полная версия

Тео Блэнкенси
У парижских апачи

Полная версия

Полет Раффлза

Коридоры здания суда оглашались растерянными звуками. Как всегда бывает в таких случаях, самые безумные сообщения теперь также распространялись необъяснимым образом.

Внезапное появление комиссара полиции породило самые безумные истории, и после того, как комиссар покинул кабинет судьи, чтобы покинуть здание со всеми имеющимися полицейскими, а их было шесть человек, стали распространяться самые фантастические истории о деле Раффлза.

Было сказано, что английский лорд Листер работал не один, а с целой армией помощников, и вдруг кто-то из присутствующих вспомнил, что слышал о преступлении, которое так и не было раскрыто и в котором также были виноваты Раффлз и его банда.

Журналисты, которые постоянно находились в коридорах здания, начали по-своему разбираться в этой истории и писали для своих газет бесконечные истории, за которые ручались. Новые сюрпризы продолжали появляться, и авторучки с лихорадочной поспешностью летали по страницам репортерских блокнотов, которые носильщики и мальчики на побегушках приносили в редакцию для включения в дневные газеты.

Шарли, который еще не покинул коридоры, был встревожен этим нагромождением всевозможных бессмысленных сообщений.

Его тревога за судьбу друга усилилась, тем более что он не мог выяснить, насколько правдивы эти сообщения, а поскольку действия его друга в последние несколько дней оставались тайной даже для него самого, он тщетно ломал голову, пытаясь придумать, чем он может помочь в этом деле.

________________________________________

Комиссар полиции на площади Бастилии уже был проинформирован о насильственной смерти Марго, когда вошел комиссар с авеню Ниэль.

Его коллега был явно удивлен, когда другой смог назвать ему имена убийц с математической точностью, и с помощью квартальных офицеров было установлено, что Летурнер и Крахат, оба старые знакомые полиции, жили в небольшой меблированной комнате на улице Тур Сен-Жак.

Налет на эту пару не вызывал возражений; с другой стороны, офицеры сочли, что завладеть Пистоли – не самое приятное занятие.

Физическая сила этого человека была хорошо известна в этой части города, и если он будет сопротивляться до конца, то сомнительно, что им удастся взять гиганта живым.

Вооружившись оружием и наручниками, комиссар авеню Ниэль отправился с шестью самыми сильными офицерами на улицу Попинкур, в трактир "Проснувшийся ангел", а комиссар Бастилии отправился с четырьмя людьми на улицу Тур Сен-Жак, чтобы схватить Летурнера и Крахата.

Когда полицейские добрались до входа в подвал, они обнаружили, что дверь закрыта.

Смотритель здания указал им на вход с задней стороны, и на их долгий, настойчивый стук офицеры, наконец, услышали звук, как будто кто-то приближался к двери.

Дверь открыла пожилая, морщинистая женщина, которая с сонными глазами спросила комиссара, что ему нужно.

– Пистоли дома? – спросил офицер.

– Да, но он сейчас спит, мы не открываемся до четырех, а Пистоли всегда спит до трех.

– Тогда сегодня ему придется встать немного раньше, – проговорил комиссар, отталкивая старуху.

Он предпочитал схватить великана во сне, потому что если ему удастся надеть наручники на Пистоли в постели, они избежали бы схватки не на жизнь, а на смерть.

Вслед за своими людьми он спустился по лестнице в подвал как можно осторожнее, и когда они добрались до кухни, окутанной полумраком, то услышали в нише громкий храп спящего человека.

С осторожностью комиссар открыл деревянную дверь в альков.

Там, на раскладушке, во всей одежде, лежал Пистоли и крепко спал.

Кровать находилась на некотором расстоянии от стены, так что трое полицейских могли стоять по обе стороны, готовые броситься на него при малейшем движении спящего.

Комиссар достал свой служебный револьвер. Осторожно, с оружием в правой руке, он встал у изголовья раскладушки, а левой стал трясти спящего туда-сюда.

Пистоли открыл глаза.

Его изумленный взгляд пролетел мимо фигур полицейских, стоявших у его кровати, и с проклятием он хотел подпрыгнуть в воздух, когда в тот же миг комиссар сунул ему под нос свой револьвер.

– Лежать! – крикнул офицер.

– Что тебе от меня нужно? – раздалось в ответ яростным эхом.

– Пистоли, – ответил комиссар, – вы подозреваетесь в убийстве и ограблении частного лица Менуазье и его экономки на улице Байен прошлой ночью.

Обвиняемый побледнел и заговорил заикаясь:

– Я не выходил вчера вечером, я могу это доказать.

Комиссар видел, как побледнел Пистоли, и этот несомненный обман заставил его прибегнуть к старому средству.

– Это не поможет! – сказал он. – Крахат и Летурнер все рассказали!

Из уст Пистоли вырвался крик ярости, похожий на крик подвыпившего тигра.

Он хотел вскочить, но шесть офицеров уже бросились к нему, и пока комиссар схватил его за горло и вдавил его голову обратно в подушки, остальные успели связать дикаря по рукам и ногам.

Но даже сейчас казалось невозможным провести гигантского парня, который в бессильной ярости свалился с кровати на пол.

Он метался со связанными руками и ногами, а офицеры едва осмеливались подойти к нему.

Наконец его завернули в грязное одеяло, лежавшее на его кровати, и так, наконец, им удалось вытащить его, все еще кричащего и разглагольствующего, по крутой лестнице из подвала и засунуть мошенника в экипаж, чтобы доставить во дворец правосудия.

________________________________________

Тем временем комиссар полиции Бастилии выполнял свой долг на улице Тур Сен-Жак, и его работа была легче, чем у его коллеги, которому пришлось одолеть Пистоли.

Крахат, который бессонно метался взад и вперед на своем армейском посту, дрожа и содрогаясь, не сделал ни малейшей попытки сопротивляться.

На него надели наручники, и он остался под присмотром полицейского, а остальные отправились на поиски Летурнера.

По отношению к этому молодому человеку, чья свирепость была известна полиции, рекомендовалось проявлять крайнюю осторожность, поскольку нельзя было надеяться, что с ним удастся разделаться так же легко, как с Крахатом.

Но офицеров ждал сюрприз.

Летурнер, чье маленькое, коренастое тело было достаточно мощным, чтобы достаточно хорошо защищаться от нападения, Летурнер производил впечатление большого оцепенения.

Он не был удивлен, но, похоже, ожидал визита полиции.

Смерть любимого человека убила всю энергию, которой он обладал, и, не сопротивляясь, он протянул руки комиссару полиции, чтобы на него надели наручники.

У входа ждала вторая машина для заключенных, которая доставила двух молодых людей во дворец правосудия, и когда они вышли оттуда под одобрительные возгласы толпы, туда же прибыл транспорт Пистоли.

Трактирщик из "Проснувшегося ангела" испытал очередной приступ ярости, когда увидел обоих своих спутников. Полицейские сняли кандалы с его ног. Теперь он сделал движение, чтобы броситься на Крахата и Летурнера, но офицеры, к которым присоединились еще несколько человек из самого здания, удержали его и повели вниз по лестнице в кабинет Бастьена.

За ними следовал отряд, в центре которого находились Крахат и Летурнер.

Когда троица стояла в наручниках перед Бастьеном, чтобы удержать Пистоли, им пришлось снова надеть на него кандалы.

Он непрерывно кричал:

– Я невиновен, я не сделал ничего плохого!

А двое других, не говоря ни слова, уставились вперед.

Бастьен, у которого все еще сидел Бакстер, некоторое время с интересом наблюдал за дикарем, и когда тот на мгновение замолчал, он окликнул его:

– Пистоли, я даю тебе добрый совет – сохраняй спокойствие, если ты невиновен, это скоро выяснится. На данный момент тебя подозревают в убийстве господина Менуазье и его экономки на улице Байен прошлой ночью, либо в одиночку, либо в компании этих двоих (при этом он указал на Летурнера и Крахата).

– Это ложь! – прорычал Пистоли, – я закрыл свой трактир в два часа и после этого не выходил из дома, я могу доказать свое алиби!

– Тем лучше для тебя! – произнес судья, – я немедленно приведу к тебе человека, который тебя обвиняет, – и по приказу мистера Бастьена Раффлза, который все еще находился в соседней комнате, привели.

Появился Раффлз и, делая вид, что ради собственной безопасности держится как можно дальше от Пистоли, подошел к открытому окну.

Он по-прежнему крепко прижимал руки к телу, а его пронзительный взгляд пытливо скользил по трем товарищам, обвиняемым в тяжком преступлении.

– Узнаете ли вы этого джентльмена? – спросил судья у Пистоли.

– Вчера мы схватили его. Вон тот другой джентльмен, – и Пистоли указал головой на Бакстера, – сказал нам, что он английский вор Раффлз.

– Милорд! – Бастьен снова повернулся к Раффлзу. – Может быть, теперь вы объясните нам, какие у вас есть основания обвинять этих людей в убийстве Менуазье и старой экономки?

– С удовольствием! – ответил Раффлз, подходя на несколько шагов к письменному столу судьи.

– Я зашел в паб "Проснувшийся ангел" вчера вечером около половины девятого в знакомой вам маскировке. Я знал, что капитан Бакстер появится там в течение ночи. Моим единственным намерением было наблюдать за моим другом Бакстером вблизи, и он никогда бы не узнал меня, если бы эта женщина не сорвала с меня фальшивую бороду и парик. Когда я вошел в трактир, там было еще совсем мало народу, только за маленьким столиком недалеко от моего сидели эти двое, да еще трактирщик иногда присаживался. Около одиннадцати часов в комнату вошла высокая, плотная девушка, которую немногочисленные гости встретили как старую знакомую. Сама она давала лишь краткие ответы на намеки, с которыми к ней обращались люди, и подошла к маленькому столику рядом со мной, за которым сидели два молодых человека. В этот момент трактирщик тоже присоединился к ним, и я ясно слышал, как он спросил ее:

– Марго, как дела? Ты уже что-нибудь выяснила?

Трактирщик говорил очень тихо, используя язык настоящего мошенника. Однако у меня отличный слух, и, кроме того, я свободно владею языком людей из тех кругов. Так что я его понял.

– Выяснила, – ответила девушка, – я уже сказала Летурнеру, что старик болен в постели, а моя тетка Корали, имя которой я слышал очень отчетливо, настолько глуха, что ничего не замечает.

После этого человек, который должен был быть Летурнером, вмешался в разговор и заявил, что Крахат тоже будет в доле, потому что он его уговорил.

Бастьен вопросительно посмотрел на трех бандитов.

– Что вы можете ответить на это обвинение?

Но Крахат и Летурнер молчали, только Пистоли ревел:

– Негодяй лжет! Почему этот негодяй не сказал об этом еще вчера вечером, если он так точно все слышал?

Взгляд глаз Раффлза, сверливший лицо трактирщика, искаженное гневом, заставил последнего замолчать.

– Я не говорил вчера вечером, потому что тогда я не понимал смысла их слов. Мне это стало ясно только сегодня, когда я узнал об убийстве Менуазье и его экономки. Что касается остального, – и теперь Раффлз обратился к судье, – должно быть легко установить, действительно ли убитая экономка была тетей Марго ла Брюн

Наступила пауза.

Бастьен, видя в подчеркнутом молчании Летурнера и Крахата доказательство правдивости утверждений Раффлза, обратился теперь к этим двоим.

– Хотите ли вы своим молчанием обременить себя или дать какие-то разъяснения по этому вопросу?

Рот Летурнера оставался закрытым. Он оставался неподвижным.

Дрожь прошла по телу Крахата.

Он в беспомощном страхе устремил глаза на судью, и, задыхаясь, сказал:

– Я не убивал их, я не делал этого!

Бастьен вскочил со стула, поняв, что молодой человек собирается признаться.

– Тогда кто? – крикнул он ему. – Кто совершил убийства?

Крахат робко огляделся и отошел еще на несколько шагов от Пистоли и Летурнера.

Он бросил тревожный взгляд на обоих своих спутников и дрожащими губами заговорил, почти шепотом:

– Я только зашел в дом, а Пистоли и Летурнер зарезали их до смерти.

Крик ярости вырвался из уст трактирщика.

Он разорвал оковы, бросился на землю, чтобы подползти к Крахату, а тот, охваченный страхом и, дрожа с головы до ног, отступил в угол.

Но оковы не позволили Пистоли осуществить свое намерение; словно огромный комок плоти, он упал на бок, ревя от ярости.

– Предатель! – закричал он, и из его рта вырвался поток самых злобных ругательств.

Только Летурнер стоял безучастно, словно все, что происходило вокруг, его не касалось.

Обвинение и признание – все оставляло его равнодушным.

Его ничуть не пугало страшное наказание, которое последует за преступлением, соучастником которого он был, – наказание, которого он точно не избежит.

Словно во сне, он смотрел на дикие сцены, происходящие в этой комнате; все его мысли были заняты умершей возлюбленной, и теперь, когда Марго ушла, он был равнодушен к тому, что с ним происходит.

Судья дрожал от волнения; его рука почти не могла управлять пером, когда он заносил признание Крахата в протокол.

Теперь в комнате воцарилась гробовая тишина; даже Пистоли молчал.

Неконтролируемый гнев владельца "Проснувшегося ангела" выражался уже не в словах, а только в угрожающих взглядах, которые он попеременно бросал то на Раффлза, то на Крахата.

Бастьен закончил писать и, откинувшись в кресле, заговорил:

– Я отпущу вас сейчас, этого предварительного признания мне достаточно. Я советую всем вам не пытаться скрыть правду. Завтра я допрошу каждого из вас отдельно, и вы, мой господин, будете при этом присутствовать.

Раффлз иронично улыбнулся; он уже разработал свой план и был полон решимости осуществить его, поскольку вряд ли у него будет другая возможность сбежать.

– Меня огорчает это, ваша честь, но я не смогу доставить вам это удовольствие!

– Вы отказываетесь оказать мне помощь в разоблачении этих преступников? – удивленно спросил Бастьен.

– Я сказал все, что знаю об этом, – ответил Раффлз, улыбаясь, – я оказал вам свою помощь, убийцы находятся в руках правосудия, и после того, как этот человек только что признался, не составит труда довести это дело до успешного завершения. Значит, моя помощь вам больше не нужна, но даже если бы и была нужна, я, к сожалению, больше ничем вам не помогу.

При этих словах по лицу говорящего скользнула улыбка, полная презрительной иронии.

– Потому что, – продолжал он, – у меня нет намерения оставаться здесь дольше!

– Что это значит? – воскликнул судья с крайним изумлением, – вы хотите бежать?

– Конечно! – ответил Раффлз с дружеской улыбкой, – и вы не сможете мне в этом помешать!

Бакстер, с тревогой слушавший насмешливые слова своего врага, теперь прыгнул в сторону Раффлза, так как подозревал, что его добыча вот-вот ускользнет от него.

Но в этот момент, казалось бы, связанные руки Раффлза разошлись, английский детектив получил страшный удар в грудь, отбросивший его в угол комнаты с огромной силой.

После этого Раффлз бросился к столу судьи и молниеносно, еще до того, как Бастьен понял, что происходит, заключенный схватил свой собственный револьвер Браунинг, который был отобран у него накануне.

Одним прыжком Раффлз встал на подоконник открытого окна.

– Адью, джентльмены, если вы когда-нибудь снова поймаете Раффлза, вы должны охранять его лучше!

Бакстер снова поднялся и, хотя револьвер был угрожающе направлен на него, бросился к окну, пытаясь остановить беглеца.

Но Раффлз, смеясь, бросил оружие к его ногам и с силой выпрыгнул из окна дворца правосудия в Сену.

Теперь Бакстер подошел к окну и мог видеть, как его пленник исчезает в мутных волнах Сены.

Большой колокол дворца правосудия эхом разнесся по всему зданию.

– Раффлз сбежал, – прозвучало по коридорам, и многочисленная толпа людей мгновенно устремилась к берегу реки, чтобы посмотреть, где снова появится беглец.

Но тщетно, никаких следов джентльмена-воришки обнаружить не удалось.

Никто не видел человека, который цеплялся за маленькую лодку, прикрепленную к пассажирскому судну, плывущему в направлении Point du Jour. Лицо этого человека было скрыто килем маленького судна, который частично выступал над водой; его руки мощной хваткой вцепились в киль, который скользил по воде.