Мама пробыла дома еще неделю, а в понедельник я пришел домой и увидел, что в прихожей стоит наша дорожная сумка, а рядом пакет с термосом. Значит в больнице освободилось для нее место. Как назло, Марту вызвали в какое-то их ведомство, и проводить маму пришла тетя Галя-французская. Она суетилась и все время говорила маме: «Деточка, а ты не забыла? А ты положила?» И нам с мамой до прихода такси так и не осталось времени побыть наедине. Я сперва расстроился, а потом подумал, что так даже лучше. Как будто она на работу ушла или на день-другой по обмену опытом в Екатеринбург уехала. Два раза так было.
Марта нагрянула, когда я дождался маминого звонка, узнал, в какую палату ее поместили, и уже устроился в постели с книгой. Она была полна решимости в этот же день забрать меня к себе домой, но потом засомневалась, не слишком ли поздно, успею ли я выспаться перед школой. Я ее не разубеждал, хотя спать мне тогда совсем не хотелось. Но под утро я отключился и не услышал сигнала будильника. И надо же, что именно в этот день я встретился в раздевалке с Дашей. Мы с ней давно не сталкивались лицом к лицу, и я удивился, насколько она стала ниже меня ростом. Её тоже что-то во мне заинтересовало, потому что она не стала спешить за девчонками из девятого, которые ее звали, а задержалась.
– Привет, Никита! – сказала она, улыбаясь. – А тебе идет короткая стрижка, просто Кай Юлий Цезарь. Кстати, Владимир Михайлович вчера ставил нам тебя в пример, сказал, что по словарному запасу ты дашь фору любому старшекласснику. Ты что, и вправду чемпион по синонимам?
– И по антонимам, – ответил я, стараясь быть ироничным и раскованным.
– Вообще-то я мнение Старбога очень ценю, так что, по-моему, ты своими успехами можешь гордиться.
– Разве что услышу это от тебя!
– Почему от меня? – спросила она кокетливо.
Мне так хотелось ответить ей каким-нибудь умным мемом, но единственно, на что меня хватило, это проблеять:
– Потому что ты супер!
Но что удивительно, ей это понравилось. Во всяком случае, уходя, она смотрела на меня как-то загадочно и улыбалась очень мило. Зато я чувствовал себя полным идиотом и на уроке географии довольно долго терзался воспоминаниями о своей дурости. Впрочем, благодаря этому, я прохлопал ушами очередные выпады в мою сторону нашей классной. Уж не знаю почему, но она недолюбливает всю нашу троицу. Ванду она считает «неуправляемой «гиперактивной» девицей», Шишкарева – «тормозом». А я имел глупость заявить, что учебник географии ужасно скучный. И привел для примера слова немецкого переводчика Лермонтова, который написал, что никакое толстое географическое сочинение о Кавказе не рассказало «так живо, и так верно о природе этих гор и их жителей, как это сделал поэт». И вот с тех пор «графиня» обожает называть меня «Печорин от географии». Никакого смысла в этом выражении нет, но в классе всегда начинается ржачка.
Не успел я к концу урока восстановить свое душевное равновесие, как вспомнил, что ждет меня после школы и опять задергался. Ну что мне нужно сделать, чтобы не уехать сегодня с Мартой? Запереться и не открывать никому дверь? Но так я бы в четвертом классе поступил! А как мне теперь «закрыться» от дяди Миши? Он меня ждал, переносил из своего кабинета все папки-закладки в спальню, планы всякие строил?! А Марта? Я же слышал. как она шептала врачу в больнице: «Эта девочка мне как дочка!» И мама… Все только и говорят, что волнения за меня погубят ее раньше болезни. И все-таки я должен остаться дома. Вот чувство у меня было такое, что если я уйду из него, мы с мамой туда не вернемся. Я сказал об этом Ванде, но она заорала, что это дикое суеверие. А Шишкарев заявил:
– Насчет «никогда не вернетесь» – это перебор, но когда я долго живу у папаши, я странно себя чувствую в собственной квартире, отвыкаю, что ли. Так что я думаю, может и правильно тебе ждать тетю Иру у себя дома. Чтобы дом от вас не отвык. Вот у матери такого нет. Меня месяц не было, а открыл дверь, и она сразу: «Родька, попробуй на соль!» – и с ложкой ко мне. Или вот срочно найди ей в программе какой-нибудь сериал. Вроде бы мы с ней не расставались.
Мы с Шишкаревым выкатились из школы только около трех, потому что Мимоза, наша бывшая училка по изо, попросила перенести из коридора к ней в кабинет какую-то увядшую флору. Ванды к тому времени уже и след простыл. В обычном месте мы с Родькой попрощались, как всегда, без лишних сантиментов, и я поплелся к себе. Отсчитал все ступеньки, повернул ключ в замке, распахнул дверь и… По ту сторону порога стоял, засунув руки в карманы джинсов «мамин сосед по парте» – Алексей Николаевич Градов. От такого «дежа вю» я резко вдохнул, у меня защипало в носу, и я понял, почему в фильмах тому, кто… нервничает, подают платок, а он… нос вытирает. В общем, чтобы не позориться, я рванул в ванную. Когда я, наконец, выключил воду, за дверью было тихо, но не сидеть же мне было тут вечно. Пришлось выйти, снять куртку и укрыться у себя в берлоге. Но дверь я не закрыл и уселся на диван к ней лицом.
– Привет, Никита, – сказал незваный гость, появляясь на пороге. – Злишься? Ну, прости, я у Доры ключи взял, чтобы на лестнице не торчать. Мне только на пару вопросов ответ получить, и уйду я.
– Мама в больнице.
– Знаю. Напиши в какой, отделение и номер палаты. Будь добр.
А я вспомнил, как он вот так стоял и звал меня ужинать, я от компа никак не отрывался, и мама кричала из кухни: «Мальчики, ну где же вы? Стынет!» И опять мне впору было бежать в ванную. А он вдруг сел со мной рядом, обнял за плечи и сказал:
– Тихо, Никита. В больнице же не только болеют. Там лечатся и выздоравливают.
– Вы же ничего не знаете! – в сердцах почти прокричал я.
– Ну да! А чего бы это я здесь оказался!
– Мама Вам звонила?
– От нее дождешься! У меня собственная агентурная сеть, – сказал Градов с иронией и руки с моих плеч снял.
Я встал, вынул бумагу из принтера и записал все, о чем он просил.
– Дора говорит, ты у маминых друзей жить будешь. Далеко?
Это уже тогда было сказано, когда он куртку надевал. Даже не куртку, а что-то похожее на короткий черный бушлат, с клапанами вместо погон и двумя рядами деревянных пуговиц, пришитых крест накрест. На вид не для наших ноябрьских холодов. И у меня вырвалось:
– А у Вас есть, где жить?
– Устроюсь.
– И долго пробудете?
Он молча, испытующе посмотрел на меня и сказал после паузы:
– Давай выкладывай, в чем проблема.
– Если Вы останетесь, мне уезжать не придется.
– А если не соглашусь?
Сказал, как наотмашь ударил, и я сорвался и закричал:
– И не надо! Идете, устраивайтесь! Я все равно дома останусь.
И стал дверь перед ним открывать.
А он сумку с плеча снял и меня от двери оторвал.
– Если так серьезно, пойдем поговорим.
Я даже не помню хорошо, о чем я орал, срывая голос, потому что был в полном неадеквате. Он молча выслушал, налили мне воды прямо из-под крана, а не из фильтра (это я все-таки заметил) и сказал:
– В твоей жизни все было так расписано, мальчик, что одна «вводная» – и ты совсем потерялся. От того, что ты будешь ждать маму у маминых друзей, ничего не изменится, поверь мне. Но если в твоем решении остаться дома есть что-то от взрослого желания не выезжать на других, а самому решать свои проблемы – я готов помочь. Но у меня будут два условия. Первое – мама должна согласиться. Второе – ты сам должен уладить отношения с теми, кто ждет тебя к себе. Не знаю, что легче.
Марта пришла в семь. К тому времени я весь извелся. Дверь открыл Градов, а я стоял у себя в комнате и сердце у меня стучало, как пулемет.
– Вы кто? – растерянно спросила Марта, не здороваясь.
– Алексей Николаевич Градов, из Новосибирска. А Вы – Марта Яновна? Добрый вечер, входите, пожалуйста.
– Вы в сентябре приезжали, дальний родственник?
– Да, был здесь в сентябре.
Я подумал, что он просто как я Шишкареву и Ванде: не соврал, но и всю правду не сказал.
– Никита! – позвала Марта с тревожными нотами в голосе.
Пришлось выйти.
– Ты собрался?
– Нет. Я сегодня не поеду.
– Хочешь побыть с… – она запнулась.
– Да…, с Алексеем Николаевичем.
У Марты на лице сразу же отразились недоумение, растерянность и раздражение. а у Градова только брови чуть дрогнули.
– А мама знает?
– Мы завтра с ней встретимся.
Наступило напряженное молчание.
– Пойдемте чаю попьем, Марта Яновна, вы же после работы, – первым сказал наш новый родственник, и, к моему удивлению, Марта согласилась.
Я в чаепитии не участвовал, а они разговаривали о погоде, парниковом эффекте и ценах на авиабилеты.
Утром, когда я после завтрака мыл свою тарелку, Градов, уже в ботинках и куртке заглянул в кухню и сказал с удивлением:
– А ты что же не торопишься?!
– Я не пойду.
– Это еще почему?
– Я домашку вчера не сделал.
– Ну и что?
– Не хочу нарываться.
– Ты что, пар никогда не получал, или как там у вас двойки называются?
– Так и называются. Получал.
– Так давай, собирайся, вместе выйдем.
И почему я веду себя рядом с ним как загипнотизированный кролик – не могу понять! Когда мы дошли до школы, Градов сказал:
– После уроков не задерживайся и жди моего звонка. Очень может быть придется к больнице из разных точек добираться. Деньги на дорогу возьмешь на телевизоре. Ну, разбегаемся!
С Шишкаревым и Вандой мы договорились мои проблемы в классе не обсуждать, но всех нас распирало от желания обменяться мнениями. И мы после шестого отправились в Дубравку, в ту самую беседку, где я перевязывал Вишневской ногу. Что удивительно, расспрашивал меня в основном Шишкарев, а Ванда просто слушала. Сошлись на том, что появление Градова – это везуха, и теперь главное убедить маму, что мы с ним уживемся.
В больницу к маме мы действительно приехали «из разных точек», и Градов оказался там раньше меня. Я как раз читал на двери объявление про «санитарный день», когда у меня за спиной раздался его голос:
– Давай за мной!
И мы побежали вокруг здания, вышли через какую-то незаметную дверь на лестничную площадку у лифта, но пользоваться им не стали и побежали вверх по выщербленным ступенькам. Остановились на пятом. Градов приоткрыл дверь в коридор, откуда донеслись какие-то противные запахи общепита и лекарств, сказал что-то видной через стекло фигуре в зеленом халате, и бросил мне через плечо:
– Поднимайся за лифт!
Я посмотрел вверх и увидел еще пол лестничного пролета, который утыкался в железную дверь. Там мы прождали маму довольно долго. Она вышла с раскрасневшимся лицом и блестящими глазами, обняла меня и сказала своему соседу по парте: «Ну и авантюрист ты, Лешка!» Она была в меховых тапочках, которые подарила ей тетя Галя-французская, шерстяных носках и белой кофте, которую когда-то связала ей бабушка Маня.
– Почему у вас холодно? – спросил я. – Ведь в больницах должны хорошо топить!
– Должны, – засмеялась мама. – но что-то у них не получается.
– Вы вот что, – сказал Градов. – поговорите, а я спущусь вниз, мне еще кое с кем встретиться надо.
– Так ты уже знаешь? – спросил я маму.
– Только то, что ты не хочешь переезжать к Марте.
– А что, вариант оставаться мне дома вместе с ним, он не обсуждал?
– Алексей сказал, что об этом ты скажешь.
– Мам, но мне же правда лучше дома тебя дожидаться. А Градов пообещал, что будет со мной столько, сколько нужно. Мне только с тобой и Мартой нужно договориться.
– Кит, я очень доверяю Алексею, но у него же не было детей, мне кажется, что для него ты просто «взрослый маленького роста».
– Ну, не такого уж маленького, – возмутился я. – И я думаю, это лучше, чем думать, что человек моего возраста – это просто длинный грудной ребенок!
Мама засмеялась и обняла меня.
– Но ты же с ним не очень ладил. Мне казалось вы так и не подружились.
– Когда это было, – возразил я. – Меняются обстоятельства, меняются и отношения. Наш Старбог – ну, литру у нас преподает вместо русички, так Старобогатов говорит, что не меняются только дураки.
– И вот так за один день у тебя, умника, отношение к Леше поменялось?!
– Не за один день! Я его вспоминал, ты о нем рассказывала. Постепенно все произошло. Пожалуйста, мама, соглашайся!
– А как же нам с Мартой и Михаилом Марковичем все уладить? Ты же рассказывал, что они для тебя даже комнату приготовили, ждут!
– Градов сказал, я сам все должен уладить, и я это сделаю. Я бы все равно к ним не поехал, даже если бы не явился твой «сосед по парте». Кстати, ты знаешь, что Марта считает его моим дядей? И я не стал ей возражать.
– Ох, Кит! Заварил ты кашу!
– Ма, но я же согласен ее расхлебывать! Ты только разреши нам вдвоем тебя дожидаться.
Потом пришла очередь мне ожидать Градова возле больницы, а ему с мамой переговоры вести.
Разговор с Мартой происходил хуже, чем с мамой. Я даже не предполагал, что нанес ей своим желанием остаться с Градовым такой удар по ее чувствам.
– Все! – сказала мне Серафима в тот же день. – Вот узнаешь теперь, как быть фаворитом в отставке.
Объяснение с Мартой я перенес очень тяжело, был сам не свой несколько дней. Надо сказать, Градов, несмотря на свою жесткость и прямоту, меня не трогал, и свои правила «общежития» объявил, когда я немного устаканился. Сказал, что главное всегда быть на связи и заранее говорить, что планируешь на следующий день.
Каждое утро мы выходили из дому вместе: я поворачивал налево – в школу, он направо – к троллейбусу. Уезжал куда-то в город, где, по его словам, нашел временную работу, и возвращался к шести.
В тот вечер, когда мы в третий раз за день ели яичницу, Градов сказал:
– Пора заканчивать с этой петушиной диетой. Что ты умеешь готовить?
– Варить картошку и макароны.
– Уже хорошо. Сегодня нам привезут пиццу, а завтра сварим борщ и гречневую кашу. Вот здесь – он выдвинул кухонный ящик, я кладу деньги на текущие расходы. Завтра по дороге из школы купишь себе всякие «чудо-йогурты» и другую молочную ерунду дня на три. И хлеб. На школьные обеды деньги нужны?
– Нет, у нас карточки.
После уроков мы немного побесились, изображая канатоходцев на заборчике за школой. Разыгрывали первенство между 7-б (нашим) и 7-в: я и Шишкарев против трех «вэшек». Я свалился третьим. А Шишкарев удержался до конца. Второе место досталось Витьке Мозговому из «вэ». Все было честно, но Витька страшный бузотер, и он стал орать, что Шишкарев кого-то задел рукой и потому на его победу нужно забить. И тут начался дурдом Ромашка! Девицы из «вэ» стали визжать и требовать, чтобы все начать заново. Я выбыл из строя, потому что упал не на газон, а на плитки, и расшиб колено. Шишкареву бодаться с «вэшками» одному не хотелось, поэтому он сказал: «Народ, без обид! Всем досвидос!». И мы свалили.
Как уговаривались, я позвонил из дому Градову, включил комп, решил, пока один, порубиться и заигрался.
Очнулся, когда услышал, как в коридоре хлопнула дверь. Он пришел, как обещал, в шесть, принес в объемистых пакетах продукты и сказал, что мы будем готовить борщ. Разделся, закатал рукава, вымыл руки и выложил в раковину какой-то силос. Потом нашел большую кастрюлю, загрузил туда кусище мяса, залил водой, поставил на огонь. Я стоял рядом, наблюдал.
– Хлеб купил?
А я только сейчас об этом вспомнил.
– Нет.
– Тогда давай за ним побыстрей.
– Поздно уже!
– Магазин через улицу!
– Там хлеб всегда черствый.
– Завтра купишь себе, какой нравится, а мне и черствый сгодится, только возьми черный, ржаной.
Я поплелся в коридор, натянул куртку.
– Деньги не забыл?
Возвратился, взял деньги.
Когда принес пол кирпича окаменелого хлеба, Градов бодро рубил на разделочной доске капусту.
– Ты сказал, что умеешь варить картошку. Возьми три-четыре, разрежь на четыре части и брось в кастрюлю.
– Но я же не умею варить борщ!
– Если умеешь варить картошку – технология та же.
Чистишь, моешь, режешь и бросаешь в воду, бульон, суп…
Градов оторвался о доски и выжидающе посмотрел на меня.
Я пожал плечами и полез в ящик за картошкой. Она была вся в земле и разная по размеру. Я подумал, что если за Солнце принять мяч, то можно выстроить парад всех восьми планет в соответствии с их размером.
– Никита, – окликнул меня Градов – Поскорей давай.
Я вздохнул, вытащил сетку с картошкой, уселся на табуретку и взялся за ножик. Но потом задумался, а куда очистки бросать? Градов взглянул на меня и без слов поставил рядом с пакетом ведро для мусора. Я с грехом пополам очистил Юпитер и стал искать глазами, куда бы его положить. Дотянулся до блюдца. Потом пришла очередь Сатурна, но ему на блюдце не хватило места. Пришлось встать и взять с сушилки тарелку. Градов ничего не сказал, только головой помотал. Я выбрал Уран и Землю и решил, что этого хватит. Пошел отмывать планеты под краном. Разрезал на тарелке и спросил:
– Так?
– Бросай в кастрюлю!
Я наклонил тарелку, и брызги кипятка полетели мне в лицо! Не успел я осмыслить происходящее, как услышал телефонный звонок и, утираясь, побежал в комнату. Звонила мама. Голос у нее был повышенно жизнерадостный. Она сказала, что в больнице стало теплее, соседки у нее прекрасные, а врач Гия очень внимательный. Потом пошли вопросы! Что я ел, что надел и все в таком роде. После меня трубку взял Градов и сказал, поворачиваясь в мою сторону: «Иди на кухню и прикрути горелку, не надо, чтобы сильно кипело». Я вышел, а он за мной дверь прикрыл, так что слов я разобрать не мог, но понял, что теперь Градов вопросы задает, а мама отвечает.
Борщ сварился к восьми. Первые ложки с чем-то помидорно-свекольным я подносил ко рту с осторожностью. По виду похоже на то, что варила мама, а там кто его знает. Но потом разошелся и в один миг вычерпал до дна полную тарелку. И не только потому, что был голодный. И вот, наверное, от чувства сытости я расслабился, и, как обычно при маме, произнес наше шуточное семейное четверостишие:
«Наклонившись над тарелкой, гномики сопят,
Отвалившись от тарелки, гномики храпят».
И Градов рассмеялся. Я не предполагал, что улыбка может так преобразить лицо и в одно мгновение рассказать о человеке то, о чем не узнаешь даже после долгого знакомства. И может именно в это мгновение «незнакомый мужик», «незваный гость» «сосед по парте» и «Градов» стали постепенно превращаться для меня в «Лёшу». Но это произошло го-ораздо позже, а тогда он сказал:
– Так это же наши с Пашкой и Аришкой стишки! Думал, никогда их не услышу!
Сытый и сонный, я принялся за домашку. По физике были барометры-манометры, и учебник нераскрытым полетел в рюкзак. Про таблицу Менделеева и вещие сны Дмитрия Ивановича нам с Вандой давно от Шишкарева известно. Упражнение с деепричастиями я накатал за десять минут. И вспомнил, как на уроке Шалимов нашел пример на деепричастие из Пришвина, и даже Старобогатов долго не мог успокоить мужскую половину класса. Пример был такой:
«Лось, обдирая осинку, с высоты своей спокойно глядит на ползающую девочку, как на всякую ползающую тварь». Девицы потом гоняли Ваньку по все школе. Заклинило меня на алгебре. При решении методом подстановки у меня значения игрека выражались какими-то дикими числами, у которых делимое не делилось на делитель без остатка. В это время ко мне в комнату зашел Градов, заглянул через плечо, сказал: «Переведи в простые дроби, сократи числитель и знаменатель и получится вполне прилично». Действительно получилось. Мысленно послал ему «респект».
Было четверть одиннадцатого, когда Градов опять заглянул ко мне и сказал:
– Давай поскорее в душ, а я потом за тобой.
– Идите, – ответил я. – Мне сегодня не хочется.
– И при маме не хотелось?
– Иногда.
– Вот это «иногда» мы оставим на потом, а сейчас шагай в ванную.
Опыт существования без мамы, когда у нас жила Катерина, у меня был. И мне казалось, что, если вместо нее у нас поселится Градов, то ничего особенно не изменится. Но я ошибался. В первом случае некоторые мамины обязанности исполняли Марта и Катя. Они что-то покупали и готовили. А то, что они не могли за маму делать (например следить, что и как я надеваю, каким полотенце пользуюсь после душа и тому подобное) – полностью доверялось мне. Эти проблемы я решал очень просто. Запихивал грязное белье и рубашки в пакет и бабушки Манину выварку в туалете. Мама возвращалась, все это стирала, приводила в порядок и аккуратно складывала в гардероб.
С Градовым так не получалось. Вот, например, он узнал, что я люблю винегрет с фасолью. Так вот все, кроме картошки и свеклы, я должен был купить сам. В результате фасоль я купил не в собственном соку, а в томате. Огурцы в вакуумной упаковке оказались сморщенными и солеными до ядовитости. И даже масло было какой-то непонятной смесью подсолнечного с оливковым, без привычного запаха. Морковки, правда, мне удались.
И так во всем. Вот о рисе я знал, что он белый и все. Но я умудрился купить такой, который, сколько его не варили при классическом сочетании крупы и воды один к трем, так и не стал мягким. Градову это понравилось. А мне пришлось залезть в интернет и узнать, что рис даже по цвету отличается и бывает бурым, желтым, красным и фиолетовым! А когда я начитался до одури о свойствах каждого сорта крупы, мне оставалось только разлюбить рисовую кашу. С гречкой получилось почти то же! Хорошо еще, что картошку Градов покупал сам.
Что касается одежды, то я не осложнял себе жизнь, влез в серый джемпер и надевал его каждый день, пока в четверг Анька Вощакова не сказала мне с иронией: «Сорок оттенков серого?» Тогда я сунул джемпер в выварку, туда же и носки положил. И вот в тот же вечер Градов и говорит:
– Пора нам бельишко постирать. Мои смены уже кончились, а что у тебя? Давай неси.
Я принес.
– И только то? – удивился Градов. – Я, вообще-то, не в курсе, как вы сейчас одеваетесь. Ну, форма школьная и все такое. У нас девочки в коричневых платьях ходили, а мы – кто в чем. Мне отец раз в год брюки какие-нибудь покупал, а белье в твоем возрасте я донашивал то, что мне мама еще покупала. Однажды, когда я мусор выносил, соседка увидала меня в том, что от майки осталось, и отцу скандал устроила.
Если у вас каждый день все менять нужно, так не проблема. Пойдем и купим, что надо. Только давай сам следи, после душа все бросай в машину. Тебе дезодорантом еще рано пользоваться, но все равно ведь неприятно несвежее белье носить.
Вот в этот день я впервые узнал что-то о Градове от него самого.