Татьяна Богдашкина
Это всё для меня…
Подруги
В пору раннего детства мы с Олей ходили в гости к нашей подруге Наташе. Никто кроме нас из детей с нашей улицы этой чести больше не удостоился.
Дедушка и бабушка, с которыми жила Наташа, были людьми уважаемыми, и их все у нас звали по имени и отчеству: Пётр Васильевич и Ольга Ивановна. Пётр Васильевич был худой и высокий, в очках, Ольга Ивановна – маленькая, полная, с ямочками на щеках, всё время приятно улыбалась и чем-то напоминала мягкую белую булочку. Оба преподавали в институтах нашего города.
Обычно за нами заходила Наташина няня, тётя Варя, и уводила нас с собой. Нам с Олей очень нравился этот дом, потому что всё в нём было необычно и не как у всех: высокие комнаты с белыми дверями, дорогая красивая мебель, просторная веранда, безупречная чистота кругом и, главное, красивые детские игрушки. Яркие большие мячи висели в сетках на стене веранды, на полу стояли василькового цвета ведёрки с изображёнными на них букетами ромашек, кукольная мебель, коляски. В коробке лежали всевозможные формочки и совочки для игры в песок и даже настоящие деревянные грабли, только маленькие.
Нам хотелось бы всё это хорошенько рассмотреть, с чем-то поиграть, но, к сожалению, я такого случая не припомню, чтобы нам это удавалось.
Подруга сама не могла сосредоточиться на какой-то одной игре и нам не позволяла чем-то от души увлечься.
Наташа была странным ребёнком, с особенностями характера, не присущими ни нам, ни нашим сверстникам, незнакомым с капризами, привыкшим к самостоятельности и бережному отношению ко всему, что нас окружало. Поэтому мы были нечастыми гостями в их красивом доме, а больше любили стоять на улице у них под окнами, иногда вместе с подругами, и слушать, как великолепно играл на пианино Наташин дедушка.
Ну а дружить было веселее с детьми из привычной для нас среды. Мы обожали своих друзей, живших с нами по соседству, Серёжу и Костю. Они были помоложе нас с Олей. Мы любили вместе гулять, играть в их мальчишечьи игрушки, ходить к ним на их дни рождения.
Наши же подружки-соседки, напротив, все были старше нас и относились к нам несколько свысока, но всё равно принимали нас с Олей играть в любые игры. А их в пору нашего детства было великое множество. Мы прыгали через верёвку, играли в классики, в ловички, в прятки, позднее в казаки-разбойники, в различные игры с мячом: в охотники и утки, в замиралы, в стенку. Да всего и не припомнишь! А когда вдоволь набегаемся, садились на чью-нибудь скамейку у дома, и начинались наши тихие игры, в которых принимала участие даже малышня: в садовника, в испорченный телефон, в колечко, в красочки.
Зимой строили пещеры в огромных сугробах, катались с ледяных горок, которые делали и заливали нам взрослые.
Летом очень любили «ходить в поход». Наши старшие подруги учились в школе, и они уже ходили в походы, каждая со своим классом, а с нами они отправлялись в «поход» по нашей улице. Бабушка выдавала нам с Олей по печеньицу, по нескольку штук конфеток-драже, иногда брали по кусочку чёрного хлеба с солью и зелёный лук, картофелину в мундире, огурец. И вот, пройдя от одного конца улицы до другого, устраивали привал и разворачивали свои припасы, быстренько съедали их, иногда чем-нибудь обменивались с подругами, и на этом наш «поход» заканчивался, т.к. интерес к нему был исчерпан.
А ещё мы любили играть в бумажных кукол. В пору нашего детства в магазинах не продавались бумажные куклы со всевозможными наборами различной одежды для них. И кукол, и их одежду мы изготавливали сами, и это тоже была у нас одна из самых любимых летних игр. Причем если остальными играми мы занимались преимущественно вечером, то эта игра была утренней. Летним утром мы приходили в чистенький засаженный цветами уютный дворик тёти Жени Докетовой, к её внучкам, двоюродным сёстрам Ларисе и Алле. И здесь, в зарослях сирени или на новой, ещё пахнущей краской веранде развёртывалась наша игра в бумажных кукол с их бесконечными переодеваниями и приобретением нарядов на все случаи жизни. Модельером была самая старшая из нас – Аля. Она мастерски перерисовывала из модных журналов юбки и жакеты, которые мы заказывали ей для своих куколок. Всё это великолепие вырезалось ножницами и с помощью оставленных при этом бумажных язычков закреплялось на куклах. А шкафчиками для кукольной одежды служили коробки из-под духов. Мне очень нравилась жёлтенькая коробочка одной из девочек с изображённым на ней красным маком и с шёлковой красной кисточкой сверху. Я тоже мечтала о такой.
Так и остались в памяти: летнее утро, новенькая чистая веранда, разложенные прямо на полу бумажные куклы, коробочки из-под духов, наши старшие подруги: Ира, Галя, Лариса, Аля.
Новый год
На улице пасмурно. Я стою в кухне около окна и смотрю на выросшие за окном сугробы. Снег шёл всю неделю, и сугробы росли прямо на глазах.
Мимо окна проходит бабушка в телогрейке, на голове вязаный платок – «вязенка», – переваливается с ноги на ногу, несёт в руке газету, вытащила из почтового ящика и уже посмотрела, улыбается. Входит в дом. От неё пахнет морозом, снегом, чистым зимним воздухом. Вытаскивает из кармана телогрейки праздничную новогоднюю открытку от тёти Шуры. Такая красочная и нарядная: Дед Мороз со Снегурочкой, зверюшки – зайка, лисичка, медвежонок помогают везти санки с игрушками – подарки детям к Новому году. Не успеваем мы налюбоваться новогодней открыткой, как бабушка непослушными покрасневшими руками, которыми только что расчищала снег, расправляет на столе газету, говорит весело: «Вон Мороза-то какого нарисовали и ёлку с шарами, скоро Новый год, сегодня тридцатое, уж это всегда тридцатого-то газету с Дедом Морозом приносят». Мы радуемся красивой картинке, улыбающемуся Деду Морозу, нарядной ёлке, украшенной шарами и флажками – всё в чёрно-белом изображении. Позднее выясняется, что каждый год 30 декабря в «Рабочем крае» печатали предупреждение о противопожарной безопасности в связи с празднованием Нового года и оформляли это предупреждение нарядно и празднично. Мы ничего об этом не знаем, и нас волнует приближение праздника, чего-то сказочного, чудесного и необычного, которое вот-вот начнётся, о чём нам и возвестили поздравительная открытка от тёти Шуры и весёлый газетный номер.
Бабушка, как я теперь понимаю, очень любила этот праздник, который непременно сопровождался наряженными ёлками, детскими гостинцами, весёлыми поздравительными открытками и был так необычен во всей череде праздников, что даже старшему поколению поднимал настроение и вносил особое разнообразие в будничную повседневную жизнь.
«Скажите отцу, чтобы ёлку привёз, а то вон уж, все нарядили, а у вас и ёлки нет», – наказывает бабушка. Мы с Олей задумываемся: «А вдруг папа совсем позабыл про ёлку? Что же тогда будет?»
После обеда мы обе идём на разведку: смотреть в окна домов, у кого на нашей улице уже наряжены ёлки. У Графовых из-за занавески в окне высовывается ёлочная ветка, на ней развешаны редкие серебряные шишечки. Больше никаких игрушек нет, но нам всё равно нравится, нам хоть бы такую ёлочку, мы и этой были бы рады!
У Виноградовых у окна стоит тетя Маша, Серёжина бабушка, показывает нам на маленькую ёлочку на столе. Она вся украшена крошечными бараночками – сушками. Мы смотрим с удивлением на необычное украшение: ёлочка такая пушистая и вся в баранках.
У Червяковых окна с красивыми тюлевыми занавесками. У нас на улице ни у кого таких нет. На боковом окне тюль отодвинут в сторону, а за стеклом красуется нарядная ёлка, украшенная разноцветными шарами, флажками и бусами. Такая красота! Мы с Олей долго стоим у них под окном, рассматриваем игрушки и любуемся на эту чудесную нарядную красавицу. Долго гуляем по улице, заглядывая в окна на наряженные ёлки, а потом, продрогшие и унылые, грустно плетёмся домой.
Бабушка строго спрашивает: «Где это вы так долго гуляли? Чай, окоченели совсем! Залезайте на печку». Занавешивает окна, включает свет: «Что впотьмах-то сидеть». И тут… Громыхнула калитка, потом настежь распахнулась дверь в дом, и папа втащил в прихожую душистую, колючую, холодную огромную ёлку. Бабушка так и всплеснула руками: «Батюшки, куда такую большую!» А мы с Олей замерли от счастья.
Папа – большой, сильный и ловкий – быстро всё наладил: обрубил у ёлки нижние ветки, сделал покороче ствол, вставил в крестовину и, отодвинув мамин трельяж с зеркалом, духами и фарфоровыми статуэтками, который смастерил в своё время сам, поставил пушистую красавицу в передний угол. Ёлка, к нашему изумлению, была до самого потолка! Потом он развернул какой-то свёрток, который принёс с собой, и достал картонную коробку, оказавшуюся в нем; вынув оттуда какие-то тонкие провода, унизанные маленькими лампочками, начал распределять их на ёлочных ветках, закусив по привычке нижнюю губу и приговаривая: «Так, этот сюда, те на середину…» Спрыгнул с табуретки, вставил вилку в розетку, и ёлка засветилась разноцветными огоньками, как в сказке. Мы так и ахнули!
А тут и мама пришла, постояла, не раздеваясь, у входа: «Ну куда ты такую огромную привёз, нам и повернуться-то негде будет», – а сама рада, глаза весёлые, улыбается. Папа доволен: «А нам такую и надо. Что мы, хуже других, что ли?» Обнимает улыбающуюся маму и целует её в щечку. Из маминой полураскрытой сумки пахнет мандаринами. Этот изумительный запах смешался с запахом хвои. Так пахнет только Новый год, а значит, и к нам пришёл праздник!
Внесли ёлочные игрушки. Началась суета, кутерьма, стали рядить ёлку, развешивая самые красивые игрушки на середину и любуясь ими издали.
Потом мы с папой вышли на улицу и долго смотрели на окна своего дома, на которых не было тюлевых занавесок, но сверкала за стёклами всеми своими огнями и всеми блёстками своих игрушек огромная красавица-ёлка.
Утром я открываю глаза и вижу бабушкину комнату, а из-за перегородки смотрит на меня ёлочная звезда, которая достаёт до самого потолка. Сразу всё вспоминаю, натягиваю платье и бегу к ёлке.
***
Сегодня, 31 декабря, мама приходит необычно рано и сразу начинает собираться на новогодний вечер, который у них по традиции устраивается на работе. Папа ещё не пришёл, и она волнуется: не опоздать бы к началу. У них намечается торжественная часть, праздничный стол и танцы под оркестр. Мама надевает чёрное с мелким рисунком платье, оно немного переливается, и нам с Олей очень нравится – настоящее новогоднее. Примеряет туфли на высоком каблуке. Такая нарядная, красивая мама!
Приходит папа, быстро надевает свой единственный выходной костюм, галстук, а на ноги – летние кожаные ботинки на тонкой подошве: не пойдешь же на новогодний вечер в валенках или бурках. Мама предлагает взять с собой ботинки и переобуться – нельзя же в такой обуви на мороз выходить, но папа неумолим и всю дорогу до трамвайной остановки (мы видим в окно) скользит в своих кожаных ботиночках, рискуя упасть, а мама его поддерживает. Бабушка провожает нарядных родителей за ворота и возвращается в уютную тишину прибранного к празднику дома, к притихшим внучкам: «Ну что около ёлки-то не играете, давайте включим огни». В тёмной комнате зажглась всеми разноцветными огоньками наша огромная ёлка. Мы не знаем, как играть около ёлки. Я ложусь на пол, подлезаю под еловые ветки и вижу, как зелёненький огонёчек освещает мою любимую ёлочную игрушку – тонконогого оленя, искусно сделанного из ваты, с красивыми ветвистыми рожками; как будто он в еловом сказочном лесу, тоже освещённом зелёным огоньком, так красиво и загадочно. Мне не холодно в эту морозную новогоднюю ночь, ведь в сказке всё необычно – уют дома и новогодний лес, всё переплелось, перемешалось, как будто мороз кругом, а мне не холодно, я в зимнем сказочном лесу…
Утром просыпаюсь от запаха маминых духов. Захожу в комнату родителей – они спят, вернулись поздно ночью. У мамы на губах плохо стёртая помада, волосы рассыпаны по подушке, вдыхаю запах духов и какой-то незнакомый запах от их праздничной одежды. Подхожу к столу, а там – две маленькие фарфоровые кружечки салатового цвета с белыми горошками, а в маленьких кружечках стоит по куколке. Я зову Олю, мама просыпается, упирается локтём в подушку и смотрит на нас: «Это вам Снегурочка принесла и по кружечке, и по резиновой куколке. Оле – мальчика, зовут его Андрюша, а Тане – девочку, зовут её Светлана». Оля показывает под ёлку – там в бумажных пакетах гостинцы от Деда Мороза. Раскрываем пакеты: на дне – маленькая пачечка печенья, два грецких ореха, ириски «Золотой ключик» и «Тузик», холодилка, тоненькая в нежно-розовой обёртке – «Театральная», три шоколадных конфеты: «Ласточка», «Радий» и «Чио-чио-сан», в уголок забилось маленькое яблочко. Мы не умеем выразить своего восторга, а только перекладываем гостинцы из пакетов на стол и со стола обратно в пакеты. «Из пустого в порожнее», – как говорит бабушка. Потом берём своих резиновых маленьких куколок и идём гулять.
А вечером мы с мамой вдвоём, почему-то без Оли, на трамвае поехали в город, где напротив Горсовета стояла большая наряженная бумажными игрушками ёлка, а рядом с ёлкой стоял ватный Дед Мороз, который был как раз с меня ростом.
У меня уже замёрзли руки и ноги, снег запорошил мамину шапку и воротник, а я всё не хотела идти домой, расставаться с праздником, с украшенным городом, с этим вечером, с огромным ватным Дедом Морозом в больших коричневых варежках.
День рождения
День рождения Оли – 6 января. Но обе наших бабушки заявляли, что нельзя этот день рождения праздновать 6 января – это сочельник, день строгого поста. «Раньше до звезды говели, – рассказывала баба Надя. – Все глаза, бывало, протрёшь, в окно глядя, чтобы звезду не пропустить, а потом в церковь, ко всенощной, Рождество Христово встречать! Я в церковно-приходской школе училась, поп строгий был. Учил Закону Божьему, молитвы заставлял знать назубок, мальчишкам частенько линейкой попадало. Я с поповской дочкой дружила, с Верочкой. Ёлку на Рождество они рядили. Одну зиму в школу проходила, потом в няньки пошла».
Оле отмечали день рождения в Рождество. Приходили в гости баба Паня с дедом Ваней. Как правило, Рождество приходилось на будний день. Родители были целый день на работе, а папа мог вообще в командировку уехать, так что бабушка с дедушкой приходили всегда вечером. А утром баба Надя шла на ближайший от дома рынок, пока мы спали, и покупала Оле небольшой подарочек: то деревянный грибок с красной шляпкой, а то однажды раскрывает свою сумку: сверху купленная ею новая лыковая банная мочалка, а под мочалкой проглядывает что-то разноцветное и весёлое, и вынимает бабушка оттуда расписную матрёшку в красном платочке и фартуке с яркими цветами и даёт Оле в руки: «Это тебе на день рождения».
Приходит мама с работы и почти одновременно – бабушка с дедушкой. Они раздеваются, поздравляют нас с Рождеством Христовым, баба Паня церемонно поздравляет маму и бабушку с именинницей, целует Олю и вручает ей в подарок коричневую сумочку с гладкой красивой кожей, с ручкой-петелькой, какой-то фигуристой необычной формы, с кармашком внутри. Мама в восторге! Такая красивая сумочка, если бы была чуть побольше, и взрослым незазорно с такой пофорсить, поднимает её в руке и всё любуется.
Баба Надя разжигает самовар, выставляет на стол вазочки с вареньем, и начинается чаепитие: «Надежда Петровна, какое у вас варенье вишнёвое, прямо ягодка к ягодке, у меня такое не получается». Баба Надя смущённо хмыкает носом и оправдывается: «Нет, Прасковья Михайловна, переварила немножко я в этот раз. Вот пирожка, капустки попробуйте. У меня молодые-то пластовую любят, а я рублёную ем». Бабушка хоть и скромничала, но очень вкусные соленья и варенья у неё получались. Все хвалили. Дедушка Ваня подкладывает себе капустки и выпивает рюмочку за именинницу: «Ну а теперь, именинница, расскажи нам стихотворение», – и дедушка Ваня ставит Олю на табуретку. «Расскажи, Олечка», – подбадривает её баба Паня.
Колокольчики мои,
Цветики степные,
Что глядите на меня,
Тёмно-голубые?
И о чём звените вы,
В день весёлый мая?
И заканчивает скороговоркой:
Средь некошеной тлавы
Головой катяя.
Все хлопают. Молодец, Олечка, молодец. А мама укоризненно замечает: «Что же ты конец стихотворения так быстро прочитала, без всякого выражения». Оля молчит, берёт свою старую красную сумочку, которая блестит, как лакированная, и носит её за длинную ручку, у сумочки очень тугой замок, и детским пальчикам невозможно его ни открыть, ни закрыть, поэтому Оле приходится то и дело обращаться к маме за помощью. У взрослых за столом свои разговоры, и мама, чтобы никто не услышал, шепчет Оле: «Положи свою сумочку и поиграй в бабушкину. Она лучше и закрывается, так хорошо, на петелку. Поиграй в бабушкину, а то бабушка обидится: подарила тебе такую красивую сумочку, а ты не играешь в неё». Видя, что Оля вообще потеряла интерес ко всяким сумкам, мама стремится исправить ситуацию: «Таня, а теперь ты прочитай стихотворение, которое мы недавно учили». Я тоже встаю на табуретку, так как сама ненамного старше Оли, и начинаю читать:
Некрасов. «Мороз-воевода»
Не ветер бушует над бором,
Не с гор побежали ручьи,
Мороз-воевода дозором
Обходит владенья свои.
Глядит, хорошо ли метели
Лесные тропы занесли
И нет ли где трещины, щели,
И нет ли где голой земли.
Идёт, по деревьям шагает,
Трещит по замёршей воде,
И яркое солнце играет
В косматой его бороде.
Я рассказываю с выражением, нигде не сбиваюсь, и все восторженно хлопают и просят: «Расскажи про корову». Из всех стихов, что я знаю, это самое любимое у взрослых стихотворение, и рассказываю его я, видимо, очень потешно.
На рынке корову старик продавал,
Никто за корову цены не давал.
Хоть многим была коровёнка нужна,
Но, видно, не нравилась людям она…
Здесь я развожу руками и выражаю сожаление. Читаю длинное стихотворение до конца, все хлопают, мама довольна, и я довольна, оттого что довольна мама.
Оля не любит учить стихи и не очень любит играть в девчоночьи игрушки.
Но когда папа ей купил коньки-снегурки, которые с помощью веревочки и выструганной палочки навинчивались на валенки, она быстренько выучилась на них кататься и лихо рассекала по нашей улице, когда, на её счастье, случалась гололедица. Справедливости ради надо сказать, что я вообще за всю жизнь так и не научилась кататься на коньках. И двухколёсный велосипед Оля раньше меня освоила.
А потом уже, будучи молоденькой девушкой, научилась с помощью папы управлять автомобилем, папиными «Жигулями», даже от Москвы до Иванова однажды ехала самостоятельно. Тогда это было похоже на диво. Все оглядывались, видя за рулём молоденькую симпатичную девушку с забранными в два хвостика густыми волосами.
С благодарностью
Я вспоминаю своё послевоенное детство и не перестаю быть благодарной своим родителям и тем людям – близким, соседям и просто неизвестным, – которые разнообразили и украсили нашу небогатую на события жизнь.
Наша соседка и Олина крёстная тётя Аня перед каждым Новым годом неизменно приносила нам огромный кулёк с ёлочными игрушками. Предприятие по изготовлению ёлочных украшений, на котором работала тётя Аня, находилось на соседней улице, и, несомненно, подаренные нам игрушки были фабричным браком, но до чего же они были красивы, и как мы радовались им, и ёлка у нас была всегда самая нарядная на улице.
Другая наша соседка и родственница, тётя Соня, в длинные осенние и зимние вечера иногда приглашала нас с Олей и маму на просмотр диафильмов. У них дома был кинопроектор, тяжёлый, громоздкий, но большая редкость в ту пору. На стену натягивали белую простыню, свет выключали, и мы оказывались в настоящем кинотеатре. Сколько радости было! Крутили диафильмы, пока у взрослых не уставали руки. А мы, дети, готовы были смотреть это «кино» хоть всю ночь.
А ещё на каждый праздник бабушка вынимала из почтового ящика присланные нам с Олей нарядные открытки. Это наша тётя Шура с сыном Валерием спешили порадовать и поздравить своих маленьких двоюродных племянниц с праздником. А ведь открытки, тем более такие красивые, в то время были большой редкостью, и привозила их тётя Шура из самой Москвы.
Ну а баба Паня, вторая наша бабушка, когда мы с Олей гостили у неё, шила нам выходные платья и водила нас в кино. И я не помню, чтобы в раннем детстве с нами кто-нибудь ходил в кинотеатр, кроме неё.
Походы в кино были целым событием в нашей жизни, и под впечатлением детских, а иногда и взрослых кинофильмов мы находились не один день. Я любила пересказывать увиденное своим близким, причём довольно точно, со всеми подробностями и своими собственными выводами.
А какие великолепные кинотеатры были у нас в городе! Самый большой и самый красивый – кинотеатр «Центральный», с непременным выступлением эстрадных артистов перед началом сеанса. У меня и сейчас перед глазами устроенная в огромном полутёмном фойе сцена с тяжёлыми бархатными занавесями, маленьким симфоническим (!) оркестром и похожей на королеву певицей в длинном платье. С каким удовольствием мы слушали эти выступления! Настоящая артистка, настоящий оркестр на настоящей сцене, совсем близко от тебя!
А внизу был буфет. И какой! С правой стороны бело-голубые арочки в снежинках, и в каждой арочке продавщицы в белых фартучках и ажурных коронах на голове бойко торговали мороженым, раскладывая в вазочки ароматные шарики. Настоящий детский рай!
А потом… Приглушённый гул в зале перед началом сеанса, стук кресел, где-то шелест фольги от шоколадки, постепенное затухание света в зрительном зале.
И вот – полная темнота и врывающийся с экрана в зрительный зал поезд с характерным музыкальным сопровождением – начало журнала, который назывался тогда «Новости дня» и рассказывал в основном о достигнутых успехах в стране социализма, о героях труда и немного о происках капиталистов. Но мне в кинотеатре нравилось всё без исключения: и оркестровые мелодии в фойе, и сказочный буфет, и ириска за щекой во время сеанса, и трепетное ожидание того, что покажут – смешное или страшное. И этот журнал, сопровождаемый бодрой, энергичной музыкой и рассказывающий о том, что всё в нашей стране хорошо, всё идёт своим чередом: ткачихи работают у станков, сталевары варят сталь, трактора распахивают поля, дети постигают азы наук. И ничего нам не грозит, потому что люди у нас трудолюбивые, честные и добрые, а страна сильная и богатая.
Конечно, все было не так просто. 1950-е годы были тяжёлыми для многих. Тысячи невинных подвергались репрессиям, попадали в невыносимые условия лагерей и тюрем, послевоенная церковная жизнь находилась под колпаком спецслужб.
Но мы и наши сверстники не знали об этом, и мои представления о Родине связаны со счастливым мирным временем. Наверное, такими они и должны быть у детей.