Светлана Викторовна Бодрова
По ту сторону
Глава восьмая.
Раздвоение.
Свежий прохладный ветерок, встретивший его на выходе из ресторана, принёс облегчение. Он и сам не заметил, как выпитое вино слегка опьянило его. Там, в тепле, в спокойной обстановке, он чувствовал себя хорошо и расслабленно, и только теперь заметил, что уши и щёки, особенно левая, горят, а тело утратило присущую ему чёткую координацию. Но ведь осознание проблемы, это уже половина проблемы, не правда ли? А прохлада, пришедшая в город после ночной грозы, помогла ему справиться и с этим.
Постояв пару минут, и вспомнив, как он здесь очутился, Алексей воровато оглянулся. Там, за дверью, в освещённом яркими люстрами зале, осталась эта странная женщина. Он так до конца и не понял, что же произошло. То ли она умела читать мысли и желания, но переборщила с обольщением. То ли он сам, непонятным образом, стал ясновидцем, и увидел будущее в пророческом сне. Сейчас он не мог, и не хотел в этом разбираться. Единственным разумным выходом было, уйти отсюда подальше, и, как и всё остальное в его новой жизни, пустить на самотёк. К этому он тоже уже начал привыкать.
Идти было довольно далеко, но Алексей пренебрёг транспортом, и размеренными шагами направился в сторону дома. Он уже и забыл, что раньше пешие прогулки развлекали его, и морально поддерживали, настраивая на позитивный лад. Это казалось лишь далёким и несуществующим воспоминанием. Теперь всё изменилось, изменился и он. Он полностью погрузился в себя, и не мог с этим справиться. Мрачные мысли не покидали его ни днём, ни даже во сне. Дурак, раньше он думал, что его жизнь плоха. Плохая жена, плохой ребёнок, плохая зарплата. Он постоянно оглядывался на других, более везучих, в его понимании, знакомых. Он им завидовал, видя только хорошие стороны чужой жизни. У них она была идеальной, не то, что у него. Если бы в его мире существовал человек, которым он был сейчас, он завидовал бы и ему. А почему бы и нет? Хорошая должность, соответственно и зарплата, новая машина, красавица жена, да и новообретённая любовница тоже неплоха в каком-то роде. Со стороны всё выглядело в шоколаде. И только оказавшись в чужой шкуре, он начал понимать, какой это ад. Ад, в прямом смысле этого слова, и выхода из него не было. Алексей мрачно ухмыльнулся собственным мыслям, с отвращением сплюнул на асфальт, и, не останавливаясь, пошёл дальше.
А ведь и там, позади, при большом желании можно было всё наладить. Ну что ему стоило взять ситуацию в собственные руки, и серьёзно поговорить с сыном? Может он и выкаблучивался только из-за недостатка внимания. Нет, зачем? Он предпочёл, просто-напросто, отказаться от него. Так легче. Тоже самое и с женой. Им всего лишь надо было поговорить и разобраться. Но и тут он вёл себя не как мужчина, а как капризная девчонка, получившая на Новый год совсем не тот подарок, который хотела. А уж про работу и говорить было нечего, крепостное право отменили уже давно.
– Мужик, закурить не найдётся? – Спросил незнакомый парень, подойдя к нему почти вплотную.
Мысленно ругавший сам себя, Алексей не увидел, и не услышал его. Не глядя по сторонам, он всё так же шёл, не замедляя шага.
– Дим, ну его на хрен, нарик какой-то, пошли отсюда. – Одёрнул парня его попутчик, и оба перешли на другую сторону улицы.
Алексей так и не отреагировал на них. Он словно находился в одиночестве в огромном, мыльном пузыре, не замечая ничего и никого вокруг. Он просто думал, и шёл. Только через полчаса, устав от непривычной долгой ходьбы, он словно очнулся, и огляделся вокруг.
До дома оставалось совсем чуть-чуть, всего лишь перейти улицу, и обогнуть пару домов, но Алексею требовалось прийти в чувство после неудавшегося свидания. Не то, чтобы ему стало стыдно, но всё же хотелось сохранить марку, хотя бы для других оставаясь честным. Взгляд упал на остановку, уютно примостившуюся на противоположной стороне дороги. Её, родную, ту самую остановку, с которой он несколько лет ездил в школу. Сейчас она была совершенно пуста. Ничего лучше и придумать было нельзя.
Тихо вздохнув, он с трудом умостился на неудобной железной лавочке. Даже сейчас, тёплым летом, она казалась ледяной и неуютной. Да и вся новая, нелепая остановка, совсем не походила на тот уютный закуток из его детства. Раньше здесь можно было спрятаться за массивными стенками, и даже покурить втихаря, оставшись никем не замеченным. Сейчас же все перегородки были сделаны из прозрачного пластика, в самых неподходящих местах щетинившегося стальным остовом. Разработчики явно задумывали визуально наполнить её пространством, только вот получилась несусветная хрень, не защищавшая ни от солнца, ни от ветра, ни от холода. Даже от дождя можно было спрятаться только на маленьком, строго определённом пятачке. Но зато остановка была новая, спроектированная по всем международным стандартам.
Кряхтя как старик, и шепча под нос проклятия, Алексей устроился на лавочке со всем возможным, пусть и минимальным, удобством. Ему необходимо было успокоиться и расслабиться. Только вот ни первое, ни второе, никак не получалось. От того, что тело находилось в постоянном напряжении, в душе кипели нешуточные страсти. И как он не старался приобрести равновесие, злость на всех и вся лишь прибывала. Страшная, неуправляемая, отдающая полынной горечью злость. На себя, на окружающих, на этот дурацкий, никчемный мир, и на тех неведомых, кто его сюда отправил.
Алексей сидел, замерев в неудобной позе, как каменный истукан. И лицо его было искажено такой же зверской гримасой, как у древнего, высеченного из камня идола. Он полностью ушёл в себя, обдумывая, как жить дальше, и случайный прохожий, увидев его, в испуге шарахнулся бы в сторону. Но что-то в нём надломилось за эти дни, и стало совершенно плевать, как на него реагируют чужие люди в чужом мире. Да и люди ли? Или обычные марионетки, приводимые в движение кем-то более значимым, чем простой человек.
Пугающие мысли, сопровождаемые не менее пугающими образами, взрывались в голове, как Новогодние фейерверки. Их невозможно было ни остановить, ни контролировать. От каждой из них Алексей внутренне вздрагивал, но не переставал любоваться, как любуются не только прекрасным, но и чем-то ужасным, что выходит за грань человеческого понимания. Можно сказать, что Алексей упивался своим горем и своим бедственным положением. Он испытывал некий экстаз, признавая себя самым несчастным человеком в мире. Тонул в этом, и упивался.
В какой-то момент его идиллия одиночества оказалась нарушена. Совсем рядом, прямо под боком, раздалось громкое мурлыканье. Бездомная кошка, пытаясь привлечь его внимание, и выпросить еды, забралась на лавочку, и начала бодаться большой ушастой головой. Мурлыканье прошло по краешку сознания, наводя рябь на целостность мыслей. Да оно просто раздражало, он никогда не любил кошек. Не поворачиваясь, он протянул руку, и ладонь легла на мокрый, взъерошенный мех. Он с силой ухватился за него, желая избавиться от раздражителя. Большая натруженная рука простого рабочего сжалась с максимальной силой. Тело действовало самостоятельно, мыслями он даже не успел осознать происходящее. Пара безнадёжных рывков, две длинные и глубокие царапины на тыльной стороне ладони, и вновь воцарилась тишина. Минут пять Алексей сидел, наслаждаясь вновь обретённым спокойствием. И только когда по его руке толпами побежали бездомные блохи, он опустил взгляд. Чтобы определить, что животное умерло, специалист не требовался. Тушка с переломленным хребтом лежала возле него на животе. Из приоткрытого рта вывалился розовый язык, а лапы разъехались в разные стороны, словно цеплялись за воздух.
Так и не прозвучавший крик, задушенный горловым спазмом, вырвался противным клокочущим хрипом. До конца осознав, что натворил, Алексей отдёрнул руку и вскочил со скамейки. Все надуманные эмоции вмиг слетели с него. Стало противно и гадко, словно перед кем-то чужим пришлось обнажить душу и тело. Ни разу не оглянувшись, в омерзении не переставая потирать руки, он быстрым шагом направился в сторону дома.
В квартире царила тишина. Лишь тонкий шлейф аромата духов, да забытая на тумбочке помада, говорили о том, что женщина здесь всё же живёт. Ну, или хотя бы, периодически появляется. Дашка в одиночестве сидела в углу своей комнаты, и играла с той самой, любимой куклой. Она бросила на него безразличный взгляд, и не проявив ни единой эмоции, продолжила тихо сидеть в импровизированном убежище.
Глядя на дочь, Алексей прислонился к дверному косяку, и устало вздохнул – он забыл сегодня зайти за продуктами. И хотя в холодильнике еда ещё оставалась, сервировать стол не было сил. Ему ещё предстояло учиться и учиться. Он тут же вспомнил, как новая Татьяна укоряла его в первый день встречи, и достал из кармана сотовый телефон. Благодаря расплодившимся многочисленным доставкам ждать пришлось недолго, и получив у курьера ещё горячую пиццу, Алексей вернулся к дочери в комнату.
Даша внимательно наблюдала, как он расставляет угощение на тумбочке, включает телевизор, и с удобством устраивается на кровати, откинув покрывало. Но девочка так и не шевельнулась, пока Алексей, приглашающим жестом, не похлопал рукой возле себя. Лишь после этого она отбросила в сторону игрушку, и ринулась к нему. В ход сразу пошла и пицца и ласковые объятия. Ребёнок умудрялся одновременно, есть, смотреть мультфильм, и юлой крутиться рядом, прижимаясь к нему маленьким тельцем. Она была довольна, как никогда, словно и не сидела совсем недавно, обидевшись на весь мир. С безразличием мамы она смирилась давным-давно. В её понятии все мамы должны быть такими. Да и папа раньше не баловал её вниманием. Он приходил домой только поспать. И даже бывали такие дни, когда она засыпала в одиночестве, не дождавшись никого из родителей. И только за последние дни папа сильно изменился. Каждый вечер он проводил с ней, улыбался, и не повышал голоса. И каждый вечер она боялась, что такого больше не повторится, хоть и ждала его с нетерпением. Теперь она стала счастливой.
А вот Алексей так и не смог полностью расслабиться. Ни детский смех, ни вкусная еда не давали былого успокоения. Что-то грызло его изнутри, не позволяя расслабиться. Что-то туманное и очень неприятное. И только когда он поднял руку, растереть зудевшую от царапин щёку, такая же боль пронзила и её. С удивлением он уставился на яркие параллельные полосы, алевшие от указательного пальца до самого запястья. Сцена, совсем недавно разыгравшаяся на автобусной скамейке, предстала перед ним вживую. Непроизвольно он отдёрнулся от Дашки, словно она была той самой кошкой. А ведь он запросто мог переломить и её тонкую шейку. Даже сопротивлялась бы она намного меньше, чем взрослое уличное животное. Ведь тогда он сам не осознавал, что делает. Его просто раздражало мурлыканье. А вдруг Дашка сделает что-нибудь не так, и тоже начнёт его раздражать?
Заложив руки под спину, от греха подальше, Алексей лежал, словно парализованный и обливался потом. Комната, совсем недавно такая комфортная, стала душной и невыносимой. И только Дашка ничего не замечала, оставаясь всё такой же непосредственной. Но и она, со временем, начала уставать. Движения становились вялыми, а мультики не интересными. И вот, наконец, она замерла у него под боком, и сонно заморгала глазками.
– Папа, я тебя люблю. – Пролепетал ребёнок, и окончательно провалился в сон.
Слушая её мерное сопение, Алексей и сам немного расслабился. Но позволить себе роскошь уснуть прямо тут, никак не мог. Чёрт его знает, что ещё он может натворить, да ещё и спросонья. Постепенно начал приходить новый страх – он боялся самого себя, и своих, ничем не мотивированных, действий.
В тихой, по-настоящему когда-то супружеской спальне, ему стало немного легче. По крайней мере, здесь он находился один, и никому не мог причинить вреда. Но дрёма, начинавшая накатывать на него совсем недавно, окончательно улетучилась. Он просто лежал в полной темноте, и ковырялся в собственных мыслях, как матёрый психолог.
Ладно, в катастрофе, произошедшей с ним, он разобрался. Он понял её, и стиснув зубы, принял. Но ещё он узнал, что существует что-то, совершенно не поддающееся разуму. Теперь, вспоминая все события, Алексей осознал, что всё началось с нездорового желания покурить травки. Желания, с которым он совладал ценой неимоверных усилий. И это был только первый звоночек – тихий, почти неслышный, но такой настойчивый.
Потом была драка с женой. Именно во время драки, в какую-то секунду наступил момент, когда он хотел убить её, да и что душой кривить перед самим собой, не просто хотел, а был готов к этому. И лишь стечение обстоятельств вернуло его к действительности. Алексей потёр ободранную щёку, и поморщился от боли. Воспоминания оказались слишком свежими.
Ну и, наконец, эта несчастная кошка. Да, он не очень-то любил животных, и относился к ним, как к баловству. Но ни разу в жизни от него не пострадало ни одно четырёхлапое. Он просто обходил их стороной. А вот теперь стал убийцей. Вспомнив, как по нему ползали блохи, Алексей передёрнулся. Фантомное ощущение остывающего в ладони тела тоже не навевало приятных воспоминаний. Но одно он знал точно – во всех трёх случаях, он, настоящий он, повёл бы себя по-другому. В те моменты в него словно вселялась другая сущность, и многих из них он даже не осознавал. Прозрение приходило тогда, когда уходил морок. В критические же моменты это был вовсе не он. И это лишь те случаи, которые заслуживали внимания, и сильно влияли на него, или окружающих. А сколько было мелочей?
Раньше, если заканчивались сигареты, и приходилось заходить в магазин, он безумно злился. Теперь же спокойно ходил за продуктами, и даже получал от этого удовольствие. А ведь это только вершина айсберга. За считанные дни работы в офисе, он успел пристраститься к кофе, и непременно с коньяком. Наливая себе очередную чашку, он даже не задумывался о том, что раньше никогда не употреблял алкоголь на работе. Никогда, даже если это можно было сделать безнаказанно. А его любовница? Когда начались их отношения? До того, как он оказался здесь, или связь произошла благодаря ему? Да и не в этом суть. Как бы они с Танькой не ссорились, как бы ни конфликтовали, ему даже в голову не приходила мысль об измене. О разводе – да, об измене – никогда.
Алексей достал сигареты, и приспособив под пепельницу какую-то непонятную коробочку, закурил. Белёсый дымок поднимался к потолку тоненькой струйкой, а он завороженно наблюдал за ним. По мере того, как сигарета таяла, его мечущиеся в беспорядке мысли тоже сходили на нет. Прежде чем пальцы перестали мелко трястись, он выкурил почти полпачки, пока к горлу не подступила сухая, сопровождаемая кашлем тошнота.
Несколько раз он впадал в забытьё. Не в сон, и не в дрёму, а именно в забытьё. В то состояние, когда душа человека блуждает по границе света и тьмы. Где нет хорошего и плохого, белого и чёрного, любви и ненависти. Где каждый становится самим собой. Только вот тело не любит таких походов. Лишь только душа приблизится к источнику истины, тело, самым жестоким образом выдёргивает её обратно. Тело не пугает ни чувство резкого падения, ни учащённое сердцебиение, ни кратковременная потеря в пространстве. Всё это быстро вылечивается, в отличие от разрыва единого целого. Если вовремя не успеть, потом уже будет поздно.
Вот и Алексей, также, до самого утра, переходил из одного состояния в другое. То на него накатывала блаженная неподвижность, то неподдающаяся рассудку тревога. Всю ночь он словно качался на качелях, и никак не мог остановиться.
В чувство его привёл хлопок двери, и недовольный голос:
– Ну сколько раз я тебя просила, если куришь в комнате, открывай окно. Тут же дышать невозможно! И вообще, что это за барские замашки – курить в кровати?
Даже не пошевелившись, Алексей лениво открыл глаза. На фоне ярко освещённого восходящим солнцем окна, уперев руки в стройные бёдра, стояла возмущённая Татьяна. Окутанная лучами, она выглядела ещё прекраснее, словно дорогая модель сошла с обложки журнала, и заглянула к нему на огонёк. Только вот Алексея это зрелище уже ни капли не волновало. Узнав её чуть ближе, он просто перестал доверять бездушной, пустой красоте.
– И тебе доброе утро. – Он перевернулся на бок, и для большего удобства, подставил под голову согнутую в локте руку.
Теперь они смотрели в глаза друг другу, словно заново изучая. Татьяна, уже подогретая для очередного скандала, и никак не ожидавшая, что Алексей так спокойно её встретит, молчала. Весь её адреналин мгновенно иссяк. Скандал без взаимных обвинений и криков получался неполноценным.
– Ну и позволь узнать, где же ты была? – Алексею невольно пришлось брать инициативу на себя.
И хотя вопрос был задан довольно спокойным, и даже безразличным тоном, Татьяна вновь почувствовала себя в родной стихии.
– Где была, там уже нет. А тебе-то какое дело? Давно это ты начал интересоваться собственной семьёй? Или ты специально ночуешь дома, чтобы показать, какой ты хороший, и какая плохая я?
Алексей вздохнул, видя, как его жена начинает заводиться. Вот уж чего-чего, а утреннего скандала он не хотел совершенно. Ему вполне хватило вечерних приключений и ночных переживаний.
– Ты бы хоть дочку пожалела. – С затаённой грустью упрекнул он.
– А она что, заболела? – Равнодушно поинтересовалась жена, попутно переодеваясь в домашний халатик.
– А для того, чтобы тебя жалели, нужно непременно болеть? А как же любовь к собственному ребёнку, тем более единственному?
– Ну, знаешь, у неё этой любви предостаточно. Мама-папа, имеются, голодная не сидит, целая комната с игрушками в её распоряжении. Чего ещё надо? – Татьяна резким, рваным движением, затянула поясок халата на тонкой талии. – Я в её возрасте жила в круглосуточном садике. Именно жила, потому что, в отличие от других детей, меня не забирали даже на выходные. Так что, грубо говоря, у меня не было ни мамы, ни папы, ни всего остального, что в достатке имеет наша дочь.
У Алексея в душе неосознанно зародилась жалость. Теперь ему стало понятно, почему его жена «там», и его жена «здесь», были такими разными. Настоящая Татьяна хоть и росла в неполной семье, так и не узнав, кто её отец, но была окружена необъятной любовью матери. Ему самому пришлось пройти через все круги ада, чтобы тёща, хотя бы, перестала ненавидеть его. С тех пор, как они поселились отдельной семьёй, он ни разу не встречался с Еленой Егоровной. Она и сама хотела видеть только дочь и внуков.
А у Татьяны, стоявшей перед ним, готовой по первому косому взгляду броситься в атаку, ничего этого не было. Она озлобилась ещё в детстве. А к дочке, матери, и мужу, относилась, как и они к ней, даже не пытаясь идти на уступки.
– Так вот почему ты такая…. – Невольно, вслух произнёс он.
– Что-о-о? – Татьяна хоть и не могла знать его размышлений, но посчитала реплику оскорбительной. От негодования красивое личико перекосилось, пухлые губки сжались в тонкую линию, а брови сошлись на переносице. – Ты на себя-то хоть раз смотрел, или привык только до других докапываться?
– Всё, всё, извини, я погорячился, и был неправ. – В примиряющем жесте, сдаваясь на волю победительницы, Алексей поднял вверх обе руки.
Он прекрасно осознавал, что не объяснит ей ни свои мысли, ни понятия о семейной жизни. Они просто не подходили друг другу ни по одному параметру. Но ведь можно было объяснить ей …себя, хоть как-то, хоть немного. Возникла ситуация, когда два человека только думают, что знают другого. А на самом деле, почти незнакомцы.
Он очень устал. Устал от произошедшей с ним катастрофы (теперь он считал это именно катастрофой). Устал от самого себя и всех непоняток, происходящих вокруг. Что люди ожидают от него совсем других действий и мыслей. Что нельзя поговорить хоть с кем-то, пусть и не рассказывая всего (за такое и в психушку могут упечь), но хоть душу немного излить, поделившись переживаниями. Он всё же решился попробовать ещё раз. Рискнуть, и потерять то, чего и не имел, или обрести пусть и шаткую, ненадёжную, но опору.
– Я хотел бы с тобой поговорить. – Приглашающим жестом он похлопал возле себя ладонью.
Татьяна хоть и вскинула в удивлении бровки, но, тем не менее, послушно присела, примяв краешек одеяла.
– Знаешь, я за последние дни очень сильно изменился. – Он говорил медленно, тщательно подбирая слова.
Татьяна ехидно заулыбалась.
– Да что ты говоришь? А я думала, что у тебя каждый день с головой что-нибудь происходит, и ты сразу меняешься.
– Да ты можешь послушать меня хоть раз? – Он невольно повысил голос, и Татьяна затихла.
– Да, я изменился, и даже не заметил как. Изменился в худшую сторону, даже если ты этого не заметила. Я стал расхлябанно относиться не только к работе, но и вообще ко всему. Порой я делаю такие вещи, которые никогда себе бы не позволил. Но делаю их, совершенно не соображая, и не задумываясь. – Он снова затих, подбирая слова. – Знаешь, как будто это и не я вовсе. Как будто в меня вселяется кто-то другой, и пока он во мне, меня словно вовсе не существует. От слова совсем. А вчера я ни за что убил кошку. Просто ни за что. Я даже не задумался о том, что делаю. Просто придушил её, и всё.
Когда он договорил последние слова покаяния, с его души словно сняли камень. Прекрасно понимая, что его вины это ничуть не умаляет, тем не менее, он испытал облегчение. Поделиться хоть с кем-то оказалось легче, чем держать всё в себе.
В комнате наступила тишина. Алексей рассказал всё, что мог, а Татьяна в недоумении молчала.
– И? – Уточнила она, понимая, что от неё ждут какой-то реплики.
– Ты меня хоть слушала?
– Да, только ни черта не поняла. Ты и раньше был с придурью, не понимаю, почему теперь загоняешься? Забыл, как месяц в окно лазил, якобы для того, чтобы не встречаться с соседкой? А как в машине жил, потому что мы тебе надоели? Теперь-то в чём проблема? Совесть проснулась?
– А кошка? – Зная, что она говорит не о нём, Алексей пытался хоть как-то оправдаться в собственных глазах.
– Ну и что, кошка? – Татьяна презрительно фыркнула, и закатила глаза. – Я тоже в детстве наступила на котёнка, правда случайно, темно было. Так вроде и не человека убила. Или ты думаешь, я должна до конца жизни раскаиваться? Создаётся ощущение, что у тебя, действительно, с головкой, немного, того.
Глядя на неё, Алексей тяжело вздохнул. Перед ним стояла красивая, и не просто красивая, а прекрасная женщина, от которой не отказался бы ни один мужчина, но всё это было лишь оболочкой, иллюзией. Внутри у неё даже не было гнилой сердцевины, она была просто пустая. Искать у неё понимания, или сочувствия, не имело никакого смысла.
– Ладно, замяли. – Он устало махнул рукой, и поднявшись с кровати одним рывком, вышел из комнаты, оставив её одну.
Умывшись, и покурив, сидя на корзине, забитой грязным бельём, Алексей по инерции заглянул на кухню. Чего он ожидал от этого визита, он не понял и сам. В холодильнике так и не появилась домашняя вкусная еда, а на плите тосковал закопчённый чайник, глядя на него тёмной дырочкой носика. На любого человека, привыкшего к домашнему уюту, «пейзаж» навевал тоску. Так и не переступив порога, Алексей пошёл одеваться.
Пока он нехотя надевал носки, Татьяна увлечённо рылась в шкафу. Руки его не слушались, и джинсы, словно живые, выскользнули из рук. Клёпка-пуговица громко щёлкнула, соприкоснувшись со стулом. Татьяна, наконец-то обернулась, и с удивлением рассматривала мужа.
– Куда это ты собрался с утра пораньше? – Грубо, но без особого интереса поинтересовалась она.
В её руках, безжизненной тряпкой, висела коротенькая юбочка. Алексей потухшим взглядом смотрел на бежевый лоскут ткани, и всё яснее понимал, что бессонная ночь не прошла бесследно. Он почти не соображал, мозги скрипели, как старая ржавая цепь, медленно наматывающаяся на ворот колодца.
– На работу. – Наконец произнёс он.
Татьяна недобро усмехнулась, и негромко засвистев, покрутила пальцем у виска.
– Окстись, придурок, суббота.
Глядя, как жена с победным видом, выходит из комнаты, Алексей медленно переваривал услышанное. Хлопнула дверь, и как по щелчку, до него дошёл весь смысл сказанного. Не поднимаясь с кровати, он также медленно разделся, и залез под одеяло.
– Ну хоть что-то хорошее произошло. – Подумал мужчина, проваливаясь в сон.