Татьяна Волхова
Ведьмина деревня
– Женщину ударить – много ума не надо, – сказал Степан, – а вот сделать так, чтобы счастлива она была – это не каждому дано.
– Помолчи, старик, – грубо перебил его Тимур, – я со своей женой договорю, а потом забирай её – и на все четыре стороны.
Он подошёл к Алёне, и она непроизвольно сжалась. Степан тоже приблизился, наблюдая за зятем. Тимур наклонился к жене, замечая расплывающийся на скуле синяк, перевёл взгляд на прячущуюся дочь.
На миг Алёне показалось, что в его глазах мелькнули теплота и забота, но это было всего мгновение. Так ничего и не сказав, муж повернулся и вышел из дома.
Дверь глухо стукнула, а во дворе послышались быстрые шаги, затихнувшие после скрипа калитки.
Алёна сглотнула и опустилась на кровать. Только сейчас она заметила слабость в ногах. Переведя взгляд на пальцы рук, она увидела, как мелко дрожат они. На глаза набежали слёзы. Она закрыла рот рукой, чтобы не закричать и не испугать дочку. Пыталась проглотить ком, сковавший горло.
– Ничего, дочка, всё пройдёт, – сказал Степан, – возьми самое необходимое, остальное купим в городе. Я немного скопил на старость, всё вам отдам.
– Я возьму основные вещи, за остальными приду, когда Тимур будет на работе, – ответила Алёна, резко вставая и оглядывая дом, – нечего добро оставлять, здесь оно больше никому не нужно.
Ей не верилось, что их отношения с Тимуром и её надежды о том, как они заживут после его возвращения, окончательно рухнули.
Собрав несколько сумок, одев потеплее засыпающую в поздний час дочку, Алёна подошла к дверям.
Оглянувшись на комнату, в которой она пережила столько радостных и печальных моментов, она вдруг увидела старушечий силуэт у печки. Бабка Тимура сидела, сгорбившись, и смотрела себе под ноги. В руках у неё была палка, которой она, казалось, стучала по полу.
Алёна вспомнила про книгу, по которой возвращала Тимура, подумала, что надо бы сжечь её, может, и дух бабки уйдёт. Ругая себя за то, что не додумалась до этого раньше, она всё-таки не стала возвращаться, чтобы кинуть её в печь. Потому что за книгой надо было лезть на чердак, куда она её убрала, когда вернулся Тимур.
«В следующий раз сожгу, когда за вещами приду», – подумала она.
После этого она вышла прочь, крепко держа за руку Танюшку. Вещи нёс Степан. Они как можно быстрее пошли в сторону лесной тропинки, оставляя позади привычную жизнь Алёны.
Глава 19. Сложный выбор.
Дорога через тёмный лес по едва видимой в луче отцовского фонаря тропинке казалась Алёне плохим сном. Хотелось проснуться, открыть глаза и вернуться в привычную жизнь, в которой ещё не произошли ссора с мужем и его грубость. События последнего часа были как в тумане, разум отказывался признавать, что всё это было наяву.
Её любимый, выстраданный муж повёл себя самым ужасным образом. А ведь буквально утром текущего дня у них ещё была видимость семьи, а у Алёны – работа и учёба, планы на будущее, текущие заботы, радости и горести. А вот сейчас она оказалась по ту сторону.
Собираясь с утра к лесным жителям за помощью, девушка не думала, что её поход обернётся полным разрушением её привычной жизни. Она лишь хотела получить ответы на свои вопросы, увидеть отца, попросить целебных отваров у местных женщин и вернуться к своей семье и укладу.
Менять всё на корню она не хотела. Жизнь в лесу в крайне аскетичных условиях вместе с незнакомым пожилым мужчиной, называющимся её отцом, и ма́лёнькой дочерью, которой нужно наблюдение врачей, всё ещё казалась ей безумием.
Но она продолжала идти вслед за Степаном. Неся на руках уставшую за день дочку, которой давно пора спать в своей уютной кроватке, а не скитаться по тёмному лесу. Рядом шагал отец, которого она так неожиданно обрела и сразу попала в зависимость от него. Ведь кроме его дома, у неё теперь не было никакого жилья.
«Как это всё могло случиться так быстро?» – вертелось в её голове.
Вернуться в дом Тимура уже не представляется возможным, да и после его поступка Алёна не видела себя рядом с ним. Натерпевшись в детстве тумаков от матери, повзрослев, она твёрдо решила для себя, что никогда и никому не позволить поднимать на себя руку.
Тимур… его лицо, перекошенное необъяснимой злостью, направленной, скорее всего, не на неё, а на свою собственную жизнь, продолжало всплывать перед глазами девушки.
Она с ужасом думала, что было бы, если муж добрался до Танюшки в её отсутствие. Девочка и так замкнулась в себе и стала непохожа на ребёнка, которым была раньше. А ведь она так хорошо отнеслась к вернувшемуся отцу: открыто, с радостью, часто забиралась к нему на колени и обнимала своими ма́лёнькими ручонками. В такие моменты Алёна надеялась, что душа Тимура оживёт. Ведь жар детского сердца огромен и бескорыстен.
«Как мы смогли всё это потерять?», – думала девушка, вспоминая все чувства, что были между ней и мужем.
А потом в голове всплывали картины, что она видела, пока Тимур был в плену. Всё, что происходило там, насколько исковеркало его душу и тело, что возврат к прошлой жизни был невозможен. К сожалению, Алёна поняла это слишком поздно, когда уже обратилась за помощью к тем силам, о которых даже думать не стоит.
– Скоро дойдём, дочка, – услышала она голос Степана.
Он говорил тихо, чтобы не беспокоить Танюшку, заснувшую на руках матери.
Алёна кивнула. Она задумалась о том, что завтра рано утром ей надо быть на работе. Предупредить о своём отсутствии она не могла и не прийти тоже.
– Мне завтра на смену, – сказала она отцу, – ты сможешь посидеть с Танюшкой или работаешь?
– Я только вернулся с ночи, – успокоил он её. – У меня ещё день выходной. Но ты не переживай, у нас женщины ездят на работу в центр, они тебя с собой возьмут, покажут дорогу не через вашу деревню.
Алёна с удивлением посмотрела на него. Она считала, что лесные живут только своим хозяйством. А тут получалось, что и отец всю жизнь работал, и другие жители.
– А что ты удивляешься? – спросил он. – Без денег-то не прожить. На земле не всё можно вырастить. Нужна и одежда, и обувь. Не в шкурах же от зверей ходить. Да и зверей столько не осталось.
Алёна кивнула: думать, что лесные жители живут первобытным строем, было глупо с её стороны.
– Я уже говорил, – продолжал Степан, – от нас идут две тропинки к большим дорогам. Одна к твоей деревне выходит, другая – в стороне от неё. Вот по ней наши и выбираются, когда в центр надо. А дальше автобус. Поэтому вы нас и не видите, думаете небось, что сидим в своём лесу безвылазно.
Алёна кивнула.
– Но вставать рано надо, – продолжал Степан, – завтра подниму тебя, и доедешь с нашими.
– А зачем вы в такую глушь забрались? Если всё равно в центр выбираетесь. Я думала, вам вся цивилизация противна, а вы работать ездите. Ведь если в нашей деревне не нравилось, так можно было сразу в город уехать, чтоб не мотаться, – сказала Алёна.
Степан покачал головой.
– Когда наши родители из деревни уходили, они не собирались с городом связываться. Хотели жить в уединении, чтобы никто им не указ был. В центр тогда никто не ездил, всё своим хозяйством добывали. А вещи свои долго носили. Да только недолго продержались: когда дети пошли, то поняли, что без денег не обойтись. Но переезжать уже не хотели. Привыкли к земле, она здесь и тело питает, и дух укрепляет. Ведь наша деревня не просто посреди леса стоит, это старое место, мне отец рассказывал. Они именно сюда пришли, обосновались на развалинах старого поселения, интересные находки их в земле ждали. Потом тебе покажу: хранится у меня несколько вещиц. Так что хорошее это место, сильное, покидать его не хочется. Да ты и сама поймёшь, коль поживёшь со мной. А девочки здесь рождаются – все со способностями. Травки, коренья от рождения ведают, руками лечить могут. Как им с обычными людьми ладить? Их же сразу ведьмами заклеймят да со свету сживут. Поэтому и живём мы тихо да ладно. К себе не зовём и чужих не трогаем. Только дёрнула меня нечистая с твоей матерью связаться.
Алёна поморщилась от этих слов, а Степан продолжил:
– Но что я говорю: если бы не Машка, то и тебя бы не было, и Танюшки. Как она? Спит? Не устала нести?
– Руки побаливают, – ответила Алёна, – а дочка – дремлет, она завтра долго спать будет. Я уже уйду, когда проснётся, как бы не испугалась…
– Я её займу, – успокоил дочку Степан, – мы с Танюшей почти знакомы. Приходил я к тебе во двор несколько раз, поговорить хотел, да не решился зайти. Зато Танюшку в окне видел, она мне рукой махала, звала… Но вот мы и дошли, сейчас дома будем.
И на самом деле лес расступился, и Алёна второй раз за день оказалась на опушке, где стояло несколько низеньких домиков.
Перешагнув порог, девушка вдруг ощутила, как она устала и как сильно занемели руки. Аккуратно сняв с дочери верхнюю одежду, Алёна уложила дочку на кровать. Сама без сил повалилась рядом. Степан устроился на печке.
Ночью Алёне снился её с Тимуром дом, и его бабка, сидящая в углу. Старуха смотрела на Алёну пронзительным взглядом и что-то шептала, но слов разобрать девушка не могла.
Ещё до первых лучей позднего осеннего рассвета Степан разбудил дочь и повёл к женщинам, что ехали в центр. Они взяли её с собой.
А пожилой мужчина вернулся в дом. Он сел рядом с кроваткой, где спала Танюшка, и с умилением смотрел на неё. Его сердце открывалось навстречу этой маленькой девочке, которая была так похожа на его дочь, которой он не смог дать хорошего детства.
Глава 20. Перемены.
Заявление Алёны на увольнение вызвало немало удивлений, в том числе среди коллег. Все привыкли к этой девушке, как безотказно берущей неудобные и праздничные смены, работающей на износ и не проявляющей недовольства. Её жизненное положение считалось настолько плохим, что никому в голову не приходило, что она может уйти с работы по своей воле.
Алёна сослалась на плохое самочувствие и необходимость лечения и обещала вернуться, как только сможет отработать всю смену. Только после этого окружающие заметили, как тяжело даётся этой совсем молодой девушке дорабатывать до утра.
Забирая через несколько смен документы из отдела кадров, девушка чувствовала себя странно. С одной стороны, совсем не было сил продолжать мотаться в центр и выполнять работу, но и остаться на иждивении у пожилого, совсем незнакомого отца, было страшно.
У неё на руках была маленькая дочь, которую надо было одевать и кормить каждый день, а когда она вновь сможет выйти на работу, Алёна не знала. Поборов страх остаться без денег с ребёнком на руках и этим сдержав желание забрать заявление, она вышла на улицу.
Первый снег пошёл, как всегда, неожиданно и уже заметал узкие улочки. Прохожие кутались в свои осенние одежды и спешили укрыться под крышами. А Алёне предстояла поездка в училище. Озябнув и промочив ноги в тающем на асфальте снеге, она всё же добралась до деканата.
Её желание взять академический отпуск за полгода до получения диплома не вызвало радости у сотрудницы училища.
– На каком основании? – строго спросила грузная женщина, обмахивающаяся листочком бумаги, хотя в помещении было совсем не жарко.
– Плохо себя чувствую, – ответила Алёна.
Женщина подозрительно взглянула на неё.
– Такая молодая, а уже больная? – с усмешкой спросила она и продолжила: – Заключение врачебной комиссии где? Получение академического отпуска – строго регламентированная процедура: для его оформления нужны основания, а не слова.
– Мне назначено обследование, но времени на него нет, – проговорила Алёна, – а ещё ребёнок маленький, ей тоже лечение нужно.
Сотрудница взглянула на правую руку Алёны, с которой она уже сняла обручальное кольцо.
– Понятно, – поджав губы, сказала она, – ребёнка прижила, в этом ума много не надо, а доучиться – никак.
– Перестань, Зинаида, – услышала Алёна голос позади себя.
Оглянувшись, она увидела старичка-профессора, что преподавал у них в училище. Раньше он вёл курсы в столичных ВУЗах, а на старости лет уехал к родителям и взял небольшую нагрузку для местных студентов. Уровень слушателей был намного ниже привычного ему, но без преподавания профессор просто не мог и мирился с тем, кого ему приходится обучать.
– От хорошей жизни академический отпуск не просят, – сказал он и, внимательно посмотрев на Алёну, продолжил: – Ты разве не видишь, что девушка вся дрожит от холода, лучше горячий чай предложи, у нас много, – он кивнул в сторону пару чайников, стоящих в углу, – а ей ещё домой ехать: простудится, разболеется, с кем ребёнка оставит?
– Пусть в столовую идёт, там и греется, – недовольно ответила женщина, – у меня здесь документов много, вдруг обольёт.
Профессор строго посмотрел на неё. Его авторитет был непререкаем, а самого старичка всячески оберегали представители местного управления, поскольку его имя позволяло выбить на ремонт и содержание училища хоть какие-то средства.
– Дай ей передышку, – закончил он, – силы наберётся и закончит обучение.
– Да им, молодым, только бы ничего не делать, – ответила сотрудница, начав искать образец заявления на предоставление отпуска.
– Зря ты так о молодёжи думаешь, – сказал профессор, – они трудолюбивее нас с тобой бывают. Не все, кончено. Но кто хочет в люди выбиться, те ночей не спят: и учатся, и работают.
Он ободряюще кивнул Алёне и скрылся между стеллажами кабинета.
Получив желанный отпуск, девушка направилась домой. Силы в ногах совсем не осталось, Алёна не понимала, почему. Вроде ничего не делала. Раньше она бы и не заметила усталости после такого дня. А сейчас еле шла по направлению к автобусу.
По старой привычке села на тот, что следовал до её деревни, и вышла на конечной остановке, пропустив поворот, где надо было сойти, чтобы добраться до лесной деревни по сторонней тропинке. Да и идти там одной было страшно. Алёна плохо помнила, где начиналось ответвление в нужную ей сторону.
Оказавшись в своей деревне, она с опаской оглянулась вокруг. Знакомых рядом не было, и она решила, что сможет проскочить к своему дому, раз уж оказалась здесь: забрать книгу, часть оставленных вещей и потом быстро вернуться к отцу.
Время было не позднее, и Алёна надеялась, что Тимур ещё на работе.
Проходя мимо дома свекрови, она хотела зайти к ней, объясниться, поблагодарить за помощь. Но не стала: боялась, что если нарвётся на осуждение, а иначе мать Тимура и не могла отреагировать на бегство невестки, то у неё не хватит сил выдержать это.
Дойдя до своего дома, она с радостью заметила, что в окнах нет света.
«Значит, Тимур ещё в мастерской», – подумала она и зашла внутрь.
Алёна зашла в тёмный дом. Темноту она не любила с детства, ей постоянно казалось, что там внутри что-то есть. Ночами она даже слышала звуки, скрип половиц, тихий звон посуды, но не придавала значения. Она всегда жила с кем-то, и эти звуки можно было списать на передвижение других людей. И только сейчас, стоя посреди дома, окружённого ноябрьской мглой, она подумала, что звуки из детства были неслучайны. Что тайное преследовало её давно, но она не хотела замечать этого.
Не желая привлекать внимание людей, что могли пройти рядом с её домом, Алёна зажгла в комнате самую маленькую лампу, что служила ей ночником в длинные зимние ночи.
За время её отсутствия в комнате ничего не изменилось. Алёна даже не знала, возвращался ли Тимур или ночевал у друзей в мастерской.
«Мне надо быстро всё собрать и уйти», – подумала она.
За книгой предстояло лезть на чердак. Зияющая в полотке тёмная дыра не внушала оптимизма. Найдя фонарик, девушка начала медленно подниматься по скрипучим ступенькам, вспоминая, как уже несколько раз лазила наверх, и ни один из них хорошо не закончился.
Фонарик тускло освещал всего метр перед собой. И Алёна внимательно смотрела под ноги, понимая, что главное – не подвернуть лодыжку, как в первый подъём. Тогда она еле спустилась и ещё долго прихрамывала. Стоило ей об этом подумать, как нога вновь начала ныть.
Но девушка уже была наверху и начала аккуратно пробираться к сундукам, не понимая, зачем их поставили в самый конец чердака. Добравшись до цели, она присела, чтобы перевести дух. Ей было очень страшно. От того, что в любой момент мог вернуться Тимур, и от того, что, казалось, из темноты за ней кто-то наблюдает.
В тишине чердака она прислушалась. Внизу было тихо.
«Дома никого нет», – напомнила она себе.
И, как ответ на её мысли, внизу что-то звякнуло. То ли кочерга, то ли посуда.
Сердце Алёны бешено заколотилось. Выход с чердака был возможен только через нижнюю комнату, и ей в любом случае предстояло спуститься туда, откуда доносились звуки.
«Это случайность», – сказала себе Алёна и начала открывать сундук.
Крышка поддалась не сразу. Отсырев за дождливую осень, сундук не спешил отдавать свои тайны. Девушка потянула крышку со всей силы вверх, и она, наконец поддавшись, с грохотом запрокинулась назад, ударившись о бок сундука и подняв вокруг себя ворох пыли
В ответ на шум сверху, внизу скрипнули половицы. Алёне показалось, что скрип был совсем рядом с лестницей на чердак. Она начала внимательно вглядываться в окружающее пространство, подсвечивая его фонариком, но ничего не увидела. Чтобы найти книгу, ей надо было повернуться спиной к входу на чердак и «нырнуть» в недра хранилища.
Девушка уже несколько раз отругала себя за необдуманный визит в старый дом. Сердце продолжало колотиться и, казалось, хотело выпрыгнуть из груди.
Алёна обернулась к сундуку и дрожащими руками начала перебирать лежащие там вещи. После проведения обряда книгу она положила на самое дно и завалила другими предметами.
Нащупав руками кожаные переплёты, она опять почувствовала на себе пронзительный взгляд.
Резко обернувшись и полоснув лучом тусклого света от фонаря окружающую её темноту, она вновь ничего не увидела. Но ясно почувствовала чьё-то присутствие у дальней стены. Осветив её, Алёна обратила внимание на причудливо лежащие тени, складывающиеся в пугающие силуэты. Движения среди них не было.
Она вновь повернулась к сундуку, взяла в руку книгу и нащупала ещё одну. Её она пока не изучала. Решив уничтожить сразу две рукописи, она взяла обе и встала. По спине пробежал холодок. Будто ледяные пальцы легли ей на плечи и начали сжимать их.
«Не трогай их», – послышался Алёне шёпот.
Поведя плечами, Алёна освободилась от ощущения холода на спине. И, украдкой глянув на стену, где ей привиделся силуэт, начала спускаться вниз. Книги она держала под мышкой той руки, которой хваталась за перила, фонарь был в другой руке.
Когда до пола оставалось всего несколько ступеней, её будто кто-то толкнул в спину, или она сама шла недостаточно твёрдо от накатившей дрожи. Так или иначе, нога с больной лодыжкой подвернулась и соскочила со ступени. Алёна полетела вниз, ударилась спиной, отчего та сразу заныла. Книги упали рядом с ней, фонарик откатился в сторону и погас.
Радуясь, что внизу горит ночник, Алёна наспех растёрла ушибленные места, подобрала книги и оглянулась вокруг. На Танюшиной кроватке лежала кукла. Та самая, что девочке подарил отец, только что вернувшийся из плена. Девушка знала, как дочь привязана к этой кукле и как будет скучать, поняв, что забыла её при стремительном бегстве из дома.
Найдя большую сумку, Алёна положила в неё книги, куклу, кинула несколько тёплых вещей, что смогла быстро найти. И, немного успокоившись, направилась к выходу.
Проходя мимо стола, решила погасить ночник, чтобы Тимур не заметил её визита. Она знала, что отсутствие куклы и вещей он точно не заприметит.
Потянувшись рукой к выключателю, боковым зрением Алёна заметила какое-то движение около печки. Переведя туда взгляд, скорее почувствовала, чем увидела старческую фигуру, сидящую на табурете. Но страшное было не в ней, а в той тени, что была за спиной старухи. Девушке показалось, что за бабкой Тимура стоит какое-то лохматое чудище.
На Алёну нахлынули детские страхи, она задрожала. Но всё же хотела повернуться спиной к непонятным теням и уйти из этого дома, чтобы никогда больше одной не возвращаться сюда. Приняв это решение, она с ужасом поняла, что не может пошевелиться. Это было пугающе. Иногда ночами она просыпалась от чувства неподвижности под чьим-то взглядом.
Липкий страх и чувство беспомощности, как в такие ночи, и сейчас накрыли Алёну. А фигура у печки со странной тенью за спиной продолжала буравить девушку взглядом.
Следующие пару мгновений ничего не происходило. Тело продолжало не слушаться, тени не шевелились. Потом руки Алёны ослабли и самопроизвольно выронили сумку с книгой и вещами.
После этого к ней вернулась способность двигаться. Девушка закашлялась: стоя без движения, она не могла и дышать. Ещё несколько томительных мгновений грудь не могла распрямиться и сделать вдох, но наконец Алёна проглотила порцию воздуха.
Желая поскорее покинуть это проклятое жилище, она повернулась ко входу, продолжая чувствовать взгляд на своей спине. Сумка с вещами осталась лежать на полу.
Но не успела девушка дойти до двери, как услышала мужские голоса во дворе. Она остановилась: встреча с Тимуром и его друзьями не входила в её планы.
Алёна хотела спрятаться, но поняла, что это бесполезно. Затаиться и дождаться, пока муж уснёт, можно было только на чердаке, но лезть туда не было ни сил, ни желания.
После тех мгновений, когда она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, девушка всё ещё не пришла в себя. Усталость предыдущего дня навалилась с двойной силой, и сил у организма, измотанного неизвестной хворью, совсем не осталось.
Всё, что могла сделать Алёна, это неподвижно стоять посреди комнаты, придумывая, что сказать Тимуру и как покинуть дом. Наличие рядом его друзей было ей на руку, на людях муж старался вести себя спокойно. Наконец, дверь распахнулась, и на пороге появилось несколько тёмных фигур. На несколько секунд они застыли в изумлении.
– Жёнушка? – презрительным тоном протянул Тимур, язык которого плохо его слушался.
– Я зашла за вещами, – спокойно сказала Алёна.
– А здесь есть что-то твоё? – продолжал мужчина. – Мне казалось, что твоё теперь – в избе старика, на которого ты меня променяла. У него что, золото в погребе припасено, что ты к нему убежала, забрав юбки?
Друзья захохотали, а девушка поморщилась от неприятных слов.
– Я говорила тебе, что это мой отец, – ответила она скорее для друзей, чем для самого Тимура.
Она хотела, чтобы в деревне знали, что она ушла к родственнику, а не к любовнику, как, скорее всего, уже сплетничали местные женщины.
– А что он столько лет не проявлялся? – едко спросил Тимур. – Или другую молодуху дочерью называл?
Парни опять ухмыльнулись.
– Я не хочу это обсуждать, – сказала Алёна, – я взяла несколько вещей Танюшки, чтобы ей было в чём ходить зимой, и больше тебя не потревожу.
Вошедшие зажгли свет, и она поморщилась от его яркости. Случайно взглянула на стол и заметила, что там так и лежали нетронутые упаковки таблеток. Ей стало понятно, что необходимые ему лекарства Тимур не принимает. Да и с алкоголем они несовместимы.
Вздохнув, Алёна наклонилась к сумке и хотела пойти к выходу. Но муж перегородил ей дорогу.
– Убегаешь, как крыса с корабля? – спросил он, нависая над женой. – А как же клятва – в болезни и здравии? В горести и радости?
– Я ждала тебя в горести и радости, – ответила Алёна, – но сейчас мне самой нужна помощь. Я предлагала тебе пойти со мной, жить там есть где. Может, перестанешь пить, возобновишь прописанное лечение. Поправимся оба и в город уедем, подальше от этого дома, – она со страхом покосилась на печку, где уже никого не видела.
– Перестань! – закричал Тимур. – Хватит мне душу травить! Мне рассказали, как ты гуляла, пока я в плену сидел, как с лесными спелась, а я, дурак, не верил. Говорил, что ты меня любишь. А теперь вижу, что правы были люди. Ты при живом муже к чужому мужику бегать не стесняешься. Ненавижу тебя! Всю жизнь ты мне испортила! Говорил мне отец, чтобы не женился я на тебе, что ничего хорошего из твоей семьи быть не может. Да не послушался я, пошёл за тобой, ведьма, и жизнь свою потерял! Видать, приворожила ты меня и не отпускаешь!
– Это я ведьма? – удивилась Алёна. – Да ты на своих посмотри! Твоя бабка такое при жизни творила, что до сих пор упокоиться не может.
– Ты моих родных не трогай, – сказал Тимур, – они тебе помогли, пока меня не было. Как бы ты выжила, ежели они тебя к себе не приняли?
Девушка замолчала. Говорить дальше не имело смысла. Любимый муж окончательно превратился в одного из тех, кто травил Алёну и желал зла.
– Я пойду, – сказала она.
– Разве я тебе разрешил? – спросил Тимур. – Я пока что твой муж и право на тебя имею. Ты сейчас останешься и выполнишь свой супружеский долг, – он ещё больше навис надо хрупкой фигурой Алёны, – или старик тебе больше нравится?
Мужчина протянул руку к лицу Алёны, она интуитивно отклонилась, и он поймал её за волосы. Девушка вскрикнула.
– Тимур, прекрати, – раздался голос одного из его друзей, что всё ещё толкались на входе. – Пусть идёт, это её дело.
– Она моя жена и должна мне! – грубо ответил мужчина.
– Да оставь ты, – пытаясь разрядить обстановку, добавил другой, – вспомни, сколько девчонок за тобой бегало, да и сейчас не прочь быть с тобой. Зачем тебе баба, которая со стариком общается? Не противно тебе после него будет?
Тимур резко отступил и сплюнул прямо на пол.
– А ты прав, – сказала он, – противна она мне, после другого. Уходи, – обратился он к Алёне, – и чтобы больше ноги твоей в моём доме не было.
Алёна быстро пошла прочь.
– И вещи свои забери, – он пнул ей вдогонку сумку с книгами, – не нужны мне твои пожитки.
Девушка подняла вещи с пола и выскользнула из дома. Проходя мимо друзей мужа, она почувствовала их презрительные взгляды. Но где-то в глубине было и сочувствие.
Алёна быстро пошла к лесной дороге. Жалела, что фонарь она оставила в доме, совсем забыла о нём, после того как выронила под взглядом бабки. Вернуться было уже невозможно. А лес стоял неприступной чёрной стеной. Даже приближаться к нему было страшно, а уж заходить – и подавно.
Но выбора у Алёны не было. Там, на лесной опушке, ей ждал единственный на земле человек, который был согласен впустить её.
С опаской она зашла в лес. Первые сто метров надо было идти по большой дороге, а потом искать поворот на еле заметную тропинку, которая выводила на дорогу, идущую к лесной деревне. Девушка помнила, что по первой дороге ей не дойти.
С трудом привыкая к темноте и то и дело натыкаясь на пни, коряги и обломанные ветви деревьев, Алёна пробиралась к нужной ей лесной тропинке. Уставшие за день ноги скользили по мокрой земле, обильно увлажнённой свежим снегом, который, тая, образовывал жижу под ногами.
Сумка с книгами, куклой и одеждой тянула руки. Девушка не понимала, почему вещи стали такие тяжёлые. Они буквально тянули её к земле, висели неподъёмным грузом, отдавали холодом.
Она хотела их бросить, но подумала, что уничтожить тёмные книги надо особым способом, возможно, это часть её исцеления.
Несколько раз Алёне казалось, что она заблудилась. Когда отец показывал ей боковую тропинку, они дошли до неё буквально за пять минут. А сейчас Алёна уже гораздо дольше блуждала в темноте и не могла понять, где находится.
Огней с большой дороги было совсем не видно. В какой-то момент девушка даже потеряла ориентир, куда ей двигаться: назад, вперёд, вправо или влево. В какой стороне была её деревне, а в какой – лесная, она не знала.
Ей стало совсем страшно. Силы кончались. Точнее, их уже совсем не было. На каких внутренних ресурсах она всё ещё шла и шла вперёд, девушка не знала.
Звуки тёмного леса ещё больше пугали её. Нечто потустороннее шевелилось, шипело, крутилось вокруг. Книги в сумке были словно живые, Алёне казалось, что она чувствует их движение. Или это кусты и ветви деревьев так раскачивали и рвали сумку в стороны, что чудилось, будто вещи шевелятся. Спиной же она чувствовала чей-то взгляд, наводящий леденящий страх, от которого немело тело.
Спиной Алёна чувствовала чей-то взгляд. И это был совсем не человеческий взор. С такой ненавистью она не встречалась за все годы противостояния с деревенскими жителями. Этот кто-то был намного сильнее и прозорливее её. Он неслышно передвигался в темноте, если, конечно, у него было тело. Возможно, только разум, но от этого легче не становилось.
Разбуженная шумом, который Алёна создавала своими шагами, с ветки сорвалась чёрная ворона и с криком, оглушительным в ночной тиши, взлетела ввысь. Девушка вскрикнула. Лес, казалось, держал её. Не давал найти дорогу. Порой она выходила на какую-то тропинку, но через несколько метров та прерывалась, и впереди вновь были заросли кустарника и пова́лённые деревья.
Сердце не то что колотилось от страха, оно билось так сильно, что заглушало звуки вокруг – шаги и шорохи, которые преследовали Алёну. Были они на самом деле или создавались в воспалённом от страха воображении, она не знала. Взгляд со стороны спины становился всё острее. Леденящий холод, разливающийся от него по жилам, тоже.
Кроме страха, Алёна начала чувствовать онемение, что накрыло её в комнате рядом с бабкой Тимура. Будто тот, кто стоял около старухи, сейчас шёл вслед за Алёной.
Не в силах больше выносить страх и напряжение, девушка закричала – так громко и сильно, что с веток деревьев сорвалось и с хриплым карканьем взмыло ввысь ещё несколько птиц. А эхо в пустом лесу многократно повторило их крик.
Ощущение взгляда со стороны спины стало сильнее. Алёна вертелась вокруг себя, пытаясь понять, кто так пугает её, но ничего не видела. Пыталась убедить себя, что одна в лесу, но разум был настолько измучен последними событиями, что отказывался адекватно воспринимать ситуацию. Для того чтобы было не так страшно, она могла только кричать. Измученное тело выдавало громкие звуки, пугающие своей глубиной и надрывом. Эхо отвечало многократным повторением.
Неожиданно всё стихло. После крика, идущего из самой глубины души, страх стал слабее, а дыхание – более ровным. Глаза девушки уже достаточно привыкли к темноте. Освещаемые Луной островки свежевыпавшего снега позволяли видеть то, что творится под ногами.
Алёна постаралась успокоиться и вспомнить, какую стойкость она проявила, когда боролась за Тимура. Без страха делала ритуалы, ходила ночью на кладбище, жила в доме, который был ей не рад.
«Я смогла вытащить мужа из настоящего ада, в котором он оказался, – подумала она, – я не побоялась заняться колдовством, хоть и была потом за это наказана. Так почему я не могу спасти себя? Почему себя я так легко отдаю стервятникам? У меня дочь, которая ещё совсем ма́лёнькая и нуждается во мне. Почему же я не могу постоять за себя?»
Эта мысль разозлила Алёну. И впервые за долгое время она почувствовала себя той внутренне сильной, равнодушной к разговорам окружающих девчонкой, которую не любила вся деревня.