Татьяна Волхова
Ведьмина деревня
Ведьмина деревня.
Глава 1. Дом Ведьмы
Свадьба была весёлой. Невеста вся в белом, жених в тёмных брюках и отглаженной матерью рубашке.
Алёна и Тимур знали друг друга с детства. Выросли на одной улице, летом вместе бегали на речку, зимой катались на санках.
Жизнь в деревне привычна и размерена: взрослые работают, старики по хозяйству, дети учатся, да старшим помогают. Гуляют обычно одни: родители своими делами заняты. У магазина на скамейке старушки обсуждают последние новости.
В том, что Алёна с Тимуром поженятся, уже давно никто не сомневался. С детства они друг за дружкой ходили. То поссорятся, то помирятся, но вместе.
А как в школу пошли, в один класс, так и подавно не разлучались. Родные их давно согласились с выбором. Дом на краю деревни, оставшийся от бабушки Тимура по матери, подремонтировали, крышу перекрыли, да молодым на свадьбу и подарили.
Вот радости и веселья было. Все родственники и соседи поздравляли. Кто-то с завистью, кто-то от чистого сердца. Только Алёна не очень весела была, когда о подарке думала. Улыбалась, конечно, свёкров благодарила, да на ключи с опаской посматривала.
Никто не знал, что бегали они с Тимуром в тот дом, ещё когда не расписаны были. Кровь молодая, горячая, играет в молодых телах. У Тимура дед сам с южных земель приехал, горяч был. И внуку такая же кровь передалась – жгучая.
Только не измен его Алёнка боялась, а того, что видела в крайнем деревенском доме. Когда они туда бегать начали, старуха ещё жива была.
Недобро смотрела она на молодых. Тимур хоть и помогал ей перед тем, как будущую жену на сеновал увлечь, а всё равно старуха не одобряла. На Алёну так смотрела, что сбежать ей хотелось, да Тимур не пускал.
А как бабушка помирать собралась, так именно Алёну к себе позвала. Сказала, что хочет наказ ей дать, как за будущим мужем ухаживать, семейную жизнь строить.
Тимур не возражал. Да и спорить со старшими не привык. Привёл невесту к старухе, как та и просила.
– А ты иди, погуляй, милок, – сказала бабушка, – мы тут о своём переговорим.
Тимур пожал плечами и вышел за порог. Воздух сразу показался ему легче. Но парень списал это на болезнь, которая была у бабушки: потому и тяготило внутри дома.
– Садись, внученька, – обратилась старуха к Алёне, – да расскажи мне всё про себя. А то с моим внучком вяжешься, а кто тебя знает, может, худая ты.
Не нравилось Алёна, что говорит старуха, хотела она встать и уйти, да женщина так сильно сжимала её запястье своей костлявой рукой, что вырваться у девушки не получилось.
«Не буду я вам ничего рассказывать», – хотела она сказать, но слова сами начали слетать с языка.
Рассказала Алёна, как переехала в эту деревню совсем девочкой, когда мама её с отцом развелась и вернулась жить к своим родственникам. А те всю жить попрекали тем, что брак не сберегла, семью не сохранила, приплод на шею родителей повесила.
Мама молчала, только на дочке злость свою срывала, когда никто не видел. Но Алёна её всё равно любила, а кого ей ещё любить было? Если все родственники куском хлеба да углом за печкой тыкают?
Ругалась мать на неё в лесу, куда они за ягодами ходили. Специально подальше от деревни заведёт и начнёт отчитывать, ещё руку поднимет. Чувствует Алёнка, что не её мать бьёт, а всех тех, кто её саму обижает, да только им сдачи она дать не может.
В один такой раз окликнул их кто-то в лесу. Начали оглядываться, а к ним Тимур бежит. Он крики услышал и пошёл на звук, думал, заблудился кто-то. А как увидел, что его Алёнку бьют, так со всех ног побежал. Не думал, что её родную мать застанет на месте обидчика.
– Что уставился? Иди, куда шёл! – зло сказала ему мать девочки.
– Я к вам шёл, почему вы Алёну бьёте? В чём она провинилась? – спросил мальчик.
– Не твоего ума дело! Моя дочь, что хочу, то с ней и делаю, – ответила женщина.
– А моя мама говорит, что все мы – дети Бога, и только он решает, когда нас наказать, – возразил Тимур.
– Ты ещё меня поучи! – крикнула женщина.
А Тимур ухватил Алёнку за руку и утащил за собой.
– Если ещё раз её обидите, я всем расскажу, что видел, – сказал он.
Боялась в тот вечер Алёнка домой возвращаться. Но делать нечего, ночевать где-то надо. У Тимура полон дом братьев и сестёр, у него остаться нельзя. Да и кто разрешит ребёнку в чужой дом перейти жить?
Мать Алёнку больше не тронула, боялась слухов да косых взглядов, вдруг люди подумают, что она родную дочь в лесу оставить хотела. У сплетниц языки длинные, им только повод дай.
Но к дочери подходить перестала. Ни словом с ней не обмолвилась.
Так и выросла Алёна одна среди чужих. Только и было у неё утешение, что как только восемнадцать исполнится, за Тимура выйдет. И уйдёт в его большой, светлый дом. К хлебосольной матушке его, которая всем рада.
Выслушала это всё старуха. Головой сухенькой покачала. А потом как вцепится в руку девушке, та дышать перестала, всё внутри у неё загорелось, а потом в пепел превратилось.
Рухнула Алёна на пол у кровати, а рука так и осталась зажата в кисти старухи.
Вернувшийся Тимур с трудом привёл Алёну в чувство, а бабушку накрыл простыней: ушла старуха в тот вечер к праотцам.
С тех пор не ходили они в тот дом, девушка любые предлоги придумывала, только бы не возвращаться туда.
А на свадьбе, когда ключи от дома старухи им вручили, вся задрожала. Испугалась. Виду старалась не подавать. Но зоркие кумушки заметили, что не понравился молодой подарок.
– Наверное, в родительский дом Тимура хотела, – судачили они потом, – да там места нет.
А Алёна за собой странное начала замечать после того случая. Да только кому такое расскажешь: на смех поднимут. Молчала. Но в дом старухи идти не хотела.
Так или иначе сразу после свадьбы молодые поехали в свой новый дом. Мать жениха, в доме которой и праздновалась свадьба, дала им с собой свежее бельё, а со стола собрала корзинку с продуктами. Потом чуть задержалась взглядом на Алёне, хотела что-то сказать новоназваной невестке, да передумала. Кивнула молодым и отправила их одних обустраивать семейное гнёздышко.
– Вот и дом наш, – радостно проговорил Тимур, когда они с Алёной оказались у покосившихся ворот бабкиного дома. – Надо здесь порядок навести. Буду после работы забор латать. А то звери стали всё чаще к нам в деревню из леса выбегать, как здесь детишкам бегать.
– Ты уже детей планируешь? – спросила Алёна.
Она и сама о малыше задумывалась, только растить его хотела в большом, гостеприимном доме свёкров, или в каком другом, но не в избе старухи.
Девушка вспоминала, как ледяные руки бабки Тимура сжимали её кисть и как жизнь её молодая от этого едва не остановилась.
А ещё припомнилось Алёне, что никто из братьев-сестёр Тимура бабушку не навещал. Только один Тимур и бегал к ней, ещё с детских лет и Алёну с собой брал.
Раньше не придавала она этому значения. Не ходят дети к бабке, значит, не любят её.
Она бы сама к своим родным не шла. Только жить ей было негде, вот и возвращалась каждый вечер в ненавистный отчий дом.
– А почему твои младшие никогда бабушку не навещали? – спросила Алёна, когда они с мужем поднимались по скрипучим ступенькам в переднюю дома.
– Не знаю, не пускала их матушка, – ответил Тимур.
Девушка вспомнила, как однажды, детьми, взяли они с собой к бабушке старшую из сестрёнок Тимура. Старуха тогда ещё бодрой была, скотину держала, по хозяйству хлопотала.
Как увидела она девочку, стала рядом с ней и давай разглядывать, да так смотрела, что Алёне неуютно стало. Захотелось девочку защитить, загородить собой. А та и вовсе расплакалась. И давай за Алёну пятиться.
Бабка в этот момент уже отвернулась и пробормотала себе под нос:
– Пустая девка, такая мне не сгодится, – послышалось Алёне.
Или она сама потом придумала? Она тогда книги про бабу-ягу читала и решила, что воображение разыгралось.
Но когда они вернулись в дом Тимура, и его сестра рассказала их маме, как её напугала своим взглядом бабушка, то впервые за всё время их знакомства – ни раньше, ни после такого не было – мать Тимура отчитала их за поступок, накричала, Тимура дома заперла, а Алёну уйти попросила.
Долго плакала тогда Алёнка, не зная, в чём провинилась. Боялась, что Тимуру теперь запретят с ней общаться. А его мама больше не будет передавать с сыном пирожки в школу на них двоих. И тогда нечего ей, Алёне, есть будет. На уроках она только и думала о том, как на перемене Тимур развернёт пакет и достанет из него невероятно аппетитные пирожки. И самый большой ей протянет.
Весь класс им тогда завидовал. Таких пирожков, как мать Тимура, никто в деревне не пёк. Просили у них одноклассники полакомиться, да ни с кем не делилась Алёна, потому что не знала, будет ли у неё вечером ужин или эти пирожки – её единственная еда.
Так и растеряла всех подруг. Да только не горевала сильно. В хорошее в людях она не верила, слишком много предательства уже повидала, да и Тимур всегда рядом был. Зачем ей подруги? И без них она не тужила.
Из воспоминаний Алёна вернулась от резко наступившей темноты. Дверь за их спинами, распахнутая при входе, тихо захлопнулась, и в передней дома сразу стало очень темно. Даже носа своего Алёнка не видела.
– Ой! – вскрикнула она и схватилась за руку мужа.
– Вот ты трусиха, – рассмеялся он и начал нащупывать выключатель на стене.
Не найдя его, просто открыл дверь в основную комнату дома.
Сразу стало светлее. Летний вечер был тих и светел, сумеречный свет слегка озарял комнату. Редкие птицы приветствовали вечернюю зарю.
Тимур поставил на стол корзинку с едой. И сразу увлёк молодую жену в сторону кровати.
Глянув, куда её тащит муж, Алёна высвободилась из его объятий. Кровать в дома была одна – та самая, на которой умерла старуха.
– Я не хочу на ней спать, – быстро проговорила девушка.
– Так матрас же поменяли, – не поняв отказа, сказал Тимур. – Только доски старые, а матрас и бельё новые.
– Нет, я не хочу. Пойдём на сеновал, как раньше, – предложила она.
Тимур рассмеялся.
– Ах вот какая ты у меня! – улыбаясь, ответил он и, подхватив тонкое тело жены, понёс её на сеновал.
Свадебная ночь закончилась быстро. Тимур, хорошо принявший на своей свадьбе, скоро заснул, а Алёне не спалось.
Долго ворочалась девушка. Всё-таки одно дело – тешиться на сеновале, а другое – спать.
Только первые петухи пропели рассвет, а солнце чуть показалось за лесом, поднялась Алёнка: не могла больше бока мять на колющей из-под покрывала соломе.
Прошлась по дому. Осмотрелась.
Так мечтала она иметь свой дом. Чтобы никто её не стыдил за приживательство, никто душу укорами не вытягивал, и вот обрела она свою крышу над головой. Её дом, в который муж привёл и сказал – хозяйствуй.
– Что же не радует меня дом новый? Что же сердце так стучит, будто выпрыгнуть хочет? – говорила сама себе Алёна, поглаживая стол и не спеша подходя к окну.
Вдали занимался рассвет. Лучи солнца показывались из-за горизонта и озаряли сонную деревню. Сегодня им предстоял второй день свадьбы, опять в доме Тимура. Алёна отвернулась от окна и пошла собираться, чтобы пойти помочь свекрови.
Её взгляд, наполненный солнцем, скользнул по печке, и в тёмном углу померещилась ей высохшая фигурка. Моргнула Алёна, головой помотала – исчезло видение. А может, и не было его, а только солнечные блики играли на стене.
Глава 2. Тайная тропинка
Быстро полетели дни. Некогда было молодым друг дружкой упиваться. Оба поступили учиться в соседний райцентр. Алёна всё в город порывалась, да муж не пустил.
– С тобой не поеду, а одну не пущу, – безапелляционно сказал Тимур.
Посмотрела на него Алёна с удивлением на мужа. Всегда поддерживал он её стремления, даже подначивал, а потом гордился, какая у него Алёна. А сейчас отказал ей в просьбе.
– Сама подумай, что нам с собой в городе делать? Жить негде, в общежитии комнатки ма́лёнькие, кругом машины, а денег сколько на жизнь там уйдёт? Где я их возьму? – говорил Тимур в своё оправдание. – Твои родные ни копейки не дадут, у моих – семеро по лавкам сидят.
– Так мы с тобой работать будем, – возразила Алёна, – вечерами, после учёбы. Я в официантки пойду, ты, может, в магазин какой устроишься или на склад.
– Как у тебя всё просто, – ответил Тимур, – только никому не нужны мы в городе. Знаешь, как говорят: где родился, там и пригодился. Так что остаёмся здесь: дом большой, я его в порядок приведу, полюбишь ты это место, хозяйкой будешь.
– Но нам и здесь с тобой на что-то жить надо? Работы-то совсем нет! – использовала свой последний аргумент Алёна.
– А вот и есть, я уже договорился, – хитро улыбаясь, ответил Тимур. – Я ведь на механика буду учиться, так меня мужики в мастерской помощником к себе взяли. Им нужен мальчик – принеси-подай. Мне опыт – им помощь. Ну и деньгами не обидят, буду вместо них по вечерам да выходным выходить. Сама знаешь, у нас мужики вечерами на ногах не стоят, а в выходные – тем более. А в эти дни самый улов. Так что заживём мы с тобой, Алёна, как и не мечтали, – закончил он, обнимая молодую жену за плечи и с верой смотря на свой ещё не обихоженный участок.
– Если ты так хочешь, – ответила Алёна, прощаясь со своей мечтой – уехать из этой деревни.
А ведь обсуждали они с Тимуром, что уедут сразу после свадьбы, обещал он ей. Говорил, что жить им здесь негде, не у родителей же его в сенях спать. Хотя Алёна надеялась, что свекровь пустит их в одну их комнат, а потом они рядом себе домик построят. Участок у родителей Тимура большой, под выгул коров брали, да скотину не держат сейчас, а землю на себя сумели оформить.
Всё изменилось, когда молодым на свадьбу подарили дом бабки. Тимур сразу передумал уезжать в город. Ему нравилось в родной деревне, и смысла что-то менять он не видел: любимая жена рядом, дом есть, работа тоже, что ещё надо?
А как могла объяснить ему Алёна, что ноет её сердце, тревожится? Если даже в себе не находила ответа – что её гнетёт?
Быстро пролетела золотая осень, холодные осенние дожди полились на тёмную землю. Жители всё больше сидели по домам, занимались делами иль в гости ходили. А Алёна всё одна да одна.
Подружек она не завела, всё боялась, что Тимура у неё уведут, близко к себе никого не подпускала. К родным своим тоже не показывалась, да и они не звали. Родители Тимура хоть и рады были гостям, да в чужой дом каждый день не походишь.
Тем более посматривала на Алёну свекровь так, будто спросить что хотела, да не спрашивала. Бросит порой фразу: хорошо ли невестке в доме живётся? Не страшно ли вечерами одной мужа ждать? И ждёт, как Алёна ответит. Вроде просто заботится мама. Но при этом смотрит так, что боязно.
Пыталась Алёна с мужем об этом поговорить, да только отмахивался он.
– Придумываешь ты всё, Алёнка, дом как дом, вон моя бабка сколько в нём одна прожила, – отвечал он. – А если тебе скучно, то сделай за меня доклад да задания для училища, не успею, мужиков опять выручать надо. Васька-то встать не может, так вчера погулял.
Вздыхала Алёна, но бралась делать учебные задания за мужа. Так и училась за двоих. Всё время быстрее проходило.
Одним ноябрьским вечером совсем тошно ей дома одной стало. Куда ни посмотрит, всё чужое вокруг. Хоть и кровать поменяли, всё бабкино тряпье выкинули, Алёна его сама сожгла, пока мужа дома не было. Думала, дух старухи так вытравит, только в треске сгорающих старых вещей мерещился ей старческий хохот.
Вышла Алёна на крыльцо, в пальто своё старое закуталась.
«Надо Тимура попросить купить мне обновку на зиму», – подумала она.
Муж в таких просьбах ей никогда не отказывал, наоборот, сам предлагал то новое платье, то шапочку, но Алёна не привыкши была покупать новые вещи, пока старые до дыр не сносились, вот и отказывалась от предложений мужа. А сейчас, кутаясь в проношенную ткань некогда тёплого пальто, жалела.
Ноги сами повели её по дороге вдаль от деревни. Нечего ей было делать среди жителей. В субботу кто не в гостях, тот на хозяйстве или мужа отчитывает. А у неё муж в мастерской, а дома давно всё переделано.
Вот и пошла она прочь. Знала, что дорога эта ведёт в соседнюю деревню, только далеко до неё. Но Алёна собиралась лишь погулять среди деревьев и дотемна домой вернуться.
Спустя некоторое время увидела она неприметную дорожку, сворачивающую в сторону от главной. Когда деревья полны листвой, а кусты раскидисты, почти не видно её было. Сколько раз ездила здесь Алёнка с Тимуром в соседнюю деревню в местный клуб, ни разу этой дорожки вбок не замечала.
А тут решила свернуть. Шла она, шла. Уже хотела повернуть обратно, всё лес кругом, что дальше идти. Да только услышала какие-то звуки. И на звериные не похожие, и на людские. И лес будто другой стал. Притаился. Коряги кругом, мхи, то там, то тут нога проваливается.
Промочила Алёна свои худые сапоги, точно домой пора возвращаться. Да ноги не идут. Несёт их всё вперёд да вперёд.
«Вот ещё за это деревце заверну, – думает девушка, – посмотрю, что там, может, кому помощь нужна, а потом сразу домой. Темнеет нынче рано».
А сама всё вокруг оглядывается, вроде среди туч ещё солнышко видно, значит, есть у неё час-другой, чтобы домой вернуться.
Так и шла она. Дорога становилась всё у́же: оглянулась, а позади будто и вообще дороги нет.
А ведь сначала широкий отворот был. А теперь под ногами у неё ма́лёнькая тропиночка, с которой в ноябрьских сумерках сбиться легко.
Вдруг вспомнились Алёне папины глаза. Плохо она отца помнила, мать запрещала о нём говорить, а сама только плохое рассказывала. У Алёнки только и воспоминаний и осталось, как папа её на руках качает да деревья удивительные показывает. А где это было, не знала Алёна.
Качает отец головой, не велит дальше идти. Ноги девушки будто к земле приросли. Каждый шаг вперёд как в тине болотной отзывается.
Повернула Алёна назад да из последних сил бежать бросилась. Тропинка извивается, исчезнуть пытается. А девушка всё по ней бежит, спотыкается.
Одна коряга так сильно выступила из земли, что зацепилась Алёна и упала. А встать сил нет. Страх сковывает: слышит Алёна вокруг себя шевеление. Будто крадётся к ней кто-то, выглядывает.
Пытается девушка пошевелиться, да не может. Вдруг чувствует: обхватили её руки чужие, крик из горла вырвался да потух в лесной глуши.
Кажется ей, что несут её куда-то руки сильные, а горло и тело такой страх сковывает, ни крикнуть, ни рыпнуться не может.
Вроде и светлее вокруг стало, лес начал расступаться. Но перед глазами у Алёнки пелена какая-то. Она их открывает, посмотреть вокруг хочет, а не видит ничего.
А шум вкруг больше становится, слышатся Алёне уже женские голоса. Отчитывают они кого-то, ругают сильно. А руки крепкие продолжают её держать, отпустить боятся.
Вроде и страшно Алёне, но и спокойно в этих крепких руках. Хочет она лицо своего похитителя увидеть, но только туман перед глазами.
И запах от него идёт, такой знакомый и родной, из глубины памяти всплывает, окутывает. В нём голова совсем понимать отказывается. Запах ведёт за собой, картины новые открывает. Будто ходит она ма́лёнькой девочкой между избами странными, смотрят на неё люди приветливые, и руки тёплые, добрые обнимают.
А запах этот вокруг царит. В каждую клеточку тела просачивается. И не вывести его из себя, не смыть всеми реками.
Провалилась в беспамятство Алёнка, уже и не знает, правда она в лес ушла, или снится ей это. Только проснуться никак не может.
Вернувшийся с работы Тимур был обескуражен отсутствием дома молодой жены. Он несколько раз обошёл весь дом, заглянул в подвал, сходил в баню и новую пристройку, которую только начал мастерить, но Алёны нигде не было.
На столе стояла её кружка с давно остывшим чаем, в самом доме было прохладно: значит, печь жена топила только с утра. Хотя, любя тепло, Алёна всегда подтапливала и к вечеру.
– Куда же ты делась, Алёнка? – пробормотал удивлённый Тимур и пошёл к своим родным, решив, что жена соскучилась дома одна и решила навестить родственников.
Матушка встретила его объятьями и вкусными пирогами, но сказала, что Алёну не видела. Расспросив, когда и как та пропала, посмотрела пронзительно, и Тимуру стало не по себе.
Но спросить причину её взгляда он не успел, послышались крики детей:
– Мама, мама, – кричали младшие братья Тимура, – тётя Таня говорит, что видели Алёнку на проклятом повороте.
– Тихо, что вы так раскричались, – ответила женщина. – На каком повороте?
– Ты же сама нам рассказывала, что есть у нас на дороге поворот проклятый, кто по той дороге пойдёт, тот назад не воротится, – ответили мальчики.
– Так это сказка была, глупые, чтобы не бегали вы куда не следует, не блуждали по лесам тёмным, – отмахнулась мама. – Где тётя Таня? Нам её расспросить надо.
Дети кивнули в сторону забора, а Тимур, не дожидаясь этого, уже бежал к воротам. Соседка, сообщив новость, направилась к себе домой.
Парень с трудом различил её силуэт в редком свете придорожных фонарей.
– Подождите! – крикнул он. – Так где Алёна?
Женщина вздрогнула и обернулась.
– Ах, напугал, окаянный, – сказала она, выдыхая. – Что ж так неслышно крадёшься?
– Я не специально, – извиняясь, ответил Тимур. – Вы ведь Алёну видели? Я её весь вечер ищу, домой пришёл, а жены нет, и у родных тоже не появлялась.
– Шляется твоя Алёна неизвестно где, – зло ответила соседка. – Точнее известно, в деревню ведьмину небось бегала, приворот на тебя ставила.
– Что вы такое говорите? – возмутился Тимур. – Какая деревня? какой приворот?
– Известно какой! – ухмыляясь, ответила женщина. – Иначе что тебе, такому видному да завидному, себе в жёны замухрышку брать? Девку без кола и двора с родственниками помешанными?
– Почему помешанными? Злые они, вот и всё. А кто добрый будет, если жизнь такая. Алёнку как отец бросил, так им с матерью пришлось к её родным вернуться, так они всю жизнь им покоя не давали, всем попрекали, безотцовщиной тыкали, – возразил парень.
– Знаем мы её отца, тот ещё… – соседка не успела закончить, зажмурившись от света фар подъехавшей машины.
– Тимур! – крикнул бывший за рулём парень. – Там Алёна в лесу никого к себе не подпускает, как обезумела.
– Где?
– Поехали скорее.
Тимур заскочил в машину к другу, и, подняв фонтан грязных брызг, они умчались на край деревни. Тётя Таня ещё долго отряхивалась и на чём свет стоит ругала молодёжь.
Когда ребята подъехали к повороту, где ещё несколько часов назад проходила грустная, но здоровая Алёна, их глазам представилось странное зрелище.
Девушка, в которой Тимур с трудом узнал свою жену, так растрёпана и грязна она была, стояла, прижимаясь спиной к дереву, а рядом с ней стоял парень из деревни и уговаривал пойти домой.
– Мы с Мишей и тётей Таней возвращались из соседней деревни, – начал парень, который приехал с Тимуром, – за продуктами ездили, там магазин большой открылся, знаешь? – парень кивнул. – Так вот, еду я, кругом темно, ветви низкие в стекло бьют, фары все грязью закидало, света совсем нет. И вдруг со стороны леса на машину кто-то кидается. Я руль вывернул, чуть в дерево не въехал, думал, зверь какой, а потом смотрим, это Алёна, смотрит, как не узнаёт нас.
– Ты её задел? – гневно спросил Тимур.
– Нет, только обрызгал, но она и до этого вся грязная была, – начал оправдываться водитель. – Я вышел, хотел помочь ей в машину сесть и до дома довезти, а она вырывается, кричит так, что я ни слова не разберу. Тётя Таня вылезла, сказала, за тобой пойдёт, а мы с Мишей остались. Видим, тебя долго нет, и я сам за тобой рванул. Дома тебя не оказалось, к твоим родителям направился.
– Спасибо, друг, – сказал Тимур и пошёл к Алёне.
Глава 3. Браслет
Девушка испуганно озиралась по сторонам. После долгого блуждания по лесу она была вся промокшая. Видение об окружающих её людях и голосах, рассеялось. Она даже не поняла, в какой момент всё пропало. И теперь она не знала, было это с ней на самом деле или нет.
Последнее, что помнила Алёны – это круговорот голосов и крепко обнимающие её руки с таким родным запахом, что хотелось плакать, а потом… Она снова одна, посреди тёмного леса, куда идти – не знает, вокруг так темно, что носа своего не видно.
Понемногу начала она привыкать к темноте. Различила под ногами дорогу. Посмотрела в оба её конца, вроде с одной стороны просвет виделся. Пошла Алёна в ту сторону, дорога становилась всё шире, а деревья реже. И только она к дороге подошла, как из-за поворота вылетела машина, яркий свет фар резанул привыкшие к темноте глаза девушки. Резкий звук тормозов, ворох взлетевшей вверх грязи и ругательства мужчин ворвались в, казалось, непроницаемую тишину леса.
Всё это испугало Алёну. Незнакомые голоса вдруг вновь проявились и зашептали:
– Беги от них, чужие они, не наши. Дурные у них мысли, худые у них руки, – кружилось вокруг вороньим криком.
Девушка закричала, больше для того чтобы отогнать голоса, но преследователи тоже отступили. Её глаза всё никак не могли привыкнуть к яркому свету фар, что были направлены прямо на неё, и кто стоял за ними, Алёне не было видно.
Вдруг машина взвизгнула и, пропахав жидкую ноябрьскую грязь, скрылась из вида. Рядом с Алёной остался один человек.
– Пойдём домой, – говорил он, – тебя, наверное, Тимур уже ищет. Заблудилась ты, что ли? Зачем в такую темень в лес пошла?
Алёна не отвечала. Не могла она понять, где речь человеческая, а где голоса непонятные. Так и стояли они с парнем друг против друга, пока машина, вновь ослепив светом фар, не вернулась обратно.
– Алёна, – услышала она знакомый голос, – Алёнка, любимая, что с тобой?
– Тимур? – осторожно спросила девушка.
– А кто ещё? – продолжал голос; Алёна пыталась понять, на самом деле он звучит или только в её голове раздаётся; но идущая к ней фигура была до боли знакома. – Что же ты в лес убежала? Промокла вся, так и заболеть не долго.
Тимур наконец перекрыл собой слепящий Алёну луч света, и она увидела лицо мужа и его глаза, полные беспокойства.
– Тимур, – прошептала она и кинулась к нему.
– Теперь и меня отстирывать надо будет, – проговорил он, прижимая к себе любимую пропажу, всю покрытую осенней липкой землёй.
Алёна ощупывала руки, тело, голову Тимура, пытаясь убедиться, что он из плоти.
– Да что с тобой? – спросил удивлённый её поведением парень. – Где ты была?
– Я пошла гулять и заблудилась, – просто ответила девушка, понимая, что это единственное из её приключений, о чём она может сказать и что не вызовет подозрений в состоянии её рассудка.
– Ну ты даёшь, гулять в такую темень! – ответил муж. – Что ты здесь искала?
– Ничего, – быстро ответила Алёна, – в соседнюю деревню шла, да не там свернула.
– Вот ты дурёха! Столько раз с тобой здесь ездили, знаешь же, что деревня та по прямой от нас. Никуда сворачивать не надо, – ответил Тимур, прижимая к себе дрожащую жену. – Поехали скорее домой, тебе согреться надо.
– Давай лучше пешкой дойдём, нам здесь близко, а то я всю машину испачкаю. Я несколько раз в тину провалилась, – ответила Алёна.
– Езжайте, мы сами дойдём, – крикнул Тимур друзьям. – Спасибо, что нашли мою Алёну.
Ребята кивнули и уехали. А молодые быстро пошли к себе домой. Алёна шла и порой оглядывалась: всё мерещилось ей, что провожают её глаза незнакомые, из леса смотрящие.
Дома девушка долго не могла согреться. Тимур предлагал затопить баню, но жена просила его не уходить, побыть с ней. Алёне вдруг стало страшно одной. Ей казалось, что случившееся в лесу (что именно произошло, она понять не могла и поэтому боялась рассказать мужу), больше не оставит её.
Казалось, что из леса в её привычный мир просочилось что-то ранее неведомое или, наоборот, давно утерянное.
Снимая с себя грязную одежду и понимая, что пальто вряд ли удастся отстирать, Алёна заметила на руке плетёный браслетик. Простенький, но такой симпатичный. Он обхватывал её руку, как влитой. Чтобы его снять, надо было разрезать нити. Как смогли его надеть ей на руку, было для Алёны загадкой.
Она начала дёргать и растягивать браслет, но только больно себе сделала, так как нити начали врезаться в кожу.
– Что там у тебя? – спросил подошедший Тимур.
– Да так, – ответила Алёна, – сплела, надела, а теперь не снять.
– Красивый, – ответил парень, рассматривая плетение, – даже резать жалко.
– Не надо резать, – резко убрав руку, ответила девушка, сама не ожидая от себя такой реакции.
– Да ладно, не буду, – ответил муж и отошёл.
Так и остался браслет на руке её тонкой.
А на утро занемогла Алёна. Горела так, что влажное полотенце на голове вмиг высыхало. Местный фельдшер лечила её своими проверенными средствами, но потом лишь руками развела и посоветовала везти девушку в больницу.
Скорую ждали до вечера. Редко приезжала она к ним в деревню из областного центра. Фельдшер сама здесь и роды принимала, и вывихи вправляла, и другие болезни лечила.
А тут забрали Алёну в машине с красным крестом, смотрели ей вслед люди, удивлялись, что такая молодая девушка заболела до беспамятства.
А Алёна и правда бредить начала. На языке непонятном бормочет, подходить к себе не даёт.
– Будто бес в неё вселился, – сказала одна из женщин, когда наблюдала, как несёт Тимур молодую жену в машину скорой помощи.
А та бормочет что-то, головой вертит.
И только древние старухи, смотря на это, перешёптывались между собой и качали головами.
Батюшка в местной церкви молитву за Алёнино здравие прочитал, да пока читал, свечи затухли. Старухи вновь зашептались, зашипели пуще прежнего.
Только Тимур их не слушал. Переживал он за жену молодую. Худая у него Алёнка была, сколько ни кормил её, не поправлялась. И вот сейчас лежала на белых простынях вся высохшая, ма́лёнькая, будто девочка.
Забегал он к ней после учёбы, на которую теперь самому ходить приходилось. А потом на работу нёсся, денег-то на лекарство столько надо.
А Алёнка, как жар спал, сама не своя стала. Всё браслет теребит да в окно на соседний лес смотрит. С соседками по палате не общается. Пытались они разговорить новенькую, да отмахнулись быстро. Глянула Алёна на них своими зелёными глазами, у них всё желание общаться пропало.
Только выписать Алёну собрались, как вновь температура подскочила. Врачи смотрят, не понимают, что с ней. Уже всем пролечили, больше нечего давать, а она вновь горит.
А в бреду странное говорит, о людях лесных, о голосах звучных, о руках тёплых.
– Соседка-то наша «того», – многозначительно глядя на Алёну, говорила женщина из её палаты. – С ума сошла. Говорят, в лесу потерялась, блуждала долго, день или два её искали. Испугалась сильно и головой тронулась. Жаль девку. Молодая совсем. А муж у неё какой симпатичный, мне бы такого мужика – никому бы не отдала.
Слушала Алёна эти речи сквозь пелену жара, да ответить не могла. Но то, что на Тимура кто-то глаз положил – запомнила. Голову повернула в сторону той, что говорила о её муже, да пожелала ей в сердцах горя горького, чтоб не до чужих мужей ей было.