Теодор Драйзер
Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе
Глава 38
Эйлин Батлер оказалась в действительно непростой ситуации. Девушка, не обладающая врожденным мужеством и решимостью, на ее месте быстро бы сдалась на волю судьбы. Несмотря на многочисленные связи и знакомства, люди, к которым Эйлин могла бы обратиться в случае крайней нужды, были немногочисленны. Она едва могла припомнить кого-то, кто приютил бы ее на достаточно долгое время, не задавая лишних вопросов. Было несколько молодых женщин, как замужних, так и незамужних, которые очень дружелюбно относились к ней, но она была по-настоящему близка лишь с немногими из них. Единственным человеком, который мог на некоторое время обеспечить ей убежище, была некая Мэри Кэллиган, больше известная среди друзей как Мэйми, которая когда-то училась вместе с Эйлин, а теперь работала учительницей в одной из местных школ.
Семья состояла из матери, миссис Катрин Кэллиган, которая работала портнихой и овдовела десять лет назад – ее муж, занимавшийся передвижением домов, погиб под рухнувшей стеной, – и ее двадцатитрехлетней дочери Мэйми. Они жили в маленьком двухэтажном кирпичном доме на Черри-стрит неподалеку от Пятнадцатой улицы. Миссис Кэллиган была не очень умелой портнихой; во всяком случае, недостаточно хорошей для семейства Батлеров при их нынешнем богатстве, которые предпочитали первоклассные ателье. Эйлин иногда приезжала к ней за льняными домашними платьями, нижним бельем и для подгонки некоторых дорогих предметов туалета, изготовленных превосходной модисткой на Честнат-стрит. Она бывала в этом доме в основном потому, что ходила с Мэйми в одну школу при церкви Св. Агаты, когда семья Кэллиган выглядела довольно благополучной. Мэйми зарабатывала сорок долларов в месяц как учительница шестого класса в одной из средних школ, а обычный заработок миссис Кэллиган составлял около двух долларов в день, а иногда и того меньше. Дом принадлежал им, но обстановка говорила, что хозяйки зарабатывают не больше восьмидесяти долларов в месяц.
Мэйми Кэллиган была далеко не такой хорошенькой, как ее мать в молодости. Миссис Кэллиган в свои пятьдесят лет все еще была полненькой, расторопной, жизнерадостной и улыбчивой. Мэйми не блистала умом и не была особенно привлекательной. Она отличалась серьезностью, вероятно, обусловленной жизненными обстоятельствами, ей сильно не хватало живости и женского очарования. Вместе с тем она была доброй и искренней, прилежной католичкой, а также обладала той благоприобретенной и часто избыточной добродетелью, которая отгораживает многих людей от мира, – чувством долга. Для Мэйми Кэллиган долг (привычное следование идеям и представлениям, усвоенным с детства) был исключительно важной вещью, главным источником ее покоя и утешения. Ее опорой в мудрено устроенном и неопределенном мире был долг перед церковью, долг перед школой, долг перед матерью, долг перед друзьями и так далее. Ее мать часто хотела, чтобы Мэйми ради своего же блага была менее послушной своему долгу и более привлекательной физически, чтобы она могла нравиться мужчинам.
Несмотря на то что ее мать была портнихой, Мэйми никогда не одевалась модно или просто привлекательно, иначе она чувствовала бы себя не в ладу с собой. Ее обувь была слишком велика и плохо сидела на ноге, платье из хорошего материала, но дурного покроя свисало унылыми складками от бедер до щиколоток. В то время вязаные вещи только входили в моду, а поскольку вязаная одежда плотно облегала фигуру, она шла женщинам с хорошими формами. Увы, к Мэйми Кэллиган это не относилось. Требование моды заставляло ее носить такое платье, но ее руки и грудная клетка были недостаточно хороши, чтобы эта одежда выглядела на ней привлекательно. Ее головные уборы, как правило, ограничивались шляпкой-блинчиком с единственным пером, которое почему-то всегда нелепо торчало. Она часто выглядела немного усталой, но обычно это была не физическая усталость, а скука. В ее жизни было очень мало настоящей красоты, и Эйлин Батлер, несомненно, была для нее главной романтической фигурой.
Общительный характер матери Мэйми, чистенький, хотя и бедный, дом, где можно было играть на пианино, миссис Кэллиган, заинтересованная в заказах для дочери Батлера, – все это в конце концов определило выбор Эйлин. Время от времени она приходила туда отдохнуть от светской жизни, поговорить с Мэйми Кэллиган о книгах – литературные вкусы у них совпадали. Им нравились одни и те же книги: «Джейн Эйр», «Кенельм Чиллингли», «Трикотрин» и «Оранжевый бант»[31]. Эйлин следовала рекомендациям Мэйми и восхищалась ее познаниями.
В разгар семейного скандала Эйлин вспомнила о Кэллиганах. Если отец действительно столь непреклонен и ей придется временно покинуть свой дом, она отправится к Кэллиганам. Они примут ее и никому ничего не скажут. С ними не были знакомы Батлеры, так что отец вряд ли узнает, куда она ушла. Она без труда может спрятаться в домике на Черри-стрит, и ее не будет видно и слышно в течение нескольких недель. Кэллиганы, как и семья Эйлин, и заподозрить не могли у нее предосудительных поступков. Таким образом, ее бегство из родительского дома, если оно произойдет, будет рассматриваться как дерзкая выходка и не более того.
С другой стороны, если говорить о семье Батлеров в целом, то они больше нуждались в Эйлин, чем она в них. Родственники тянулись к ней, потому что рядом с ней в доме царило веселье, а если она уйдет, то останется пустота, которую никто из них не в состоянии заполнить.
На глазах старика Батлера его маленькая дочь превратилась в прекрасную, цветущую женщину. Он наблюдал, как она ходит в начальную, а потом в монастырскую школу, учится играть на фортепиано, что для него было большим достижением. Он видел, как меняются ее манеры и вкусы, как расширяется ее кругозор, который его впечатлял. Ее остроумные и уверенные суждения изумляли его. Она лучше разбиралась в живописи и литературе, чем Кэллам или Оуэн, а ее светские манеры были безупречными. За завтраком, обедом или ужином на нее всегда было приятно посмотреть. Он был отцом Эйлин и гордился этим. Он обеспечивал ее деньгами, чтобы она ни в чем не нуждалась, и он продолжит это делать. Никакому выскочке не будет дозволено разрушить ее жизнь. Он собирался всегда заботиться о ней и оставить ей такое юридически безупречное завещание, что, даже если ее будущий муж обанкротится, это никак не повлияет на ее благосостояние. «Ты самая очаровательная дама сегодня вечером» и «Как мы сегодня великолепны!» – ласково говорил он ей. За столом она неизменно усаживалась рядом с ним и глядела на него. Так ему хотелось. Он завел этот обычай уже много лет назад, когда она была ребенком.
Мать тоже безмерно любила Эйлин, а Кэллам и Оуэн щедро одаряли ее братской любовью. До сих пор Эйлин отдавала им свою красоту и внимание, так что вся семья оставалась довольна. Когда она отлучалась на день-другой, в доме становилось скучно и еда казалась не такой вкусной. Когда она возвращалась, все снова были веселы и счастливы.
Эйлин понимала это. Теперь, когда пришло время задуматься об уходе из дома, чтобы избежать поездки, к которой ее принуждал отец, ее решимость основывалась главным образом на ощущении своей важности для семьи. Она размышляла над словами отца и пришла к выводу, что должна действовать немедленно. На следующее утро после ухода отца она оделась для выхода на улицу, но решила приехать к Кэллиганам около полудня, когда Мэйми вернется домой на обед. Тогда она мимоходом упомянет о цели своего визита. Если Кэллиганы не будут возражать, она останется у них. Иногда Эйлин задавалась вопросом, почему в такие тяжелые времена Каупервуд не предлагает уехать вместе куда-нибудь подальше, но полагала, что ему лучше знать, что он может или не может сделать. Его растущие трудности тревожили ее.
Когда она пришла, миссис Кэллиган была дома и чрезвычайно обрадовалась ее визиту. После обычного обмена новостями Эйлин, не вполне представлявшая, как поступить дальше, села за пианино и сыграла грустную мелодию.
– Вы прелестно играете, Эйлин, – заметила миссис Кэллиган, которая была довольно сентиментальной женщиной. – Я люблю вас слушать. Хотелось бы, чтобы вы почаще заходили к нам. Теперь вы так редко навещаете нас!
– О, миссис Кэллиган, я была очень занята, – ответила Эйлин. – Этой осенью у меня накопилось столько дел, что я просто не могла. Родители хотят, чтобы я отправилась в Европу, но это меня не интересует. Бог ты мой! – вздохнула она, и ее пальцы пробежали по клавишам, исполнив романтические и печальные аккорды. В этот момент дверь отворилась, и вошла Мэйми. Ее некрасивое лицо озарилось при виде Эйлин.
– О, Эйлин Батлер! – воскликнула она. – Откуда ты взялась и где ты так долго пропадала?
Эйлин встала, и они обменялись поцелуями.
– Я была очень занята, Мэйми. Как раз говорила об этом твоей маме. Но как ты сама поживаешь? Как твои дела?
Мэйми стала перечислять школьные проблемы: количество уроков растет, работы становится больше. Пока миссис Кэллиган накрывала на стол, Мэйми отправилась в свою комнату, и Эйлин последовала за ней.
Пока Мэйми стояла перед зеркалом, поправляя волосы, Эйлин задумчиво смотрела на нее.
– В чем дело, Эйлин? – спросила Мэйми. – Ты выглядишь такой… – Она замолчала и посмотрела на подругу.
– Как я выгляжу? – поинтересовалась Эйлин.
– Как будто ты в чем-то не уверена или тебя что-то беспокоит. Раньше так никогда не было. В чем дело?
– Ни в чем особенно, – отозвалась Эйлин. – Просто я думала…
Она подошла к одному из окон, которое выходило на небольшой двор, размышляя, вытерпит ли она такую жизнь хоть какое-то время. Дом был слишком тесным, мебель оставляла желать лучшего.
– Сегодня с тобой что-то не так, Эйлин, – заметила Мэйми, подойдя к ней и заглянув ей в лицо. – Ты совсем не похожа на себя.
– Я кое о чем думаю, и оно беспокоит меня, – ответила Эйлин. – В том-то и вопрос: я не знаю, что делать.
– Так что это может быть? – осведомилась Мэйми. – Раньше я никогда не видела тебя такой. Ты можешь объяснить, в чем дело?
– Нет, едва ли; по крайней мере, сейчас. – Эйлин немного помолчала, а потом вдруг спросила: – Как думаешь, твоя мама будет возражать, если я ненадолго останусь у вас? Есть причина, по которой я должна держаться подальше от дома.
– Что за разговоры, Эйлин Батлер! – воскликнула ее подруга. – Возражать! Ты знаешь, что она будет страшно рада, как и я. О, господи, о чем речь? Но почему ты ушла из дома?
– Как раз об этом я пока не могу говорить, – сказала Эйлин. – Не тебе, а твоей матери. Знаешь, я боюсь, что она может подумать. Ты тоже ни о чем не спрашивай. Мне нужно поразмыслить. Но мне хотелось бы остаться здесь, с твоего позволения. Ты поговоришь со своей мамой или лучше мне это сделать?
– Поговорю, конечно, – ответила Мэйми, ошеломленная таким оборотом событий. – Но это даже глупо. Я знаю, что она ответит, и ты тоже. Можешь привезти свои вещи и поселиться у нас, вот и все. Она никогда ничего не скажет и ни о чем не спросит, если ты сама не захочешь.
Мэйми вся горела, воодушевленная этой возможностью. Ей так хотелось находиться в обществе Эйлин!
Эйлин серьезно посмотрела на нее и поняла причину энтузиазма Мэйми и ее матери. Им нравилось ее присутствие, потому что она озаряла их маленький мир.
– Но никто из вас не должен говорить, что я здесь, слышишь? Я хочу, чтобы никто не знал об этом, особенно моя семья. У меня есть веская причина, но пока что я не могу говорить о ней. Обещай, что никому не скажешь.
– Ну, конечно, – с готовностью отозвалась Мэйми. – Но ты же не собираешься навсегда уйти из дому, Эйлин? – с осторожным любопытством добавила она.
– Ох, я не знаю; не понимаю, что я могу сделать. Я лишь знаю, что должна временно пожить где-то, вот и все.
Она помедлила, пока Мэйми стояла перед ней, приоткрыв рот от изумления.
– Ничего себе, – сказала ее подруга. – Чудеса существуют, правда, Эйлин? Чудесно будет видеть тебя здесь. Мама очень обрадуется. К нам почти никто не приходит, а если будут посетители, тебе не нужно с ними встречаться. Можешь занять большую комнату рядом с моей. Разве это не замечательно? Я буду ужасно рада! – Молодая учительница была в полном восторге. – Давай скажем маме прямо сейчас!
Эйлин колебалась, так как все еще не была уверена, как ей следует поступить, но они вдвоем уже спустились по лестнице. Войдя в комнату, Эйлин стала немного позади подруги. Мэйми сразу же приступила к делу:
– О, мама, разве это не замечательно: Эйлин собирается остаться у нас на некоторое время. Она хочет, чтобы никто не знал об этом, и готова переехать к нам.
Миссис Кэллиган, державшая в руке сахарницу, с удивлением и улыбкой повернулась к дочери. Ей моментально захотелось узнать, почему Эйлин решила уйти из дома, тем более остаться у них. Однако она питала самые теплые чувства к Эйлин и была глубоко заинтригована такой возможностью. Почему бы и нет? Разве дочь знаменитого Эдварда Батлера, взрослая женщина, способная разобраться со своими делами, не была желанной гостьей в ее доме? Кэллиганам было лестно думать о ее визите при любых обстоятельствах.
– Не понимаю, Эйлин, как твои родители могли отпустить тебя, но мы рады принять тебя, и ты можешь оставаться здесь сколько захочешь. – Миссис Кэллиган лучезарно улыбнулась ей. Только подумать! Эйлин Батлер просит разрешения пожить у нее! Ее сердечность и убедительность, восторг Мэйми вызвали облегченный вздох у Эйлин. Потом она подумала, что должна оплатить свое проживание.
– Разумеется, я за все заплачу, если перееду к вам, – обратилась она к миссис Кэллиган.
– Что за глупости, Эйлин Батлер! – воскликнула Мэйми. – Ты ничего такого не сделаешь. Ты приедешь и будешь жить здесь как моя гостья.
– Нет! – возразила Эйлин. – Я не приеду, если вы откажетесь принять деньги. Вы должны это сделать!
Он знала, что Кэллиганы не могли содержать ее.
– Так или иначе, пока мы не будем это обсуждать, – заключила миссис Кэллиган. – Ты можешь приехать, когда захочешь, и оставаться так долго, как пожелаешь. Подай мне чистые салфетки, Мэйми.
Эйлин осталась на обед, но вскоре ушла, чтобы успеть к назначенной встрече с Каупервудом, довольная благополучным разрешением своей главной проблемы. Теперь ее положение прояснилось. Она может приехать сюда, если захочет. Нужно было лишь собрать необходимые вещи либо вообще приехать налегке. Вероятно, Фрэнк сможет что-то предложить.
Тем временем Каупервуд не предпринимал попыток связаться с Эйлин после злосчастного обнаружения их убежища, но ожидал сообщения от нее, которое вскоре поступило. Как обычно, это было длинное, оптимистичное и откровенное послание, где она сообщала обо всем, что с ней произошло, и о своем плане уйти из дома. Последнее озадачило и немало встревожило его.
Одно дело – это Эйлин, ухоженная, ни в чем не нуждающаяся и пребывающая в лоне семьи. Совсем другое дело, если она попадает в зависимое положение от других людей. Он и представить не мог, что она будет вынуждена уйти из дома, прежде чем он будет готов забрать ее. Если она сделает это теперь, то возникнут осложнения, сама мысль о которых была далеко не приятной. Но он любил ее и был готов на все, лишь бы она была счастлива. Даже сейчас он мог вполне прилично обеспечивать ее, если не отправится в тюрьму, и даже оттуда он мог оказывать ей какую-то помощь. Но будет гораздо лучше, если он убедит ее остаться дома до тех пор, пока точно не определится его собственная участь. Он не сомневался, что когда-нибудь, что бы ни случилось, в ближайшее время его неприятности закончатся и он снова станет преуспевающим человеком. Если ему удастся получить развод, он хотел жениться на Эйлин. Если же нет, он все равно хотел забрать ее с собой, и с этой точки зрения, возможно, было и хорошо, что сейчас она решила порвать с семьей. Но, принимая во внимание нынешние обстоятельства, включая розыск, который может предпринять Батлер, это было опасно. Старик Батлер мог даже публично обвинить Каупервуда в похищении дочери. Поэтому он решил убедить Эйлин, чтобы она осталась дома, временно прекратила встречи и всяческое общение с ним и даже уехала за границу. С ним все будет в порядке, пока она не вернется: так подсказывал здравый смысл.
Памятуя об этом, он отправился на свидание, которое она назначила в письме, хотя и полагал, что это немного опасно.
– Ты уверена, что тебе там понравится? – спросил он, когда она описала домашнюю обстановку у Кэллиганов. – Кажется, они живут довольно бедно.
– Так и есть, но они мне нравятся, – ответила Эйлин.
– И ты уверена, что они никому не скажут?
– Нет, никогда!
– Ну, хорошо, – сказал он. – Ты знаешь, что делаешь. Я не хочу давать советы против твоей воли. Но если бы я был на твоем месте, то последовал бы желанию твоего отца и уехал на какое-то время. Он рано или поздно остынет, а я по-прежнему буду здесь. Мы сможем переписываться друг с другом.
В тот момент, когда Каупервуд произнес эти слова, Эйлин помрачнела. Ее любовь к нему была так велика, что даже намек на длительную разлуку был подобен удару ножом в грудь. Ее Фрэнк здесь, и он в беде; возможно, его осудят, а ее не будет рядом! Никогда! Как он мог предложить такое? Может быть, он уже не так любит ее, как она его? Неужели он собирается оставить ее как раз в тот момент, когда она собирается сделать шаг, который приблизит их друг другу? Ее глаза затуманились от обиды и негодования.
– Почему ты так говоришь? – воскликнула она. – Ты же знаешь, что сейчас я не уеду из Филадельфии. Ты ведь не думаешь, что я брошу тебя?
Проницательный от природы, Каупервуд хорошо понял, что она имела в виду. Он безмерно любил ее. «Боже милосердный, – подумал он, – я никогда не сделаю ей больно!»
– Милая, ты не понимаешь, – быстро сказал он, когда увидел выражение ее глаз. – Поступай, как считаешь должным. Ты задумала это, чтобы оставаться рядом со мной; вот и хорошо. Больше не думай обо мне и о том, что я тебе сказал. Я лишь считал, что это ухудшит положение для нас обоих, но теперь я так не думаю. Ты полагаешь, что отец сильно любит тебя и, если ты уйдешь, изменит свое мнение. Пусть будет так. Но мы должны быть крайне осторожны, дорогая. Положение и впрямь становится серьезным. Если ты уйдешь из дома и твой отец обвинит меня в похищении, а потом предаст это дело огласке, нам с тобой не поздоровится, и тогда меня точно осудят по этому обвинению, если не по другому. И что потом? Ты не должна чаще встречаться со мной без крайней необходимости. Если бы нам хватило ума и мы бы перестали встречаться до того, как твой отец получил анонимное письмо, то ничего бы не случилось. Но теперь это случилось, и нам нужно быть как можно более благоразумными, понятно?
Он привлек ее к себе и поцеловал.
– Есть ли у тебя деньги?
Эйлин, глубоко тронутая его словами, была уверена, что поступает правильно: отец слишком сильно любит ее. Он не допустит ее публичного осуждения и поэтому не станет открыто нападать на Каупервуда. Скорее всего, объяснила она Фрэнку, отец попросит ее вернуться домой. И он, слушая ее, был вынужден уступить. Зачем спорить? Она все равно не покинет его.
Впервые за все время знакомства с Эйлин он достал из кармана пачку купюр.
– Вот двести долларов, милая, – сказал он. – Я хочу, чтобы до нашей следующей встречи ты ни в чем не нуждалась. И не думай, будто я не люблю тебя; ты знаешь, что это неправда. Я без ума от тебя.
Эйлин запротестовала и заговорила, что ей не нужно так много, ей вообще не нужны деньги, потому что дома у нее есть сбережения, но Каупервуд не стал ее слушать. Он понимал, что она должна иметь деньги.
– Не возражай, дорогая, – сказал он. – Я знаю, что они тебе понадобятся.
Эйлин настолько привыкла время от времени получать щедрые суммы от отца и матери, что вообще не придавала этому значения. Но Фрэнк так любил ее, что любой его поступок казался правильным. Она успокоилась, и они поговорили о переписке, решив, что надежнее всего будет пользоваться услугами частного курьера. Когда они расстались, Эйлин, еще недавно расстроенная неопределенностью своего положения, снова взбодрилась. Она решила, что он действительно любит ее, и ушла повеселевшая. Она могла полагаться на Фрэнка и преподать урок своему отцу.
Глядя ей вслед, Каупервуд покачал головой. Она добавила еще одну проблему к его неприятностям, но, разумеется, он не мог подвести ее. Сорвать покров с этой иллюзии, созданной ее любовью, и сделать ее несчастной, когда она так дорога ему? Нет. Ему не оставалось делать ничего, кроме того, что он сделал. В конце концов, подумал он, все может обернуться не так уж плохо. Любая слежка, которую мог организовать Батлер, лишь докажет, что она сбежала не к нему. Если в какой-то момент возникнет необходимость ввести в игру здравый смысл, чтобы не допустить ужасной развязки, он сможет тайно проинформировать Батлеров о том, где находится Эйлин. Это продемонстрирует, что он имел лишь косвенное отношение к ее поступку, и они попытаются убедить Эйлин, чтобы она вернулась домой. К добру или не к добру – кто может знать? Он собирался бороться с трудностями по мере их появления.
Каупервуд поспешно вернулся в свою контору, а Эйлин пришла домой, полная решимости осуществить свой замысел. Отец дал ей некоторое время на размышление; возможно, он даст еще, но она не должна ждать. Привыкшая к удовлетворению любых своих желаний, она не понимала, почему теперь не может поступить по-своему. Было около пяти часов вечера. Она собиралась подождать, пока вся семья, как обычно, в семь часов вечера сядет ужинать, и незаметно выскользнуть из дома.
Однако, придя домой, она столкнулась с неожиданным обстоятельством, заставившим ее отсрочить исполнение своего плана. Это было присутствие супружеской четы Стейнмиц. Сам Стейнмиц был известным инженером, разрабатывающим чертежи для многочисленных городских предприятий Батлера. Наступал канун Дня благодарения, и они предложили Эйлин и Норе две недели погостить в их новом доме в Вестчестере – очаровательном месте, о котором Эйлин уже была наслышана. Супруги были чрезвычайно приятными людьми, довольно молодыми и имевшими большой круг интересных друзей. Эйлин решила отложить свое бегство и поехать с ними. Отец держался очень любезно, приглашение Стейнмицев было для него облегчением, как и для Эйлин. Вестчестер находился в сорока милях от Филадельфии, поэтому было маловероятно, что Эйлин попытается встретиться с Каупервудом, пока будет гостить там.
Она написала Каупервуду об изменившейся ситуации и уехала, а он облегченно вздохнул и утешился надеждой, что эта буря прошла мимо.
