Близилась Пасха. Утро дышало свежестью, воздух был напоен ароматами нежной, прозрачной листвы. Капли росы на траве сияли жемчужными отблесками. Все вокруг просыпалось, наполнялось жизнью, как и сама Милана, ведь под сердцем у нее теперь была целая вселенная! Она еще не привыкла к новым ощущениям, не могла поверить внезапно обрушившемуся на нее счастью. Ребенок! У них с Кириллом будет ребенок! Она закрыла рот ладонью, чтобы не завопить от радости и не переполошить близких. Господи, просто не верится! Два теста подтвердили беременность, ошибки быть не может. Сердце стучало так громко, что его бешеный стук отдавался в ушах. Не помня себя от радости, она бросилась было в спальню, чтобы сообщить мужу, но на полпути остановилась. Словно коршуны на нее налетели страхи.
А если опять не получится выносить ребенка? Если снова случится несчастье? Скованная страхом, она прислонилась к стене и прерывисто вздохнула. Так уже было и не раз. Строили планы, подбирали имена, засматривались на витрины с детской одеждой, сообщали родственникам, а потом… Потом все рушилось, а Милана как будто падала в глубокую яму и потом очень долго из нее выбиралась. Сколько раз лучистые глаза Кирилла становились тусклыми и почти бесцветными, когда он узнавал, что ребенка не будет… И вот она опять ему скажет, опять они начнут вместе мечтать, надеяться, ждать. И снова – отчаяние, слезы, боль.
– Милан, ты скоро? – послышался голос мужа.
Хотела ответить, но ком застрял в горле. Прикрыв рот ладонью, она тихонько вернулась в ванную и стиснула ручку двери.
– Милана!..
– Сейчас подойду, – ответила каким-то хриплым, дрожащим голосом.
– Давай скорее, а то начнем без тебя!
Открыла кран, умыла лицо прохладной водой, но легче не стало. Душу все еще терзали сомнения: говорить или не говорить, обнадеживать или нет. Представила, как Аня будет радоваться, когда узнает, что в семье будет пополнение. Наверняка восторженно заверещит, потому что уже с полгода вздыхает и говорит, что мечтает о сестричке. Каково будет ей, если ребенок опять не родится? Страхи усиливались. В конце концов, она решила, что сначала пойдет к врачу, а потом уже посмотрит по ситуации. Если будет хорошо себя чувствовать – скажет Кириллу, а если нет… В груди стало так больно, что решила не думать, что будет, если случится это «нет». Вытерев лицо и подправив макияж, она зашла в комнату, где Кирилл и Аня уже разложили настольную игру. Их счастливые лица еще сильнее укрепили ее в решении пока ничего не говорить. И, натянув на лицо улыбку, она вовлеклась в игру, стараясь не думать о своем новом положении…
Через две недели они переехали в новую – собственную! – квартиру. Милана ходила по комнатам и ахала, глядя на то, какое все вокруг новое и красивое, а главное, все сделано именно так, как она мечтала.
Как же здорово быть хозяйкой, королевой собственного королевства! Пока еще маленького, но, может быть, очень скоро появится еще один человечек… Улыбнувшись, она провела ладонью по животу, в этот момент ее и застал Кирилл. Не дойдя до нее на несколько шагов, он замер и подозрительно прищурился.
– Так-так-так… – голосом сыщика, нашедшего улику, протянул он. – Я чего-то не знаю?
Милана отвернулась, почувствовав, как зарделись щеки. Он уверенно обошел ее и остановился напротив. Подняв глаза, она снова наткнулась на тот же взгляд, полный шутливой подозрительности.
– Ты уже очень давно светишься, о чем-то тайно мечтаешь, но почему-то не признаешься, в чем дело, – достав из кармана футляр, он надел очки и посмотрел на нее поверх стекол. Игриво, слегка прищурившись, как будто она оказалась в детективном фильме, и сейчас вынуждена открыть маленькую тайну, очень важную для следствия.
– Я мечтала, как перееду в новую квартиру, – подхватила она его игривый тон.
– Хм, ты переехала, но продолжаешь светиться. Что-то ты не договариваешь.
– Это я от счастья, – здесь сказала чистую правду.
Он поправил очки и, облокотившись о стену, о чем-то задумался. При этом взгляд его оставался забавно-подозрительным, и Милна развеселилась. А потом резко поднял на руки и закружил по комнате.
– Ну все, теперь не сбежишь. Сознавайся!
– В чем? – не сдавалась Милана.
– Ты беременна? – спросил шепотом.
Она опустила глаза. Тихо – хотя сердце билось как бешеное – сказала:
– Да.
– Ты не представляешь, как же я счастлив! – прошептал он ей на ушко, наконец поставив на пол. Она обвила его шею руками и прижалась щекой к груди.
– А я боюсь, что будет как в прошлые разы…
Он погладил ее по голове.
– Я уверен, что в этот раз все получится! Родится здоровый и крепкий малыш, мы будем любить его сильно-сильно, будем учить познавать мир, будем еще счастливее, чем сейчас, главное, верить в это!
Его уверенность и поддержка давала ей силы, она гнала плохие мысли прочь, старалась расслабиться. И, вопреки страхам, беременность проходила легко. А ощущения были такими волнующими, ведь внутри нее зарождалась новая жизнь, новая душа, сердце, плоть… Настоящее чудо!
Удивительное утро. Удивительный день. Казалось, радость разлита в воздухе. Она была повсюду, в каждой детали: в золотящемся на солнце куполе храма, в мелькании разноцветных юбок и платков прихожанок, в улыбках детей, в искрящихся глазах мужчин; куличах, расписных пасхальных яйцах, веточках вербы. Все вокруг радовалось такому прекрасному празднику, Воскресению Спасителя, который пострадал и умер за наши грехи, а потом победил смерть.
Кирилл и Аня, освятив куличи, поспешили к машине, а Милана решила задержаться, постоять возле храма, понаблюдать за радостной суетой. Даже на мгновение закрыла глаза, и ласковый ветер пригладил волосы, нежно коснулся лица. До чего же прекрасен мир, до чего же прекрасна жизнь, особенно когда сердце наполнено миром, восторгом, счастьем, которое невозможно обрести без Бога.
– Девушка, подайте ради Христа! – послышался звонкий женский голос, и что-то заставило сердце дрогнуть. Не сама просьба, не прикосновение чужой руки к ее руке, нет. Что-то другое. Отдаленно знакомое, какое-то… родное, что ли. Милана непроизвольно потянулась к мелочи в кармане и повернулась к просящей.
Вздрогнула.
На нее смотрело худое, грязное женское лицо с затравленным блеском во взгляде. Короткие сальные волосы трепал ветер, длинная челка постоянно падала ей на глаза, и женщина раздраженно ее отбрасывала. Одета она была во что-то невообразимое: то ли мятую рубашку, то ли кофту, кое-где виднелись заплатки, кое-где – дырки. Чуть ниже – брюки не по размеру грязно-желтого цвета и мужские ботинки.
– Подайте… – повторила она и сильно раскашлялась.
Что-то знакомое сквозило в чертах ее лица, в жестах и голосе. Милана молча протянула ей горсть мелочевки. Просящая жадно сгребла их, спрятала в карман и подняла голову. Взгляды их встретились, и Милану охватила дрожь.
Ирка?!
Возглас невольно сорвался с губ, а женщина испуганно попятилась, сощурилась от полуденного солнца, приложила ладонь к глазам, присматриваясь.
– Ира, это ты? – уточнила Милана и сделала шаг в ее сторону, но та снова попятилась. Уперлась спиной в каменную стену храма и начала озираться по сторонам, словно желая скрыться, поскорее убежать, что угодно, лишь бы не продолжать разговор.
– Куда ты пропала? Юлия Максимовна себе места не находит!
Милана уже не сомневалась в том, что это сестра. Внешний вид пугал, как и безысходность в ее глазах, но она все равно приблизилась и продолжила:
– Что с тобой случилось? Тебя все обыскались!
Подбородок у Ирки задрожал, глаза покраснели, было видно, что она – то ли от неожиданности, то ли от переполнивших эмоций – не может говорить. Милана не могла разобраться. Сестра неприветливо хмурила брови, поджатые губы выдавали сердитость, на лице читалось замешательство. Что она сейчас чувствовала? Радость от того, что ее нашли, недовольство от встречи, растерянность, а, может, смущалась своего внешнего вида?
– Ты попала в беду? – не отступала Милана, надеясь вывести Ирку на диалог. – Я готова помочь. Давай отвезу тебя домой? Юлия Максимовна очень обрадуется. И Лидочке ты нужна.
Пыталась за что-то зацепиться, найти нужные «крючочки», чтобы задеть глубинные струнки Иркиной души, но ту, похоже, ничего не трогало. В ответ на предложение она отрицательно замотала головой, затем вытащила из кармана мелочь и бросила Милане под ноги. В ее глазах стояла такая лютая ненависть, что, решись она заговорить, непременно бы выплюнула презрительное «Подавись!»
– Пойдем-пойдем, – настаивала Милана, ничуть не обидевшись. – Расскажешь, что произошло, а я попытаюсь помочь. Сделаю, что попросишь. Не для тебя стараюсь, а для Лиды, которой нужна мама, особенно сейчас, когда она еще такая маленькая. Ты должна видеть, что ей стало намного лучше, что она уже пытается ходить, держась за обе руки папы или бабушки, научилась немного разговаривать. Она очень упорная девочка, старательная, сильная, но ей все равно нужна мама.
Было невыносимо видеть, как нестерпимо Ирка хочет заплакать – и не может, задыхаясь от злобы и беспомощности. Только худые плечи дрожали как в лихорадке. Она лишь смогла ожесточенно выговорить:
– В гробу я видала твою помощь!
Потом плюнула себе под ноги, развернулась и метнулась к выходу. Милана растерянно смотрела ей вслед, отказываясь верить, что видит сестру. Ту самую цветущую Ирку – картинка сохранилась в памяти, – которая целовала Аню в щеку и счастливо улыбалась Коленьке. Сейчас это была затравленная, несчастная женщина, в один миг утратившая все, что приносило радость. Не было рядом любимого мужа и неугомонных детей, не было заботливой матери и неравнодушного отца, не было крыши над головой и уверенности в завтрашнем дне. Все, что осталось – тяжесть нераскаянных грехов, пустота и ненужность.
– Эта бомжиха постоянно здесь околачивается, – послышался недовольный голос за спиной. Обернувшись, Милана увидела одну из прихожанок храма, с которой изредка перебрасывалась парой-тройкой фраз. Та остановилась рядом и, качая головой, посмотрела в сторону ворот. – Всех замучила. Просит и просит, причем очень настойчиво. Одну знакомую грубо за рукав схватила. С ней уже отец Димитрий пытался поговорить, помощь предлагал – ну мало ли, вдруг человек в очень тяжелой ситуации, жить негде или близкий заболел, не все же на водку деньги просят, ан нет. Не идет она на контакт, шарахается от всех священников, в храм ни ногой. Странная она. К тебе тоже пристала?
– Нет, – пробормотала Милана. – Только мелочь под ноги кинула…
– А-а, – протянула собеседница, – может, конечно, и грубо обозвала ее, но выглядит она ужасно, от нее всегда несет жутким перегаром и часто ведет она себя неадекватно, недавно сцепилась с одной женщиной, сильно кричала… – женщина замолчала и опустила руку, чтобы поправить юбку, чуть поднявшуюся из-за внезапного порыва ветра.
– А давно она здесь просит?
– Ой, как бы не соврать… – Женщина сосредоточенно нахмурилась, пытаясь вспомнить. – Уже недели две-три. Обычно с каким-то мужичком приходит, тот, правда не пристает, держится подальше, а она потом, после того как все после вечерней службы разойдутся, идет к нему и делится деньгами. Но по нему видно, что тоже бомж. Грязный весь, оборванный, неприветливый. Тоже на контакт не идет. Хотя мужичка этого уже дня три как нет, сама она ходит.
Позже выяснится, что квартиру Ирка переписала на какого-то очередного «хахаля», как выразилась всезнающая Наташка, который потом скрылся в неизвестном направлении, не забыв при этом квартиру перепродать, так что теперь там жили какие-то два здоровяка. Юлия Максимовна обращалась к разным юристам, но так и не смогла ничего доказать: сделка была проведена чисто, квартира подарена на законных основаниях, а поговорить с пропавшей дочерью, конечно, не получалось. Но все, кто знал о поступке Ирки, не сомневались в том, что сделала она это по собственному желанию. Только мать ее, вытирая нескончаемые слезы, повторяла:
– Она не понимала, что делала, потому что находилась в маниакальной фазе. Человек в таком состоянии может вести себя неосторожно, не осознавать всей опасности, не задумываться о последствиях! Это очень… – женщина обычно не заканчивала фразу, потому что понимала: так или иначе Ирка сделала это осознанно. И осознанно не пришла к матери, а решила скитаться и жить так, как пожелает.
Милана не знала, сообщать об этой встрече Юлии Максимовне или нет. Та была очень несчастна, часто плакала и не находила себе места, думая, что Ирка просто из гордости не пришла к ней; корила себя за то, что не смогла подобрать правильных слов и избежать скандала, когда дочь выгоняла ее, и, конечно же, считала, что та скитается по ее вине. Единственное, что поддерживало в Юлии Максимовне дух, – это Лида. Ради нее она брала себя в руки и начинала что-то делать, не давая депрессии развиваться.
«Нет, не буду звонить», – решила Милана. Она надеялась, что вновь увидит Ирку и убедит ее вернуться домой. Теперь она часто прогуливалась в сквере возле храма и присматривалась к просящим милостыню. Но сестра словно нарочно не появлялась, не желая снова с ней встречаться, а знакомая прихожанка подтвердила, что «эта странная нищая» больше не приходит, как и ее спутник.
Как-то, при встрече с Борей, к ней подошла Юлия Максимовна – худая, бледная, с воспаленными от слез глазами, – и сообщила убитым голосом:
– Ирку видели в Москве.
– Кто?! – одновременно спросили Милана с Борисом, переглянувшись.
– Одна моя старая знакомая. Вернее, не в Москве, а области, она в электричке милостыню просила.
– Твоя знакомая с ней не разговаривала?
– Ну, она не сразу ее узнала, – замялась женщина и опустила глаза, будто это она попрошайничала и ей было стыдно. Милана беспокойно смотрела на нее: безмерное страдание иссушило черты ее лица, кожа будто истончилась, приобретя какую-то пугающую восковую бледность, глаза потухли, утратив живость и сиянье, а тонкие не накрашенные губы обрамляли скобки морщин. Она совсем перестала следить за собой и будто постарела на несколько лет. Безупречная и беззаботная Юлия Максимовна осталась только на фотографиях.
– А когда пригляделась, то, конечно, заговорила, и про меня сказала и про вас с Лидой, про то, что все ее ищут…
– А она что?
– Сказала, что таких не знает и вышла на станции, – с трудом закончив, Юлия Максимовна громко высморкалась в платок. Казалось, невидимая рука вцепилась ей в горло и начала душить. – Извините, – прохрипела, – я, пожалуй, пойду, – и мышью юркнула в подъезд.
– Юлия Максимовна сильно сдала, – вздохнув, признался Борис, как только за ней закрылась дверь.
– Да я вижу.
– Я уже подумывал съехать от нее, сама понимаешь, что это как-то неудобно и неправильно жить у бывшей тещи, но, боюсь, если она останется одна, то окочурится.
– Да, одну ее точно нельзя оставлять, – согласилась Милана. – Но разве можно что-то сделать? Такая ситуация… Она очень переживает.
– Я думаю, можно. Ее надо расшевелить, переключить внимание… – Он как-то странно посмотрел на нее, но она не поняла намека. – Может, все-таки разрешишь ей увидеться с внучкой? – наконец спросил прямо, а Милану передернуло от его слов.
– Не знаю…
– Кирилл как-то обмолвился, что Аня хотела познакомиться с младшей сестричкой… Можем устроить встречу. У Юлии Максимовны. Что скажешь?
Милана неопределенно пожала плечами, хотя в глубине души уже знала: встреча неизбежна. И Аня к ней готова.
– Я готова! – радостно воскликнула Аня, услышав предложение встретиться с сестрой. Милана мысленно простонала: «Ну вот, что и следовало ожидать!» Девочка бросилась в свою спальню, стала перебирать игрушки, о чем-то сосредоточенно размышляя.
– О чем ты думаешь? – Милана замерла на пороге, скрестив руки на груди.
– Что подарить Лиде. Сколько ей лет?
– Три года.
– Та-ак… А что я любила в три года?
– Хм, – Милана задумчиво подперла подбородок рукой. – В три года ты любила собирать конструктор.
– Отлично! – Аня радостно захлопала в ладоши. – Значит, я подарю ей конструктор!
Она бросилась копаться в закромах и вынула сумку с конструктором. Милана нервно прикусила губу, наблюдая за энтузиазмом дочки. Потом осторожно произнесла:
– Милая, я не уверена, что Лидочка сможет играть… – сделала паузу, подбирая слова. – Она болеет, поэтому развивается немного медленнее, чем другие дети…
Аня перестала суетиться и серьезно посмотрела на нее. Это был осмысленный взгляд, совершенно не детский. Кажется, она все прекрасно понимает.
– Я буду ей помогать, – заверила девчушка, – объяснять, показывать, вот увидишь, у нее все получится!
Милана улыбнулась, приблизилась к девочке, прижала к себе.
– Какая ты у меня умница, – погладила ее по мягким волосам. – Только я тебе еще кое-что не сказала…
Присела на корточки и заглянула дочке в глаза. В юбке и кофточке с рюшами нежно-голубого цвета, с аккуратными кудряшками Анечка напоминала маленькую принцессу. Но главными, конечно, были не внешность и не красивые наряды, а то, что в ее сердце цвели любовь, чуткость, сопереживание, открытость. И это очень радовало Милану. Девочка не ожесточилась, не затаила обиду, а наоборот, один раз столкнувшись с предательством, она научилась ценить то, что дарил ей Господь, и старалась не делать больно другим.
– Что? – вопрос девочки выдернул Милану из мыслей. Она на миг поджала губы, не зная, как сказать, потом выдохнула:
– Лида сейчас живет вместе с бабушкой, Юлией Максимовной, – испуганно замолчала, ожидая реакции девочки. Но Аня даже бровью не повела. Слушала спокойно, не перебивая, и взгляд ее оставался таким же вдумчивым и взрослым. – Юлия Максимовна тоже хочет увидеться с тобой. Ты согласна?
Дочка молчала.
– Если не хочешь, можем встретиться с Лидочкой в другом месте, – поспешно предложила Милана, взяв Анечку за руки и сжав ладошки, – совсем необязательно видеться с Юлией Максимовной.
– Я согласна, – маленькая принцесса тепло улыбнулась.
– Согласна? – переспросила Милана, не веря собственным ушам. И в знак подтверждения получила уверенный кивок. Проглотив ком, опять прижала доченьку к себе.
– Давай договоримся: если тебе станет неприятно, больно, обидно, сразу говори мне, мы уйдем или перенесем встречу…
– Мам, все будет в порядке, – подмигнула Аня и погладила ее по плечу. Милану вдруг осенило: это ее успокаивает дочка? Ее? Получается, она переживает гораздо сильнее, чем Аня? Мысленно усмехнулась. Не зря Кирилл в шутку называл ее мамой-паникером. Она так старалась оградить малышку от всех опасностей, от всех жизненных проблем, а дочка, оказывается, уже выросла и теперь оберегает ее! Еще не настолько взрослая, но уже и не та пятилетняя малышка, испуганно к ней прижимающаяся.
Внезапно вспомнила себя маленькую, точно так же мамочка ее обнимала и точно также пыталась уберечь от всего плохого.
– Милая, теперь только я могу о тебе позаботиться, – говорила она тогда, гладя Милану по голове. Они сидели в тесной спаленке, на старой кровати, а за окном выл ветер и стекла дребезжали так, что становилось не по себе.
– А как же папа?
– Папа теперь заботится о другой женщине и о другой доченьке, – жестко ответила мама, считая, что я имею право знать, как поступил родной мне человек. Пусть будет больно сейчас, считала она, зато со временем рана затянется и перестанет болеть. Все же лучше, чем жить во вранье всю жизнь, строить догадки и смотреть в окно с надеждой: вдруг папа вернется? А потом кто-нибудь из «доброжелателей» расскажет, куда и почему он ушел, и рана будет еще глубже и вряд ли когда-нибудь заживет.
Возможно, только благодаря тому, что со временем боль и обида на отца исчезли, Милана смогла так легко его простить и согласилась на встречу. Интересно, а если бы мама была жива, он объявился бы? А если бы решился, бросил бы Юлию Максимовну? Может, его жизнь сложилась бы по-другому, и он остался бы жив?
«Что-то меня унесло не туда», – очнулась Милана. Аня уже прижималась щекой к ее округлившемуся животу и гладила его ладошкой.
– Мам, а там вправду сестричка живет?
– Может, сестричка, а, может, братик, – мягко улыбнулась она.
– Я думаю, там сестричка.
– Почему ты так в этом уверена?
– Ну а кто еще будет играть в мои куклы? И платья мои надевать, вон их сколько! – она восторженно взмахнула руками. – Я буду ей косички заплетать и сказки читать.
Милана рассмеялась:
– А если братик родится, ты что, его любить не будешь?
Та ответила не раздумывая:
– Конечно, буду! Но я знаю, что Бог подарит мне сестричку! Ты же сама говорила, что детская молитва самая сильная. Вот я и уверена, что Он меня услышал.
Милана поцеловала дочку в макушку:
– Во всяком случае, мы скоро узнаем, кто там живет. В этот раз малыш так повернулся, что врач не смог определить, кто это. А на следующем обследовании мы все узнаем точно.
Встреча была назначена на первое мая. Утром, поцеловав любимого, Милана заглянула в спальню к дочери и чмокнула ее еще спящую в щечку. Отправилась на кухню и принялась готовить завтрак. Пока украшала тарелку с детской кашей ягодками и заваривала травяной чай, думала над тем, как все пройдет. Наверняка Юлия Максимовна не находит себе места от волнения и еще с самого утра начала суетиться. Вдруг поймала себя на том, что уже давно не злится на нее, более того, думает о ней с теплом, а раньше и представить себе не могла ничего подобного. Эта женщина разбила их семью и сделала несчастной маму, потом долгое время относилась с презрением к самой Милане и ясно давала понять, что ей не рада. Потом хорошенько потрепала ей нервы, воюя за наследство, разве этого недостаточно, чтобы ненавидеть ее в ответ и злорадствовать тому, как складывается ее теперешняя жизнь?
Нет, это как-то неправильно. Да и желания нет. Юлия Максимовна и без того уже поплатилась за свои ошибки. Возможно ли, что Господь наградит ее за искреннее раскаяние? Ведь сейчас самое большое счастье для нее – это ее внучки. Только благодаря им она еще держится на плаву. Пару дней назад, услышав по телефону, что Аня согласна с ней встретиться, она заплакала и какое-то время не могла говорить. Интересно, как она отреагирует, когда увидит Аню лично?
Долго догадываться не пришлось. Дорога до родного города прошла почти незаметно. Домой решили не заезжать, сразу повернули к Боре. Он сам открыл дверь, пожал Кириллу руку, а Аня пыталась разглядеть за его спиной маленькую сестричку. Юлия Максимовна вышла, держа девочку на руках. Хоть женщина и привела себя в порядок, Милана вздрогнула, увидев ее: в корнях поредевших волос белела седина, на лице проступал отпечаток усталости, даже изможденности. Она вышла с грустным и усталым выражением глаз, но, когда она увидела Анечку, взгляд мгновенно озарился радостью.
– Здравствуйте, – робко поздоровалась дочка, подойдя к ней ближе.
– Здравствуй, милая моя, – со слезами ответила Юлия Максимовна. – Познакомься, это твоя сестричка Лидочка.
– Привет, – проговорила малышка, и вскоре они втроем скрылись в спальне. Милана придвинулась поближе к двери, чтобы слышать, о чем идет разговор и по возможности контролировать ситуацию.
– У вас будет пополнение? Поздравляю! – тихонько сказала Юлия Максимовна, прежде чем скрыться в комнате. А Милана зарделась и отвела глаза. Неужели все уже так заметно? Вроде бы живот не очень большой, да и платье достаточно свободное… Ай, ладно! Мужчины тоже поспешили к девочкам, так что Милана, недолго думая, последовала за ними и опустилась на стул, стоящий в углу. С этой стороны она могла наблюдать за всеми и заодно не привлекала к себе лишнего внимания.
Комната, в которой сейчас все находились, была оборудована специально для Лиды. Здесь стояли тренажеры, мячи, поручни, девочка занималась здесь каждый день. Лидочку уже готовили к операции на ножки. Милана сидела и наблюдала, как эта маленькая, очень сильная девочка занималась лечебной физкультурой. Надо сказать, Борины старания были вознаграждены: малышка уже говорила фразами, могла сидеть, стоять около опоры, передвигаться, держась за обе руки взрослого. Самые сильные черты характера – упорство, целеустремленность, терпеливость, – доставшиеся ей от отца, помогали ей бороться с недугом и примиряться с мыслью, что она – особенный ребенок.
Переведя взгляд на Аню, Милана только сейчас спохватилась: дочка не спросила, будет ли Ирка здесь, ведь по логике такое вполне возможно. Может, Кирилл обговорил с ней этот момент? Или она подслушала, что ее нерадивая мать исчезла в неизвестном направлении? В который раз взглянула на дочку: та спокойно играла в куклы с сестрой и что-то ей рассказывала, а Лида внимательно слушала. Аня казалась расслабленной, будто знала, что никаких неприятных сюрпризов не будет.
Милана стала с нетерпением ждать подходящего момента, чтобы поговорить с мужем. Ей удалось перехватить его, только когда он вышел в коридор за забытым телефоном.
– Слушай, мы забыли сказать Ане, чтобы она не волновалась насчет Ирки…
– Я с ней уже поговорил, – ответил Кирилл то, чего она, собственно, и ожидала.
– И что ты ей сказал?
– Правду.
– Что она выгнала мать, а потом сбежала?! – чуть ли не в голос удивилась Милана, а муж шикнул на нее.
– Не всю правду, конечно, а только о том, что она исчезла. Не вижу смысла врать. Аня уже все понимает. Конечно, я попытался объяснить ей помягче, но суть от этого не поменялась.
Он вернулся в спальню, а она осталась стоять на месте, немного сконфуженная. Потом, охваченная воспоминаниями, зачем-то заглянула в соседнюю комнату. В последний раз она была здесь, когда приходила к отцу сообщить о том, что задумала сестра. Он взволнованно обнимал ее за плечи, в глазах – еще таких живых и ясных – светилось беспокойство, голос дрожал, выдавая тревогу за дочь. Даже не верится, что его больше нет. Кажется, повернется сейчас – и наткнется на неприветливый взгляд Юлии Максимовны. Женщина вздернет подбородок, посмотрит свысока и с вызовом заявит:
– Ты не вспоминал о ней двадцать лет, а теперь пригласил ее сюда разбираться в делах семьи, будто у нее есть на это право!
Милане даже почудилось, что она слышит ее голос, полный ненависти и презрения. Помотав головой, она прогнала злое видение прочь. Повернулась – и… наткнулась на взгляд Юлии Максимовны. Не воображаемый – реальный. Правда, сейчас он лучился добротой и дружелюбием. Как будто перед ней стоял совершенно другой человек. И, тем не менее, Милана вздрогнула.
– Вспоминаешь наш последний разговор здесь? – женщина как будто прочитала ее мысли.
– Ну… немного, – неловко замялась.
– Мне ужасно стыдно, – Юлия Максимовна выглядела искренне. Взяв ее за руки, мягко завела в пустую комнату и, прикрыв дверь, взглядом пригласила присесть. Увидев белоснежный диван, Милана тут же вспомнила свои ощущения, когда вошла сюда в первый раз, еще при жизни отца. Как боялась тогда прикоснуться к чему-то, опуститься на этот диван или в кресло, как представляла Юлию Максимовну, рьяно дезинфицирующую все вокруг после ее ухода… Все-таки переборола себя и села. Юлия Максимовна тепло улыбнулась:
– Я так рада, что ты привезла ко мне Анечку! Оттого, что она не настроена ко мне враждебно, что не копила на меня обиду все это время. Спасибо, что не настраивала ее против меня!
– Не за что, – буркнула Милана, не зная, как отвертеться от этой беседы. Куда больше ее интересовало общество Бориса и его дочери, хотелось посмотреть, как Лидочка делает упражнения, назначенные врачом, видеть, каких успехов они добились за этот промежуток времени. Выслушивать бесконечные благодарности и извинения Юлии Максимовны не было совершенно никакого желания.
– Я уже шепотом извинилась перед ней, коротко объяснила, почему ничего тогда не сделала…
– И как Вы это объяснили? – спросила не из праздного любопытства, а потому, что волновалась за Анечку. Любое неосторожное слово могло ее ранить, воскресить болезненные воспоминания.
– Я не говорила ей про Иру, не напоминала о детдоме, не волнуйся, – поспешила успокоить ее женщина. – Аккуратно сказала, что мы с дедом слишком поздно все осознали, что ты сразу взялась оформлять документы на удочерение, а мы не стали препятствовать. Что все эти годы мы чувствовали за собой вину и нам было стыдно смотреть ей в глаза, поэтому и не искали встреч.
«Да, действительно, аккуратно обошла все острые углы», – с сарказмом подумала Милана, но промолчала.
– Милан, я хотела, чтобы ты знала… – она прокашлялась и на мгновение закрыла глаза, будто искала в себе мужество признаться. – Я не хотела уводить Пашу из семьи. Вернее, как… В глубине души, возможно, да, но ультиматум я поставила, только когда узнала о беременности, потому что была молодой и глупой, боялась, что родители выгонят из дома или заставят сделать аборт. Ты прости меня, если сможешь, – она нервно передернула плечами. – Тогда я не задумывалась, как было больно вам, когда Паша ушел. Как было тяжело ему расставаться с вами. В тот момент я думала о себе и ребенке. Но теперь я жалею. С тех пор, как его не стало, я прочувствовала на себе, каково это: лишиться опоры, лишиться всего, что поддерживало многое годы. Мне ужасно стыдно, что я так поступила тогда. Мне стыдно и за других, которые рушат чужие семьи, думая только о себе, только о своем счастье и благополучии, безжалостно топча чужие судьбы. Рано или поздно за все приходится платить…
Она замолчала, откуда-то достала платок и промокнула им увлажнившиеся глаза.
– Все это уже в прошлом, – вздохнула Милана, не в силах смотреть на то, как страдает Юлия Максимовна.
– Только об одном прошу… – просипела она, стиснув платок. – Разреши мне хоть иногда встречаться с Аней.
– Пока об этом рано говорить. Неизвестно, что будет дальше, вдруг Ирка надумает вернуться… Мне не хотелось бы, чтобы Аня ее увидела.
– Да, я понимаю, – женщина моментально сникла, опустила голову, посидела так некоторое время, иногда тяжело и шумно вздыхая. Потом резко подняла на нее мгновенно оживившийся взгляд: – А если на твоей территории? Хотя бы на полчаса? Чтобы она не забыла обо мне…
– Ну, если так, то… можно что-то придумать, – неохотно уступила Милана и посмотрела на свои нервно барабанящие по подлокотнику пальцы.
– Спасибо. Ладно, понимаю, что уже надоела тебе со своими разговорами. Прости. Пойду, лучше корреспонденцию проверю. А то в почтовом ящике была куча всякой рекламы, пора уже навести там порядок.
Сказав это, она вышла, а Милана, облегченно вздохнув, поспешила в соседнюю комнату. Прошло минут десять, прежде чем ее слух уловил звук хлопнувшей входной двери, потом чьи-то тихие шаги, какую-то странную возню. Затем кто-то почти бесшумно зашел в соседнюю комнату. По телу пробежал холодок, когда подумала, что это заявилась Ирка. С трудом переборов себя, Милана все-таки вышла и тут же услышала, что кто-то всхлипывает в соседней комнате. С опаской приоткрыв дверь и заглянув внутрь, увидела мокрое от слез лицо Юлии Максимовны.