Стивен Эриксон
Память льда

– А как тебя зовут? – спросил малазанец, когда они направились к башне.

Вместо женщины ему ответил т’лан имасс:

– Ее зовут госпожа Зависть. Она дочь Драконуса, который изготовил меч Драгнипур. Впоследствии этим самым мечом его убил Аномандер Рейк, владыка Семени Луны. С тех пор меч находится у Рейка. Говорят, у Драконуса было две дочери. Вторую он назвал Злобой.

– Худ тебя побери, Тлен, ты, наверное, шутишь! – воскликнул Ток.

– Должно быть, самого отца тоже забавляли такие имена, – невозмутимо продолжал т’лан имасс.

– Ну вот, взял и испортил мне все удовольствие, – вздохнула госпожа Зависть. – Кстати, Тлен, разве мы раньше встречались?

– Нет. И все же ты мне знакома.

– Я так и поняла. С моей стороны было бы излишне скромным думать, будто меня не узнают. Мои пути не один раз пересекались с путями т’лан имассов. Дважды уж точно.

Ток внимательно разглядывал женщину своим единственным глазом.

– Хорошо, теперь я знаю твое имя, однако этого мало, – произнес он. – Не понимаю, почему ты обосновалась в развалинах Морна. Неужели так ценишь уединение? Или, может быть, ты что-то ищешь в здешних пустынных местах?

– Так ли уж это важно? – насмешливо протянула госпожа Зависть.

В проеме башни мелькнула чья-то фигура в маске и кожаных доспехах. Бывший вестовой резко остановился.

– Никак сегулех? – изумленно спросил он, резко повернувшись к спутнице. – У тебя в услужении состоят сегулехи?

– А-а-а, вот, стало быть, как их называют! Знакомое слово. Я его где-то слышала, но не помнила, что оно обозначает. Сегулехи, говоришь? Я долго думала, какое имя дать каждому из них, но остальное меня не слишком интересует. Однажды мой путь пересекся с путем Сену – того, которого ты сейчас видел, – и его соплеменников. Они намеревались убить меня, чтобы хоть как-то развлечься. Решили, что их путешествие в этом случае будет менее однообразным. – Она вздохнула. – Как видишь, я до сих пор жива, а они мне служат.

Затем госпожа Зависть обратилась к сегулеху:

– Сену, ты разбудил собратьев?

Коротышка наклонил голову. В прорезях его причудливой маски блеснули темные глаза.

– Думаю, его кивок означает утвердительный ответ, – заключила женщина, обращаясь к Току. – Мои слуги не отличаются разговорчивостью.

Малазанец покачал головой. Его внимание привлекли два меча с широкими лезвиями, висящие у пояса сегулеха.

– Скажи, госпожа, ты отдаешь приказания всем троим или же передаешь их через этого Сену?

– А ведь и правда, из всех троих только он один общается со мной напрямую… А что, это так важно?

– Насколько я могу судить, Сену занимает в их иерархии самую низшую ступень. Двое других не желают общаться с теми, кто не принадлежит к племени сегулехов.

– Надо же, какое самомнение!

Дозорный усмехнулся:

– Сам я впервые вижу сегулеха. Но слышал о них достаточно. Они живут на острове, к югу от континента. По характеру – домоседы, равнодушные к путешествиям. Тем не менее о сегулехах наслышаны также и на севере, даже в Натилоге.

«Худ меня побери, еще бы там не знали об этом народце!»

– В твоем голосе я уловила высокомерие. Интересно, как воспримут тебя мои слуги? Сену, дорогой, веди же нас внутрь.

Сегулех не шевельнулся. Он словно бы приклеился взглядом к т’лан имассу.

У айя шерсть поднялась дыбом. Он встал между Тленом и Сену.

– Сену, в чем дело? – подчеркнуто вежливо осведомилась госпожа Зависть.

– По-моему, он готов броситься на Тлена, – прошептал Ток.

– Какое смехотворное предположение! С какой стати ему нападать на т’лан имасса?

– Для сегулехов самое главное – определить ранг незнакомца. Если сомневаешься в том, какое положение кто-то занимает в иерархии, испытай его. Времени зря эти ребята не тратят.

Госпожа Зависть сурово взглянула на слугу:

– Изволь вести себя прилично, – и махнула рукой, велев ему уйти с глаз долой.

Сену вздрогнул и заметно напрягся.

У Тока опять зачесался шрам. Он вполголоса выругался и стал неистово скрести пустую глазницу.

Сегулех отступил в маленькую комнатку. Ток уже было решил, что он там и останется, однако Сену, немного помешкав, неожиданно развернулся и повел всех по коридору. Изогнутый коридор оканчивался центральным залом, посреди которого уходила вверх винтовая лестница, ведущая на верхние этажи башни. Стены были отделаны ноздреватой пемзой и начисто лишены каких-либо украшений. В дальнем углу помещения стояли три сделанных из известняка саркофага с прислоненными к стене крышками. Рядом сидел пес Гарат, которого госпожа Зависть послала вперед предупредить слуг. Почти у самого входа помещался круглый деревянный стол, уставленный свежими фруктами, мясом, сыром и хлебом. Тут же стояли запотевший глиняный кувшин и несколько чашек.

Возле стола замерли двое собратьев Сену. Их позы свидетельствовали о том, что они готовы защищать яства до последнего и, если понадобится, пожертвовать жизнью. Оба были такими же низкорослыми. У каждого на поясе висело по паре мечей. Единственное их различие составляли маски. Если у Сену блестящую поверхность почти сплошь покрывали темные узоры, то у второго сегулеха украшений было меньше, а у третьего и вовсе лишь виднелись на щеках две черные полосы – по одной под каждым глазом. Из прорезей этой маски на них смотрели глаза, черные и твердые, как обсидиан.

При виде т’лан имасса обладатели масок замерли, а потом дружно шагнули вперед.

– А ну-ка прекратите! – шикнула на них госпожа Зависть. – Я запрещаю нападать на моих гостей. Еще одна такая выходка, и у меня лопнет терпение.

Сегулехи вздрогнули, словно бы их огрели плеткой, и послушно отступили на шаг.

– Вот так-то лучше, – кивнула хозяйка и обратилась к Току: – Угощайся, воин. В кувшине – белое сольтанское вино, причем охлажденное.

Ток завороженно рассматривал сегулеха в странной маске, полосы которой чем-то напоминали шрамы от сабельных ударов.

– Пристальный взгляд расценивается ими как угроза, – почти шепотом сказала ему госпожа Зависть. – Прошу тебя, Ток-младший, ради спокойствия этой трапезы – не говоря уже о сохранности твоей жизни – перестань глазеть на него.

Словно бы очнувшись, бывший вестовой Второй армии поспешно отвел взгляд от сегулеха.

– Спасибо за предупреждение, госпожа. Правда, я никогда не слышал о… Ладно, не будем об этом. Пустяки.

Ток протянул руку к кувшину.

Краем глаза юноша уловил какое-то молниеносное движение, затем за спиной у него раздался негромкий звук, и через всю комнату пролетело тело, глухо ударившись о противоположную стену. Забыв о вине, Ток обернулся… Тлен застыл с поднятым мечом и невозмутимо глядел на двоих сегулехов. В десяти шагах от них на полу лежал Сену: то ли без сознания, то ли мертвый. Оба меча он успел вытащить из ножен лишь наполовину. Баалджаг, стоявшая рядом с т’лан имассом, виляла хвостом.

Госпожа Зависть холодно посмотрела на слуг.

– Что ж, раз моих приказов вам оказалось недостаточно, теперь с вами будет разбираться т’лан имасс. Чувствую, его язык вы понимаете лучше. Я даю ему полное право утихомиривать вас так, как он сочтет нужным… Сену мертв? – спросила она, повернувшись к Тлену.

– Нет, госпожа. У меня нет желания убивать твоих слуг. Я ударил его плашмя.

– Ценю твое великодушие.

Дрожащей рукой Ток-младший взялся за ручку кувшина:

– Позволь налить тебе вина, госпожа Зависть.

Женщина приподняла бровь и слегка улыбнулась:

– Прекрасная мысль, воин. Мы с тобой просто обязаны сохранять хорошие манеры.

– Что ты сумела узнать про Разрыв? – спросил Тлен.

– Гляжу, тебе во всем не терпится добраться до самой сути, – усмехнулась госпожа Зависть. – Чья-то смертная душа залатала Разрыв. Уверена, ты это тоже заметил. Меня больше интересуют особенности этого магического Пути. Он сильно отличается от всех остальных. Его портал представляется мне каким-то странным. Такое впечатление, что… – Она не договорила.

«Разрыв? Так вот чем вызвана кровавая полоса в воздухе!»

– А гробницы к’чейн че’маллей ты уже осмотрела? – задал новый вопрос Тлен.

Госпожа Зависть наморщила нос:

– Мельком. Они давно уже пустые. Думаю, не один десяток лет.

Тлен с легким скрипом наклонил голову.

– Не один десяток лет? – переспросил он.

– Согласна, новость не из приятных. Я считаю, что Матерь потратила немало сил, пока высвободилась. Времени на отдых у нее почти не было. Едва оправившись, она стала освобождать своих детей. Дальнейшие ее следы я нашла в одном сожженном городе на северо-западе. Но там, как мне показалось, ее усилия не увенчались особым успехом. А затем Матерь и вовсе покинула эти места. – Госпожа Зависть ненадолго умолкла. А потом заключила: – Скорее всего, Матерь и была той душой, что залатала Разрыв. А теперь в глубинах магического Пути блуждает еще чья-то несчастная душа.

Т’лан имасс кивнул.

Ток молча ел и уже налил себе вторую чашку вина. Из разговора он не понял ровным счетом ничего. От безуспешных попыток разобраться, о чем идет речь, у него голова пошла кругом, и малазанец решил, что обдумает это позже.

– Мне нужно на север, – сказал он, продолжая жевать зернистый хлеб. – Госпожа, не могла бы ты снабдить меня провизией? Уверяю тебя, я не останусь в долгу, сделаю все, что только прика… – Он не договорил, заметив, как хищно блеснули глаза женщины.

– Будь осторожен со своими обещаниями, юнец.

– Прошу прощения, но почему ты называешь меня юнцом? Ты ведь и сама еще совсем молодая: никак не дашь больше двадцати пяти.

– Ты мне льстишь, Ток-младший. Значит, хотя Тлен и узнал меня и кое-что поведал тебе о моем происхождении… признаюсь, меня не слишком обрадовали подобные откровения… но, похоже, тебе имена, которые назвал т’лан имасс, ни о чем не говорят.

Ток передернул плечами:

– Про Аномандера Рейка я, конечно же, слышал. Однако не знал, что он отобрал меч у кого-то другого, – и понятия не имею, когда это произошло. Не удивлюсь, если ты ненавидишь Рейка. Можно ли любить того, кто убил твоего отца? Как его звали? Ах да, Драконус. Между прочим, Малазанская империя разделяет твои чувства относительно Аномандера Рейка. А те, у кого есть общий враг…

– Поневоле становятся союзниками. Разумное предположение, но, к сожалению, неверное. Как бы то ни было, я с удовольствием снабжу тебя провизией и вином в таком количестве, какое ты сумеешь унести. А вот помочь тебе с оружием я, увы, не могу. Ну а взамен… возможно, когда-нибудь я попрошу тебя об ответной услуге… Не волнуйся, от тебя не потребуется немыслимых жертв. Всего лишь небольшое одолжение. Согласен?

Току вдруг расхотелось есть. Он оглянулся на Тлена, но лицо т’лан имасса оставалось бесстрастным.

Малазанец нахмурился:

– Даже и не знаю. Ты застала меня врасплох, госпожа Зависть.

Она обворожительно улыбнулась.

«Эх, красавица, познакомиться бы с тобой поближе. Напрасные надежды… Ох, Ток, опять ты думаешь не о том…»

Улыбка женщины стала еще шире.

Покраснев, Ток взялся за чашку, допил вино и объявил:

– Я принимаю твое предложение.

– Меня восхищает твое самообладание, Ток-младший. Сразу видно настоящего мужчину.

Он едва не поперхнулся вином.

«Не будь я одноглазым уродом, я бы решил, что она завлекает меня».

– Госпожа Зависть, если ты хочешь больше узнать об этом Разрыве, то здесь ответов не найдешь, – вдруг сказал Тлен.

Току было приятно видеть, как женщина слегка побледнела и перестала улыбаться. Она повернулась к т’лан имассу:

– Неужели? Хватит уже разыгрывать из себя скромника. Потрудись объяснить свои слова.

Ток-младший удовлетворенно хмыкнул, но сразу же сник, поймав на себе мрачный взгляд госпожи Зависти.

– Попробую, – неуверенно ответил Тлен.

«Вечно ты осторожничаешь».

– Прошу, не томи меня, – с заметным раздражением произнесла хозяйка башни.

– Я иду по древней тропе. Морн – всего лишь остановка, но не конечная цель моего путешествия. Оно продолжается и уводит меня на север. Возможно, среди ответов, которые я ищу, найдутся и те, что ищешь ты.

– Ты хочешь, чтобы я отправилась вместе с тобой?

– Мне все равно, какое решение ты примешь, – бесстрастным тоном промолвил т’лан имасс. – Однако, если ты пожелаешь остаться здесь, должен тебя предостеречь. Игры с Разрывом очень опасны – даже для таких, как ты.

– Думаешь, я легкомысленна и беспечна? – с вызовом спросила госпожа Зависть.

– Я думаю, что ты зашла в тупик, отчего отчаяние твое лишь растет. Надеюсь, ты приободришься, узнав, что твои давние спутники направляются туда же – в Паннионский Домин. Каладан Бруд и Аномандер Рейк оба готовятся к войне против этой империи. Неужели подобное совпадение не пробуждает в тебе любопытства?

– А ты не так-то прост, т’лан имасс, – с упреком произнесла женщина.

Тлен промолчал.

– Кажется, теперь он поставил тебя в неловкое положение, – сказал Ток, едва сдерживая свое торжество.

– Дерзость – одна из отвратительнейших черт характера, – огрызнулась госпожа Зависть. – Куда пропала твоя недавняя учтивость, Ток-младший?

Ему вдруг захотелось броситься к ее ногам и умолять о прощении. Отбросив столь нелепое желание, малазанец пробормотал:

– А ты способна больно ужалить.

Лицо ее моментально стало кротким и ласковым. И снова Ток подумал, что неплохо бы познакомиться с этой женщиной поближе. Чтобы не выдать смущения, он отвернулся и принялся чесать шрам.

– Я не хотела тебя уязвить…

«Ага, расскажи кому другому!»

– И искренне прошу меня простить, – добавила госпожа Зависть, после чего обратилась к т’лан имассу: – В таком случае мы все отправляемся в путь. Просто восхитительно!

Она махнула рукой, привлекая внимание слуг:

– Эй! Немедленно займитесь сборами в дорогу!

– Пойду поищу все необходимое для твоего лука и стрел, – сказал Тлен малазанцу. – Будет чем заняться в пути.

– Можно и мне с тобой? Хочу посмотреть, как ты это делаешь. Глядишь, и сам научусь у тебя чему-то полезному.

Т’лан имасса несколько озадачили эти слова, но потом он кивнул.

Сзади послышались стоны лежащего на полу Сену. Сегулех пришел в сознание и увидел нависшего над ним айя. Зверь с явным удовольствием облизывал его маску.

– Баалджаг нравится то, чем нарисованы узоры на маске, – с неизменным бесстрастием пояснил т’лан имасс. – Смесь древесного угля, слюны и человеческой крови.

– Бедный сегулех получил хорошую встряску, – заметил Ток.

Направляясь к двери, госпожа Зависть прошла совсем рядом с юношей, задев его краем одежды.

– Мне не терпится поскорее пуститься в путь!

Ее легкое касание вызвало у Тока странное чувство. Ему вдруг показалось, что в животе шевелится клубок змей. Прислушиваясь к бешено стучащему сердцу, малазанец и сам не знал, радоваться ли ему или страшиться.

Глава вторая

Армия Дуджека Однорукого буквально истекала кровью, сочившейся из многочисленных ран. Войне не было конца, и победы в ней обходились малазанцам куда дороже, чем поражения. Но из всех недугов, терзавших армию Дуджека, самой тяжелой была рана в душе самого полководца…

Всадник Хурлокель. Серебряная Лиса

Устроившись среди камней на склоне холма, капрал Хватка следила за поднимавшимся стариком. Путь наверх давался ему с трудом. Вскоре его тень накрыла то место, где пряталась Мутная, однако незнакомец по-прежнему думал, что он здесь один. Мутная беззвучно поднялась и несколько раз махнула рукой, подавая сигнал своему командиру.

Старик беспечно продолжал карабкаться наверх. Когда он был в полудюжине шагов от Хватки, капрал выпрямилась во весь рост. Посыпалась серая пыль. Женщина направила на старика арбалет и громко рявкнула:

– Стой, путник!

Удивленный старик попятился назад и споткнулся о камень. Не удержавшись на ногах, он зашатался и вскрикнул. Хватке показалось, что незнакомец боится не столько упасть, сколько приземлиться на кожаной мешок, висевший у него за спиной. Испуганный путник сделал еще пару шагов назад и оказался почти у самых ног Мутной.

Хватка усмехнулась:

– Да остановись ты уже, бедолага. Чего струсил? Но на всякий случай предупреждаю: сейчас ты находишься под прицелом пяти арбалетов, так что давай без фокусов. А теперь говори: какая нужда занесла тебя в эти места?

Поношенная одежда старика заскорузла от пыли и пота. У него было странное лицо, словно бы состоящее из отдельных разрозненных фрагментов: широкий лоб нависал над узким лицом со впалыми щеками и скошенным подбородком. Он попытался улыбнуться, но из-за редких кривых зубов, уродливо торчащих в разные стороны, это выглядело как довольно жалкая пародия. Пританцовывая на месте, путник с грехом пополам сумел восстановить равновесие.

– Тысяча извинений, – тяжело дыша, произнес он, боязливо озираясь на Мутную.

Сообразив, что глаза женщины-солдата не предвещают ему ничего хорошего, старик поспешил перевести взгляд на Хватку:

– Я-то думал, по этой тропе не ходят даже воры. Видите ли, сударыня, я вложил в товар, который несу в мешке, все свои сбережения. На то, чтобы охрану нанять, денег уже не хватило. Да что там, я даже мула купить не смог.

– Стало быть, ты торговец, – протянула Хватка. – И куда же идешь?

– В Крепь. Сам я из Даруджистана.

– Я уже догадалась. Между прочим, Крепь теперь в руках малазанской армии. И эти холмы – тоже.

– Про холмы я не знал. Разумеется, мне известно, что Крепь попала в объятия малазанцев.

Хватка подмигнула Мутной:

– Слыхала? В объятия. Хорошо сказано, старик. В нежные материнские объятия. А что у тебя в мешке?

– Я – простой ремесленник, – ответил старик, почему-то внезапно испугавшись. – Э-э-э… мастер, резчик. Делаю всякие безделушки из кости. Из камня тоже: яшма, серпентин.

– Обыкновенные украшения? Или заговоренные? – уточнила капрал. – А с благословениями есть?

– Нет, добрая женщина. Какая там магия, я вложил в них только свой труд и талант. Я работаю один. Что же до благословений… да, мне удалось получить их от одного жреца. Он освятил набор трех браслетов из слоновой кости.

– Какому богу поклоняется этот жрец?

– Тричу, Тигру Лета.

Хватка снисходительно усмехнулась:

– Дурень ты. Трич вовсе не бог. Его называют Первым Героем. Он лишь на полубога тянет. Взошедший из одиночников, который…

– Может, оно и так, да вот только в его честь недавно освятили новый храм, – перебил ее старик. – В Гадробийском квартале Даруджистана, на улице Лысой Обезьяны. Меня как раз нанимали, чтобы я изготовил им кожаный переплет для молитвенной книги.

Капрал удивленно выпучила глаза, затем опустила арбалет:

– А ну-ка, покажи свои браслетики.

Старик услужливо снял со спины мешок, положил его на землю и развязал горловину.

– Предупреждаю: если у тебя в мешке окажется нечто совсем другое, получишь дюжину стрел в свою седую голову.

– Я не тороплюсь расставаться с жизнью, добрая женщина, – пробормотал ремесленник. – И потом, откуда, интересно, вдруг возьмется дюжина стрел, если стрелков всего пятеро?

Хватка насупилась.

– Наши солдаты умеют приближаться незаметно, – выручила ее Мутная.

– Вот-вот, – обрадованно подхватила капрал. – Пока мы тут с тобой болтаем, сюда потихоньку подтянулось еще два взвода. Имей в виду: солдаты следят за каждым твоим движением.

Старик с необычайной осторожностью извлек небольшой сверток, перетянутый бечевкой, и взялся за ее концы.

– Мне говорили, что кость, из которой я вырезал браслеты, очень древняя, – благоговейно сообщил ремесленник. – Она – часть клыка громадного зверя, который некогда был любимой добычей Трича. Тушу этого зверя нашли в мерзлой земле далекого Элингарта.

– Хватит уже сказок, – огрызнулась Хватка. – Вытаскивай свои проклятые браслеты!

Услышав это, путник испуганно изогнул седые брови:

– Проклятые?! Да как ты можешь говорить такие слова? Боги, простите эту женщину. Неужели ты думаешь, что я бы стал торговать чем-то зловредным?

– С тобой уж и пошутить нельзя. Ну, чего рот разинул? Шевелись, старик. У нас не так много времени.

С губ Мутной слетел какой-то странный звук, за что капрал тут же наградила подчиненную сердитым взглядом.

Наконец ремесленник развернул тонкую кожу и извлек на свет божий три тускло поблескивающих костяных браслета, какие носят на предплечье. Каждый браслет был вырезан из цельного куска кости.

– И где же знаки благословения? – спросила Хватка.

– Их нет. Благословение даровалось иным способом. Браслеты девять дней и десять ночей лежали завернутыми в особую ткань, в покрывало, сотканное из выпавшей во время линьки шерсти самого Трича.

Мутная хмыкнула.

– Из шерсти, выпавшей во время линьки? – поморщилась Хватка. – Тоже мне «благословенная ткань»! Ну и мерзость!

– Штырь бы с тобой не согласился, – пробормотала себе под нос Мутная.

– Я что-то никак в толк не возьму, – продолжала рассуждать вслух капрал. – Один браслет на правую руку, другой на левую. А третий куда? Отвечай, старик! И не вздумай произнести какое-нибудь похабное словцо. У нас с Мутной нежные ушки.

– Все браслеты надеваются на правую руку. Они сцепляются между собой. Так мне объяснил жрец, даровавший благословение.

– Я видела соединяющиеся браслеты, но там всегда были какие-то специальные крючочки. А здесь ничего. Ты, часом, не дуришь нам головы, старик? Покажи-ка, как они сцепляются.

– При всем желании не могу. Это благословенное свойство украшений проявляется лишь однажды, когда купивший их – будь то женщина или мужчина – наденет браслеты себе на руку.

– А вот тут уже попахивает мошенничеством.

– Ничего, сейчас проверим, – сказала Мутная. – Такой обман срабатывает, лишь когда можешь всучить подделку и быстренько смотаться.

– Угу, – поддакнула Хватка. – Помнишь, на рынке в Крепи? Народу было – не протолкнуться. Прямо рай для жуликов. – Она язвительно взглянула на старика. – Но здесь тебе не рынок. Ты один, а нас много. Смекаешь? Сколько ты хочешь за свои браслеты?

Ремесленник поежился:

– Ты выбрала самую лучшую мою работу. Я намеревался выставить браслеты на аукцион.

– Аукциона, как ты понимаешь, не будет. Еще раз спрашиваю: сколько?

– Т-триста з-золотых «советов».

– Золотых «советов»? Стало быть, в Даруджистане новые монеты появились?

– Если ты собрался торговать в Крепи, то там теперь в ходу малазанские деньги, – пояснила Мутная. – Сколько это будет в переводе на джакаты?

– А я почем знаю? – фыркнула Хватка.

– Могу вам сказать, – осторожно произнес старик. – В Даруджистане за один «совет» дают две джакаты с третью. Если учесть, что одну джакату менялы забирают в свою пользу, то выходит – одна с третью.

Мутная наклонилась, разглядывая браслеты:

– Триста золотых «советов»… Да таких денег хватит целой семье на пару лет безбедного существования, а то и больше.

– Именно на это я и рассчитывал, – признался ремесленник. – Правда, я живу один, и потребности у меня достаточно скромные. Я думал, года на четыре мне хватит, даже если прикупить еще слоновой кости и камней для работы. Отдать браслеты дешевле – это сущее разорение.

– У меня от жалости просто сердце кровью обливается, – сказала Хватка и обернулась к подруге. – Что для солдата деньги? Сегодня ты жив, а завтра…

Мутная передернула плечами.

– Тащи сюда три мешочка, – приказала ей капрал.

– Слушаюсь.

Мутная прошла мимо старика и, беззвучно ступая по тропе, исчезла среди камней.

– Умоляю: только не платите мне джакатами, – заскулил старик. – Пожалуйста…

– Успокойся! – прикрикнула на него Хватка. – Сегодня Опонны тебе благоволят. А теперь отойди от мешка. Я должна осмотреть его содержимое.

Кланяясь, мастер попятился:

– Честное слово, все остальное – сущие безделушки. Вряд ли они тебя заинтересуют.

– Я не собираюсь больше ничего покупать, – объяснила Хватка, засовывая руку в мешок. – Просто действую по долгу службы, выполняю приказ.

– А-а-а, понимаю. Есть что-то такое, чего нельзя доставлять в Крепь?

– Есть. Фальшивые джакаты, например. Мы за минувшую неделю изъяли их с избытком. Торговля в Крепи и так еле-еле поднялась с колен. Кстати, новые даруджистанские деньги там тоже не жалуют.

У ремесленника округлились глаза.

– Ты, никак, собралась заплатить мне фальшивыми монетами?

– Была у меня такая мысль, но я не поддалась искушению. Говорю тебе, ты сегодня ходишь в любимчиках у Опоннов.

Осмотрев содержимое мешка, Хватка полезла в сумку, что висела у нее на поясе, и достала восковую дощечку:

– Мне нужно записать твое имя. Обычно здешними тропками пользуются контрабандисты. Всячески изворачиваются, чтобы не нарваться на равнине на наш кордон. Но ты вроде человек честный. А ловкачам потом приходится платить за свои хитрости в десять крат больше. Не понимают, дурни, что на кордоне творится такая неразбериха, что в суматохе там куда легче проскользнуть незамеченными.

– Меня зовут Мунуг.

Женщина прищурилась, глядя на него:

– Ну и имена у вас в Даруджистане.

Вернулась Мутная, неся три мешочка с монетами.

– Это настоящие золотые «советы»? – недоверчиво спросил Мунуг.

– Настоящие, не сомневайся. Чувствуешь, какие тяжелые? Эдак ты спину надорвешь, пока дотащишь их до Крепи. А потом еще обратный путь в Даруджистан. Или теперь ты уже не пойдешь в Крепь? Зачем, с такими-то деньжищами?

Хватка спрятала восковую дощечку и подмигнула старику.

– Здравая мысль, – согласился Мунуг, вновь заворачивая браслеты в кожу и отдавая сверток Мутной. – Но я все-таки отправлюсь в Крепь. Нужно же продать остальные поделки. – И, демонстрируя в улыбке кривые зубы, старик беспокойно огляделся по сторонам. – Если Опонны продолжат мне благоволить, я смогу удвоить эти деньги.

Хватка покачала головой:

– Жадность не приносит дохода, Мунуг. Могу побиться с тобой об заклад: через месяц, когда ты будешь возвращаться из Крепи, в твоих карманах не останется ничего. Только дорожная пыль. Что скажешь? Предлагаю поспорить на десять «советов».

– Ну уж нет, ведь, если я проиграю, мне придется отдать тебе целых десять золотых монет!

– Можно и по-другому, старик. У тебя же умелые руки. Сделаешь мне пару-тройку безделушек, и будем в расчете.

– Спасибо за предложение, но все же я не стану биться об заклад.

– Как знаешь, – пробормотала Хватка. – Часа через два начнет темнеть. У нас наверху, почти у самой вершины, разбит перевалочный лагерь. Если поспешишь, успеешь добраться туда еще засветло.

– Постараюсь.

Мунуг продел руки в лямки мешка, кряхтя, выпрямился и опасливо прошел мимо капрала.

– А ну-ка постой, – вдруг велела ему Хватка.

У старика подогнулись колени. Бедняга даже зашатался.

– В ч-чем д-дело? – стуча зубами, спросил он.

Хватка взяла из рук Мутной сверток с браслетами.

– Хочу надеть их и проверить, как абсолютно гладкие браслеты вдруг сцепятся меж собой.

– Обязательно проверь, добрая женщина.

Капрал закатала рукав своей пропыленной рубашки. Увидев толстую шерстяную подкладку красного цвета, старик глотнул воздуха и застонал.

Хватка довольно заулыбалась.

– Узнал? Да, мы – сжигатели мостов. А пыль помогает нашей одежде не так бросаться в глаза.

Капрал по очереди надела все браслеты на свою мускулистую руку, изборожденную несколькими шрамами. Послышалось два негромких щелчка, и браслеты без всяких крючков крепко соединились между собой.

– Худ меня побери! – прошептала Хватка. – И правда!

Мунуг широко улыбнулся, но тут же погасил улыбку и почтительно поклонился:

– Теперь я могу идти?

– Проваливай, – разрешила капрал, завороженная зрелищем сцепившихся браслетов.

Мутная проводила ремесленника хмурым взглядом.

Вскоре Мунуг добрался до нужного места. Он настороженно оглянулся (наверное, уже в десятый раз, не меньше). Однако никто и не думал идти за ним следом. Тогда ремесленник проскользнул между двумя стоящими под углом валунами, обозначавшими проход к тайной тропе.

Несколько шагов он проделал в полном сумраке. Затем узкая щель вывела старика на тропку, вьющуюся среди высоких каменных стен. Здесь его не увидят никакие сжигатели мостов. До захода солнца оставалось уже совсем немного. Мунуг заключил выгодную сделку, однако это его не радовало. Солдаты отняли у него драгоценное время. Если он опоздает на встречу, это может стоить ему жизни.

– Я не слышал, чтобы боги прощали смертных, – тяжело дыша, прошептал старик.

Монеты были тяжелыми, и так же тяжело билось сердце в груди Мунуга. Он не привык к чрезмерным усилиям; как-никак он был резчиком, а не носильщиком. Ноша сгибала спину. Опухоль между ног делала его еще слабее, но горе и страдания лишь обострили зрение и благотворно сказались на таланте. Он вспомнил слова бога: «Именно из-за этих изъянов я и выбрал тебя, Мунуг. Ну и еще, само собой, из-за твоего незаурядного таланта. Я очень в нем нуждаюсь…»

Быть может, бог благословит его, и опухоль спадет. А если нет, то по возвращении в Даруджистан триста золотых монет перекочуют к кому-нибудь из искусных целителей, врачующих с помощью Дэнула – магического Пути Исцеления. В конце концов, недаром народная мудрость гласит: «На Бога надейся, а сам не плошай». Так что насчет аукциона в Крепи он не соврал: следовало просчитать запасные варианты, а его безделушки наверняка купили бы за хорошие деньги – такого мастера еще поискать. Но способности ваятеля и резчика были не самыми главными достоинствами Мунуга, хотя созданные им вещи неизменно отличались высоким качеством. Талант живописца – вот его несравненный дар. Незаурядный талант, как без ложной скромности думал о себе Мунуг.

Не обращая внимания на туман, клубящийся под ногами, старик шел дальше. Еще через десять шагов он вступил в магический портал. Утесы и расселины восточной гряды Тахлинских гор полностью исчезли. Туман рассеялся, обнажив бесплодную каменистую равнину под унылым серым небом. На равнине стоял старый шатер, сделанный из шкур. Из отверстия вверху шел сизый дым. Мунуг прибавил шагу.

В груди свербило. Ремесленник припал на одно колено и ухватился за полог шатра. Изнутри послышался надсадный кашель, и хриплый голос произнес:

– Входи, смертный.

Старик вполз внутрь. Едкий густой дым сразу впился ему в глаза, ноздри и горло, но после первого же вдоха от легких начал расходиться слабый холодок. Мунуг остановился у самого входа. Не решаясь поднять глаза на бога, он вперился взглядом в истлевшие тряпки, которыми был устлан пол шатра.

– А ты запоздал, – упрекнул его бог. Каждое слово сопровождалось присвистом.

– Повелитель, я наткнулся на солдат.

– И они нашли то, что ты должен был мне принести?

Ремесленник злорадно улыбнулся:

– Нет. Они обшарили только мешок. Обыскивать меня им даже и в голову не пришло.

Бог снова зашелся кашлем, но теперь к этому звуку примешался другой. Это затрещала горсть семян, высыпанных им на жаровню.

Мунуг сунул руку под свою ветхую одежду и достал сверток толщиной с книгу. Это была колода деревянных карт. Все еще не решаясь поднять головы, старик неуклюже подал карты богу.

Тот затаил дыхание. Карты зашелестели в его руках. Когда бог вновь заговорил, он придвинулся ближе, и голос его прозвучал уже почти над ухом Мунуга:

– Ты не забыл про изъяны?