Тата Златова
Отдай мне дочь
Глава 12
Давненько они не гуляли по парку в родном городе. Можно сказать, уже несколько лет. Как же быстро летит время! В суете будней этого не замечаешь. В суете будней ты почти не видишь своих родных. Разве что утром – целуешь в щеку и благословляешь, а потом встречаешься с ними уже за ужином. И эти пятнадцать-двадцать минут за столом – настоящая роскошь. За такой короткий промежуток времени узнаешь, как прошел день, какие новости, какие планы на завтра. Но иногда и к ужину не успеваешь, тогда остается время перед сном. Драгоценные минуты, когда можно послушать секретики дочери, рассказанные таинственным шепотом, поделиться мыслями, погладить по мягким кудрявым волосам и немного посидеть, подождать, пока уснет. А утром снова спешный поцелуй. И так по кругу.
Жизнь в мегаполисе требовала особого ритма, и они его придерживались, хотя часто не хватало тишины и уединения. Хотелось замедлиться, чтобы насладиться каждым мгновением, каждым маленьким делом. А потому, приехав на выходные к родителям Кирилла, решили немного задержаться и пройтись по знакомым местам.
Когда-то шестилетняя Милана шла по тропинке, усеянной камешками и сосновыми иголками, смотрела на небо в перистых облаках, на зеленые листья берез, на сочную мягкую траву под ногами и благодарила Творца за такую красоту, за то, что создал и вдохнул жизнь во все то, что ее окружает.
А сейчас она шла по этой же тропинке под руку с мужем и не переставала восхищаться окружающей красотой и наслаждаться спокойствием. Вдыхала свежий весенний воздух и подставляла лицо навстречу бодрящему ветру, напоенному ароматами распускающихся почек и влажной земли. Только теперь она благодарила Бога за семью, за работу, за то, что все живы и здоровы, за то, что любит и любима.
Однако они не прогуляли и часа, как внезапно позвонил Борис и сообщил, что уезжает с Лидочкой в Москву. Там мужчина нашел врача, который согласился осмотреть дочку. Кирилл и Милана, не сговариваясь, решили их отвезти. В итоге уже через полчаса они стояли у подъезда нужного дома и ждали, пока выйдет Борис с малышкой. Поэтому, когда увидели выскочившую из подъезда Юлию Максимовну, очень удивились. Она буквально увязалась за Борей: держала его за локоть, преграждала дорогу, о чем-то слезно просила. В голове пронеслась мысль: «Как хорошо, что Аня осталась на недельку у бабушки с дедушкой и не поехала с нами! Как чувствовала, что без сюрпризов не обойдется».
– Боря, ну подожди, послушай!..
– Юлия Максимовна, я, кажется, ясно выразился. Не вижу смысла повторять, – в голосе мужчины скользнули недовольные нотки. Он еще не успел открыть дверь, остановился с Лидой на руках возле машины, но благодаря открытому окну было хорошо слышен этот разговор.
– Ну не бросай ее в такой момент! Зачем вам разводиться? Ты все равно в разъездах, почти ее не видишь, какая разница, есть штамп или нет? А для нее это очень важно – знать, что есть муж, семья…
– Да какая семья? Приезжать сюда каждый раз и видеть, что ей на нас плевать? Без конца проверять счета, потому что она может разузнать пароль и спустить все деньги на какие-то совершенно ненужные покупки?
– Это все из-за отсутствия лечения! Пойми, она же болеет…
– Это Лида болеет! А Иру вполне устраивает ее состояние. А меня нет. Она целыми днями где-то пропадает. Спит по три-четыре часа, постоянно в приподнятом настроении, кидается от одного развлечения к другому, строит несбыточные планы – хочет открыть академию для фотографов, вложить в это дело миллионы, которых у нас нет, а судьба дочери ее вообще не волнует. Больные лечатся, а она ничего не хочет. Если бы ее, как Вы говорите, держала семья, она бы ради нас взялась за ум и начала посещать психотерапию. Я не могу разорваться и следить за ними двумя, постоянно переживать, что она может выброситься из окна или уехать черт знает куда, выключив все телефоны! У меня больной ребенок, я должен заботиться о нем, а не тратить время на психопатку, которая не хочет лечиться!
Последнюю фразу он произнес громко и яростно, но сразу же замолчал, по-видимому, осекшись. А Юлия Максимовна отскочила, словно ее ударили.
– Простите, – уже более мягко произнес Боря. – Это было грубо и очень несправедливо по отношению к Вам. Вы-то ни в чем не виноваты. Просто уже сдают нервы.
– Я понимаю, – закивала головой женщина, – понимаю и не имею права тебя осуждать. Мы сами во всем виноваты, и Ира и я. Не сказали сразу о диагнозе, думали, что пройдет. Я надеялась, что она возьмет себя в руки, но все сложилось по-другому. И этот молодой человек… Господи, как стыдно! – Она закрыла лицо руками. Похоже, Борис узнал об Иркином любовнике, а может, даже застал их вдвоем. Правду говорят, что рано или поздно все тайное становится явным.
– Дело даже не в измене, я уже давно ее подозревал. Страшно то, что ее состояние становится опасным для ребенка. Вот что она вчера устроила? Кричала, что я испортил ей жизнь, хватала за руки, пыталась ударить, очень много и агрессивно говорила. А ночью я проснулся от того, что она сидела у меня на груди и пыталась вцепиться в лицо. Трясла, кричала… А если бы она сделала это с Лидой? Жить с ней под одной крышей просто невозможно!
– Она не осознавала, что делает, Боря! Это все болезнь… Пойми, развод добьет ее! Я знаю, что она звонит по всем знакомым и родственникам, выставляет тебя домашним тираном, знаю, у нее все очень причудливо перевернуто в голове, но… Ей нужно немедленное лечение. Я одна не смогу ее уговорить. А если ты ее бросишь – у нее опять начнется депрессия, она из нее не выберется!
– Не будем тратить время на пустые разговоры, я уже все решил. Нет смысла цепляться за лодку, которая тонет. Для всех так будет лучше. Мы для нее – обуза, пусть теперь живет как хочет.
– Боря…
– Извините, мы опаздываем.
Он наконец открыл дверь и сел в салон. Перекинувшись с ним парой фраз, Кирилл завел мотор. Юлия Максимовна опустилась на лавку и с тоской посмотрела на окна автомобиля. Даже в зеркале было видно, что в ее потухших глазах стоят слезы. Она сидела, кутаясь в вязаную шаль, словно ей было холодно, хотя на улице стоял ясный теплый день. Все такая же бледная, со впалыми щеками и неестественно тонкими руками, какая и месяц назад. Ничего не осталось в ней от той самоуверенной цветущей женщины, которая встречала ее на пороге квартиры, когда Милана пришла сообщить им с отцом о решении сестры. Сердце невольно сжалось, когда вспомнила ее слова о том, что она ничего не приобрела, а лишь продолжает терять. Вспомнила, как цеплялась она за Лиду, а теперь, если Боря запретит ей встречаться с внучкой, потеряет последнюю соломинку. Не за что будет ей держаться, утонет ведь, пойдет на дно с грузом собственных грехов…
Милана мотнула головой, отгоняя неприятные мысли. Опять ее осуждает! Никак не может сдержать себя. Постаралась не думать о том, что она сделала, а представить, чем она сможет помочь Боре и Лиде. Хорошо бы дать ей шанс стать им полезной, чтобы спасти тем самым свою душу.
– На нее жалко смотреть, – осторожно произнесла она.
– Да, но ничего не поделаешь, – жестко бросил Борис, пристегивая малышку.
– Ты… твердо решил развестись? – прямо спросила Милана, за что получила укоризненный взгляд мужа.
– Да.
– А как же Юлия Максимовна?
– А что Юлия Максимовна? Я же не с ней развожусь, а с Ирой.
– Ну да. Мне кажется, она не сможет без внучки. Да и тебе, думаю, помощь не помешает. – В глубине души Милане было жаль эту женщину, да и Борю жаль, ведь одному ему будет совсем тяжело.
Повисла пауза. Видимо, он думал над ее словами.
– Ты права, без нее будет трудно. Как вернусь, решу этот вопрос, а пока есть другие задачи.
Что ж, уже легче. Теперь нет сомнений в том, что Боря оттает и разрешит Юлии Максимовне участвовать в жизни Лиды. Хм, ну а ей-то какое до всего этого дело? Почему не все равно? Вздохнув, Милана уткнулась взглядом в ленту дороги и постаралась сосредоточиться на текущих делах.
Пока ехали в столицу, Борис рассказывал о дочери, о ее постоянных тренировках дома, о бесконечных реабилитациях в специализированных центрах, о том, какой огромный барьер она преодолела за эти полгода: из полностью лежачего состояния поднялась, стала немного ползать по-пластунски, как она старается и терпит. Врачи прогнозируют, что скоро она научится стоять. Делясь успехами Лидочки, он едва сдерживал эмоции. Милана тоже радовалась. За все время их общения она успела привязаться к девочке, а к Борису у нее были чувства как к брату. Милана сидела рядом с малышкой и присматривалась к ней. Девочке уже исполнилось два года, она была красивой, темноволосой, с серьезными карими глазами и милой улыбкой. Внешне она пошла в папу. Повезло, что интеллект ее полностью сохранен. Было видно, что все понимает, пытается что-то сказать. Хотелось верить, что усилия ее отца принесут хороший результат.
Всю дорогу Ира одолевала Бориса звонками. Он стойко игнорировал их, но она не успокаивалась. Потом, не выдержав, он выключил звук, надеясь, что ей надоест, но бесполезно. Раз за разом, как только прерывались гудки, сестра снова набирала его номер. Окончательно потеряв терпение, Борис наконец отключил телефон. А незадолго до прибытия в клинику все-таки включил – и тут же раздался звонок! Пока Милана и Кирилл помогали с Лидой, он все-таки ответил:
– Что тебе надо? – спросил раздраженно.
Ира говорила достаточно громко, так что расслышать ее слова не составило труда:
– Боря, не уходи. Слышишь? Мне плохо, я не смогу одна, просто не выдержу! Не молчи! Скажи, что подумаешь, не знаю… Скажи, что просто вспылил и не всерьез это сказал. Я же не смогу без вас!
– Ага, «не смогу»! – ухмыльнулся он. – Ты так постоянно говоришь, а потом все начинается сначала.
– На этот раз я серьезно. Мне очень-очень плохо, я умираю. Если ты не приедешь, я… Я не знаю, что сделаю.
– Как я приеду? Мы уже возле клиники, через пятнадцать минут прием.
– Боря, не бросай меня, – она всхлипнула. – Что мне сделать, чтобы ты вернулся?
– Лечись, Ира.
– Хорошо, – снова всхлип. – Я буду лечиться. Я буду делать все, что скажет этот чертовый врач, лишь бы вы вернулись!
– Удачи, – Боря не стал дослушивать до конца ее тираду, быстро отключился и полностью сосредоточился на грядущем приеме. Выдержка у него была просто железная. Проводив его до клиники и распрощавшись, Милана еще долго вспоминала его бесстрастное лицо. Именно природная невозмутимость помогала ему не сломаться, не растерять силы и самообладание. Сейчас он как никогда нужен своей дочери и обязан держаться. Если выйдет из равновесия – рухнет все…
Слезы набежали на глаза, и Милана смахнула их тыльной стороной ладони. Что-то она расчувствовалась. Быстро достала из сумочки зеркальце и подкрасила глаза, надеясь, что Кирилл ничего не заметит. Но он все понял. Накрыл рукою ее ладонь и постарался подбодрить:
– Ну чего ты? Все в порядке будет.
– Борьку жалко.
Муж слегка прищурился и улыбнулся:
– А чего его жалеть-то? Сильный мужик, справится. Выдержка железная.
Ох, ей бы его оптимизм! Если сестрица и дальше будет Борьку так изводить, надолго его не хватит.
– Мне кажется, Ирка его доведет.
– Ну, это вряд ли, – уверенно возразил Кирилл. – Был бы слабаком – сломался бы сразу, а так видишь, на развод подал, дочку оберегает. Разберется. А вот Юлия Максимовна, конечно, очень плоха. Вот ее дочурка точно доведет.
Значит, он тоже заметил, в каком состоянии находилась женщина, обратил внимание на ее неестественную худобу и бледное с сероватым оттенком лицо. Стоило лишь воскресить это лицо в своей памяти, как по телу скользнула дрожь.
– Надеюсь, она будет держаться ради Лиды, – пробормотала тихо, на что Кирилл пожал плечами:
– Ну, если Борька связь не оборвет, то может быть.
Машина плавно тронулась с места, и уже через минуту они ехали по шумному проспекту. Остались позади аккуратные стены клиники, невозмутимый Борис с дочкой на руках, плачущая от отчаяния Юлия Максимовна. Если бы кто-нибудь несколько лет назад сказал Милане, что так будет, она бы ни за что не поверила. У сестры, у Юленьки с отцом была счастливая, размеренная жизнь, полная ярких впечатлений, а потом все резко пошло под откос. Так стремительно, словно поезд, несущийся на полной скорости, внезапно сошел с рельсов и упал в обрыв. А Милана, проезжая по другим путям, наблюдала за ним и ничего не могла сделать. Есть вещи, нам неподвластные, события, на которые мы не можем повлиять, потому что все уже предрешено свыше. И если поезду суждено упасть в пропасть, он упадет, как бы мы ни старались помешать. Но иногда случаются короткие остановки, на которых можно выйти, кого-то встретить, кому-то помочь. Кто-то может выйти по собственному желанию и никогда не зайти обратно. Творец дал человеку свободу выбора, и только ему решать, на каком поезде ехать и на какой станции сойти.
И вот сейчас Ирка несется в этом бешеном поезде одна, не желая останавливаться. И рано или поздно угодит в пропасть…
Глава 13
Ирка сдержала слово и обратилась к врачам. Легла в институт психиатрии в Москве. Юлия Максимовна, по словам Бори, лично ее привезла. Там подтвердили диагноз биполярного расстройства в фазе смешанной мании, и нашли еще несколько сопутствующих психических заболеваний. Изменили схему лечения, вроде бы ей стало лучше. И даже несмотря на это Борис не изменил своего решения и подал на развод. Возможно, он уже не верил, что она настроена серьезно, а, может, хотел, чтобы у нее появилась цель вернуть то, что потеряно, кто знает. Боря не делился подробностями, а Милана не спрашивала. Главное, что у Лиды все шло нормально, а больше ни о чем не хотелось знать. Девочка уже прошла дельфинотерапию. Сначала, по словам Бори, малышка испугалась, думала, опять приехали в больницу, но, когда увидела бассейн с дельфинами, сразу заулыбалась, дождалась, пока ее оденут в гидрокостюм, и с радостью отправилась в воду. Еще ей делали массаж, учили собирать конструктор, играть в мячики, с ней беседовал психолог. Боря уже заметил изменения: дочка стала брать предметы левой рукой, научилась собирать пирамидки, стала более внимательна. Голос его выдавал радость. Об Ирке он даже не вспоминал.
Прошел примерно месяц. Милана занималась новой коллекцией и с головой ушла в работу. Роман Александрович все-таки добился сотрудничества с одним известным итальянским брендом, поэтому новая коллекция разрабатывалась совместно с иностранным дизайнером. К счастью, Милана незадолго до этого начала посещать курсы итальянского языка и уже могла понимать и более-менее ясно объясняться со своим новым коллегой – Дарио Серра. Не все ей нравилось, процесс работы шел не так гладко и спокойно, как хотелось, и все же они учились договариваться и находить компромиссы. В итоге получалось что-то оригинальное и интересное. Роман Александрович ходил и довольно потирал руки.
Как раз в этот период и позвонила Наташа, старая знакомая, которая однажды рассказала важные новости об Ирке. В этот раз она тоже позвонила с новостями – как оказалось, сестра пропала. Вышла на прогулку в медицинском центре и не вернулась. Скорее всего, сбежала, хотя Юлия Максимовна не желала в это верить. Ведь ее дочь была настроена лечиться! Какой смысл ей все бросать? Женщина обзвонила всех, кого только можно, включая все морги и больницы. Бегала по городу, как полоумная, с фотографией дочери и расспрашивала таксистов, парковавшихся рядом с институтом психиатрии. Никто не узнавал Ирку, никто ее не видел и не подвозил. Она как сквозь землю провалилась.
– Разве это возможно? – недоумевала Наташа в трубку. – Просто взять и исчезнуть? Как у вас там лечат в вашей Москве? Куда смотрят вообще?
– Слушай, ну а что, они должны были ее привязывать или с камерой за ней ходить? Наверняка незаметно выскользнула с кем-то – и все, – возразила Милана, хотя была огорошена не меньше ее. Девушка немного поостыла:
– В общем-то да, ты права. Но зачем? Почему она не вернулась? Очень много вопросов. И самые страшные картинки представляются. Все-таки одна, без денег, без документов, в большом городе. Что угодно может случится! Если вдруг ее увидишь, ну мало ли, сразу звони Юлии Максимовне. Я ее телефон смс-кой сброшу. Она живет сейчас в отеле, в том же районе, где институт этот.
– Хорошо.
Отложив мобильный, Милана откинулась на спинку кресла и глубоко задумалась. Ее терзали те же вопросы, что и Наташу: зачем и почему. Неужели на нее так повлияла новость о разводе? Или Боря все-таки оказался прав, не восприняв ее действия всерьез?
– До свидания! – в кабинет заглянула Вероника.
Милана нахмурилась, прогоняя сумбурные мысли, и перевела взгляд на шатенку:
– До свидания. Теперь уже до понедельника!
Ей тоже уже пора собираться. Шести еще нет, но есть возможность улизнуть пораньше. Итальянец ушел полчаса назад, а без него работать нет смысла. Мелкие дела можно доделать завтра. И приняв такое решение, Милана потянулась за ключом от машины.
Странно, что она не почувствовала неладное по дороге домой. Сердце даже не екнуло, когда по привычке взглянула на окна квартиры. А разве могла она предположить, что у двери уже стоит, переминаясь с ноги на ногу, ее пропавшая сестрица и трезвонит в звонок? Конечно, нет. Милана спокойно вызвала лифт и поехала наверх. Только когда открылись створки, отпрянула от неожиданности. На лестничной клетке крутилось нечто: грязное, в оборванной одежде, лохматое, отдаленно напоминающее сестру.
– Привет. – Это нечто весело помахало ей рукой. – Аня дома?
– Ира? – наконец узнала ее.
– Угу, Ира.
– Ты как сюда попала?! – одновременно с растерянностью и ужасом спросила Милана, выйдя из лифта.
– Села в метро, доехала до станции «Новокосино» и немного прошла пешком, – подробно ответила Ира. Но чем больше она говорила, тем быстрее становилась ее речь. – Слушай, я сбежала из того дурдома. Да-да, самый настоящий дурдом, они там все ненормальные. Пичкали какими-то странными таблетками, я стала все забывать, перед глазами все расплывалось, так что потом я просто делала вид, что их принимаю, а сама выбрасывала в мусорное ведро. Классно я их уделала, а? Они даже не подозревают, какая я проницательная и умная. А я разгадала их планы! Пусть знают, что не на ту напали! – она шутливо пригрозила пальцем. – В общем, я улучила момент и сбежала. Гуляла по городу, много гуляла, потом решила Аню проведать. Она дома? А? Дома она?
Ирка не давала и слова вставить, говорила одним сплошным потоком. Глаза ее беспокойно бегали, редко на чем-либо фокусируясь, пальцы без конца теребили грязный пояс на таких же грязных брюках. Милана хотела было сказать, чтоб она уходила, но быстро передумала. Ирка больна, может устроить истерику, неизвестно, в какой она сейчас фазе. Нужно как-то осторожно, так, чтобы ничего не заподозрила, отвадить ее отсюда, постараться подобрать правильные слова.
– Ир, она сейчас у свекрови в Алексине.
– У какой свекрови? А, поняла, у мамы Кира! Вы до сих пор живете вместе? Он тебе еще не надоел? – Она легко перескакивала с одной темы на другую, быстро забывая, о чем говорила минуту назад. – Он нудный у тебя, я помню! На нашей яркой встрече только и говорил о всяких законах, словами умными бросался, – она рассмеялась. – Ну я его быстро забыла. Мне Толик больше нравится, он такой весельчак, постоянно анекдоты травит. Ты же помнишь Толика? Он тебе двери открывал, голый, – захихикала еще более мерзко и вытерла рот рукавом. – Правда, я ему пока не сказала, что в психушке лежала. Слушай, от тебя можно позвонить?
– У меня телефон разрядился, – ляпнула первое, что пришло на ум.
– А городской?
– Не подключили. Давай я сама тебя к нему отвезу.
– Не, в Алексин я не хочу, не уговаривай. Борька опять меня в квартире запрет и не выпустит, а я свободы хочу, потому и не молчу. О, рифма! – обрадовалась она как ребенок. – Посадит под замок, а я из окошка скок, как колобок! Опять рифма! – она захлопала в ладоши. Потом дыхнула на нее, и Милана внезапно осознала, что та пьяна. Грязная, больная, пьяная, неизвестно где бродившая все это время и непонятно, чего от нее ожидать… Пальцы невольно потянулись к телефону. Нужно вызвать скорую, пусть заберут ее обратно в больницу.
– Так ты дашь мне увидеться с Аней или нет? – она наконец вспомнила, зачем пришла. – Я хочу с ней поговорить!
– Это ни к чему, уходи! – Милана не знала, как себя с ней вести. С одной стороны, не хотелось вызывать в ней агрессию, а с другой – выполнить ее просьбу она не может. Дочь не готова, да и Ирка в таком ужасном виде, что напугает любого.
– Пусти!
– Оставь ее в покое. Ты уже сделала свой выбор, обратной дороги нет. Пожалуйста, уходи, – старалась говорить спокойно, но голос все равно дрожал от напряжения.
– Нет, я буду ждать ее здесь до тех пор, пока она не выйдет! Сколько она еще будет от меня прятаться?! Я хочу объяснить ей, почему так объяснила! Период у меня такой был, неблаго… блада… неблагоприятный, во! – Она наконец выговорила это слово. – Если не хочешь, чтобы я стола под дверью, пусти меня в квартиру прямо сейчас!
– Ты пришла без предупреждения, хочешь вот так сразу вызвать ребенка на откровенный разговор…
– Она уже большая! – прервала Ирка.
– Нет, она еще ребенок, ей восемь лет! Ну скажешь ты ей про свой неблагоприятный период, а дальше что? Что ты хочешь от нее услышать?
– Хочу, чтоб она мамку свою не забывала, не отказывалась от меня! – заявила Ирка и вцепилась в ее плечо. Приблизила затуманенный взгляд с блеском безумия и пригрозила пальцем: – Лучше пусти меня, а то я за себя не отвечаю!
– Не делай глупостей, Ира. Ты же понимаешь: она не готова. Давай в другой раз? Я ей все объясню, подготовлю, и ты подготовишься…
– За дуру меня держишь? – взбесилась Ирка и еще сильнее впилась пальцами в ее плечо, причиняя боль. – Думаешь, я ничего не соображаю? А может, я просто не хочу соображать, а? Жить в этой жуткой реальности, где я никому не нужна? Ни маме, которая стелется перед Борей, ни самому Боре, ни Ане, никому! Все от меня отвернулись. Это они виноваты в том, что я болею! Они довели меня!
В ее глазах стояло безумие, а вместе с тем – невысказанная, спрятанная глубоко внутри и пустившая корни боль. Да-да, она была несчастна, но не хотела этого признавать. После того, как Юлия Максимовна рассказала о диагнозе Ирки, Милана заинтересовалась этой темой, прочитала много статей. Если не изменяет память, то у больных биполярным расстройством часто нет никакой критики к ситуации, своим поступкам, они не чувствуют за собой никакой вины. Вот и Ирка сейчас тоже не винила себя, считала, что Аня сама от нее отказывается и прячется без видимой на то причины, и убедить сестру в обратном просто невозможно. Но глаза все рассказали за нее: как долгие годы пыталась убедить себя, что дочке в детдоме лучше, как искала оправдания и думала, что станет лучше. Не стало! Живет как в аду. Каждый день, каждую минуту, каждую секунду в настоящем аду. Здесь, на земле. Вот почему не хочет лечиться, вот почему пьет – бежит от реальности! Вот что открылось Милане, когда заглянула в ее глаза.
– Открой дверь! – приказала Ирка.
Милана замотала головой. Лицо сестры перекосилось, глаза опасно расширились, губы побелели. Мгновение – и набросилась на нее с кулаками, вцепилась в волосы, что-то истошно вопя. В эту же сеунду дверь квартиры и вправду открылась, и на лестнучную клетку выбежал Кирилл, сразу начал их разнимать. Милана не помнила, как оказалась внутри, за тяжелой металлической дверью, спрятавшую ее от взбешенной до невозможности женщиной, в которой с трудом можно было узнать ее сестру. Ирка продолжала колотить в дверь, кричать и угрожать, и это продолжалось до тех пор, пока из лифта не вышла бригада санитаров. О чем-то переговорив с Кириллом, они силой затолкали ее в лифт и уехали. Чуть позже, немного придя в себя, Милана узнает, что Кирилл слышал их разговор на лестнице и заранее вызвал скорую, а Ирка увезли в ту же больницу, из которой она сбежала. Но сейчас, пока еще до нее доносились звуки лифта, ей было не до этого. В спальне, уткнувшись лицом в подушку, рыдала Аня. Оказывается, когда Ирка в первый раз позвонила в дверь, она выглянула в глазок и узнала ее, и не решилась открыть. Стояла, прислонившись к стене, и слушала, что она говорит. Потом уже вмешался Кирилл, уладил ситуацию, но Ани хватило и этого. Она видела, в каком состоянии находилась Ирка, узнала в этой замарашке родную мать, стояла возле двери своей спальни и слышала, чем закончился Иркин визит. И вот сейчас эта девочка плакала без остановки, и Милана совершенно не знала, как ее утешить.
– Аня, – осторожно присела на постель дочери и протянула руку, чтобы погладить ее по волосам. Но не решилась. – Анют…
В мире существует так много слов, а она не нашла ни одного подходящего, чтобы прогнать ее боль, чтобы как-то уменьшить страдания. Девочка продолжала лежать, уткнувшись лицом в подушку, и тихо плакать. Плечи ее вздрагивали.
Опять попыталась что-то сказать, но все слова утешения казались фальшивыми, неискренними, нелепыми. Ну скажет ей: «Не плачь», «Все прошло», но разве это залечит раны?
– Да, она вот такая, видишь, – пробормотала, как показалось сначала, какую-то несуразицу. – Больная, несчастная. Она стучала сюда, чтобы согреться, потому что без любви ей очень тяжело. Даже растение засыхает без тепла и заботы, а что говорить о человеке!
Как ни странно, Аня внезапно успокоилась. Села рядом, …, и кулачком вытерла слезы. Потом взяла пушистого зайца – любимую игрушку – и обняла его. Милана прикоснулась ладонью к ее коленке.
– Она жалеет? – спросила девочка, глядя на нее исподлобья.
– Не знаю.
– Она кричала, что это я виновата в ее болезни.
– Она просто не понимает, почему заболела, вот и винит всех вокруг.
– А что у нее болит?
– Душа. Душа – она же как цветок, ее поливать надо любовью, добротой, а она не поливала. Лепестки завяли, вот и остался один стебелек. – Милана пыталась говорить иносказательно и очень осторожно, чтобы не задеть, не ранить. У Ани было задумчивое лицо.
– А что теперь с ней будет?
– Теперь все зависит от нее. Захочет она выздороветь или нет. Мы сделали все возможное, чтобы ей помогли…
Аня нахмурилась. Милана придвинулась к ней и обняла, а девочка положила голову ей на плечо. И тоже обняла – крепко-крепко, словно боялась: если отпустит, то Милана растворится в воздухе.
– Мама, у меня тоже болела душа, когда я осталась одна, а теперь я выздоровела, потому что у меня есть вы! – совершенно серьезно сказала Аня.
– А у нас – ты, – Милана поцеловала ее в макушку. – Помни, что всегда все надо делать с любовью и к людям относиться, как к цветкам. Видишь, как хорошо там, где есть солнышко, где есть забота и тепло, и как плохо, когда в сердце есть только холод. И сам мерзнешь, и другим неуютно.
Они еще долго сидели на кровати, обнявшись, и разговаривали – доверительно, спокойно, вполголоса, словно рассказывали друг другу самые сокровенные тайны. Мягкий свет обволакивал комнату, а в окно светила одинокая бледнолицая луна. Заглядывала к ним украдкой, словно хотела присоединиться, будто ей было одиноко одной в черном небе, затянутом темными тучами. Аня уснула с улыбкой, повернувшись на бок, и Милана какое-то время сидела с ней рядом, всматриваясь в нежные детские черты. Ничего в ней не было от Ирки – и внешность, и характер она унаследовала от отца. Кирилл тихонько стоял и любовался спящей дочерью, застыв на пороге. Милана, задернув шторы, подошла к нему на цыпочках, и сразу же оказалась в крепких надежных объятиях.
– Как хорошо, что она успокоилась, – шепнул ей на ухо.
– Да, я думала, будет хуже.
– Ты очень хорошо ей все объяснила.
– А мне кажется, она просто повзрослела, – возразила Милана, хотя и была рада, что подобрала правильные слова, – поэтому и перенесла все спокойней.
Она еще раз взглянула на девочку и, выключив ночник, прикрыла дверь. В ушах все еще звенело от пронзительного крика, в висках стучало словно молоточками. Только сейчас почувствовала усталость от тяжелого вечера. Рухнув в кресло, потерла виски.
– Юлия Максимовна звонила на городской.
– Уже? Что хотела?
– Узнать подробности.
– Ты ей все рассказал?
– А что скрывать?
– А она что?
– Ничего. Голос убитый. Сказала, что Ира не в себе. Завтра пойдет к ней, но боится, что та опять сбежит и исчезнет.
– Наверняка.
На миг воскресив сцену на лестничной клетке, Милана поежилась. У сестры были безумные глаза, а в них стояла такая глубокая боль, что могла подтолкнуть ее впасть в крайности. Она старалась не думать о том, какие мысли посещают тех, кто страдает таким психическим расстройством. Милана еще не теряла надежды на то, что Ирка все-таки одумается и начнет лечиться. Но что-то внутри подсказывало: этого уже не будет никогда.
