское великолепие и величие было сконцентрировано здесь, подчёркивая незыблемость и вечность империи.
– А что, господин логофет так серьёзно болен, что не смог прийти сам? – послышалось вдруг из- за мраморной колонны.
Тут только Роман заметил начальника Тайного приказа Маркоса, который, как всегда, незаметно всюду присутствовал. Маркос обладал способностью появляться скрытно в самых неожиданных местах. Для полицейского это свойство было очень ценно, но лично Романа оно сильно раздражало.
– Господин главный полицейский задаёт мне вопросы, на которые уже заранее знает ответы,– сказал Роман, который терпеть не мог этого соглядатая Маркоса.
– Что поделать. Я должен знать обо всех всё, – со вздохом произнёс Маркос.
– Было бы намного полезней, если бы ты, вместо слежки за вельможами Византии, с таким же рвением выявлял бы турецких лазутчиков, которыми так кишит наш город, – посетовал Роман.
– Среди придворных тоже имеются «доброжелатели» султана,– отпарировал Маркос.
– Правда? И кого же ты имеешь в виду? Уж не меня ли? – спросил Роман.
Шла обычная перепалка между службой внешней и внутренней разведок, которая наличествует в любом государстве и в любом промежутке истории.
– На вас, господин верховный асикрит, пока не имеется достоверных данных, – с иронией отметил Маркос и устремился прочь.
– Желаю успехов в деле нашего разоблачения, – иронично крикнул Роман ему вслед.
Император Византии Константин ХII Палеолог Драгаш был коронован в 1449 году. Это был человек, безрассудно преданный своей стране. Собственно, от страны только и осталась одна столица, которую он поклялся, что отдаст лишь ценою собственной жизни. Большие карие глаза излучали царскую уверенность и доброту, а мясистый нос с горбинкой и тонкие губы придавали его лицу особую притягательность. В людях он уважал честность и преданность, но как любой византиец питал слабость к роскоши и богатству. Как и все его предшественники, Константин Палеолог считал, что мир для Византии можно не только отвоевать, но и выкупить.
Император принял Романа в своих апартаментах, в той части, где был расположен его кабинет. Роман вошёл, низко кланяясь, извиняясь за грубое нарушение придворного таксиса. Константин был одет в расшитую золотом пурпурную хламиду, сшитую из великолепного византийского шёлка. Пальцы рук украшали перстни со сверкающими драгоценными камнями. Любым из этих перстней он мог наградить того, кто особо отличился перед ним своей верной службой.
Император не спеша подошёл к Роману, посмотрел на него мягким взглядом и, положив свою руку на его плечо, заговорил приятным мужским голосом:
– Мне сообщили, что господин логофет приболел, а у тебя очень важное дело ко мне.
Было заметно, что Константин хорошо расположен к верховному асикриту внешних сношений и всегда не прочь с ним пообщаться.
– Прошу простить меня, ваше величество, новость, которую я получил из Адрианополя, заставила меня потревожить вас, не дождавшись господина логофета.
– Хворь твоего начальника не должна препятствовать нашим насущным делам, тем более что эта хворь не тела, а души, – сказал Константин, давая понять, что ему всё известно.
Глаза и уши из Тайного приказа регулярно информировали императора обо всём, что происходило в Константинополе и особенно во дворце.
– Будем великодушны к человеку, которому судьба послала столько несчастий. Упаси нас Бог от подобных невзгод, – произнёс Константин, подняв взгляд вверх, – я знаю, что у тебя был напряжённый день. Садись сюда и рассказывай всё по порядку.
Роман сел в предложенное императором кресло и доложил:
– Гонец принёс дурную весть, ваше величество. Султан османов Мурад умер.
– Почему тебе кажется, что это дурная весть? Умер человек, который хотел в своё время покорить наш город. Однако, поняв, что это невозможно навсегда отказался от этой мысли,– сказал задумчиво император.
– В том то и дело, ваше величество, что, будучи мудрым человеком, Мурад вовремя отказался и более не помышлял об этом. Но сейчас к власти рвётся необузданный и взбалмошный юнец, способный натворить много бед.
Константин с минуту помолчал и потом спросил:
– А почему ты думаешь, что именно юный Мехмед станет султаном?
Тут Роман слово в слово пересказал содержимое утреннего письма.
– Да, хитёр Халал. Очень удачный ход. Посадит на османский трон желторотого юнца, а сам будет от его имени управлять турками. За Халала я не беспокоюсь. Он будет соблюдать все заключённые с нами договора о мире.
– Ваше величество, я боюсь, что молодой султан не даст Халалу использовать себя и сам будет управлять государством, пренебрегая прежними договорённостями.
– Он не сможет, – уверенно произнёс император, – янычары не любят его, а военные и чиновники сильно зависят от великого визиря.
– Этот Мехмед подобен неразрезанному арбузу. Никто не может знать заранее, что он скрывает внутри себя.
Император призадумался. Скоропостижная смерть Мурада могла нарушить то зыбкое благополучие, которое временно воцарилось в единственном городе ранее могучей империи. Для Константина его великая столица была больше чем смыслом жизни, и ради её спокойствия и процветания он готов был на всё.
– Ты должен непременно отправиться в Адрианополь в качестве моего посланника и засвидетельствовать нашу честь новому султану, а также получить гарантии, что все договора, ранее заключённые между его отцом и мною, остаются в силе.
– Слушаюсь, ваше величество, – с покорностью ответил Роман.
– Выберешь достойные дары. Не поскупись и подбери всё самое лучшее, что сочтёшь нужным. Помни, что золота на свете много, а Византия только одна, – сказав это, император снял с себя один из великолепных перстней и передал его Роману.
– Включи это в список ценных подарков, – сказал он, ничуть не сожалея о содеянном.
Роман утвердительно кивнул головой, а потом сказал:
– Ваше величество, пушечных дел мастер Урбан предлагает проект супер бомбарды и просит ваше величество покровительствовать его идее на благо вашего государства.
Император, который не пожалел бы даже жизни для своего народа, поморщился при упоминании какого-то инородного мастера, требующего средств для сомнительных проектов.
– А к чему нам эти бомбарды? – возразил он, – мы давно уже не ведём наступательных действий, а для обороны достаточны наши прочные стены. «Греческий огонь», секрет которого до сих пор неизвестен нашим врагам, вполне хватает для отражения неприятеля. Во сколько он оценил свои услуги?
– Двести византинов с каждого исправного орудия, – ответил верховный асикрит.
– Гони этого мздоимца в шею! И чтоб духу его здесь не было! – разгневался Константин.
– Слушаюсь, ваше величество, – скрепя сердце согласился Роман.
В глубине души он чувствовал, что василевс не прав, ибо сэкономив в малом, непременно потеряешь большее. Император мог тратить огромные средства на предметы роскоши и пожалеть каких-то тысячи византинов для укрепления обороноспособности своего города.
Роман уже хотел откланяться, как, вспомнив что- то, добавил:
– Сегодня я узнал, что турки ведут интенсивные поиски золота царя Крёза.
От этой вести император сильно изменился в лице и встревоженно спросил:
– Откуда тебе это известно?
– Вот, посмотрите, за каким золотом они начали охоту, – сказал Роман и протянул василевсу золотую монету храма Артемиды.
Константин взглянул на монету, всё понял и произнёс решительным тоном:
– Это золото им не достанется никогда. Даже если они по нашим трупам войдут в наш город, этого богатства никогда не найдут.
От таких слов у Романа мороз прошёлся по коже. Он понял, что только императору известно, где хранятся богатства, и он их ни за что не отдаст врагу.
– Возьмёшь с собой в качестве охраны русскую дружину. Их богатырский вид непременно заставит османов призадуматься, прежде чем нападать на нас, – сказал на прощание более спокойным голосом Константин.
Подобная наивность была очень характерна для него, ибо он жил ещё старыми имперскими иллюзиями и не был способен трезво оценить существующие реалии. Крохотный островок его империи – Константинополь – с этой минуты был в смертельной опасности, которую всерьёз не воспринимали ни василевс, ни прочие христианские монархи.
Наследник Мехмед, после того как узнал о смерти отца, вторые сутки не покидал седла своего коня. Чистокровный арабский скакун быстро доставил своего хозяина до берегов Босфора, преодолев без малого двести километров. Безумная жажда овладеть монаршей властью заставила юного царевича сразу же переправиться на европейский берег пролива, в Галлиполию. Только здесь он осмелился открыть своим приближённым содержание письма великого визиря. До Адрианополя наследник добрался уже в сопровождении отряда преданных ему лиц. Мехмед въехал в столицу через три дня после смерти своего отца. Халал его встретил у входа во дворец со словами:
– Твой богообразный отец, да хранит его Аллах на небесах, поручил мне проводить тебя на священный трон османов, мой повелитель!
Мехмед безгранично счастливый тем, что великий визирь так бдительно до его приезда охранял пустующий трон, торжественно произнёс:
– Мудрость твоя безгранична, Халал. Пусть послужит она нам и дальше так же плодотворно, как служила моему отцу.
Халал понял, что добился того, чего хотел. Молодой наследник правильно сориентировался, оставив его великим визирем, несмотря на существующие между ними разногласия. Без поддержки такого влиятельного человека, как Халал, он не смог бы беспрепятственно стать османским султаном.
– Пусть хранит Аллах султана всех османов- Мехмеда! – торжественно провозгласил великий визирь.
– Да здравствует султан! – ликовали янычары, единодушно признав нового повелителя.
