bannerbannerbanner
полная версияОтдай мне дочь

Тата Златова
Отдай мне дочь

Полная версия

Глава 4

Ближе к ночи, уложив малышку спать, Милана заглянула на кухню. Кирилл сидел за столом и вертел в руках брелок от машины. Он так сильно задумался, что не сразу отреагировал на оклик. Судя по глубокой складке между бровями и поджатым губам, он думал о чем-то неприятном. Милана тихонько пододвинула стул и села рядом. Подперла щеку рукой и посмотрела на него. Поняла, что он ее заметил, но почему-то намеренно делает вид, будто не видит. Знает же, что разговор зайдет о сегодняшней встрече с Иркой, видимо, боится расспросов.

– Ничего не хочешь мне сказать? – не отрывая от него пытливого взгляда, спросила обманчиво спокойно.

Он скосил на нее глаза:

– Нечего говорить.

Какой сухой ответ! Они привыкли ничего не скрывать друг от друга, садиться и обсуждать возникшую проблему, решать, как ее преодолеть. Если появлялись какие-то обиды, не опускались до скандалов и выяснений отношений, а спокойно говорили, что не нравится, по возможности уступали друг другу, учились прощать. Поэтому и странно было слышать от него такие слова. Не покидало ощущение, что на этот раз Кирилл не захочет раскрывать свою душу.

– Так уже и нечего?

– Правда, нечего.

– А как же Ирка? Почему она к тебе прицепилась? – Кирилл вынудил ее спросить прямо. В душу закралось подозрение: если увиливает, значит, есть, что скрывать. Да, что-то его гложет, беспокоит, раз сидит за пустым столом столько времени и о чем-то думает.

– Хотела, чтобы я подсказал, как найти одного человека… – Он прервался на полуслове и уставился на брелок, который по-прежнему теребил пальцами. Плечи его напряглись, на скулах заиграли желваки. В какой-то момент даже показалось, что он сейчас встанет и уйдет, лишь бы избежать вопросов. Но муж остался на месте. Только отвернулся, так, что растерянная Милана прожигала взглядом его затылок.

– Что это за человек такой, которого вы с Ирой знаете, а я – нет? Что за секреты?

Голос предательски задрожал, выдавая обиду. Стало тяжело дышать, будто воздух внезапно выкачали, и где-то под ребрами заболело. Чем дольше длилось молчание, тем сильнее ее захлестывала злость. В голову лезли мысли одна ужаснее другой, и она с трудом сдерживалась, чтобы не высказать их вслух. А Кирилл продолжал держать оборону.

– Вижу, не хочешь разговаривать на эту тему. Ладно, – она поднялась, хотя на самом деле ей хотелось вцепиться в его плечи и потребовать немедленно все рассказать. Усилием воли Милана сдержалась. – Я думала, между нами нет никаких секретов, а теперь вижу, что ты мне не доверяешь. И от этого очень больно.

Она все же решилась поделиться с ним своими переживаниями, только мягко, ненавязчиво, чтобы он знал, как сильно ее ранит своей скрытностью. И ладно бы дело касалось мелочи – но тут Ирка! Человек, чье имя было под запретом, с кем было разорвано всякое общение. До сегодняшнего дня. Она поняла бы, скажи Кирилл, что сестра сама прицепилась, что он ничего ей не отвечал. Но он отвечал, разговаривал, смотрел на нее так, словно этот разговор имел какое-то значение!

Пауза висела долго. Милана так и не дождалась от мужа никакой реакции. Тяжело вздохнув, направилась к выходу, а он ее окликнул:

– Подожди.

Она остановилась. Ох, ну наконец-то удалось преодолеть барьер отчужденности! Сейчас он все расскажет, раскроет эти тайны мадридского двора! Но оказалось, рано радовалась. Опустившись обратно на стул и поймав внимательный взгляд мужа, она услышала:

– У меня есть прошлое, есть ошибки. Пусть это все останется там, за плечами, нечего его ворошить. Главное то, что у меня есть сейчас.

– То есть твое прошлое связано с моей сестрой? – нахмурилась Милана и раздраженно сдула упавшую на лоб прядь.

– Да, – Кирилл с вызовом посмотрел на нее. Или ей так показалось? Его взгляд был прямым, без всякой утайки. Она поняла, что муж больше ничего не скажет, отчего на сердце стало еще тяжелей. Милана встала и молча ушла к себе, а он так и остался сидеть на кухне до глубокой ночи. Пришел только тогда, когда она уснула.

Правда, до этого она еще долго крутилась, вставала, заглядывала в комнату Анечки. Девочка спокойно спала на боку и, подложив под щечки ладони, чему-то улыбалась. Это хорошо, значит, снится ей что-то светлое, приятное. Наверное, они с Кириллом все делают правильно… Малышка больше не вздрагивает во сне, не просыпается среди ночи, захлебываясь плачем. Пусть набирается сил. Завтра ждет нервный день, как и все последующие, ведь переезд – дело нелегкое. Только как к нему готовиться с таким настроением? Неужели придется закрыть глаза на то, что Кирилл что-то скрывает, и жить дальше как ни в чем не бывало? Или все же стоит попытаться выяснить детали? Интуиция подсказывала: там было нечто большее, чем обычная связь. И если она узнает правду, она может ей не понравиться…

Милана застегнула объемный чемодан с чувством выполненного долга. Уф, наконец-то! Это последний. Вроде бы все вещи собрала, а ощущение, будто что-то забыла. Окинула внимательным взглядом комнату: самое необходимое взяла, а если упустила какую-то мелочь – не страшно, они ведь всегда смогут сюда вернуться. Договорились, что квартиру закроют. Пока никому сдавать не будут. Да и не хотелось заморачиваться: искать риелтора, встречаться с возможными жильцами, каждому все объяснять. Нет на это времени. Завтра они уже будут в столице, обживаться в съемной квартире, а через пару дней Кириллу на работу. Теперь придется работать много и, скорее всего, в первое время у него не будет выходных. Если удастся устроить Анечку в садик, то и она займется поиском работы.

Милана опустилась на диван и шумно вздохнула. Она с такой любовью готовила девочке спальню, подбирала каждую деталь, так радовалась, когда замечала, что ей нравится, а, оказалось, все зря. Завтра у нее будет другая комната. Чужая. Неуютная. Новый город, полный суеты, незнакомый район, застроенный многоэтажками. А ей так хотелось подарить дочке ощущение покоя, счастья, душевного равновесия! Чтобы она просыпалась, зная, что есть кому сказать «доброе утро», чтобы всегда спешила домой в предвкушении семейного ужина, и засыпала под любимую сказку. Чтобы в ее памяти оставались самые яркие и приятные моменты, связанные с родителями, домом, любимыми местами. Уют – это ведь не только порядок и чистота, красивая обстановка и запах свежеиспеченного яблочного пирога. Уютный дом наполнен светом, теплом, радостью. Как жаль, что теперь придется все бросать! Она снова вздохнула, обведя комнату грустным взглядом. Но потом приободрилась от мысли: ведь самые любимые люди будут рядом с ней, а там, где они, там и счастье! И нечего вешать нос, значит, и в другой квартире создадут приятную обстановку.

На этой оптимистичной ноте она поднялась и подошла к окну; посмотрела на детскую площадку, где Кирилл катал Аню на каруселях, и улыбнулась. В этот момент раздался пронзительный дверной звонок. Радость мгновенно сменилась тревогой. Еще не дойдя до двери, Милана почувствовала: кто бы это ни был, ничего хорошего этот приход не сулит.

Увидев на пороге отца, она замерла от неожиданности.

– Привет, доченька! – неестественно весело сказал он и, бросив пальто прямо на пол, крепко ее обнял. Вел он себя как-то странно: жесты были нервными, рассеянными, дышал тяжело, взгляд блуждал, казался мутным. Что-то не так, она поняла это сразу. Сердце сдавила тревога.

– Папа, что произошло? Тебе плохо?

Он улыбнулся еще шире, раскрыл объятия, но пошатнулся. Милана бросилась к нему и помогла сесть на пуфик.

– Не молчи, давай вызовем скорую!

– Миланочка, – прохрипел отец, потом ослабил узел галстука на деловом костюме. Похоже, он ехал к ней прямо с работы. Тогда почему ботинки такие грязные? Как будто ходил по влажной земле, неужели за городом был? Милана опустилась на корточки и посмотрела ему в глаза. Выглядел он не лучшим образом. Глаза красные, будто недавно плакал, губы дрожали, лицо осунулось. Никогда она не видела его таким.

– Что случилось?

Он погладил ее по плечу.

– Девочка моя, прости.

Не договорил. Закрыл глаза и нахмурился словно каждое слово причиняло боль. Она продолжала смотреть на него в напряженном ожидании. Ловила каждое его движение и взгляд. Отметила, что он побледнел, что руки у него дрожат, и в душу закрался страх. Потянулась за мобильником, который лежал на тумбочке, чтобы вызвать врача, но отец мягко ухватил ее за руку, разгадав намерения.

– Пожалуйста, выслушай! – глухо попросил он. – Мне тяжело держать все это в себе. Я сделал такую ошибку!.. Дурак. Я такой дурак! – сдавленно продолжил и закрыл лицо руками.

– Какую ошибку?

– Бросил вас со Светой, ушел в другую семью, все мне было не так, все счастья искал, а оно было рядом, – отец стукнул себя кулаком в грудь. – А я, оказывается, одну Светку и любил. Да, с Юленькой была искра, но она быстро угасла. Тем более, как выяснилось, ее интересовали только мои деньги. А Света искренне любила, по-настоящему. Я сегодня был на кладбище, смотрел на ее портрет и много думал…

Так вот почему у него обувь в пыли! Зачем же он туда поехал? У Миланы холод прошел по спине.

– Променял настоящие чувства на фальшивку, – отец шмыгнул носом, а она протянула руку, желая дотронуться до него в знак поддержки, но пальцы замерли в воздухе. Растерянно пробормотала:

– Пап, это все в прошлом, давай не будем его ворошить.

– Да, назад не повернуть… – печально согласился он, уставившись невидящим взглядом в пол. Снова схватился за сердце, а плечи его задрожали, как от озноба. – Ничего уже не исправить. Я прожил чужую жизнь. Все это время я был ведомым, позволял другим принимать решения, а сам уходил в сторону и наблюдал издалека. Юленька решала, она одна за нас двоих. Понимаешь? – Отец поднялся, но было заметно, как тяжело ему стоять на ногах. Милана уговаривала его вернуться на место, а он словно не слышал, продолжал бормотать: – Ирка дурочкой выросла – мне в наказание, чтоб я смотрел и каждый раз помнил, что одну дочь променял на другую. И тебя толком не воспитал, и ее не смог. Вот так и она теперь отказалась от Анечки, а я опять ничего не сделал. Теперь это будет со мной всю жизнь. Это проклятое чувство вины. Я думал, что уже от него избавился, когда нашел тебя, но нет, теперь еще тяжелее стало!

 

– Папа, успокойся, давай вызовем врача!

– Уже слишком поздно, дочка, слишком поздно каяться. Жизнь прожита. Чужая жизнь. Мне придется расплачиваться не только за свои, но и за чужие грехи, за чужие сломанные жизни…

Он уже не воспринимал реальность. Не на шутку испугавшись, Милана вызвала скорую. Казалось, она сойдет с ума от ожидания, но врачи приехали на удивление быстро. Как сквозь толщу воды Милана услышала страшное слово: «инфаркт». Отца госпитализировали. Едва она успела осознать случившееся, как обрушился новый удар: отец скончался.

А потом пришла Юленька.

Вернее, пришла она уже после оглашения завещания. В присутствии нотариуса она не проронила ни слова, слушала молча, с каменным лицом, лишь изредка высокомерно поднимала брови. А Ирка сверлила Милану недобрым взглядом и периодически вставляла комментарии. Все это время, находясь в кабинете, она не находила себе места: то вертелась, часто меняя позу, то ходила туда-сюда, то перебирала бумаги на столе нотариуса, не реагируя на его замечания ничего не трогать, без конца его поторапливала, когда он зачитывал документ. Наконец, узнав последнюю волю отца, она вскочила так, что опрокинула стул, на котором сидела.

– Что?! Бизнес – Милане, а всю недвижимость – Ане?! А нам только жалкую квартирку?

Ну, это было громко сказано. Анечке отец оставил дом, правда, в отличном состоянии, в хорошем районе города. Это была не «вся недвижимость», о которой так громко вопила Ирка, но сестру это явно задело.

– Это незаконно, это несправедливо! Я буду подавать в суд!

– Девушка, в моем кабинете не принято кричать, выйдите в коридор! – попытался пристыдить ее нотариус.

– А ты считаешь, что все это справедливо?! – спросила она развязным тоном, легко перейдя на «ты». – Лучше посоветуй, куда мне обращаться!

– Выйдите из кабинета, иначе мне придется принять меры.

– Пойдем, пойдем, – Юлия Максимовна чуть ли не силой потащила ее к выходу. – Извините, – смущенно бросила она, прежде чем закрыть дверь.

В коридоре Ирка продолжала кричать и размахивать руками, в пылу ярости напрочь позабыв о своем округлившемся животе. А, может, не забыла, просто не думала о том, как истерика отразится на малыше. Сейчас ее заботило одно: наследство отца. Честно говоря, Милана и сама была поражена его решением. Когда ее вызвал нотариус, она очень удивилась, и все же поехала, тем более Кирилл сумел договориться и взять один выходной. Она еще толком не отошла от смерти отца, все время прокручивала его последние слова в голове и не могла поверить, что его больше нет. Потому без особого интереса слушала нотариуса, зачитывающего завещание, и не обращала внимания на неприязненные взгляды сестры и ее матери.

Скандал разразился после, когда выяснилось, что свое дело отец оставил Милане, а оставшееся имущество, кроме квартиры, где жила Юленька, и дачи, – внучке. Честно говоря, Милана не обрадовалась. Она никогда не рассчитывала на помощь отца, не особо вникала в то, чем он занимался, поэтому его последняя воля оказалась для нее полной неожиданностью. Новость поразила ее не меньше Ирки. А та продолжала в бешенстве кричать:

– Вы заранее договорились, что ты удочеришь Аню и «оттяпаешь» все наследство! Я вас раскусила! Только непонятно, зачем ты изображала вселенскую доброту, у тебя же на лице написано, что ты корыстная!

– Успокойся, – холодно осадила ее Милана. Вообще не хотела с ней разговаривать, но последняя фраза задела, и она не смогла промолчать. – Отец составил завещание до того, как ты решила отдать свою дочь в детдом.

Ирка внезапно замолчала, пораженная услышанным.

– Посмотри внимательно на дату, и убедишься в том, что я права.

Сестра вернулась в кабинет и почти сразу вышла, скрипя зубами от злости.

– Ни я, ни он, никак не могли предположить, что ты решишься на такое. Я удочерила Анечку, не зная о завещании, – спокойно объяснила Милана. – Удочерила потому, что люблю ее как дочь, потому что хочу о ней заботиться и сделать все для того, чтобы она стала счастливой. Так что не надо мерить по себе. Если у тебя все – я пойду, а то опоздаю на автобус.

– А что мешало ему сказать тебе о завещании, когда ты прискакала к нам разбираться? – Сестра все никак не могла угомониться.

– Ты, кроме этого, можешь думать о чем-нибудь другом? – опять не сдержалась Милана и выразительно глянула на ее живот.

– Не могу, потому что не ожидала такого предательства!

– Тебе ли рассуждать о предательстве?

У Ирки опять вспыхнули щеки, пальцы угрожающе сжались в кулаки.

– Ты за все заплатишь, лицемерка! Я тебя затаскаю по судам!

Она еще долго выкрикивала ругательства и сыпала угрозами, игнорируя увещевания матери. Юлия Максимовна пыталась ее успокоить, но тщетно. Улучив момент, Милана проскользнула к выходу из здания.

В Москву она ехала растерянная и опустошенная, думая не о наследстве, а об отце, о том, что его душе совсем не на пользу такие скандалы. Сжимая Псалтырь, она все никак не могла успокоиться, слезы то и дело катились из глаз. Похоже, о том, что у нее была сестра, можно забыть, потому что теперь она для Ирки враг номер один. В прошлый раз они расстались, как чужие люди. Могли бы не встречаться, не общаться, забыть о существовании друг друга. Теперь же Ирка копит в душе ненависть и готова драться за наследство до конца.

При этой мысли на сердце стало еще тяжелее. Милана мечтала о спокойной, размеренной жизни в окружении любимых людей, а не о склоках и судебных разборках, которые ей пообещали. Проблем и без того хватало. Главная из них заключалась в том, что Аня, хоть и стала потихоньку привыкать к новому дому, категорически отказывалась ходить в детский сад. Они уже нашли хороший частный, познакомили ее с воспитателями, но страх продолжал ее мучить. Девочка думала, что они оставят ее там насовсем, всегда со слезами на глазах умоляла не уходить. Прошлое все еще давало о себе знать. Ведь Ирка однажды уже отвела ее в «садик», вот и остался у нее в подсознании этот страх – быть брошенной. И Милана понимала, что это не пройдет ни завтра, ни послезавтра. Эта очень долгая, изматывающая, трудная борьба, справиться они смогут только вместе. И к этой проблеме добавится еще одна, если Ирка выполнит свою угрозу и подаст в суд.

Хотелось верить, что все как-то само наладится, но иллюзии развеялись, как только она увидела на пороге Юлию Максимовну. И выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.

– Давай будем честными, – начала она без предисловий, уверенной походкой войдя в квартиру. Даже не поздоровалась. С минуту постояла молча, откровенно разглядывая обстановку в коридоре, бесцеремонно заглянула и в другие комнаты, будто была здесь хозяйкой, затем вернулась обратно. По ехидной усмешке, скользнувшей по тонким губам, стало ясно, что скромное убранство жилища пришлось ей не по вкусу. Милане казалось, что она читает все ее мысли по лицу. Взгляд гостьи выдавал пренебрежение, жесты – враждебность, мимика на лице – неприкрытую ярость. Одно неверное слово – и Милану растерзают.

Небрежно сняв с себя шубку и повесив ее на крючок, Юлия Максимовна пристально на нее посмотрела.

– Он заранее сказал тебе, что все оставит Ане, правда? И поэтому ты ее удочерила?

Такая фамильярность удивила, хотя чего она, собственно, ждала от этой женщины? Особенно после того, как открылась последняя воля отца.

– Еще скажите, что я заранее знала, что ваша дочь откажется от Ани. Или что отец об этом знал. Ну да, такое же сплошь и рядом происходит! Конечно, матери продолжают отказываться от своих детей, но чтобы дойти до такого, как Ирка – оставить уже взрослую дочь в детдоме ради собственного удобства – это нужно обладать особым цинизмом!

Лицо Юлии Максимовны перекосилось. Будь она гиеной, уже вцепилась бы в Милану и разорвала на куски. Но она еще сохранила остатки самообладания. Потому, спрятав руки за спиной, сцепила их в замок, – это было видно в зеркале. А голос продолжал сочиться ядом:

– Ира сделала то, что давным-давно должна была сделать. И не тебе о ней судить! Если бы ты знала всю историю… – Она раздраженно махнула рукой. – Я пришла сюда не за этим. Предупреждаю: бизнес я тебе не отдам. Все средства использую, но добьюсь своего, так и знай! И твой муженек-адвокатишка тебе не поможет! – Говоря это, Юлия Максимовна грозила пальцем, а под конец гневной тирады чуть не ткнула им ей в нос. Ну вот, теперь у нее не один враг, а два. Хорошо, что Аня в садике, не слышит, что говорит ее бабушка. Каким-то чудом именно сегодня она спокойно пошла к воспитательнице и другим малышам. Страшно представить, что было бы, находись она сейчас дома!

Милана разозлилась:

– Я не собираюсь выслушивать от вас угрозы, убирайтесь из квартиры сейчас же!

– Я-то уберусь, а вот тебе советую с нами не связываться и добровольно отказаться от всего, что тебе перепало. По-хорошему.

Возможно, если бы Ирка не предала Аню, и они оставались в хороших отношениях, Милана еще подумала бы, получать свою долю наследства или нет. Но сейчас она пошла на принцип.

– Большая часть досталась Ане, – ответила спокойно. – Я не имею права лишать ее того, что оставил ей дедушка. Еще раз подчеркиваю: оставил не мне, а внучке. Это ее наследство. А что касается бизнеса, то я не уступлю. Не потому что жадная, хотя Вы уже навешали на меня ярлыков. А потому что…

Слезы стали подступать к глазам, и она не договорила, испугавшись, что голос дрогнет и выдаст все, что накопилось в душе.

О том, что ее отец – дизайнер, Милана узнала несколько лет назад. Но никогда подробно его не расспрашивала ни о делах, ни о названии бренда, ни о чем-либо еще, связанного с его бизнесом. Да и он не любил распространяться, всегда говорил лишь в общих чертах. Юлия Максимовна, конечно же, молчала, трепетно оберегая семейные тайны от посторонних, к коим ее причисляла, а с сестрой обычно не заходила речь. Как-то, помнится, она похвасталась сумкой:

– Отец специально для меня сделал! Классно, да?

Милана кивнула, но расспрашивать подробности не стала.

Сейчас ее постоянно мучил вопрос: почему он оставил свое дело именно ей? Про Ирку ясно – она любила жить за чужой счет. Когда Коля был жив, он полностью обеспечивал и ее, и Аню. А после его смерти она стала часто брать кредиты и тратила все, что давал отец. Искать работу ей и в голову не приходило.

А что касается Юлии Максимовны… Милана не знала, сам ли он управлял делами или и там она всем руководила? Может, его интересовала только творческая деятельность? Она помнила, как в детстве находила у папы в ящиках листы с эскизами одежды, как он учил ее рисовать и шить, поддерживал каждое начинание. Как она тайком, желая устроить сюрприз, рисовала женские фигуры и придумывала наряды. Представляла, как похвалит папа, когда увидит ее работы, как даст дельные советы, задаст правильный курс, куда двигаться дальше. Мечтала в будущем создать собственную коллекцию. Эх, о чем мы только не мечтаем в детстве! А в итоге, скопив целую стопку листов, она так и не успела показать ее отцу. Безжалостно порвала, когда узнала, что он ушел.

Отказаться от его дела она не могла. Это была последняя ниточка, которая могла раскрыть его душу, помогла бы понять, как он жил все это время. И если он решил, что эта частичка души будет принадлежать ей – то пусть так и будет. Но как объяснить это Юлии Максимовне? Да и стоит ли? В ее глазах стоял такой злобный блеск, что слова застряли в горле.

– Можешь не утруждать себя высокопарными фразами, – процедила женщина. – Всем и так понятно, что ты обижена на него и думаешь, что, если он таким образом решил от тебя откупиться, то ты имеешь право распоряжаться чужими деньгами! Подожди, еще надо выяснить, не давила ли ты на него. Может, так заклевала, бедного, что он из-за чувства вины все тебе подарил!

– Доказывайте, если сможете, – справившись с эмоциями, проговорила Милана. – Только к нам в дом не надо все эти гадости нести. Хотите воевать – воюйте, но встречаться со мной и высказывать недовольство, еще и в такой грубой форме, совсем необязательно. Так что тоже не утруждайтесь.

– В ваш дом? – она хмыкнула, зацепившись за фразу. – Ты эту съемную ободранную халупу называешь своим домом? Не впервой, наверное, чужое своим обзывать. Ладно такое убогое, но на наше имущество даже не смотри! Даже близко не приближайся! Я предупредила!

Последние слова прозвучали с неприкрытой угрозой. Накинув шубу на плечи, Юлия Максимовна гордо прошествовала к двери. Но, схватившись за ручку, обернулась и неожиданно выдала:

– А Анечку нам верни!

 

– Что?! – Милана опешила от ее слов. – Вы в своем уме? Аня – не вещь, ее нельзя отдать или вернуть!

– Мы оба знаем, кто ее настоящая мать.

– Ира отказалась от родительских прав, – жестко напомнила Милана. Но Юлия Максимовна снова в своей привычной манере ехидно подняла брови.

– Это все бумажки. В Ане течет наша кровь. И как бы тебе ни хотелось, она тебе никто. Ты опять присвоила чужое. И лучше верни, пока не поздно, а то будет хуже!

Дверь угрожающе хлопнула. Милана бестолково смотрела на ручку, за которую минуту назад держалась незваная гостья, а в ушах все еще звенели слова: «Верни чужое!»

Рейтинг@Mail.ru