Отец Иероним дал новопостриженному монаху свое имя ради расположения и любви, какие питал к нему.
Позже он говорил знакомым: «Смотрите, как из терния выросла роза», указуя тем на свое смирение и уважение к своему тезке с Эгины.
Сострадание человеческому горю
Отец Иероним занял новое положение среди верующих. Хотя по своему великому благочестию и смирению он отказался продолжать быть служителем Всевышнего, но посвятил себя духовному окормлению христиан, став для них духовником и наставником, старцем, сначала для своей паствы на Эгине, а затем и для всей Греции.
Для всех он был любящим отцом, добрым советником, дорогим другом, утешителем в скорбях, помощником в трудностях, наставником в вере, и вообще примером доброты и любви.
Особое попечение он имел о бедных и больных. Услышав, что где-то есть недужный или нищий, он спешил туда и старался всеми средствами помочь. И если не мог сам, то просил милостыню, чтобы уменьшить боль или скорбь другого.
Видя святость его жизни, многие люди, а среди них и богатые, почитали его и имели своим духовным отцом.
Отец Иероним, который для себя не просил ни копейки, использовал свой авторитет, чтобы помогать ближним. И это он делал тактично, ласково и смиренно, что всегда давало положительные результаты.
Однажды он посетил в Пиреях своего друга К. Василиадиса. Во время чаепития он сказал:
– Окажи мне услугу: пойдем сходим вместе в один дом.
– Конечно, старче, пойдем.
Они взяли такси и направились в сторону Тамбурьи. Остановились там, где указал о. Иероним, и позвонили в одну дверь. Когда они вошли внутрь, то увидели страшную картину: семья измучена бедностью, больной отец лежит на кровати, и нет у него денег на лекарства, крошечные дети, босые и голодные. Они пробыли у них недолго, а когда выходили на улицу, отец Иероним сказал своему другу:
– Если б я был на их месте, помог бы ты мне?
– Да, старче, конечно.
– Я очень тебя прошу взять заботу о них на себя. Считай, что делаешь это для меня. Это моя личная просьба.
– Хорошо, старче, буди благословенно.2
В тот же день вновь позвонили в дверь, и некий незнакомец (слуга Василиадиса) принес несколько сумок с продуктами и конверт с деньгами. Бедняки не могли понять, кто же эти незнакомцы, что с такой любовью заботятся о них.
Так всегда помогал о. Иероним: незаметно и скромно. Человеческая боль мучила его, поскольку он, посвятив свою жизнь Богу, не переставал сострадать и человеческому горю.
Большую заботу он проявлял и о своих соотечественниках, множество их, прибыв из Малой Азии измученными и нищими, голодало, не выдерживало нищеты и скорбей и приходило в отчаяние: одни находились на грани самоубийства, другие начинали пить. И сами страдали, и семьи их голодали и мучились. Отец Иероним всем им помогал советом, поднимал их настроение, укреплял веру и оказывал помощь, какую только мог. И лишь он узнавал, что где-то есть такие приунывшие страдальцы, спешил к ним и заботился о всех.
О множестве таких случаев рассказывают люди, получившие помощь от о. Иеронима. И, безусловно, о большей части их мы не знаем. Искренними свидетелями были вдовы и сироты, плакавшие на его похоронах, поскольку, как они говорили, они потеряли своего заступника. Отец Иероним действовал тайно. Он хотел только помочь страждущим телесно и душевно.
Заботясь о пастве, он не оставлял и своего духовного делания. Днем помогал людям, а ночью был истинным подвижником, погруженным в молитву. Он молился о своих грехах, о духовных чадах и о всем мире.
Его молитва не была сухой, она была частью его жизни. Как всегда, рассказывая о себе в третьем лице, он сказал как-то, что «некоторые люди, когда проводят немного времени без молитвы, не выдерживают. Те часы, какие они хотели бы провести в молитве, но не могут, для них кажутся мучительными».
Эти слова указывают нам на великую его любовь к Богу и сильное стремление соединиться с Ним в молитве.
В подтверждение наших слов приведем следующее: когда он подолгу разговаривал с посетителем, то после часа беседы вставал:
– Теперь идите немного пройдитесь, чтобы я отдохнул, я после вас позову. Монахиня, приготовь ему кофе и рахат-лукум.
Это было время его молитвенного общения с Богом, и о. Иероним не мог его перенести. И минут 15–20 добрая монахиня Евпраксия, как вторая Марфа, занималась угощением гостя, а старец погружался в молитву. И когда после короткого перерыва посетителя приглашали опять в келью, он видел, что лицо старца сияло «как лицо Ангела». И тотчас о. Иероним начинал беседовать о каком-либо вопросе, беспокоившем слушателя. Его молитва и слова имели явную силу и казалось, что все слышимое является не только плодом его собственного духовного опыта, но и внушением Духа Святого.
Упомяну здесь и о моем собственном опыте. После каждого посещения старца, каким бы измученным и подавленным я ни был, я всегда возвращался утешенным, словно меня ничто и не тревожило. И когда я шагал по тропинке, ведущей из его кельи в город, ощущал легкость: отпущение грехов и разных искушений, которые я ему открыл, а он, как любящий отец, взял на себя; я чувствовал это и телесно. Такова была сила его молитвы. Проблема его брата, его духовного сына становилась его собственной проблемой. Поэтому он нам часто говорил: «Когда я молюсь о своих братьях, то мое сердце обливается кровью из сочувствия к ним».
В 1927 году приехала на Эгину иммигрировавшая из Константинополя монахиня Евпраксия. Был обмен населением, и она должна была уехать из города еще в 1922 году. Но тетя старца, помогавшая ей, скрывала ее на протяжении пяти лет в своем доме. Она думала, что когда-нибудь обстановка улучшится и она сможет построить монастырь. Но надежды ее обманули. Монахиня Евпраксия уехала в Грецию, не зная, где находятся ее родственники или старец, на помощь которого она надеялась.
Когда она приехала в Афины, то узнала от каких-то своих знакомых, что старец живет на Эгине, и отправилась повидаться с ним. Поскольку она была бедной, неопытной и лишенной покровительства, старец хотел послать ее на время, до тех пор, пока она не выберет для себя монастырь, к родственникам. Монахиня Евпраксия слышала, что ее родные после обмена населением остановились в Фессалониках. Как добрый и любящий отец, он поехал с ней в Солунь. Они искали везде, подавали заявления в Красный Крест, публиковали объявления в газетах, но так никого и не нашли.
– Господь взвалил тебя на мои плечи, – сказал старец, и они вернулись на Эгину.
Он снял для нее комнату и при помощи своих знакомых заботился, чтобы у нее всегда были еда и хорошее окружение. Позже, им все-таки сообщили, что ее родня остановилась в Драме. Но прежде, чем монахиня успела их навестить, она тяжело заболела и была вынуждена лечь в афинскую больницу. Старец заботился обо всем, и особенно, боясь, что от страданий и болезни она потеряет терпение, старался укрепить ее веру и терпение.
В одном из писем он утешал ее: «Господь нас испытывает, но не оставляет. Будь внимательна, ведь многая печаль отравляет человека, а этого Бог не хочет. Господь свыше смотрит на все и правит всем, так пребудем же мы верны Ему, будем терпеть то, что Он посылает нам…».
Монахиня Евпраксия через некоторое время вышла из больницы, и поскольку нуждалась в уходе, то поехала к своим родственникам в Драму, где окончательно поправилась. Туда старец писал ей: «Помни всегда, что мы – монахи и должны иметь огромное терпение».
Старец по-прежнему не оставлял своих обязанностей в больнице. Он стал «всем вся», все успевая. В больничном храме пел и читал проповеди, принимал там всех приходящих исповедоваться и не прекращал ежедневно посещать палаты, чтобы увидеть больных, подбодрить их, сказать ласковое слово. И больные ожидали его прихода как Божьего посещения.
Тем временем архиепископ Афинский, который являлся главным смотрителем эгинской больницы, назначил о. Иеронима своим представителем в больнице и немного позже сделал его игуменом монастыря Хризолеонтиссы на Эгине.
Администрация больницы, видя, какую пользу приносит о. Иероним, решила провозгласить его своим «великим благодетелем».
Архиепископ Афинский позволил ему каждый раз, когда он приезжает в Афины, проповедовать слово Божие в митрополичьем храме. И старец продолжительное время приезжал в Афины каждое воскресенье после обеда и говорил проповеди. В митрополии собирались тогда многие его духовные дети и соотечественники. Он говорил просто, ясно, но и очень умилительно, никогда не говорил без слез, стараясь передать слушателям свой опыт, научить их умной молитве и подвижничеству.
После каждой проповеди все ждали его, чтобы увидеть, взять благословение и услышать слово утешения.
Там узнавал он о скорбях и страданиях своих соотечественников, чтобы затем найти их и помочь. В нем сочетались и молчальник, и неутомимый общественный деятель. Жар любви к Богу исполнял его душу и любовью к ближним. Его жизнь превратилась в непрерывное самопожертвование, это был неистощимый источник добра и любви.
Значительную часть того времени, что оставалось от разнообразных занятий, он посвящал изучению Священного писания и святоотеческих книг, особенно подвижнических. Особенно любил он читать «Слова подвижнические» св. Исаака Сирина. Не проходило дня без того, чтобы не прочесть хоть страницы, что он советовал и своим духовным детям:
– Не оставляйте и одного дня без прочтения хотя бы страницы из книги аввы Исаака. Я его очень люблю и считаю своим наставником. И ты, когда читаешь, то внимательно следи и спрашивай себя: «А я делаю это?», так ты будешь переходить от чтения к деянию.
– Старче, я читаю, но вижу, что не исправляюсь,– сказал я однажды.
– Послушай, чем чаще моют сосуд, тем становится он чище. Не переставай читать, и польза придет. Когда вливаешь воду в сосуд, то он очищается, даже если в нем не остается никакой воды.
Один раз о. Ф., бывший тогда дьяконом, спросил его:
– Старче, скажите, какие духовные книги мне читать
для пользы?
– Авву Исаака,– ответил он.
– Об авве Исааке вы мне говорили, и я прочел его. Какие еще книги?
– Авву Исаака.
– Хорошо, а кроме него?
– Авву Исаака. Я, если и малую часть от сказанного аввой Исааком смог бы сделать, то не желал бы ничего иного. Так и ты, читай хоть по странице в день со вниманием и получишь большую пользу. Только читай внимательно. Имей его как зеркало, чтобы различать свои немощи.
Настолько он полюбил авву Исаака и проникся его словами, что и сам стал подобен ему. Его жизнь, слова и поучения напоминали этого великого сирийского подвижника. Потому и многие духовные люди, когда знакомились с о. Иеронимом, говорили, что «узнали другого Исаака Сирина». Он не просто читал авву Исаака, но, как советовал и другим, то, что находил в его поучениях, старался применять в жизни. Он был его отображением и непрерывно старался на протяжении всей своей жизни очистить себя все больше и больше, чтобы избавиться и от самых незначительных помыслов и стяжать просвещение свыше.
Но и из других святоотеческих текстов он, как хорошая пчела, собирал все полезное и старался осуществить это на деле. Его проповеди всегда были украшены выдержками из этих текстов. И то, что считал наиболее значимым, он привык выписывать. Сохранилось несколько его рукописей с переписанными отрывками из «Слов» аввы Исаака, св. Симеона нового богослова и др. Приведем здесь одну из таких его выписок, показывающую стремление старца к непрерывному и неослабевающему подвигу: «Теките, теките, братия, чтобы достичь вожделенного. Спешите, спешите, чтобы не убежал зверь из ваших рук. Боритесь, боритесь, чтобы другие не забрали ваш венец. Мал труд, но велико воздаяние. Временны мучения, но вечны ожидающие вас награды. Горька чаша страданий, но сладко наслаждение. Выгодна сия купля, братия, тленное тело даете и нетленное приемлете…»
На Святой Горе
Каждый год со времени своего переезда в Грецию отец Иероним отправлялся в паломничество на Святую Гору: посещал своего духовного отца Иеронима, заходил в монастыри, чтобы поклониться святым мощам и обменяться духовным опытом с святогорскими отцами.
От этих посещений о. Иероним получал большую пользу, но и сам был полезен многим. Часто он нам с любовью рассказывал о своих встречах с подвижниками и пустынниками, и всегда с восторгом говорил о Святой Горе. И когда хотел привести пример благочестия и подвижнического духа святых отцов, часто ссылался на подвижников Святой Горы.
Например, чтобы отметить не только величие, но и ответственность священнического сана, он вспоминал об одном афонском монахе, который ради того, чтобы по своему чрезвычайному благочестию избежать священства, покалечил себя. В другой раз, желая показать величие смирения, он поведал об одном епископе, может, он имел в виду святого Нифонта, который отправился на Святую Гору и стал там подвизаться, никому не открывая своего сана. Ему поручали самые низкие работы, и он не только терпел, но и радовался душой. Однако Бог соблаговолил открыть чудесным образом тайну его архиерейского сана ради пользы монахов, иначе он провел бы всю свою жизнь незамеченным и умер как простой монах.
Отец Иероним считал Святую Гору местом, где живут настоящие святые, оплотом Православия.
Однажды в Карее он услышал, как один монах ругался и бранил патриарха, выкрикивал несвязные слова, вызывавшие смех у окружающих. Его считали ненормальным, над ним смеялись и пренебрегали им. Отец Иероним, будучи духовно рассудительным человеком, почувствовал в его речи некоторый оттенок, не свойственный сумасшедшему. Он отозвал монаха в сторону и спросил:
– Скажи, зачем ты говоришь все это?
– Но патриарх ли он? Я его накажу…
– Послушай, я духовник, и не обманывай меня. Скажи правду, зачем ты так себя ведешь?
– Скажу тебе, отче. Я грешен и немощен и боюсь похвалы людской, чтобы не впасть в гордыню. Поэтому я унижаю себя и притворяюсь безумным, чтобы меня презирали люди, и, может, Господь смилуется надо мной и спасет. Этого я не говорил никому, и тебя прошу, пока я жив, не открывай мою тайну кому-либо.
И он пошел дальше, ругаясь и понося патриарха и начальников. Отец Иероним прославил Бога за то, что Он показал ему человека с редким даром пренебрежения славой людской и смирения ради того, чтобы пожалел его и спас Господь.
Явно, тот монах был одним из тех немногих, кто сподобился славы Горней и разорвал узы мирских норм поведения. Такие люди, избирая безумие Божие, не приспосабливались к установленным порядкам, но становились посмешищем миру. Они притворялись юродивыми, но их жизнь была полна чудес и наставлений, которые для обладающих духовным чутьем были подмогой в обращении к правильному пути и укреплении в вере.
В другой раз, он шел из одного монастыря в другой и встретил пустынника.
– Благослови, старче. Как дела?
– Бог благословит, отче. Какие у нас дела, боремся.
Молись о нас, отче, поскольку здесь, на Святой Горе, дьявол нас сильно борет.
– Но разве только вас он борет? Разве нет его в мире?
– В мире у него есть пособники, женщины. Но здесь, на Святой Горе, куда женщины не входят, дьявол не прекращает нас бороть ни на минуту.
– Нет, старче, я не согласен,– ответил рассудительный о. Иероним.– Женщины, может быть, и более удобопоползновенны ко злу, но они не пособники дьявола, но ведь и они созданы по образу и подобию Божиему. Я думаю, ваша характеристика преувеличенна.
Подвижник согласился, что он преувеличил силу брани, как то часто делают афонцы, с некоторой долей юмора. Они обменялись целованием Христовым, и каждый пошел своей дорогой.
Таким святогорским опытом была полна жизнь отца Иеронима. Он всегда уезжал оттуда духовно ободренным.
Духовный опыт
На Эгине он стал известным. Все говорили о нем с любовью и удивлением, считая его своим человеком. Вокруг него стали собираться юноши и девушки, многие из которых, будучи ободрены его образом жизни, начали чувствовать свою преданность Богу и склонность к монашеской жизни. Многие молодые девушки просили его построить монастырь, чтобы они там подвизались. Но о. Иероним всегда действовал обдуманно. Он не позволил себе поддаться таким просьбам, но усердно молился, чтобы Бог открыл ему волю Свою. Он очень любил уединение и монашескую жизнь и старался, чтобы и они это ощутили.
Часто, когда собиралась молодежь, они вместе шли в какую-нибудь часовню, служили там вечерню и молились «умиленной» молитвой. Такие духовные встречи были незабываемы для тех, кто имел счастье побывать на них. И хотя прошло уже более 40 лет, о них вспоминают с ностальгией и умилением.
Вот как описывает свое впечатление от такой встречи один из счастливцев: «Мы собрались сразу после обеда, около десяти молодых юношей и девушек, и пошли вместе со старцем в одну часовню, в получасе ходьбы от его кельи. Старец был в радостном расположении духа, всю дорогу пел псалмы и беседовал с нами. Когда мы дошли, он прошел в алтарь, а мы убрали церковь. Затем отслужили вечерню, во время которой старец пел своим мелодичным голосом, и он начал учить нас «умиленной» молитве. Час или два он молился со слезами и воздыханиями, что вызвало сокрушение в наших сердцах. Когда он закончил, мы вышли из церкви, а он зашел в алтарь. Мы же ждали, когда он выйдет, и говорили о той духовной пользе, какую мы получаем от общения с этим блаженным.
Наше время было не то, что нынешнее. Мы, молодые, должны были возвращаться домой пока еще светло. Прошло уже не менее четырех часов, стало смеркаться, а старец все не выходил. Мы забеспокоились, если мы вернемся поздно, родные не отпустят нас больше с ним. Тогда я решил дойти до алтаря, открыл дверь и увидел отца Иеронима, стоящего на коленях с поднятыми руками и устремленным ввысь взглядом. Из глаз его лились слезы, а лицо сияло каким-то неземным светом. Я тотчас ушел и рассказал остальным об этом удивительном зрелище. Мы были в недоумении, поскольку не хотели беспокоить его в том божественном состоянии, в каком он находился.
Пора было возвращаться домой, чтобы родители разрешили нам и в другой раз пойти со старцем. Наконец, мы всё же решили позвать его. Я опять пошел к алтарю, тихонько открыл дверь и мягко коснулся его плеча.
– Старче, мы должны идти.
Он слегка вздрогнул, как при пробуждении от сна:
– Ах, да, идем.
Вскоре он вышел, не говоря ни слова, и все отправились в обратный путь. Можно понять, какой духовный подъем мы получили от общения с ним».
Такие небольшие путешествия происходили регулярно. О молитве о. Иеронима могли бы рассказать часовни в древней Хоре, в Ливади, рядом с монастырем св. Мины… Да и сам старец привязался к ним и вспоминал о них до конца жизни.
Я помню, что в первый день, как он попал в александровскую больницу, примерно за месяц до своей кончины, он спросил меня:
– Есть ли в больнице церковь?
Старец всегда интересовался церквями.
– Да, старче, и очень красивая.
– Разве ты видел когда-нибудь некрасивую церковь?
Я чувствую одно и то же в любой церкви, даже в маленькой часовне с одной лишь иконой. Бог всюду, и не только в больших и величественных церквях. Очевидно, он вспомнил множество часовен Эгины и те незабываемые часы, какие в них провел.
Его духовные дети постоянно просили его пойти в какую-нибудь часовню, чтобы отслужить вечерню. И что они только ни придумывали, чтобы провести больше времени на этих духовных встречах!