полная версия

Тео Блэнкенси
У парижских апачи

Полная версия

Непредвиденная помощь

На следующее утро в столице Франции царило большое волнение.

Раффлз, печально известный лорд Листер, был схвачен.

Он был найден в логове апачи. Человек, поимкой которого правительственные лица всех цивилизованных стран были озабочены уже несколько месяцев, за голову которого лондонская полиция назначила сумму в тысячу фунтов стерлингов, этот человек с прошлой ночи находился в тюрьме парижского суда и должен был впервые предстать перед судьей.

Во всех газетах были опубликованы статьи об этом деле с яркими, привлекающими внимание заголовками.

Парижские продавцы газет делали отличный бизнес.

Перед кафе и на улицах, на вокзалах и в ресторанах, везде люди выхватывали из рук газеты, и казалось, что интерес всех сосредоточен на поимке этого загадочного человека.

Шарли Бранд, друг Раффлза, который под именем Мак Аллан занимал виллу, принадлежавшую Раффлзу, как и американский Харрисон, на авеню Булонского леса, только что взял в руки утреннюю газету, которую ему приносили каждое утро одновременно с завтраком.

Он ничего не знал обо всем, что произошло, потому что крики газетчиков не были слышны в этом выдающемся районе города.

Правда, он не разговаривал со своим другом уже два дня, но в этом не было ничего необычного.

Раффлз часто исчезал на несколько дней подряд, а когда возвращался, Чарли не задавал ему ни одного нескромного вопроса о событиях последних дней.

Он знал, что Раффлз принципиально говорит с ним о своих делах только в случае крайней необходимости.

Это было в интересах самого Шарли, потому что иначе он стал бы сообщником главного вора. И лучше было по возможности избегать этого.

Шарли взял в руки номер "Матин" и развернул лист.

Его взгляд сразу же упал на надпись, которая была написана огромными буквами над статьей, занимавшей всю первую страницу:

Раффлз схвачен в Париже!

В ужасе он вскочил на ноги.

Что это было?

Его друг попал в плен?

Раффлз попал в руки полиции?

С лихорадочной поспешностью он снова склонился над газетой, в которой прочитал все.

О присутствии Бакстера в Париже, о сцене, произошедшей в пабе "Проснувшийся ангел" ....., газета была хорошо осведомлена; она сообщила, что Раффлз был заперт в камере судебной тюрьмы и в одиннадцать часов утра того же дня впервые предстанет перед судьей Бастьеном.

Шарли прочитал всю статью и теперь изо всех сил старался совладать со своим сильным чувством.

Он думал только об одном: как помочь своему другу избавиться от страданий.

Он пока не понимал, как он может это сделать, но прежде всего он решил по возможности сблизиться с Раффлзом и поспешил завершить свой туалет и отправиться во Дворец правосудия.

Было уже почти одиннадцать часов, когда он подошел к воротам, отделяющим передний двор здания парижского суда от улицы.

Многочисленная толпа окружила здание, и имя Раффлза было у всех на устах.

Шарли вошел в здание, и ему не пришлось долго искать дорогу, потому что поток любопытных автоматически показал ему, где находится кабинет судьи.

Он шел по коридору, в конце которого находилась комната, и, все еще не имея никакого плана, что делать, проходил мимо групп любопытных, когда увидел Бакстера, стоящего у одного из окон в окружении нескольких французских журналистов.

В одно мгновение в его мозгу созрел план, и, не думая больше, в какой мере он сможет его осуществить, он подошел к группе у окна и, обращаясь к парижским репортерам, крикнул по-английски:

– Извините, капитан Бакстер!

Английский детектив, удивленный тем, что услышал родной язык, повернулся к незнакомцу, и, не дожидаясь вопроса, Шарли продолжил по-английски:

– Я парижский репортер "Таймс" и хотел бы узнать некоторые подробности о вас.

Эти слова произвели удивительный эффект.

Он тут же отказался от французских журналистов, чтобы обратиться исключительно к притворному представителю большого английского журнала.

Его тщеславие разгорелось, и он вдруг увидел возможность сделать блестящую рекламу в самом большом и читаемом журнале Великобритании.

Не дожидаясь дальнейших вопросов от Шарли, он начал предоставлять ему информацию.

Он рассказал ему о том, что произошло, и закончил словами:

– На этот раз я поймал его в ловушку, там, – он указал на дверь рядом с комнатой судьи, охраняемую двумя офицерами, – там он сидит, и на этот раз ему от меня не уйти!

Шарли дрожал от нетерпения.

Там, отделенный от него лишь маленькой дверью, сидел его друг, и он вынужден был ждать здесь, не имея возможности помочь ему.

Ему не разрешалось даже увидеть его, не то что обменяться с ним взглядом.

Но с хорошо скрываемым безразличием он снова обратился к детективу, с которым говорил так непринужденно:

– Однажды я видел этого лорда Листера в Лондоне. Не мог бы я лично убедиться, сильно ли он изменился за это время?

– О да, я могу провести вас, но только на несколько минут, – ответил Бакстер, который делал все возможное, чтобы напечатать большую статью в "Таймс", и, доверительно положив руку на руку Шарли, пошел с ним к двери, перед которой дежурили два агента.

________________________________________

Раффлз провел самую страшную ночь за всю свою жизнь.

Когда французские полицейские заперли его в одной из камер, он начал понимать, что его состояние очень шаткое.

На его запястьях были наручники, у него отобрали оружие и все остальное, чем он владел, и когда он начал размышлять о своей судьбе в одиночной камере, он не видел никаких шансов избежать правосудия на этот раз.

Даже если бы ему удалось ослабить крепкие ремни, скреплявшие наручники, это мало что дало бы ему.

Ведь из этой камеры, которая к тому же находилась под особым надзором отдельного охранника, он не смог бы сбежать.

Отчаявшись, он бросился на узкий матрас и попытался заснуть, но это ему не удалось.

Бесчисленные мысли и планы проносились в его голове, но он быстро отбрасывал их все снова, пока, наконец, не сдавался, терзая свой мозг дальше. В молчаливой покорности он растянулся на жестких нарах, размышляя о том, что ждет его дальше.

Раффлз был не тем человеком, который размышляет о том, что осталось позади.

Он верил в свою судьбу и надеялся, что случай, который так часто благоволил ему, будет служить ему и в будущем.

Не раздумывая дальше, он ждал рассвета, пристально вглядываясь в темноту.

В семь утра надсмотрщик принес ему большую чашку кофе и белый хлеб. Но поскольку офицер отказался освободить Раффлза от кандалов, заключенный оставил завтрак нетронутым и спокойно ждал, пока за ним, наконец, не пришли.

Рядом с ним шли два солдата с примкнутыми штыками, а впереди них шел надзиратель тюрьмы, показывая дорогу.

Его отвели в небольшую комнату рядом с кабинетом судьи. Всю обстановку составляла скамья, прикрученная к стене, а единственное окно имело толстые железные решетки.

Раффлз остался в комнате один, но он знал, что двери охраняются, и у него не было ни малейшей надежды сбежать отсюда.

Он еще не составил никакого плана, как ему вести себя по отношению к судье, и только сейчас его мысли начало занимать именно это.

Равнодушно, словно в приемной врача, он сел на скамейку, чтобы подумать.

Внезапно дверь открылась, вошли оба охранника, за ними последовал Бакстер и – Раффлз не мог поверить своим глазам – за детективом Скотланд-Ярда шел Шарли Брэнд.

Сначала он подумал, что Шарли тоже взяли под стражу, но сразу же после этого по непринужденной манере разговора его друга с Бакстером понял, что Шарли удалось попасть сюда каким-то хитроумным способом.

Чтобы не расстраивать своего друга, о планах которого он не знал, Раффлз оставался спокойным и безразличным, как будто вход этого человека его не интересовал.

Он услышал, как Шарли спросил, может ли он поговорить с заключенным, после чего Бакстер повернулся к Раффлзу.

– Раффлз, вот репортер из газеты "Таймс", который хотел бы задать тебе несколько вопросов, – сказал он.

С молниеносной быстротой Раффлз понял, как его храброму другу удалось получить доступ, и Чарли, который только сейчас увидел кожаные ремни, которыми были связаны руки его друга, наведя несколько пустяковых справок, достал карманный нож, открыл его и начал точить карандаш.

Внезапно нож упал на пол, Шарли остановился и, схватив левой рукой карандаш, другой поспешно задвинул раскрытый перочинный нож под скамейку.

Уловка удалась, ни Бакстер, ни оба офицера ничего не заметили, только Раффлз, и он стоял перед скамейкой так, чтобы нож нельзя было случайно обнаружить.

Он выразил желание снова остаться в одиночестве и недружелюбным тоном заговорил с журналистом:

– Сэр, я не дам вам больше никакой информации для вашей газеты. Я буду говорить перед судьёй, не раньше!

Бакстер утешил Шарли, презрительно заметив:

– Господь не в хорошем настроении, и я уверен, что вы поймете почему, но я расскажу вам позже все, в чем он признался судье.

С этими словами он и репортер "Таймс" снова вышли на улицу, а двое охранников вновь заняли свои посты у двери.

Раффлз был один.

Едва дверь снова закрылась, как он упал на колени и со связанными руками, пальцы которых, к счастью, свободно двигались, вытащил нож из-под скамейки, который лежал открытый на полу.

Он задумался на мгновение, затем взял рукоять ножа в рот и, крепко зажав его между зубами, просунул острую сталь между довольно туго связанными запястьями и мощным рывком разрезал кожаные ремни.

Теперь он мог свободно двигать руками. Хотя на его запястьях все еще были железные браслеты, они не мешали ему двигаться.

Он взял нож, положил его в карман и, услышав шаги за дверью, снова прижал руки вместе и к телу, так что невозможно было заметить, что наручники разрезаны.

Он не ошибся.

Дверь, ведущая в кабинет судьи, открылась, вошли еще два солдата и увели Раффлза на допрос.

Находка

Комиссар полиции на авеню Ниэль был очень занят господином Менуазье, который принадлежал к его ведомству.

В связи с одним делом, подробности которого не были сообщены ему судьей Бастьеном, ради Менуазье с предыдущего дня пришлось держать на службе особенно большое количество персонала.

Некоторых из офицеров пришлось отстранить от обычной службы днем и ночью, чтобы занять пост в садовом домике на улице Байен.

Было 10:30 утра.

Комиссар только что вошел в свой кабинет, и почти в тот же момент из дворца правосудия пришел телефонный приказ немедленно взять Эмиля Менуазье под стражу и доставить его к судье Бастьену.

Комиссар положил трубку и произнес проклятие.

Он возьмет этого Менуазье. Чтобы лично руководить задержанием, он вызвал двух своих старших офицеров, с которыми вышел из полицейского участка.

Он позвонил в звонок в доме на улице Байен.

Но никто не ответил, и когда он, наконец, нетерпеливо постучал в дверь, шаги приблизились, и дверь открыли, но не Менуазье и не экономка.

Один из полицейских, дежуривший в садовом домике, открыл.

– Как получилось, что открыли вы? – спросил комиссар недружелюбным тоном.

– Комиссар, в доме никаких движений, – ответил полицейский, – похоже, они крепко спят, потому что когда мы пришли на смену, наш товарищ тоже открыл нам дверь.

– Тогда мне придется потревожить сон Менуазье, – хмыкнул комиссар и, вслед за двумя старшими офицерами, поднялся наверх.

Там он снова позвонил в колокольчик. Но ответа он не получил, даже когда стучал в дверь сжатыми кулаками.

– Я думаю, что парень понял, что больше не в безопасности и решил скрыться! – он обратился к своим подчиненным, и одному из них он приказал:

– Позови кузнеца, чтобы он открыл дверь!

Пришел кузнец со своими инструментами.

Через несколько минут дверь открылась, и комиссар вошел вместе со старшими офицерами.

Но едва они прошли несколько шагов, как в ужасе остановились.

Через открытую дверь кухни они увидели труп старой Корали, лежащий на каменном полу.

Комиссар склонился над безжизненным телом старухи, но вдруг с другого конца коридора раздался пронзительный крик.

Офицеры испуганно переглянулись.

Перед ними стоял кузнец с выпученными глазами. У мужчины волосы встали дыбом от ужаса, и он, дрожа и почти не в силах говорить, заикаясь, указал на дверь в другом конце коридора:

– Вон там еще двое!

Комиссар и его помощники быстро протиснулись мимо испуганного кузнеца в спальню Менуазье.

Комната была окутана полумраком, шторы были закрыты, и дневной свет лишь слабо пробивался сквозь обесцвеченные темно-красные занавески.

На кровати можно было отчетливо разглядеть труп Менуазье. На искаженных чертах лица застыло выражение агонии, а рядом с кроватью лежал труп крупной, грузной женщины в луже крови.

Один из офицеров быстро поднял шторы, и теперь комиссар мог рассмотреть все получше.

Изо рта обоих трупов еще текла тонкая струйка крови, но вся жизнь покинула тела. Пытаться спасти их здесь было бы бесполезно.

Комиссар полиции встал. В данный момент он совершенно забыл, с какой целью пришел в дом. Но теперь он снова вспомнил, что судья Бастьен ждал прибытия Менуазье.

Он как раз собирался отдать своим подчиненным приказ, когда старший из двух офицеров обратился к нему со словами:

– Комиссар, я знаю эту женщину, – и он указал на тело Марго.

– Так кто же она?

– Проститутка, известная нам под именем Марго ла Брюн, я не раз имел с ней дело, когда еще работал в комиссариате на площади Бастилии.

– Тогда немедленно отправляйся в комиссариат и сообщи комиссару на площади Бастилии, что здесь было найдено тело этой женщины.

– Ты, – и он повернулся к другому офицеру, – должен остаться здесь, в доме, с кузнецом, чтобы не создавать ненужного зрелища в окрестностях. Я сам поеду во дворец правосудия, сообщу судье о случившемся и одновременно доложу начальнику службы безопасности.

Он снял шляпу и, увидев стоящего на пороге кузнеца, который подошел бледный и с тревожно искаженным лицом, окликнул его:

– Ну же, дружище, не будь таким слабонервным! Эти трое больше не причинят тебе вреда!

И так быстро, как только мог, комиссар бросился вниз по лестнице, чтобы доложить судье, почему он не смог выполнить приказ о взятии Менуазье под стражу.