Бьюк побледнел, и руки у него задрожали.
– Если я… такой, как ты говоришь, то почему ты вообще называешь меня своим другом?
«Откровенно говоря, я и сам уже начинаю задаваться этим вопросом».
Набрав полную грудь воздуха, Ворчун кое-как совладал с собой и спокойно ответил:
– Мы с тобой давно знакомы. И никогда раньше у нас не доходило до стычек.
«Да. Мы прежде не ссорились, поскольку во многом были с тобой похожи. Мы оба могли беспробудно пить по нескольку дней… Только вот ты расстался с этой привычкой, а я… я не смог. Но тебе для этого понадобилось потерять всех, кого ты любил. Надеюсь, что со мной ничего подобного не случится. Хвала Худу, что моя ненаглядная вышла замуж за того жирного торговца».
– Давай не будем продолжать этот разговор, Ворчун. Ни к чему нам ссориться напоследок.
«Ох, приятель, а ведь мы с тобой одного поля ягодки. Если ты в этом сомневаешься, то вскоре убедишься в моей правоте».
– Солнце уже почти село, – помолчав, добавил Бьюк. – Эти твари нападают в темноте.
– И как же мы будем от них защищаться?
– Да никак. Это в принципе невозможно. Видел, как колют дрова? Один взмах – и полено разлетается на куски. Вот так немертвые охотники крошили в щепки всех этих демонов и прочих. Только орудовали гораздо быстрее любого дровосека. Поверь, я нисколько не преувеличиваю! Так что, Ворчун, всем нам крышка. Рассчитывать на Бошелена и Корбала Броша бесполезно. Видел, как с них пот лил, когда они чинили повозку? У них сил уже вообще не осталось.
– Но Керулий вроде бы тоже маг, – сказал Ворчун. – Правда, он больше похож на жреца.
– Тогда будем надеяться, что его бог вдруг воспылает к нам милосердием и придет на помощь.
«Довольно слабая надежда…»
Когда отяжелевшее солнце начало медленно сползать за горизонт, путники остановились на ночлег. Каменная отвела лошадей и волов в наспех устроенный загон. Его соорудили с таким расчетом, чтобы в случае чего животные могли убежать вглубь равнины.
В ожидании ужина, приготовлением которого занимался Харло, в лагере воцарилось подавленное настроение. Керулий и двое магов не показывались из своих экипажей.
Пламя костерка почти не давало дыма. Над его языками вились мотыльки. Ворчун потягивал вино с пряностями и с грустной улыбкой следил за безмозглыми насекомыми, исчезавшими в сияющей бездне.
Пока ужинали, совсем стемнело. Звезды над головой заблестели ярче. Когда с трапезой было покончено, Хетана встала:
– Харло, идем со мной. Шевелись давай.
– Ты о чем, красавица? – не понял тот.
Ворчун поперхнулся вином и закашлялся. Каменная деловито принялась постукивать его по спине. Моргая слезящимися глазами, командир стражников улыбнулся напарнику:
– Иди-иди. Сейчас она тебе все объяснит.
Харло в ответ лишь выпучил глаза.
Окончательно потеряв терпение, Хетана молча подошла к парню, схватила его за руку, рывком поставила на ноги и поволокла в темноту.
– Да что вообще происходит? – нахмурилась Каменная, провожая их взглядом.
Оба мужчины упорно молчали. Она сердито посмотрела на Ворчуна, а потом вдруг догадалась сама и аж задохнулась от возмущения:
– Да что эта наглая девица себе позволяет!
– Ну, дорогуша, после того, что было в Сольтане, тебе, пожалуй, не следует так говорить, – засмеялся Ворчун.
– Не смей называть меня дорогушей! А мы что же, будем преспокойно здесь сидеть и слушать все эти стоны, вздохи и прочее? Фу, до чего отвратительно!
– Да ладно тебе. Не будь ханжой! В подобных обстоятельствах все как раз очень даже понятно…
– Ты меня не понял, дурень! Кого она выбрала? Харло! Боги милосердные, меня прямо аж блевать тянет! Ну почему Харло?! Я еще понимаю, если бы она предпочла тебя или Бьюка. Но Харло! Эту волосатую обезьяну!
– У него большие руки, – с некоторым смущением пояснил Ворчун. – Так Хетана сказала… прошлой ночью.
– Ага! Так ты был с нею вчера? Да? С этой необузданной дикаркой, от которой разит прогорклым жиром? По твоей самодовольной роже вижу, что угадала. Меня не обманешь.
– А ты заметила, сколько в Хетане страсти? Какой мужик откажется от такого подарка?
– Замечательно! – процедила Каменная и встала. – Бьюк, подымайся!
Седой стражник аж отпрянул:
– Нет, я не могу… Не могу. Прости, Каменная.
Издав нечто вроде рычания, женщина подошла к молчаливым баргастам.
– Возьми Нетока, – посоветовал ей Кафал. – Он еще ни разу…
– Вставай, парень! – приказала она Нетоку.
Тот нерешительно поднялся.
– У него тоже большие руки, – заметил Ворчун.
– Заткнись!
– Только идите в противоположную сторону. А то вдруг ненароком наткнетесь на…
– Вот тут ты прав. Чего встал, Неток? Пошли.
Они скрылись в темноте. Юный баргаст напоминал щенка, которого волокли на поводке.
– Ну и дурак ты, – сказал Ворчун Бьюку.
Бьюк в ответ лишь молча покачал головой, продолжая глядеть на огонь.
Эмансипор Риз потянулся к латунному кувшину с терпким вином.
– Еще бы пару ночек, и, глядишь, очередь дошла бы и до меня тоже, – пробормотал он. – Вот вечно мне не везет.
Ворчун сперва непонимающе уставился на старика, а затем ухмыльнулся:
– Мы ведь пока живы. Кто знает, может, Опонны еще тебе и улыбнутся.
– Неплохо бы для разнообразия, – проворчал Риз.
– Слушай, а как тебя вообще угораздило связаться с этими вот… с хозяевами твоими?
– О, это целая история, – ответил кривоногий возница, потягивая вино. – Слишком долго рассказывать. Дело в том, что моя жена… В общем, они предупредили, что придется много путешествовать…
– Ты хочешь сказать, что выбрал меньшее из двух зол и свалил от супружницы?
– Боги упасите, господин!
– Ага, а теперь жалеешь, что поступил к ним на службу?
– Этого я тоже не говорил, – буркнул в ответ старик.
Внезапно из темноты послышался протяжный звук, заставивший всех вздрогнуть.
– Интересно, это кто же из наших любовничков так разоряется? – почесал в затылке Ворчун.
– Они тут ни при чем, – возразил Риз. – Это моя кошка объявилась.
Почти сразу же из повозки показался черный силуэт Бошелена.
– Вот и наша дозорная возвращается… и весьма поспешно. Предлагаю позвать всех остальных и приготовить оружие. Позвольте дать вам совет, какой тактики лучше придерживаться: постарайтесь перерезать немертвым охотникам сухожилия. И пригибайтесь как можно ниже к земле: эти твари предпочитают наносить удары горизонтально – вдоль, а не поперек. Эмансипор, надеюсь, ты к нам присоединишься. А ты, командир, предупреди своего хозяина. Впрочем, думаю, он и так уже знает.
Ворчун встал, чувствуя, как холод сковал все его тело.
– Никак нам придется биться с ними в темноте?
– Ну, зачем же в темноте? – натянуто улыбнулся Бошелен. – Корбал, будь так любезен, освети нам пространство.
Вспыхнул мягкий золотистый свет. Над этой частью равнины временно наступил день. Кошка мяукнула снова, а потом и сама выпрыгнула из мрака. В золотистом круге появились Хетана и Харло; оба торопливо застегивали на себе одежду. С другой стороны подошли Каменная с Нетоком. Ворчун выдавил из себя улыбку.
– Что, небось, не успели? – спросил он Каменную.
– Будь снисходителен. У парня это все-таки первая попытка. Он очень старался.
– Понимаю.
– А времени нам действительно не хватило, – с явным сожалением добавила стражница, надевая кольчужные перчатки. – Ох и прыткий мальчишка, хотя воняет от него будь здоров.
Баргасты собрались вместе. Кафал воткнул в жесткую землю копья, а Хетана принялась связывать себя и братьев толстой веревкой. Веревка была необычная, с узелками и многочисленными амулетами. Ворчун прикинул, что расстояние между воинами составит около пяти или шести саженей. Когда Хетана закончила, Неток раздал всем обоюдоострые метательные топорики. Баргасты сложили их у ног, а затем, взяв каждый по копью, затянули какую-то заунывную песню и принялись раскачиваться туда-сюда.
– Эй, командир!
Ворчун и не заметил, как к ним подошел Керулий. Хозяин стоял, держа руки на бедрах. Черный шелковый плащ переливался, как водная гладь.
– К сожалению, мои возможности защитить вас ограниченны. Вы, все трое, держи́тесь рядышком. Ни в коем случае не позволяйте увлечь себя вперед. Сосредоточьтесь на обороне.
Ворчун кивнул, вынимая сабли. Харло встал по левую руку от него, опираясь на свой внушительный меч. Каменная заняла место справа, приготовив шпагу и кинжал.
Ворчун посмотрел на ее оружие и лишь головой покачал. Ему сразу вспомнились гигантские дыры, пробитые в боку повозки Бошелена.
– Отойди на шаг назад, – велел он женщине.
– Не глупи.
– Здесь не турнир и не драчка в таверне. Для нежити твои шпага и кинжал – что булавки.
– А это мы еще посмотрим.
– Держись поближе к хозяину. Будешь его защищать. Между прочим, это приказ. Ты меня слышишь?
– Слышу, – нехотя отозвалась Каменная.
– Позвольте спросить, господин, а кто ваш бог? – обратился Ворчун к Керулию. – Сможет ли он нам помочь, если вы его призовете?
– Помочь? – Круглолицый жрец слегка поморщился. – Трудно сказать, командир. Мой бог совсем недавно пробудился после тысячелетий сна. Он один из самых древних.
«Вот только этого нам еще не хватало! Насколько мне известно, люди перестали поклоняться древним богам, поскольку те были слишком жестокими. Представляю, какой окажется эта помощь! Королева Грез, защити нас».
Керулий вынул из ножен тонкий кинжал и вонзил себе в правую ладонь. На траву, к его ногам, закапала кровь. Воздух вдруг стал тяжелым и смрадным, как на скотобойне.
В круге золотистого света возникли странные человечки из прутиков и тряпочек. Он них, будто полоски дыма, исходили волны магической силы. «Откуда они явились? Из развороченного кургана баргастов? Или это тоже – воинство Бошелена?»
Дальнейшие размышления Ворчуна оборвали тяжелые глухие удары, распространявшиеся по земле.
«Может, это паннионская конница? Нет, на лошадиные копыта не похоже. Скорее уж поступь великанов. Кажется, их пятеро. Идут с востока. Торопятся».
Призрачные фигуры появились на освещенном пространстве и тут же исчезли. Глухие удары о землю стали реже.
«Наверное, они окружат нас и нападут с нескольких сторон одновременно».
Заунывное пение баргастов разом оборвалось. Ворчун повернул голову. Все трое глядели на восток, держа наготове копья. Ноги баргастов тонули в клубах тумана, становящегося все гуще. Еще немного, и Хетана с братьями полностью скроются за его завесой.
Стало пронзительно тихо.
Рукоятки тяжелых сабель сделались скользкими от пота. Сердце громко колотилось. Лицо Ворчуна тоже вспотело, и соленые струйки текли у него по губам и подбородку. Он отчаянно напрягал зрение, силясь хоть что-то разглядеть на границе света и тьмы. Ничего.
«Теперь я знаю, что испытывают солдаты накануне битвы. Да уж, такого никому не пожелаешь. Вроде бы ты стоишь рядом с товарищами. Все чувствуют опасность, но каждый ощущает ее по-своему. И то, что ты касаешься плеча соседа, не избавляет тебя от сознания полного одиночества. Всем страшно. Каждый знает, что может быть убит в первые секунды сражения. Нет, солдатская жизнь точно не по мне».
И тут перед его взором вдруг возникли эти твари: лица приплюснутые, с торчащими изо рта клыками, и совсем бледные, как змеиное брюхо. Немертвые охотники. Они вышли из темноты и медленно приближались. Их глаза были похожи на бездонные ямы, а рост вдвое превышал человеческий. Головы раскачивались на тонких шеях. В золотистом свете тускло блеснули массивные черные мечи. Клинки словно бы вырастали прямо из запястий чудовищ – кистей рук не было видно, – и Ворчун сразу понял: один удар такого меча легко перерубит ему ногу.
Эти монстры не имели даже самого отдаленного сходства с людьми. Они напоминали громадных ящериц или жутких бескрылых птиц. Их туловища изгибались вперед; противовесом служил длинный, сужающийся к концу хвост. Ворчуна удивили доспехи нежити, которые защищали плечи и грудь, а также выпирающий крестец и ляжки. Остальные части их тел были обнажены. Головы венчали приплюснутые шлемы, прикрывавшие темя и затылок. Спереди у шлемов имелись широкие нащечники; они смыкались над носовой щелью и резко изгибались вперед, создавая дополнительную защиту для лица. Впрочем, разве у ящериц бывают лица?
– Это к’чейн че’малли, – прошептал Керулий. – Охотники К’елль, первопредки всех рас, родные дети великой Матери. Даже древние боги мало что знают о них. Не стану скрывать, командир: мне страшно.
– Почему они остановились? – тоже шепотом спросил Ворчун.
– Видишь облако магии баргастов? К’чейн че’малли никогда прежде с таким не сталкивались: подобное им незнакомо. И их повелителю – тоже.
– Неужели Паннионский Провидец повелевает этими…
Он не договорил. Пятеро охотников К’елль устремились в атаку. Сначала, насколько позволяли шеи монстров, вперед подались их головы. Потом замелькали руки-мечи, превратившись в полупрозрачную дымку. Трое неумерших напали на баргастов, тогда как двое других устремились к Бошелену и Корбалу Брошу.
Охотники К’елль были уже возле самого облака баргастов, когда оттуда вылетели три копья, вонзившись в голову первому нападавшему. Ворчун удивился: голова нежити оказалась пробитой, словно ствол сухого дерева. Магия кочевников вывернула наружу внутренности: темно-серые жилы, кости цвета тусклой бронзы. Шкура к’чейн че’малля вспыхнула, и ее куски полетели в разные стороны. Сам он зашатался и рухнул. Двое его сородичей скрылись за завесой тумана, и оттуда послышался лязг металла.
Бошелен и Корбал Брош встретили нападавших черными мутными волнами своего собственного чародейства. Охотники едва успели сделать пару шагов. Магия густо покрыла их тела и начала пожирать плоть. На коже к’чейн че’маллей множились отвратительные язвы. Но нежить упорно двигалась дальше. Оба некроманта были облачены в длинные кольчуги и держали в руках полуторные мечи, от которых вились струйки дыма.
– Шестой! Сзади! – вдруг крикнул Харло.
Ворчун мгновенно обернулся.
Шестой охотник К’елль, пробравшись сквозь испуганных, отчаянно ржавших лошадей, двигался прямо на Керулия. На его шкуре были нанесены какие-то замысловатые символы, а спину покрывал странный доспех с острыми металлическими шипами.
Ворчун успел толкнуть хозяина. Тот распластался на земле. Помня совет Бошелена, командир стражников пригнулся. Его сабли приняли на себя удар двух громадных клинков нападавшего. Гадробийская сталь глухо зазвенела. Отдача при этом оказалась такой силы, что обе руки Ворчуна мгновенно онемели. Он не почувствовал, а услышал, как хрустнули сломанные кости левого запястья. Сабли, которые он больше не мог удерживать, взлетели в воздух и, кувыркаясь, упали. Второй удар нежити должен был разрубить Ворчуна пополам, но Харло сумел вовремя подставить свой двуручный меч. Оба клинка – и его собственный, и нападавшего – одновременно треснули и переломились. Харло отполз в сторону. Все лицо и грудь были у него в крови от многочисленных железных осколков.
Трехпалая когтистая нога подцепила Ворчуна и подкинула его вверх. Командир стражников пролетел совсем немного, ударившись о челюсть к’чейн че’малля. Ворчун с ужасом подумал, что у него сейчас лопнет череп. Но вместо этого голова нападавшего откинулась назад с каким-то странным звуком, похожим на хруст сломанных шейных позвонков.
Ворчун упал, теперь уже ударившись о твердую землю. Охотник К’елль немедленно придавил его всей тяжестью своей лапы. Когти пропороли доспехи и вонзились стражнику в тело. Потом Ворчун ощутил, что нежить волочет его по земле. Трещали ребра; неумолимая сила тащила его по пыли и острым камням. Смятые пряжки и застежки доспехов бороздили почву. Ворчун закрыл глаза. Он чувствовал, как проклятые когти все глубже вгрызаются в плоть. Бедняга закашлялся, и рот его наполнился пенистой кровью.
И вдруг когти вздрогнули, как будто кто-то с силой ударил к’чейн че’малля. За первым ударом последовал второй, третий. Когти сомкнулись. Командира стражников снова подбросило в воздух. Потом он упал, покатился по земле и, наконец, замер, натолкнувшись на спицы сломанного колеса повозки.
Ворчун чувствовал, что умирает. Вернее, он знал, что умирает. А потому заставил себя открыть глаза, чтобы в последний раз взглянуть на этот мир – на что угодно, лишь бы отогнать непреодолимое чувство бесконечной тоски, охватившее его.
«Почему я не умер мгновенно? Внезапно? Отчего все происходит так медленно и постепенно? Боги, даже боль стихла – почему же не гаснет сознание? Ну не жестоко ли так терзать меня? Зачем эта последняя пытка? Я и так знаю, куда отправлюсь».
Он услышал чей-то отчаянный вопль – предсмертный, такой ни с чем не перепутаешь.
«Ты кричишь, выплескивая свое нежелание прощаться с жизнью, ужас и гнев. Ты кричишь в лицо смерти, а она все ближе и ближе. Она вот-вот заберет тебя, но ты продолжаешь сотрясать окружающий мир своим воплем…»
Потом крики смолкли, и теперь единственным звуком, который слышал командир стражников, был прерывистый стук его собственного сердца.
Ворчун лежал с открытыми глазами, но ничего не видел. Либо магический свет Корбала Броша потух, либо зрение успело отказать ему.
И вот уже сердце начинает стучать с перебоями. Оно бьется все медленнее, затихает, как цокот копыт бледного коня, который мчится по дороге прочь: все дальше, дальше и дальше…
Сейчас, когда жизнь моя уже близится к закату, я частенько оглядываюсь назад, и меня словно бы окутывает полуночная тьма. Смерть тех, кого я любил и о ком заботился, полностью изгнала мысли о былых победах и славе. И сознание того, что сам я избежал многих превратностей судьбы, давно уже меня не радует.
Знаю, друзья, что вы частенько видите меня: морщинистое лицо, потухший взор, шаркающая походка немолодого человека, который с превеликим трудом бредет по холодным камням вдоль череды минувших лет. Я делаю последние шаги в этом мире, закутавшись в темный плащ воспоминаний, довлеющих над любым стариком…
Йорум Капастанский. Путь, что лежит пред тобою
Когда Вепрь Лета по полю несется,
Копытами дробь отбивая,
А Лес Железный встает
На неотвратимую битву,
Все мы снова – дети его.
Дестриант Деллем(годы жизни неизвестны). Тайный орден Фэнера
Рожденный на морских просторах, чьи темные воды напоминали вино с добавленными в него пряностями, ветер со стоном врывался в пределы суши. Он снова и снова облетал невысокий холм, на котором стояла Восточная башня, и дул в щели рассохшихся ставен, откуда навстречу ему пробивался тусклый свет факелов. Возле щербатых городских стен завывания ветра становились еще пронзительнее. На гладкие камни, которые давно уже ничто не скрепляло, летели соленые брызги. А ночной бриз уже поднимался к парапетам, свистел сквозь мерлоны, дул вдоль узких проходов и, наконец, обрушивался на кривые улочки Капастана, где в этот час не было ни души.
Карнадас в одиночестве стоял на парапете угловой башни, нависавшей над старинными строениями казарм, и вглядывался во мрак. Его плащ, отороченный мехом вепря, развевался на ветру, сминался в складки и ударял по телу. Хотя бойницы башни выходили на юго-восток, с того места, где сейчас находился Карнадас, ему был хорошо виден мужчина, спешивший по северному отрезку стены. Этого человека он с нетерпением дожидался. Но пока их разделяло еще полтысячи шагов, не меньше.
Мрачный, похожий на утес дворец принца Джеларкана резко отличался от всех прочих городских строений. Дворец этот, не имевший окон, издали казался хаотическим скопищем фасадов, выступов, скатов и бессмысленных с виду навесов карнизов. Он заметно возвышался над окружавшей его прибрежной стеной. Карнадас мысленно представил себе осаду Капастана: обстрел резиденции правителя из катапульт, пробитые булыжниками бреши в стенах и, наконец, груды развалин.
«Недостойно так думать. Где же твои утешительные знания о круговороте исторических событий, о том, что времена войны и мира чередуются подобно приливам и отливам? Мир – это лишь время ожидания войны и приготовлений к ней… или же время печальных заблуждений, попыток убедить себя, будто бы войны более не повторятся, пора прекраснодушной болтовни и пустопорожних разговоров».
Сейчас во дворце его соратник, смертный меч Брухалиан, был вынужден, увязая в трясине очередных переговоров, беседовать с принцем Джеларканом и полудюжиной изворотливых болтунов из Совета масок. Карнадаса неизменно поражало, с каким необычайным терпением командир «Серых мечей» выдерживал эти затяжные, изматывающие словопрения.
«Я бы не вынес всех этих танцев в паутине. Подобное повторяется почти каждую ночь, и так уже несколько недель кряду. Удивительно, как среди всей этой цветистой брехни, бесконечного переливания из пустого в порожнее, принц Джеларкан и смертный меч еще ухитряются продвигать свои предложения! Представляю, каково им приходится, когда эти придурки в масках без конца чешут языками и потрясают списками глупейших жалоб и возражений. Чванливые болваны! Поздно возражать: мы уже сделали все, что в наших силах, дабы спасти ваш паршивый город».
Перед внутренним взором Карнадаса встала тщательно раскрашенная, гибкая маска одного из жрецов, заседавших в Совете. Этого человека их отряд вроде бы должен был считать союзником, ибо Рат’Фэнер выступал как выразитель воли Фэнера – Вепря Лета, являвшегося богом-покровителем «Серых мечей».
«Но тебя, жрец, как и всех твоих соперников по Совету, обуревают собственные честолюбивые замыслы. Твои коленопреклоненные позы перед окровавленными клыками Фэнера… Неужели ты думаешь, что мы поверим в подобную ложь?»
Очередное завывание ветра стало единственным ответом на безмолвный вопрос Карнадаса. Вдали, над бухтой, молния врезалась в скопление облаков. Рат’Фэнер занимал в храмовой иерархии достаточно высокое положение, имея сан владыки скипетра. Он был весьма искушен во всех явных и тайных пружинах этого механизма и сумел очень многого добиться.
«Да только вот Вепрю Лета ровным счетом наплевать на вашу иерархию, на все эти роскошные мантии с застежками из слоновой кости, на ваше показное величие, пустые речи и вечную грызню за власть… Впрочем, я не имею права ставить под сомнение веру Рат’Фэнера. Он служит нашему богу, но по-своему».
Вепрь Лета издавна считался глашатаем войны. Темным и ужасным, древним, как само человечество. Он всегда незримо присутствовал там, где звучала песня битвы: крики умирающих, призывы к отмщению, режущий уши лязг оружия, звон щитов и свист стрел…
«И не мы тому виной, что вскоре голос Фэнера превратится в яростное рычание. Сейчас не время прятаться за стенами храмов и плести интриги. Мы служим Вепрю Лета, идя по дымящейся земле, мокрой от крови. Наши мечи быстры, как ртуть. Скоро все услышат его глас, и тщетны будут любые попытки заткнуть уши…»
Рат’Фэнер был не единственным в Капастане служителем этого бога, достигшим сана владыки скипетра. Он страстно мечтал облачиться в мантию из меха вепря и занять давно пустующее место дестрианта, даже и не подозревая, что Карнадас уже являлся дестриантом.
«А ведь я мог бы легко поставить Рат’Фэнера на место, открыв ему свой истинный титул. Да что там, я мог бы вообще прогнать его. Чванливый придурок вполне этого заслуживает».
Но Брухалиан строго-настрого запретил ему делать подобный опрометчивый шаг, а смертного меча не переспоришь. И пробовать нечего. Тот наверняка скажет, что время еще не пришло и можно здорово продешевить. «Терпение, Карнадас, твой звездный час обязательно настанет…»
До чего же трудно порою находиться среди напыщенных болтунов, даже не смея хотя бы их одернуть!
– Что, славная выдалась ночка, дестриант?
– Это ты, Итковиан? Такая темень, что я и не заметил, как ты подошел. И давно ты здесь стоишь, несокрушимый щит?
«Давно смотришь на меня своим привычным холодным взглядом? Угрюмый Итковиан, ты хотя бы раз отважишься показать свою истинную суть? Твое лицо и днем-то непроницаемо, а уж сейчас тем более. Интересно, ты догадался, что я следил за твоим приближением?»
– Я только что подошел, дестриант.
– Бессонница замучила?
– Да нет. Вообще-то, я славно выспался, пора и делом заняться.
Серый плащ несокрушимого щита от дождя стал почти черным. Ветер трепал его полы, обнажая голубоватую кольчугу. На руках Итковиана были латные рукавицы с плотно прилегающими манжетами.
– А я и не заметил, что рассвет уже близок, – кивнул Карнадас. – Ну что, собираешься за пределы города? Как думаешь, сколько продлится эта ваша прогулка?
Итковиан пожал плечами:
– Смотря что встретится нам по дороге. Эти умники из Совета масок вынуждают нас ограничиться двумя отрядами. Но если вдруг попадется дичь покрупнее вражеских дозорных, тогда у нас появится основание нанести первые удары по Паннионскому Домину.
– Наконец-то, – ответил дестриант, морщась от очередного порыва ветра.
Они помолчали.
– Скажи, несокрушимый щит, что подняло тебя в такую рань и выгнало наружу? Думаю, ты искал меня не затем, чтобы пожелать доброго утра.
– Смертный меч вернулся с ночного собрания и желает поговорить с тобой.
– И он терпеливо сидит и ждет, пока мы тут с тобой болтаем о том о сем?
– Я полагаю, что да, дестриант. Ему не остается ничего иного.
Оба «Серых меча» прошли к винтовой лестнице и, осторожно ступая, начали спускаться по склизким ступенькам. Вода ручейками стекала по замшелым стенам. Через три этажа стало чуть светлее. Лучики света тянулись из приоткрытых дверей казармы. До того как в ней обосновались «Серые мечи», старинное здание почти сто лет пустовало. Возрастом своим казарма превосходила многие основные строения Капастана, включая и Даруджийскую крепость, ныне переименованную в Невольничью (там теперь заседал Совет масок). Древнее ее был только дворец принца Джеларкана.
«А дворец сей явно строили нечеловеческие руки. Готов в этом поклясться щетиной Фэнера».
Итковиан толкнул скрипучую дверь, ведущую прямо в центральный Круглый зал…
В громадном, скудно обставленном помещении не было никого, кроме смертного меча Брухалиана. Он застыл перед очагом. Невзирая на внушительный рост и крепкое телосложение, Брухалиан казался сейчас чуть ли не призраком. Смертный меч стоял спиной к вошедшим; его черные волосы, длинные и вьющиеся, были распущены и свисали почти до широкого ремня на поясе.
– Рат’Трейк утверждает, будто бы на равнине к западу от города появились незваные гости, – не поворачиваясь, сказал Брухалиан. – И якобы это не дозорные Паннионского Домина, а демоны.
Карнадас расстегнул плащ, стряхнул с него воду.
– Рат’Трейк? Признаться, что-то я не понимаю внезапных претензий Тигра Лета на божественность. Если бы для этого имелись основания, то почитание Первого Героя давно бы уже утвердилось в храмах. А так, жалкие потуги…
Брухалиан не спеша повернулся к дестрианту, внимательно глядя на него своими светло-карими глазами:
– Недостойное соперничество. Летом звучит боевой клич не только одного Фэнера. Думаю, ты не станешь этого отрицать. Есть и другие, не менее звучные голоса. Или ты отважишься спорить со свирепыми духами баргастов и рхиви?
– Первые Герои – еще не боги, – пробурчал Карнадас, растирая замерзшее лицо. – Они ведь даже не достигли положения племенных духов… И как, другие жрецы согласились с утверждением Рат’Трейка?
– Нет.
– Так я и думал.
– Они сомневаются даже в намерениях Паннионского Домина осадить Капастан, – добавил Брухалиан.
Дестриант прикусил язык.
«Я понял твой намек, смертный меч».
Брухалиан перевел глаза на Итковиана:
– Твои бойцы готовы, несокрушимый щит?
– Так точно, готовы.
– Тебе не кажется, что довольно глупо пропускать мимо ушей подобные предостережения? – спросил Брухалиан. – Я бы посоветовал всем, кто отправляется сегодня в дозор, помнить о них.
– Я внимательно прислушиваюсь к любым предостережениям. Обещаю, нынче мы будем бдительны вдвойне, – заверил его Итковиан.
– Не сомневаюсь, несокрушимый щит. Ладно, можешь приступать к исполнению своих обязанностей. Иди, и да хранят вас клыки Фэнера.
Итковиан поклонился и вышел.
– Ну что, дорогой жрец? Ты доверяешь этому… приглашению?
Карнадас покачал головой:
– Отнюдь. Я ничего не знаю об отправителе: остается загадкой, что этот человек собой представляет и какими намерениями руководствовался. Он в равной степени может оказаться как союзником, так и врагом.
– Однако ответить в любом случае надо?
– Да, смертный меч.
– Так не станем мешкать и сделаем это прямо сейчас.
Глаза Карнадаса слегка округлились.
– Может, на всякий случай позвать еще кого-нибудь? Вдруг мы впускаем в свои пределы врага?
– Не забывай, дестриант: я являюсь оружием Фэнера.
«Так-то оно так, да вот только хватит ли твоих сил?»
– Как скажешь, смертный меч.
Карнадас вышел на середину Круглого зала. Он закатал промокшие рукава рубашки, затем левой рукой начертил в воздухе особый знак. Напротив жреца возник переливчатый светящийся шарик.
– Приглашение составлено на нашем наречии, – сказал Карнадас, вглядываясь в поверхность шарика. – Отправитель явно знаком с языком Тайного ордена Фэнера.
– Это настораживает. Не кроется ли тут какого подвоха?
На обветренном лице дестрианта появилось хмурое выражение.
– Полагаю, вариантов тут немного. Одно из двух: либо некто затеял с нами дерзкую и наглую игру, либо этот человек и впрямь как-то связан с нашим братством.
– Открой приглашение.
– Слушаюсь.
Карнадас опять взмахнул левой рукой. Шарик засветился ярче, потом начал увеличиваться в размерах и бледнеть. Его стенки становились все более прозрачными. Дестриант отступил на шаг, стараясь не показывать свою тревогу, ибо от послания исходила просто невероятная сила.
– Ну и дела, смертный меч. Там, внутри, заключены души. Их не две и не три… Дюжина, если не больше. И все они помещены в одну душу. Такого я еще не видел.
Внутри шара появился темнокожий человек в легких кожаных доспехах. Он сидел, скрестив ноги, в небольшом шатре. Лицо мужчины выражало некоторое удивление. Перед незнакомцем стояла жаровня, угли которой добавляли блеска его темным глазам.
– Заговори с ним, – велел Брухалиан.
– На каком языке? На нашем родном элинском?
Услышав их негромкую беседу, незнакомец с любопытством вскинул голову.
– Какой чудной диалект, – сказал он по-даруджийски, – явно какая-то разновидность дару. Вы меня понимаете?
Карнадас кивнул:
– Да. Твой язык близок к капанскому.
– К капанскому? Значит, я попал по назначению! Стало быть, вы находитесь в Капастане. И кто вы? Правители города?
Дестриант нахмурился:
– Неужели ты нас не знаешь? Судя по твоему посланию, ты знаком с… особенностями нашего сообщества.
– Да, конечно. Видите ли, мой магический Путь чем-то похож на зеркало. Он отражает всех, кто случайно в него заглядывает. Но только жрецы знают, куда они смотрятся. Скорее всего, вы из капастанского храмового сообщества. Кажется, оно называется Совет масок, да? Я не ошибся?