Тата Златова
Отдай мне дочь
Глава 5
Отец был одновременно и соучредителем, и дизайнером компании “Setalana elegante”, долю в которой завещал Милане. Она уже познакомилась со вторым владельцем, Романом Александровичем: мужичок лет пятидесяти пяти, приятной наружности, с лучистыми глазами и аккуратной бородой, принял ее очень тепло.
– Милана Павловна! Я наслышан о Вас! – встретил он ее фразой. – Эх, жаль, что так быстро ушел такой талантливый и добрый человек, но, будем надеяться, он сейчас в лучшем мире. Вы присаживайтесь, присаживайтесь, Миланочка, не стесняйтесь. И не переживайте – будем помогать!
Она еще не вступила в права наследства, но соучредитель уже позвонил и пригласил ее на совет, «просто послушать, вникнуть в дела». Все оказалось не так страшно, как она думала: сфера, в которой работал отец, была ей близка. Благодаря профильному образованию, где Милана изучала инженерную и художественную графику, методы конструирования одежды, и многое другое, связанное с дизайном, она быстро разобралась что к чему. И уже предвкушала, как займется делами.
Под конец Роман Александрович отдал ей какую-то папку.
– Это Вам. Паша просил передать, когда его уже не будет среди нас.
Долго Милана не решалась открыть и заглянуть внутрь, а когда наконец набралась храбрости и просмотрела содержимое, расплакалась. В папке лежали ее детские рисунки, которые они с отцом когда-то вместе рисовали, а также пожелтевшая, немного затертая старая фотография, где они всей семьей вместе, где они все еще такие счастливые. Слезы катились из глаз, и она смахивала их рукавом. Значит, он помнил о них все то время, пока не общались. Помнил, но не решался объявиться. Его мучило чувство вины, грех давил и не давал спокойно жить. Может, поэтому сердце и не выдержало…
Она подошла к окну и посмотрела на небо. Какой сегодня хороший солнечный день! Так хочется верить в лучшее!
– Надеюсь, теперь ты обрел покой, – прошептала, надеясь, что там он нашел свою любимую, с именем которой было созвучно название созданного им бренда – “Setalana”. Интересно, а Юленька понимала, что выбор названия неслучайный или упорно делала вид, что оно вполне обычное для компании, развивающейся в области индустрии моды? Ведь “la seta” в переводе с итальянского означает «шелк», а “la lana” – шерсть.
При мысли о Юлии Максимовне на душе стало еще горше. Настроение испортилось окончательно. В этот момент кто-то обнял ее за плечи, заставив вздрогнуть. Кирилл, решивший сегодня пообедать дома, подкрался бесшумно и незаметно.
– Я уже соскучился, – нежно поцеловал ее в ушко. – Тебя подвезти?
– Нет, не надо. Я пока не буду заниматься делами, дождусь, пока вступлю в наследство. Но, чувствую, это случится нескоро…
– Эй, выше нос! Дальше угроз твои родственники вряд ли пойдут, потому что понимают, что ничего не докажут. Правда на твоей стороне.
– Не знаю, не знаю…
Перед глазами все еще стояло разъяренное лицо Юлии Максимовны, а в ушах звучали ее слова, полные неприкрытой злобы. Такие люди, как она, способны на все ради собственной выгоды. Как, впрочем, и Ирка. Если от собственного ребенка отказалась без угрызений совести, то и устроить судебные тяжбы ей ничего не стоит. Милана не питала по этому поводу никаких иллюзий.
Только сейчас муж обратил внимание на листы с эскизами, разбросанные по столу, с интересом покрутил в руках старенькую фотографию.
– Отец оставил на память, – ответила она на его невысказанный вопрос.
Кирилл снова обнял ее – на этот раз крепче, и поцеловал в макушку. А она вдруг вспомнила, как шла с ним по парку, и подол свадебного платья струился по сочной зеленой траве… Как сказала в ЗАГСе уверенное «да», ни на секунду не сомневаясь, что этому мужчине можно доверять. И как стало для нее полной неожиданностью осознание: у Кирилла есть секреты; какая-то часть души, запертая на замок, где для нее нет места. А может, у него не один секрет, а есть еще два, три, десять?.. Может, и не нужно было говорить тогда это «да»? В юности окружающим казалось странным, что она не бегает на свидания и хранит верность для будущего мужа, что читает романтические книжки и, как Ассоль, терпеливо ждет своего Грэя. И вот – кремовое платье и звон колоколов, белые голуби, устремляющиеся ввысь; его взгляд, укутывающий в тепло и нежность, и ее мечты о том, чтобы их любовь стала зримой, чтобы дом наполнился топотом детских ножек и звонкого смеха… Обрела она свое счастье? Или проворонила?
В тот день Кирилл, пообедав, уехал на работу, не подозревая, какие сомнения начали ее одолевать. Конечно, она отогнала бы их прочь, обязательно бы вспомнила какие-нибудь радостные моменты из их жизни и убедила себя в том, что сделала правильный выбор. Да, непременно бы так и поступила, если бы не одно «но».
Это «но» позвонило в дверь и с порога швырнуло в нее бумаги.
– Ирка? Ты что творишь? – Милана едва успела увернуться от летящей в нее папки. – Зачем ты сюда заявилась?
– Затем, чтобы рассказать тебе правду! – твердо ответила она.
– Какую правду? – недоуменно спросила, еще не до конца оправившись от шока. – И вообще, я же ясно сказала Юлии Максимовне, чтобы она забыла сюда дорогу! Тебя это тоже касается!
– Я пришла не просто так! Ты посмотри, посмотри, – настаивала Ирка. Потом, не выдержав, сама подняла папку и, открыв, сунула ее под нос Милане.
– «Заключение о биологическом отцовстве», – прочитала заглавие. – Что это?
– Ты не понимаешь? – потеряла терпение Ирка. – Тут черным по белому написано: «Вероятность отцовства Меркулова Кирилла Константиновича… составляет девяносто девять процентов». Понятно? Он – отец Ани.
Сказала, как выстрелила прямо в сердце. У Миланы мгновенно потемнело в глазах, стало так больно, будто наживую ампутировали что-то внутри. Нет, нет… Мозг отчаянно отрицал услышанное, хотя результат ДНК-теста не оставлял никаких сомнений. Все равно где-то в глубине сознания билась мысль: «Надо сделать повторный, вдруг это подделка…» Последняя надежда, слабая, тонкая, как ниточка, но Милана цеплялась за нее, как за соломинку.
– У тебя нет выбора, – слова Ирки донеслись как сквозь толщу воды. – Или ты отказываешься от наследства, или мы с Кириллом забираем дочь!
Милана не шелохнулась. Она словно нырнула в ледяную воду и медленно шла ко дну. Где-то там, наверху, осталась счастливая жизнь, любимый муж и умница-дочь, только правда, тяжелая, как камень, тащила ее вниз, хватала за окоченевшие конечности, добивая мыслью: муж и дочка – не твои, чужие, как и придуманная счастливая жизнь. Нарисованная, карикатурная, вымышленная, не имеющая ничего общего с реальностью. Все, за что ты боролась, что выстрадала – исчезло, размылось, словно кто-то плеснул воды на холст.
А потом что-то заставило ее резко «вынырнуть», буквально подтолкнуло вверх, бросило спасательный круг, в который она отчаянно вцепилась. И на смену безнадежным мыслям пришла другая, светлая, ободряющая: «Нет, дорогая, я буду барахтаться, изо всех сил буду плыть к берегу, потому что мне есть за что бороться, вернее, за кого».
– Убирайся, – с трудом разжала онемевшие губы. Это единственное, на что хватило сил.
– Что значит «убирайся»? – удивленно вытаращилась Ирка. – Я тебе предлагаю выбрать…
– То и значит, – перебила Милана, собирая остатки самообладания, – открыла дверь и потопала отсюда, и желательно побыстрее, пока я сама не придала тебе ускорения!
– Вот, значит, как! А ДНК-тест? Тебе все равно, что Кирилл – отец? Наплевать, что у нас с ним отношения?
– Это еще надо выяснить, есть у вас отношения или нет, – отрубила Милана. – И то, что он – отец Ани, ничего не меняет. Кирилл – мой муж, а она – моя дочь. Ты для них – посторонняя, как и для меня теперь. И хватит уже размахивать этой бумажкой!
Неведомо откуда вдруг появились силы; на миг боль утихла, словно в груди вместо сердца взгромоздился кусок металла. Она выхватила злополучный документ, надавила на ручку и грубо подтолкнула Ирку к двери.
– Убирайся!
– Ну, как знаешь, – холодно сказала та. – Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.
– Хватит меня запугивать, тебя никто не боится!
– А вот это зря, сестричка, – в ее голосе скользнула угроза. – Слишком много стоит на кону, чтобы так легко от всего отказаться. Подумай, милая, я даю тебе еще немного времени. Вижу, что сейчас ты не в себе, поэтому остынь, успокойся, и сообщи о своем решении, когда будешь в адекватном состоянии.
– По-моему, неадекватна здесь только ты, – не осталась в долгу Милана. – Преследуешь меня, таскаешься в другой город ради того, чтобы запугать, несешь какой-то бред… Это тебе надо успокоиться. Успокоиться и заняться своей жизнью. Ты же хотела другого ребенка? Вот и готовься, или уже все, энтузиазм пропал?
– Не переживай, мы готовимся, – Ирка выдержала паузу, – вместе с Кириллом.
И, гордо вскинув подбородок, продемонстрировала длинную шею и дорогое колье, то самое, которое когда-то забыла у Миланы, и которое сейчас напоминало о самых сильных переживаниях. О прошлом, в котором, несмотря на все трудности, царило доверие, чего не было у них с Кириллом теперь. Боль снова зашевелилась на дне души, пожирая остатки выдержки. Если эта нахалка сейчас не уйдет – она либо ей в волосы вцепится, либо заорет на весь подъезд, потому что держать все это в себе просто невыносимо!
Но, Ирка, по всей видимости, уходить пока не собиралась. Специально медлила, наверное, решила «добить» ее окончательно:
– Я сделала ошибку, отказавшись от дочери, а сейчас хочу все исправить. И, поверь, добьюсь своего во что бы то ни стало! Кстати, у тебя не возникало никаких подозрений насчет моей второй беременности? – Она хитро усмехнулась, поймав ее взгляд. Милана не представляла, что прочитала эта плутовка в ее глазах, но одно знала наверняка: в них стояла боль. Несомненно. Эту боль она уже не могла скрыть, сколько бы усилий ни прилагала. Она разливалась по телу, как кипяток, обжигая, причиняя невыносимые страдания. Такую боль Милана испытывала только один раз в жизни – когда предал отец. Неужели предал и муж? Эта мысль скручивала все внутри в тугой узел.
– Мужчинам не нужны пустые жены, они хотят, чтобы их род продолжался, – умничала Ирка. – А что с тебя взять? – ехидно ее осмотрела. – Вот он и переключился на более привлекательную сестру, которая, в отличие от некоторых, в состоянии родить ему детей. Я подчеркиваю – детей. Ладно, я рассказала тебе правду, сестричка, а как с ней жить – решать тебе. Подумай хорошенько.
С этими словами она наконец скрылась за дверью, оставив Милану в полном одиночестве – тягостном, гнетущем, беспредельном. Раздавленная и опустошенная, она села прямо на пол и начала массировать виски, потому что голова разрывалась от мыслей. Кирилл предал… Аня – его дочь… Девочку хотят забрать… На чьей стороне будет закон? Что теперь делать? Как быть? Вопросы, как коршуны, безжалостно клевали мозг и разрывали его на части.
– В состоянии родить ему детей… – шепотом повторила слова, но в тишине показалось, будто пронзительно крикнула.
Нет, что-то не сходится. Слишком сложно все. Если все действительно так, как она говорит, Кирилл бы уже давным-давно к ней ушел. Но он остался, помогал оформлять документы на удочерение Ани, еще не зная о наследстве… Да и Борю этого, ухажера ее, на пушечный выстрел не подпустил бы, если бы любил. Раз Ирка пошла на такой шаг, опустилась до запугиваний и шантажа, значит, она в отчаянии. Было бы у них все в шоколаде, ей не надо было бы напрягаться и унижаться. Стало быть, остается одно: поговорить с Кириллом и все выяснить. В этот раз он не отвертится! А там уже, исходя из его слов, она решит, что делать дальше.
Спрятав заключение об отцовстве в надежное место, Милана постаралась привести себя в порядок. Скоро идти в садик, забирать Аню, нельзя, чтобы ребенок заподозрил неладное. Она должна держаться ради нее. Должна отбросить эмоции и думать с холодной головой. Ведь через каких-то пару часов она узнает, как так получилось, что у сестры ребенок от ее мужа. И примет окончательное решение.
Глава 6
– Мама, мамочка! – Аня с визгом радости бросилась к ней в объятия, отчего на душе сразу стало тепло. Этот маленький человечек любит и ждет, только-только вливается в новую жизнь, и нельзя допустить, чтобы его сердечко было разбито. Девочка и так еле пережила предательство биологической матери, второй удар она попросту не перенесет.
– Сегодня не плакала? – с надеждой спросила воспитательницу.
Та с улыбкой покачала головой.
– Нет, все в порядке.
– До свидания! – Анюта весело помахала женщине рукой.
– Ну что, тебе здесь нравится? – поинтересовалась Милана, когда они вышли из здания и направились к калитке. Холодный ветер пробирал до дрожи, как бы предупреждая: настоящая весна придет нескоро, хотя на дворе уже вовсю царствовал март. Остановились на минутку, Милана потуже завязала малышке шарф. Девочка смотрела искренне:
– Нравится.
– Вот и хорошо.
Они бодро поспешили к дому. Уже зажглись фонари; снежинки задорно кружились в рассеянном свете, а нерастаявшие сугробы таинственно поблескивали. Финальный аккорд зимы, красивый и мажорный, конец волшебной зимней сказки. И ее сказки тоже…
– Ты почему такая грустная? – вопрос Ани застал ее врасплох. Вынырнув из мыслей, Милана осознала, что, оказывается, они уже подошли к подъезду, только вместо того чтобы вынуть ключи, она глупо таращится на дверь.
– С чего ты взяла, что я грустная? – улыбнулась через силу. Когда смотришь в глаза ребенка, очень трудно соврать. Даже если это ложь во благо.
– Я чувствую. Что случилось?
Очень вовремя отвернулась, разыскивая в сумке связку ключей, потому что к глазам подступили слезы.
– Ничего страшного, – поспешила успокоить девочку. – Просто никак не могу привыкнуть к новому месту.
А взгляд предательски метнулся в сторону проезжей части, в голове стрельнула мысль: «Он подъедет с минуты на минуту!» Она уже тысячу раз отрепетировала свою речь, проработала жесты и взгляды, но сердце все равно взволнованно заколотилось. Будто чувствовало: все слова мгновенно забудутся, как только увидит Кирилла.
– А я уже начинаю привыкать, – неожиданно заявила Анюта. – Садик хороший, и дома хорошо!
От ее слов сердце защемило еще сильнее. «Дома хорошо». Если они с Кириллом расстанутся, все рухнет. Не будет никакого дома, и хорошо уже тоже не будет. Ей все не давал покоя вопрос: «Как он мог предавать меня столько лет?» Страшно представить, что все эти годы он втайне ездил к Ирке, а потом как ни в чем не бывало возвращался домой и, пропитанный запахом чужой женщины, спал в супружеской постели. Почему она ничего не замечала, не чувствовала, даже мысли не допускала? А может, сестра нарочно врет, чтобы сделать побольнее?
– Мам, я замерзла, – детский голосок заставил очнуться. Мысленно отругав себя за рассеянность, Милана приложила ключ к домофону и, пропустив Анечку вперед, вошла в подъезд. Прежде чем закрыть тяжелую дверь, с тоской посмотрела по сторонам: машины мужа нигде не было видно. Хорошо это или плохо? Наверное, хорошо, что он задерживается. Еще есть время, чтобы совладать с эмоциями, повторить заготовленные слова. В очередной раз…
Кирилл переступил порог, когда они с Аней уже сидели на кухне и пили ароматный чай с булочками. По стеклу барабанил дождь, уничтожая остатки зимней роскоши. Малышка с тем же радостным визгом, с каким час назад встречала ее, бросилась в коридор.
– Папочка!
– Привет, милая.
В другой раз Милана была бы счастлива услышать такой диалог, учитывая, как долго она мечтала о такой идиллии, и как тяжело было Анечке заговорить, перестроиться, осознать, что теперь у нее другие мама и папа. Но сейчас, после скандала, устроенного Иркой, эти слова воспринимались по-другому, так, словно бритвой полоснули по сердцу. Она поняла вдруг, что не сможет разрушить то, что делает Анечку счастливой. Милана все еще помнила ее взгляд, полный тоски и одиночества, без единого проблеска радости, и боялась, что, если обретенная ею семья распадется, у Ани вновь появится эта тоска в глазах.
Пока они болтали в коридоре, Милана нервно поправляла волосы и нервно расправляла несуществующие складки на своей юбке. Так, с чего она собиралась начать? Это сейчас надо сделать непринужденный вид или потом, когда он начнет оправдываться? От волнения все моментально вылетело из головы. Услышав приближающиеся голоса, она напряглась и затаила дыхание.
Кирилл вошел на кухню, и они встретились взглядами.
– Привет.
Она ничего не сказала. Сияющая от счастья Анечка крутилась рядом, и ее присутствие отрезвляло, остужало эмоции, готовые в любую секунду вырваться наружу. Если заговорит об Ирке – разразится скандал, который больно ударит по девочке, поэтому нужно немного потерпеть, подождать, нацепить на лицо улыбку и сделать вид, будто ничего не произошло. Так она убеждала себя, пока муж мыл руки в ванной, а Анюта брала тарелку и наливала ему щи. Милана встала, чтобы ей помочь.
– Хлеб еще положи, – подсказала, пристально вглядываясь в детские черты, и вдруг увидела девочку словно впервые. Боже, как же она похожа на Кирилла! Те же густые брови, те же лучистые глаза, та же обезоруживающая улыбка. Раньше, когда еще не знала правду, она этого не замечала, но теперь… Сходство было просто поразительным! И, главное, ничего от Ирки. Кстати, ее покойный муж, Николай, был вообще рыжим и дородным, и ни у кого даже мысли не возникло, что Аня на него не похожа.
Милана села на стул и сцепила пальцы, чувствуя, как сердце беснуется в груди: боль, ярость, обида раздирали душу. «Нельзя, нельзя показывать свои эмоции!» – мысленно твердила себе. Изо всех сил пыталась унять сердцебиение и придать лицу спокойное выражение. И, кажется, ей это удалось, потому что Кирилл, вернувшись на кухню, ничего не заподозрил. По обыкновению, поцеловал ее в щеку и сел напротив нее.
– М-м, как всегда, очень вкусно, – похвалил он, попробовав суп, а потом, посмотрев на них поочередно, поинтересовался: – Ну, как прошел день?
Милана молчала. Анюта принялась взахлеб рассказывать, что было интересного в садике, как красиво было на улице до того, как пошел дождь, как она начинает привыкать к новому району. Щебетала без умолку. Кирилл слушал очень внимательно, периодически задавая наводящие вопросы, и дочка буквально расцветала оттого, что он проявляет интерес к разговору. Милана не понимала: ему действительно небезразлично или он просто притворяется? Когда муж посмотрел на нее, тело пронзила дрожь. Она нервно провела пальцами по скатерти, пытаясь успокоиться.
– А ты как? – он накрыл ладонью ее руку. – Почему такая бледная?
Его прикосновение обожгло так, словно на кожу насыпали горячие угольки. Резко отдернув руку, она с опаской посмотрела на Аню, боясь, что та успела заметить это движение. Но дочка, что-то напевая себе под нос, листала какую-то книжку.
– Что случилось? – спросил полушепотом. – Поделись со мной.
У Миланы ком застрял в горле. «Поделись»! В душе в очередной раз поднялась злость и, с трудом переборов себя, она бросила:
– Потом поговорим.
В голосе зазвенел металл. Все-таки эмоциям удалось, пусть и ненадолго, прорваться наружу. По ее хмурому лицу и недружелюбному тону Кирилл наконец понял, что что-то не так. Отставив пустую тарелку, он быстро выпроводил Анечку, предложив ей посмотреть мультики, на что дочка охотно согласилась. Потом вернулся на кухню, пододвинул стул, и, опустившись на него, посмотрел на нее в ожидании.
– Рассказывай.
Милана хмыкнула. Наверное, слова сейчас будут лишними. Она вышла в коридор, а через минуту вернулась с документом в руках, положила его на стол возле мужа.
– Это ты рассказывай.
Он принялся вчитываться в написанное, а она отошла к окну и прислонилась плечом к стене. Прошло совсем немного времени, а ей показалось, будто пролетела вечность. Она так сильно вонзились ногтями в ладони, что ощутила боль. Все эти бесконечные минуты наблюдала за ним: на лбу Кирилла пролегла складка, выражение глаз стало серьезным, строгим – он иногда поднимал на нее взгляд, потом снова утыкался в документ, – на щеках проступили алые пятна, лишь подчеркивающие его волнение. Что он скажет? Как оправдается? По виду не определить, о чем он сейчас думает.
– Значит, ты знаешь, – донеслось до нее.
Как это понимать? Знает, что Аня – его дочь или то, что он с Иркой изменяет? Какая-то двусмысленная фраза, колкая, непонятная. Если бы не держалась сейчас за стену, рухнула бы на пол, потому что сил не осталось, и закрыла бы глаза, чтобы не видеть. Нет! Она их не закроет, будет смотреть на него до конца, смотреть, как он топчет их любовь, их доверие, их брак, как превращает все это в едкую пыль.
– Ирка мне все рассказала.
И как только духу хватает с ним разговаривать? Почему она должна все из него вытягивать клещами? Почему он медлит, почему не скажет так, как есть? Всегда такой открытый и прямой, он отчего-то становится мрачным и угрюмым, когда речь заходит о его прошлом, связанным с ее сестрой. Или настоящим?
– Сомневаюсь, что ее фантазии имеют что-то общее с реальностью, – жестко сказал он.
– Так давай проверим, Кирилл, действительно ли это ее фантазии? В одном она точно права… – Милана приглушила голос и метнулась взглядом к двери. Девочки поблизости не было. – Аня – твоя дочь.
Кирилл шумно вздохнул и откинул голову. Его лицо с закрытыми глазами и дрожащими расширенными ноздрями выдавало нервозность. Она ждала, пока он заговорит, но муж словно нарочно испытывал ее терпение. Лишь спустя несколько минут, показавшимися ей бесконечными, он признался:
– Да, она моя дочь. Но узнал я об этом не так давно, так что даже рад, что она мне родная.
И так спокойно об этом говорил, будто ничего страшного не произошло. А Милане хотелось на него наброситься. Однако что-то удерживало. Наверное, то, что за стенкой Аня, или осознание, что она не хочет скандалить, как Ирка.
– Скажи правду…
Дрогнувший голос показал ей, что она так сильно разволновалась, что уже не в состоянии произнести длинную фразу.
Кирилл не то вздохнул, не то застонал, потом встал и, приблизившись, посмотрел на нее долгим и пристальным взглядом. Она понадеялась, что ее глаза не выдают глубокого разочарования.
– Хорошо.
А Милана смотрела ему в глаза, тяжело дыша, не уверенная до конца, что сможет его выслушать.
– Ты, наверное, считаешь меня предателем и подлецом, думаешь, что все эти годы я тебе врал, а сам жил на две семьи…
– А разве нет?
– Хорошего же ты обо мне мнения! А, может, это Ирка преследовала меня все это время, угрожала и устраивала сцены, надеялась, что я брошу тебя и уйду к ней? Что скажешь на это? Я вижу, что ничего. Сядь, успокойся, и перестань придумывать себе бог знает что! – Кирилл чуть ли не силой усадил ее обратно на стул и вложил в ладонь стакан воды. – Пей!
Милана сделала пару глотков и, действительно, стала чувствовать себя гораздо легче. По крайней мере, перестала кружиться голова, а кухня больше не расплывалась.
– Как же не придумывать, – укоризненно проговорила она, – когда ты сам ничего мне не рассказываешь! Она пришла, кинула в меня этим, – кивнула на злополучный документ, – заявила, что у вас отношения…
– Нет между нами ничего, – перебил Кирилл.
В этот момент на кухню вбежала Аня. Муж успел встать возле стола так, что она не увидела заключения ДНК-экспертизы.
– Секретничаете? – подмигнула она. И снова этот взгляд с искорками радости, взгляд, полный безграничного счастья.
– Есть немного, – шутливо ответил Кирилл.
– Ладно, не буду вам мешать. Я как раз собиралась почитать книжку и лечь пораньше. На дождик так спать хочется! Можно?
– Конечно, можно, – рассеянно кивнула Милана, а Кирилл обеспокоено спросил:
– Ты точно в порядке? Обычно тебя не уложишь раньше десяти.
– Все хорошо, пап, – она поцеловала его в колючую щеку и умчалась. Они вновь остались наедине. Кирилл прикрыл дверь и прислонился к ней спиной. Милана не смотрела на него, но всем телом, каждой клеточкой ощущала его пронизывающий взгляд. На лбу выступила испарина, во рту пересохло, и она выпила залпом стакан воды. Странно, она чувствует себя так, словно это ей предстоит сейчас оправдываться и придумывать тысячу причин, чтобы вымолить прощение, зато он подозрительно спокоен!
Муж словно прочитал ее мысли:
– Когда у человека совесть чиста, ему не о чем волноваться.
– У тех, у кого совесть чиста, нет внебрачных детей, – не удержалась она от едкого комментария. – Так что снимай уже свое белое пальто и рассказывай, как есть!
Милана уже начала терять терпение. И тон, и весь вид ее ясно давал понять, что тянуть время больше не получится. Кирилл сел, облокотился о стол и наконец начал свой рассказ…
