Тамара Шаркова
Сосед по парте
Мужик в капюшоне
Когда мы с Алексеем, то есть с Градовым, одевались, он сказал:
– Слушай, у тебя же сегодня бассейн сразу после школы. Возьми деньги и купи там в буфете что-нибудь. Я уже видел, каким ты приходишь после тренировки. Скоро из брюк выпадать будешь, прозрачный, как человек-невидимка.
Я представил себя синеватым привидением, фыркнул и ответил:
– Там невкусное все или дорогое. А на шоколадный батончик мне хватит.
– Вас в шесть отпустят?
– Это, если ЧП не будет.
– Ладно, разбежались до вечера.
И он действительно побежал в этом своем подобии бушлата со странными пуговицами, пришитыми крест накрест Он казался мне похожим на куртку героя из книги Майн-Рида «Морской волчонок». Тот мальчик, чтобы его не унесло волной, прижался к бакену и застегнул куртку поверх столба. Как бы наделся на него. Он подумал, что пуговицы, пришитые провощенными нитками к крепкому сукну, его удержат.
В этот раз занятие прошло спокойно. Симыч не зверствовал, но все-равно мы здорово задержались. Из бассейна я вышел с Егором, до метро нам с ним было по пути. В нашей группе все ребята из одной школы и живут рядом. Исключение я и Егор. Он самый сильный из всех и мечтает работать в МЧС. Когда Симыч ставит нас в пару, у нас неплохо получается: я даю Егору фору в скорости, а он мне в выносливости. Так вот, вышли мы на улицу, и вдруг какой-то мужик в темной куртке с капюшоном на голове меня окликнул: «Никита!». Я оглянулся и подумал, что он, наверное, зовет не меня, а какого-то моего тезку. Но мужик направился прямо к нам.
– Твой знакомый? – спросил Егор.
– Да нет!
– Тогда делаем ноги!
И мы побежали. С нами Симыч каждый раз профилактические беседы проводит, как вечером вести себя с подозрительными типами. Но мужик этот топал за нами, не отставал. Я оглянулся на бегу, а чувак рывком стянул с головы капюшон, и я так и врос в землю.
– Ну, вы даете, спринтеры! – сказал Градов, переводя дыхание. – Я, Никита, куртку здесь рядом купил. Ждал тебя под дождем битый час. В общем, вижу, что сюрприз удался! Вас что тренер каждый раз так задерживает?
Егор вопросительно на меня посмотрел.
– Порядок! Это свой!
– Может представишь нас, – предложил Градов с досадой в голосе.
Я немного замялся, но, как говорится, наступал момент истины, и я решился:
– Егор, это Алексей Николаевич, мой родственник из Новосибирска. Ну, а с Егором мы в одной секции.
– Рад знакомству, молодой человек, – чуть насмешливо сказал Градов. – если вы с Никитой плаваете так же быстро, как бегаете, то мои вам поздравления.
Егор посмотрел на Градова оценивающе и спокойно ответил:
– Спасибо, мы и в стайеры годимся.
И мне:
– Я пошел, Кит, у меня домашки много. До свидания.
Несколько минут мы стояли молча. Мне было неловко, хотя я и не понимал почему.
– Послушай, Кит, мне после этого стояния под дождем жутко хочется крепкого горячего кофе. Давай в «Шоколадницу» зайдем. Там и для тебя что-нибудь приятное найдется. Что скажешь? – спросил Градов.
Я буркнул типа «можно», мы перешли улицу и вошли в маленькое кафе напротив бассейна.
Голубая птичка детских снов
С мамой или ребятами я часто бывал в «Маке», пару раз в «МУ-МУ», мороженое ели в кафе и один раз Марта собирала всех в маленьком ресторане. Конечно же, приглашение Алексея мне понравилось. Кафе было совсем маленькое, такой длинный узкий зал, похожий на открытую коробку для шахмат. То есть пол там был, как шахматная доска. На стенах в тонких рамах графические композиции. На одной Пушкин в венке из стихов с чашкой кофе в руке. На другой какой-то чудак с загнутыми вверх острыми кончиками усов в компании тигров. Все в кофейных тонах. Градов как-то очень ловко разобрался с нашими мокрыми куртками и занял двухместный столик у окна. Пока ожидали, когда принесут ему кофе, а мне горячий шоколад и блинчики, Градов расспрашивал меня, почему я выбрал такую не очень популярную секцию «экстремального плавания». Я мог бы рассказать, как в Судаке у причала откачивали местного чемпиона по плаванию и его девушку. Они заплыли слишком далеко. Девушка начала тонуть, а чемпион попытался дотащить ее до берега, но скоро и сам пошел ко дну. Спас их парнишка с буксира. Он тогда сказал, выжимая брюки: «Чтобы быстро махать руками в бассейне – ума не надо. Ты научись, по крайности, девушку за буйки не заманивать. А случилось – голову включай, когда человека из воды вынимаешь. Это не сачок с мидиями». Но ничего этого я не рассказал, а ответил:
– У другого тренера мест не было.
– Мотивация понятная. А этот твой приятель, Егор?
– Он в МЧС собирается работать.
– Ну, это уже теплее.
Когда мы ждали официанта, чтобы рассчитаться, завибрировал мой телефон. Звонила мама. И сразу же куда-то пропало чувство маленького праздника, и появилось чувство стыда. Представилась мама в больничном холле. Захотелось поскорее домой. Разговор, как всегда был коротким, вопросы и ответы обычными. О том, как мы очутились в «Шоколаднице», я пообещал рассказать позже. Градов уловил перемену в моем состоянии. Я это по его взгляду понял. Но дальше этого не пошло, с ненужными расспросами он не приставал. Молча оделись, добрались домой и разошлись по комнатам. Ужинать не стали, только чая выпили.
К одиннадцати я кое-как справился с домашкой и пошел в душ. Когда укладывался в постель, в дверь постучал Градов. Он был только что из ванной и вытирал полотенцем мокрые волосы.
– Всё в душевных терзаниях? – спросил он не то с сочувствием, не то с легкой насмешкой, присаживаясь на край дивана. – Успокойся. Это был рабочий визит в рядовое кафе, и от твоих блинчиков здоровья у мамы не убавится. Вернется домой – пойдете вместе, меню ты уже знаешь. Давай успокойся, а то живешь, как в ожидании конца света. Примеряешь к себе все беды мира.
Я хотел было вспылить, но он прибавил:
– Впрочем, в твоем возрасте я был точно таким же. И умные слова меня не утешали. Так что давай, Кит, поворачивайся на правый бок, закрывай глаза и жди птичку детскую снов.
– Какую еще птичку? – раздраженно буркнул я.
– Мне так говорили. Прилетает маленькая голубая птичка, машет крылышками и поет на ушки детям песенки, навевает добрые сны. Тебе о ней не рассказывали?
– Это просто самодеятельность какая-то! – ответил я с возмущением. – К детям приходит крошка Вилли-Винки и раскрывает над ними зонтик. Если черный – никакие сны не снятся, если разноцветный – видишь во сне всякие чудеса!
– Ну ладно, пускай вместе приходят. Может не поссорятся.
Сказал, выключил свет, но не ушел. Я закрыл глаза и стал придумывать, как бы сделать так, чтобы он оставил меня в покое. В комнате было совершенно тихо, только слышно было, как за окном по улице проезжают машины. Я приоткрыл глаза. В коридоре горела лампочка, и я увидел, что Градов сидит, упершись в колени локтями и уткнувшись лбом в скомканное полотенце. Я решил подождать еще немного и… заснул.
Когда я проснулся, за окном было темно, в коридоре по-прежнему горел свет, а в ногах у меня, свернувшись калачиком спал… Градов. Но я на минуту подумал, что это мама. Она так спала, когда я в пятом классе болел корью и трое суток у меня была температура под сорок. И я заплакал. Я не плакал даже в тот день, когда маму увезла в больницу скорая помощь, а Галя-черненькая с третьего этажа уносила к себе ее постельное белье испачканное, как мне показалось, чем-то красным. Вокруг меня было много людей, которые беспокоились за маму и помогали мне, но что-то во мне захлопнулось, и я чувствовал себя замороженным Каем. Это было состояние, о которым я не мог рассказать никому.
– Что? Что случилось? – Градов приподнялся, сделал неловкое движение и скатился на пол. – Ёжкин кот!
Спросонья он не сразу понял, где находится, и суетливо пытался обо что-то опереться или схватиться. И вот, не прекращая реветь, я стал смеяться. Вообще, мне не очень хочется подробно описывать все, что со мной было. Но кончилось это тем, что мы оба пошли на кухню, сделали себе бутерброды и напились сладкого чая. В час ночи! Потом Лёша (это я опять так про себя Градова назвал) дождался, когда я натяну на себя одеяло и сказал:
– Ты это, если что – стучи мне в переборку, хлопай по пузу своего Чубаку.
Сближения и расхождения
Лёша спал не на мамином диване, а на раскладном кресле, которое стояло вплотную к стене, за которой была моя постель. А у меня над головой висело полутораметровое изображение Чубаки и Соло. Эти картинки мы раздобыли на выставке Полиграфмаш, где дежурила Родькина мама, тетя Люся. Небольшие картинки R2-D2 – были у нас всех, Бена Кеноби и Три-Пи-О – только у Родьки, зато у Ванды оказалась целая армия плюшевых мишек.
Раньше все эти картинки помогали мне при всяких школьных передрягах. Посмотрю на них и чувствую рядом с собой и Соло, и Чубаку, и мне спокойно. А потом, когда случилась настоящая беда, я вообще перестал их замечать. Но с того дня, вернее ночи, когда со мной приключилась позорная истерика, и я стал все чаще называть про себя Градова «Лешей», они опять «вышли из сумрака». Надо сказать, что отношение Марты к «соседу по парте» тоже стало постепенно меняться. В эту неделю они два раза вместе ездили в больницу в неурочное время, как я догадался, чтобы встретиться с маминым врачом. В последний раз я застал их вместе, когда пришел из школы, а Марта и Градов пили чай на кухне. Сразу было видно, что они уже подружились. Меня, правда, немного удивило, что «железная Марта» выглядела растерянной.
* * *
Конечно, дом без мамы перестал быть для меня убежищем от всех бед, но теперь, хотя бы какими-то своими переживаниями я мог делиться в нем с другим человеком.
Зато в школе начались неприятности. И начались они из-за Ванды. В школу мы по-прежнему ходили вместе, но вот после занятий Ванда исчезала в неизвестном направлении. Поскольку в музыкалке часто бывали всякие мероприятия, мы с Шишкаревым не заморачивались этой проблемой. У каждого должно быть личное пространство, куда вход без спросу запрещен. Шишкарев изучал способность целлофана пропускать не только молекулы воды, но и красителя. Мастерил дома какие-то целлофановые мешочки, наливал в стаканы и банки растворы красок разной концентрации и вел себя не лучше «безумного профессора Николя». Я занимался своими домашними проблемами. Таким образом, на несколько необычное поведение Ванды мы внимания не обращали. Но, наконец, я заметил, что ее имя что-то слишком часто звучит, когда девицы типа Вощаковой кучкуются на перемене. При этом обязательно упоминали восьмой-«а» или Марка Загорского. Это наша школьная знаменитость. Он учится с Вишневской в одной музыкальной школе и виртуозно играет на мандолине. Я впервые обратил внимание на этот инструмент, когда слушал прикольную песню черепахи Тортиллы из фильма. Спросил маму, на чём ей аккомпанируют, и мама сказала, что это играют на мандолине. Она похожа на половинку груши с хвостиком, на которую натянуты струны. Играют обычно не пальцами, а с помощью маленькой пластинки-медиатора. Есть мандолины, которые изготавливал Страдивари.
Загорского раньше все знали как Марика, но в последнее время он требует от своих почитателей называть его Марком. Вот уж кто никогда не появлялся без галстука-бабочки! Их у него была, наверное, целая «стая», только не «легкая». Мне, конечно, не было бы до него никакого дела, но несколькими днями раньше я с парнями из их класса стоял в очереди за какими-то булочками, и услыхал, как эта знаменитость сказала:
– Девки с высоким интеллектом поддаются дрессировке еще лучше.
Когда я слышу такие гадости, то если они не задевают лично меня или моих друзей, я умею сдерживаться и не храню их в памяти. Но в этот раз я насторожился и после уроков попробовал задержать Ванду и спросить, что за дела заставляют ее каждый раз избегать нас с Шишкаревым после школы. Но она отмахнулась и умчалась куда-то на верхние этажи. Тогда я решил дождаться ее в школьном дворе. Шишкареву это показалось чистой воды блажью, и он потопал домой к своему целлофану.
Ждать мне пришлось довольно долго, но, наконец, появилась радостная Вишневская, а рядом с ней эта гадюка с бантиком. И, представьте, он шел, о чем-то рассказывая и размахивая руками, а Ванда тащила его рюкзак! На некотором расстоянии от них толкались парни из восьмого и откровенно ржали над Вишневской, но она этого не замечала. И я понял, о ком шла речь в буфете! Так вот, ни минуты не колеблясь, я подбежал к ним, выхватил рюкзак из рук Ванды и швырнул его под ноги солисту на щипковом инструменте. Вишневская, естественно, стала отпихивать меня в сторону, полагая, что я собираюсь врезать Марку по роже. И я бы врезал, но между нами встал здоровый бугай из восьмого. В общем, я загремел! Оттащили меня, а Ванда, ничего так и не поняв, понеслась куда-то за солистом. Но рюкзак свой Марк САМ нес!
На следующий день Ванда на уроки опоздала. Это значит, чтобы со мной не объясняться. А когда я попытался сказать ей, чтобы она не была такой дурой, обозвала меня «диким». Родьке я попытался в двух словах объяснил, что происходит между Вандой и Марком, но он как-то не врубился. Мои слова в его сознание, как краска в целлофановый мешок, проникали слишком медленно. Когда после шестого я попросил Ванду пойти с нами в Дубравку поговорить, она согласилась. Но нормального разговора у нас не получилось. Я же не мог дословно повторить ту фразу, которую услышал от Солиста. А другие слова о том, что Марк дрянь и ее как девочку в грош не ставит, Вишневскую не убеждали. Они, видите ли, вместе должны на юбилейном концерте выступать, поэтому у них особые творческие отношения. А ее школьная математическая слава тут ни при чем. И что я должен был делать? Я только руками развел.
А Шишкарев, по-прежнему, относился ко всему несерьезно, и заявил мне:
– Ну и пусть эти музыканты сходят с ума! Тебе это надо? Купи слона!
Пускай бы он парням из восьмого предложил забить! Потому что они через день подловили меня, когда я один из магазина шел, и орден под глазом мне подвесили. А я только и сумел одному гвардейцу пуговицу на куртке оторвать. Шишкарев здорово переживал потом, все рвался в восьмой разбираться. Но теперь уж я ему сказал:
– Убейся об стену!
Какой толк в наших подвигах, если Ванда такой глухарь!
Если дорожишь дружбой
Градов нотаций мне в тот день не читал, быстро натер морковку, положил её на носовой платок и велел у глаза держать. И можете себе представить, когда мы с мамой на следующий день встречались, под глазом у меня только небольшая припухлость осталась.
И еще, если бы он меня расспрашивал «почему и за что» меня разукрасили, я бы молчал, как партизан. Но вот он просто мне посочувствовал и я, как маленькая девочка, все сразу ему выложил.
– Если дружбой с Вандой дорожишь, то наберись терпения, – сказал Градов спокойно. – Девочки в вашем возрасте часто ведутся на таких парней, как Марк. Но этот паршивец должен знать, что ваши с Вандой отношения он разрушить не может. А она, по-моему, умная девочка, и очень скоро разберется, что к чему.
А потом добавил печально:
– Ничто не ново в этом мире…
И тут я не выдержал и спросил его о том, что давно хотел узнать:
– А это правда, что деньги, которые Вы маме передали, – это наследство Вашего друга Павлика?
– Да.
– Вы лично продали «Харлей» и разделили деньги пополам?
– Не веришь?
– Нет.
– А мама?
– Ну, вы так художественно все расписали, но она тоже, по-моему сомневается. Марта деньги в сейф положила, на хранение.
Градов ужасно расстроился, и всё это ясно отразилось на его лице.
– Ёжкин кот! Прости, сынок! Но ведь по большому счету – это правда! Пашка действительно официально завещал нам свой «Харлей», который стоил эти злосчастные 700 тысяч! Но не мог же я забрать его у сестры! У нее было трое детей! Так что я стою и буду стоять на своем. Это столько денег, сколько Пашка нам завещал. А ты, парень, ешь пироги с грибами и держи язык за зубами! Кстати, я там грибы жарю, сделаем жаркое. Картошка – за тобой. И это будет по честному.
Я вздохнул и поплелся на кухню чистить картошку.
* * *
В субботу мы были у мамы втроем: я, Градов и Марта. Мама показалась мне, как в первый раз, когда мы с Лёшей… с Градовым… пришли в санитарный день, – в каком-то лихорадочном состоянии. Блестящие глаза, румянец пятнами, а говорить старалась спокойно. Когда пришло время уходить, мы с Мартой вышли на улицу, а Градов задержался. У автобуса, на котором уезжала Марта, он передал ей листок и сказал:
– С этим нужен Ваш совет, а с остальным я справлюсь сам. Созвонимся в воскресенье.
Я сообразил, что на следующей неделе ожидаются какие-то перемены в мамином лечении, и прямо спросил об этом у Градова. Он увиливать от ответа не стал, сказал, как отрезал: «Да, ожидаются». Я, конечно, хотел узнать подробности, но по его тону ясно было, что он больше ничего не скажет. Однако держался Градов очень спокойно, а я уже привык ему доверять и потому больше с расспросами к нему не приставал.
Мы с Шишкаревым развлекаемся
В воскресенье Градов после завтрака укатил по каким-то делам, а мы с Шишкаревым пол дня провели в Дубравке, где была площадка для дрессировки собак. Там и выставки бывают, и конкурсы. Шишкарев позвонил Ванде, он все-таки не верил, что она могла нашей дружбе предпочесть общество Марка. Она ему холодно ответила:
– Спасибо, но у меня другие планы.
Прямо политес! «Другие планы!»
Мы все трое любим собак, но тетя Люся не разрешает Родьке ее завести, потому что не хочет за ней ухаживать, когда Шишкарев уезжает к отцу. Ванда живет в коммуналке. А у моей мамы аллергия на собачью шерсть. Поэтому мы часто ходим на площадку, хотя бы посмотреть на собак. Площадка в Дубравке открытая. Только с трех сторон ограждена невысокой сеткой. Но мы, чаще всего, занимаем место «в ложе». У самой сетки растет дуб, у которого нижняя ветка растет горизонтально и низко от земли. Мы на ней устраиваемся, как на лавочке, сидим и ногами болтаем. Я хоть и уверен был, что Ванда с нами не пойдет, но все равно расстроился.
У самого входа в парк нам под ноги попался заслюнявленный каким-то псом теннисный мячик. Мы погнали его, пасуя друг-другу, и прибежали к площадке все в мыле. Ну просто, как две гончие.
На площадке два тренера занимались индивидуальным обучением ротвейлера и обычной овчарки. «Петя-тореодор» помогал хозяйке приучать к «рукаву» немецкую овчарку. Точнее сказать, он почти безуспешно приучал хозяйку махать перед носом собаки «рукавом», а потом отпихивать его по траве подальше. Но женщина эта, во-первых, из-за брезгливости никак не могла правильно ухватиться за «рукав». А, во-вторых, когда собака его вырывала и он оказывался на земле, пихала рукав прямо овчарке под живот. Ужас, какая бестолковая. Петю называют «тореодором», потому что у него шикарный испанский тренировочный костюм. У второго тренера – Михалыча – костюм старый отечественный, но выглядит неплохо. А испанский как-то быстро выцвел от стирки. Костюмы тяжелые. Нам давали примерять куртки. В прошлом году Петя спросил Ванду:
– Сколько тебе лет?
Она ответила.
– Вот ровно столько в нем килограммов. А бывает и на пару больше.
Ротвейлер был уже в средних классах собачьей школы. С ним пришли пузатый мужик и толстый пацан нашего возраста. Пацан и Михалыч учили Бустера (так пса звали) защищать хозяина по команде «фас», и отпускать, когда кричали «фу». А пузатый мужик снимал все это на камеру. Еще там крутилась девушка с бульдожкой. Этот хулиган старался подбежать и вцепиться в штаны то Пети, то Михалыча безо всяких команд.
Потом начал накрапывать дождь, и мы побежали ко мне домой. Градов еще не вернулся. Я вытащил из-под кровати мои детские пластмассовые шпаги, и мы немного побесились, изображая битву на световых мечах джедаев. Потом стали метать стрелы с присосками в мишень с рожей Дартвейдера.
Когда Градов вернулся, мы выносили террористов в контре. Он постоял за нашими спинами, потом спросил: «Обедали?».
– Не-а, – сказал я, не отрываясь от клавы.
– Четверть часа вам на выполнение боевой задачи – и на кухню!
За обедом мы с Родькой до отвала наелись того, что его папаша называет «соусом», а мы с мамой – спагетти с сыром. Впрочем, грязные кастрюля и тарелки тоже нам достались, а Лёша, то есть Градов, как белый человек, лежал и смотрел по телику интересные факты из жизни крокодилов.
– Алексей Николаевич, – спросил Шишкарев с подвохом, – а хотите, мы Вас научим играть… в компьютерные игры?
– Это что, из слоношлепа монстров мочить?
– О, так вы продвинутый геймер?
– Для меня, парни, преферанса хватает, так что резвитесь с лансерами сами.
– А ничего он мужик. – сказал мне Родька, прощаясь – Не выставляется, но сразу видно, что чувак не простой.
