Степан Витальевич Кирнос
Под ласковым солнцем: Там, где ангелам нет места
Глава двенадцатая. На пороге открытий
На следующий день. Микардо.
Над городом не было практически солнца. Всё небесное полотно заволокло плотное полотно, готовящееся засеять град серым и противным снегом, который вскоре растает. И с запада дул странно холодный ветер. Одно его дуновение обращало кожу в дрожащий и быстро мёрзнущий живой покров.
Погода определённо готовилась к снежной буре.
Каменные строения и высокоэтажные здания города образовывали разросшегося в широте гиганта этих мест. По краям город окружало целое кольцо из заводов. Даже несмотря на то, что солнца совсем не было, металлическая обшивка исполинских заводов блестела и переливалась десятками серебряных цветов. Огромные высокие трубы исторгали в небо клубы дыма, ещё сильнее сцепляя смог над Микардо.
Никто и ничто не могло предотвратить экологический коллапс, ибо «команды озеленителей» не по карману городу. Торжествующий марш ядов и химикатов уже ничего не сможет остановить и Микардо вынужден умереть посреди отравленного и гниющего пустыря.
По улицам мрачного города ходили люди, считающие, что самим своим присутствием они делаю его воистину священным местом с точки зрения Свободы. Тысячи разных и пёстрых флагов готовы будут развиваться над Микардо, если поступит приказ от единственного хозяина всей системы – Культа Конституции.
Практически в каждом доме жили люди, но не в каждой комнате была надежда на действительно светлое будущее. И особенно это ощутили на душах только вошедшие в город.
Эстебан стоял у небольшого оконца и всматривался в то, что есть Микардо. За несколько минут он выучил его историю и осознал суть, предназначение поселения. Построенный на деньги Корпорации он теперь вынужден встать её обслуживающим персоналом. Первые родились из стали и камня монументальные заводы. За ними стали расти жилые дома и остальной город. За тридцать лет Микардо обернулся в нечто похожее на большое городище. Даже единственный престижный ВУЗ принадлежит Корпорации и служит для её нужд.
Мало что в городе решалось без ведома Корпорации и Командор знал это. Именно его связи и помогли ему найти свободную квартиру.
Как, только переночевав в придорожной ночлежке, ребята пришли в себя от случившегося на полузаброшенной трассе, Командор принял решение идти дальше. Но очень трудно пройти пропуск в Микардо в связи с красным уровнем опасности. Тут-то Эстебан и воспользовался связями в городских эшелонах Компании, удерживающих контроль над населенным пунктом.
Несколько лет тому назад Полк-орден помог торговым агентам достать из северной Африки несколько причудливых вещей на продажу. В миссии учувствовал и Командор. После получения товара клерк заверил, что если полк-ордену понадобится помощь на земле Либеральной Капиталистической Республики, то Корпорация окажет соразмерную помощь.
Вот помощь и пригодилась. Эстебан набрал нужный номер и за несколько минут обо всём договорился. У кордона его встретили представители Компании и провели через мощные оцепления.
Внезапно в руках Командора блеснуло лезвие, прикреплённое к прекрасной резной ручке, исполненной из дуба, имеющей кривые очертания. Эстебан подвёл блестящее лезвие к своему лицу, перекрыв вид из окна.
Командор вспомнил и усмехнулся. Этот красивый нож подарил ему один из «вольнонаёмных дружинников». Местный житель радовался тому, что вышел живым из передряги и восхитился боевому мастерству Эстебана. «Дружинник» пообещал, что вскоре они встанут плечом к плечу и выбьют из лесов нечисть – либеральную дикарскую мерзость.
На губах Эстебана расцвела улыбка. Но это выражение угрюмого отчаяния, внутреннего механизма сдерживания унынии. Истинной радости тут не имелось, ибо мужчина знал, что местная власть не позволит и рукой тронуть дикарей, ибо они «несут крайние формы Свободы». Нападения на людей продолжатся, приступы каннибализма, ритуальные жертвоприношения, сотни притонов и жестокие кровавые секты. Всё это останется в своей неприкосновенности, ибо то «что несёт Свободу, не может быть аннигилировано», как говорил один из «Диархов» Микардо.
Теперь добрым жителям города и его окрестностей придётся хорошо вооружаться, чтобы противостоять жестоким нападениям на самих себя, так как никто больше не сможет их защитить.
Голова мужчины мотнулась в сторону, и Командор вновь оглядел комнату. В трёхэтажном доме им выделили квартиру со всеми благами. Взору парня предстали обои, обернувшиеся в серые обои. Приличная мебель: книжный шкаф, несколько кресел, декоративные цветы по углам, диван и голографический телевизор на тумбе.
В другой комнате раскинулась широкая спальня с двумя кроватями и прекрасным видом на вечную серость. И словно в благословение высших сил в квартире оказался душ, где всё же установили водоочистители и из кранов не тёк мазут, ржавчина, масло или дурно пахнущий химический коктейль из всей знаменитой таблицы. По меркам Микардо эта квартира не что иное, как царские хоромы, которые достались не задаром.
– Господин Эстебан, – послышался услужливый голос, – мы просмотрели все списки и определились, куда сможем определить ваших юношей и девушек.
Командор машинально повернул голову и в его сознании вырисовался образ аккуратного слуги, одевшего классический мужской костюм. Лицо имело широкие, но не варварские очертания.
– В смысле, «куда»?
– Мы имели в виду наш ВУЗ, – удивлённо произнёс мужчина. – Вы забыли?
– Нет… в смысле да. Задумался просто.
– Так, практически всех мы смогли определить на самый боле-менее безопасный факультет «Техническо-психологическое обеспечение андройдов и их домин-напарников» на кафедру «технос-психологии».
– Безопасный, говорите.
– Не нужно такого скепсиса, какой я сейчас слышу. С их культурно-гуманитарным образованием, какое они получали в Рейхе, и с учётом возможных свободных мест ваших подростком можно было определить только на этот факультет и на эту кафедру.
– А чем они там будут заниматься?
В голосе Командора звучало легкое, и едва ощутимое раздражение и злоба. В нём нарастала злоба от осознания того, что им придётся жить посреди вертепа разврата и тотального притона, и ещё далеко не самого развращённого. Но Эстебан понимал, что должен яро благодарить тех, кто стоит за этим человеком, поэтому старался сохранить внешнее спокойствие. Всё же аккуратно и традиционно одетый мужчина чувствовал в тембре Командора огонь.
– Ничего особенного. Просто ваши подростки будут учиться психолого-эстетически правильно работать с внешней стороной андройда. Они будут делать его психологически приемлемым. А так же им придётся поработать с корректировкой поведения «антропоприблежённых андройдов».
– То есть?
– Они будут работать с механическим сознанием робота. Корректировать его поведение, если он или она вдруг нарушил «приемлемую общественно-либеральную установку».
– У механизмов нет сознания, – едва ли не рыком воспротивился Эстебан.
– Согласен, но вы объясните это «Кодексу Андройдов» и Культу Конституции, а так же ещё тысячам движений и объединений верующих в гражданственность роботов. Не думаю, что вас кто-то будет слушать. – Прочитав негодование в глазах Командора, мужчина приостановился и перешёл на другую тему. – Но вы можете не беспокоится, так как вся корректировка сознания заключена в том, чтобы сменить нужный чип и голосом запрограммировать новую программу поведения. Это один из самых лёгких факультетов в обучении.
– Действительно, – выдохнул Эстебан и вспомнил, что хотел спросить в самом начале. – А кто поступил на эту кафедру?
– Практически все: Алехандро Фальконе, Мерилий Верн и Элеонора Деголль. Теперь они приписаны к кафедре…
– А Габриель?
– Вот с ним пришлось повозиться. У нас не оставалось свободным мест, кроме одного. Он попал на Факультет Экономики, кафедру «Управления Экономическими субъектами».
– А эта кафедра, чем занимается?
– Сразу скажу, обучение там одно из самых тяжёлых. Вся суть обучения сводится к тому, чтобы научить студентов правильно принимать участие в экономической жизни страны. А Корпорация преследует цель научить для себя идеальных экономических управленцев, которые смогут эффективно управлять целыми предприятиями и приносить как можно больше прибыли. Там учат экономический костяк Корпорации, её соль, которая и обеспечит многотриллионные прибыли.
– Многотриллионные? Это вы, о какой валюте?
– Федералы.
– А «легенда»? Вы про неё не забыли? Без неё нас могут быстро закатать в места не столь отдалённые.
– Господин Эстебан, вы слишком долго жили в мире, где отдельные субъекты не могут контролировать власть. Тут всем заправляет Корпорация, ну по крайней мере в Диархии, поэтому вам не следует бояться. Но если вы хотите, то легенду наше руководство разработало.
– Какую?
– Вы – переселенцы из Швейцарской Федеральной Конфедерации. Ваша семья жила на границе, и вы решили покинуть те злополучные места, из-за опасности нахождения рядом с Рейхом. Вы прибыли в Микардо несколько дней назад и обратились в местное отделение нашей Корпорации, для того, чтобы устроить своих сыновей на учёбу. Наш «документационный отдел» вам составил и довольно сносные паспорта, и бумаги, подтверждающие, что вы раньше жили в другом месте. Все документы я положил вам в сервант.
– Паспорта насколько приемлемые?
– Скажем так, у полиции вопросов не возникнет, как и у Федерального Управления Внутренней Безопасности. Всё будет в порядке.
«Всё в порядке, словно в этой сгнившей стране что-то может быть нормально» – злобно подумал про себя мужчина. Эстебан стремился максимально обезопасить хотя бы семь дней. Неделя спокойствия ему не помешает, ибо он пережил слишком много. Войны, битвы, погони и бесконечные сражения, словно мир утонул в бесконечной войне…
Но всё же волнения приступом брали душу парня. Командору не было всё равно на остальных подростков, и как они будут жить. Он заботился о них потому, что они друзья Габриэля. Но именно этот парень его волновал его больше всего и Командор не раз просил о более вольготных условиях для Габриеля. Несмотря на то, что Эстебан уже исполнил клятву, не раз защитив юношу от нападок чёрной воли Архиканцлера, мужчина всё равно чувствовал себя должником. И даже сейчас Эстебан чувствовал некий дискомфорт в душе от того, что не смог дать юноше более лёгкие условия.
– Хорошо. – Сквозь скрежет души выдал Эстебан. – Спасибо вам за оказанную помощь.
– Это не приступ альтруизма, чтобы нас благодарить. Когда-то вы помогли нам, теперь мы выплачиваем долг вам. Господин Эстебан, ваш мир построен на добросовестности, вере, самопожертвовании и взаимопомощи. Наш мир устроен по-другому. Запомните, вы попали в Либеральную Капиталистическую Республику, а значит и законы, по которым течёт наша жизнь – шакалинные, и падальщичьи. Это мир не благородных волков и ясных ястребов. Нет, тут правят как раз-таки шакалы и падальщики. При первой возможности вас ужалят в спину или вонзят нож. Вас повалят и пригвоздят, чтобы вы больше не смогли встать. Тут нет морали, только «капиталистическая инициатива». Вы должны запомнить это.
– Хм, – ухмыльнулся Эстебан, – я видел Рим в руинах и как он кровью восстал из праха. Я увидел, как «крестовые походы» нашего Первого Канцлера стирали целые страны в порошок. Я был свидетелем, как тоталитарный «Молот Императора» и его наиправеднейшая вера в государство крушили всех несогласных. Но я никогда не видел мира, обречённее вашего, ибо то, что творится здесь, во сто крат хуже того, что за стеной.
На лице клерка Компании расцвела лёгкая улыбка, хитрая и коварная. Края его губ, а затем и сами губы, похожие на кинжалы, разверзлись, исторгая слова:
– Ваши слова понимают многие в Корпорациях, но сотни миллионов жителей Либеральной Капиталистической Республики за ваши слова готовы вас порвать в клочья. Если вы говорите, что не видели ничего безнадёжнее Микардо, то я вам советую заглянуть в то, что именуется «Центром Свободы», где миллионы людей принимают то место, как «рай на земле». Если сейчас вы это скажете на какой-нибудь площади, то завтра вас будут лечить мощными транквилизаторами и дубинками в больнице для душевнобольных. Поймите, господин Эстебан, в нашем абсолютно свободном мире, нельзя говорить то, что противоречит самой свободе. Такова аксиома нашего общества и это аксиома – нерушима и вечна.
– Ваш мир точно болен.
– Но миллионы считают иначе. Для них, кто заявляет о «несвободе» – болен и неважно, что имел ввиду человек.
– Бред, – Прозвучали злобным рычанием и отторжением буквы слова.
– «Всё то, что оппонирует свободе должно быть уничтожено и скинуто в забытье, даже если это жизни людей, ибо так куётся истинная Свобода и Права». Так сказал Культ Конституции, а значит, это стало аксиомой.
– Культ Конституции? – С недоумением прозвучали слова вопроса. – Я в проклятых местах этой страны был, но очень давно. Но когда я отсюда бежал, не было никого Культа Конституции. Только припоминаю нечто схожее с партией, которая стремилась возродить в преизбыточном объёме «старые и истинные права и свободы».
– Это была «Партия Сохранения Свободы и Веры в Конституцию». – Сухо, как и всегда, пояснил слуга Корпорации. – Вы разве не знаете нашей истории?
– Расскажите мне, пожалуйста. Я отсюда съехал, когда был подростком.
– Хорошо. Сначала, это было обычное движение ревнителей абсолютной свободы, коих имелось неисчислимое множество на развалинах старой Европы. Но что-то в ней понравилось людям, горел в сердцах её последователей огонь, от которого воспламенялись души людей. Через пару лет началась экспансия партии везде и повсюду. Она раскинула свои щупальца всюду, куда могла только дотянуться. Район за районом, регион за регионом, её отделения открывались повсеместно, привлекая к себе, как можно больше людей. Её влияние распространялось, как чума. И, в конце концов, последователи Партии заявили, что начнут создание нового государства, под своей эгидой и идеями абсолютно либерализованой свободы. И там, куда не добрались идеи южной автократии, восточного коммунизма, откликнулись разрозненные земли, ещё чтущие старые «свободы». В это время сообщество разработало и конституцию новой страны, написав её так, что она напоминает сбор сумасбродных религиозных текстов и стихов, нежели юридический документ. И так, Партия Сохранения Свободы и Веры в Конституцию, переродилась в Культ Конституции, что стянул под своими знамёнами треть старой Европы.
– А как же Корпорации? Как вы отвоевали свою власть?
Человек усмехнулся и покачав головой с иронией выдал:
– Вы ничего не знаете.
– Что ж, в этой стране я на пороге открытий.
– Мы развивались параллельно. Когда Культ Конституции объявил своё торжество, мы захватили и распределили между собой все сферы влияния. Культу оставалось только написать Конституцию под наши нужды в экономике и разойтись миром. Никому не нужна была война. Титаническими усилиями Корпорации и Культ Конституции стянули между собой регионы, которые невозможно собрать в одну страну, дабы держава не распалась и все понимали – война между нами приведёт к падению, а значит и разграблению со стороны Рейха и Директории Коммун. Никто этого не хотел.
– Позволь мне цитату, – с толикой язвы и упрёка заявил Командор и поэтично отвёл руку в сторону. – «И что бы всех отыскать, воедино созвать, и единою чёрною волей сковать…»
– «В Мордоре, где вековечная тьма». – Закончил мужчина.
– Тут вместо «Мордора», нужно говорить «Либеральной Капиталистической Республике».
– Я смотрю, вы немного читали одного прозаика-фантаста давних времён? Не думал, что о нём осталась хоть какая-то память.
– Его слова подходят лучше всего под ваш мир.
– Не буду спорить, он таков. И вся роль моей Компании сводится к тому, чтобы урвать свой кусок из этого безумия. Угашенные «Свободой», опьянённые ею больше походят на сумасшедших, но суть такова, что больных стало так много, что это стала нормой. Наше с вами мнение – преступное. Я не буду говорить почему, у меня от этого уже мозоль на языке.
Эстебан поник и впал в глубокие раздумья.
– Что ж, как бы это ни было грустно, но я вынужден вас покинуть, ибо у меня ещё множество дел. Если я буду вам нужен, то мой номер у вас в телефоне.
– Прощай. – Сквозь раздумья, туманно и на автомате ответил Командор.
Мужчина развернулся и поспешил покинуть квартиру. Мягкими шагами, не слышимо, он добрался до двери, распахнул её и незаметно покинул помещения.
Эстебан так и остался в раздумьях. Весь разум и мысль Командора пленила одна единственная вещь – куда идти дальше.
«Тут нельзя оставаться вечно» – думал про себя мужчина, ибо знал, что души подростков не выдержат тлетворного влияния этого мира. Орды верующих в аморальность, дикари повсюду вокруг города, полиция безнравственности и ещё десятки тех, кто может привнести кару за «несоблюдение вектора развития Свободы». Даже поведение влюблённых Верна и Элен подобно красной тряпке для быка. Скорее всего, если увидят нормальную девушку, идущую за руку с нормальным парнем, то им выпишут штраф. Однозначно. Ведь они «своим традиционным поведением оскорбляли, и наносили глубокую душевную травму, гражданам, предпочитающим однополые, многополые, бесполые, вещевые, андройдные, зоофильные, неосексофильные и отношения иного рода». Если их заметят второй раз в таком образе, то уже уведут под недолгое административное заключение, как «злобных тридиционалистов-гетерастов».
Эстебан не доходил до тяжких мыслительных процессов, чтобы понять простейшую вещь – тут нельзя надолго задерживаться, ибо пребывание в месте «повышенного либерализма», как в эпицентре радиационной катастрофы – очень быстро становишься отравленным всякой мерзостью.
Но с другой стороны – «куда идти?». Память мужчины ещё сохранила образы карты страны, в которую его глаза глядели неделю назад. Вся совокупность знаний и увиденного позволяла понять, что de-facto идти некуда. Куда не сделай шаг – всё одно: декадентство и разврат на каждом шагу. Все регионы погрязли в этом.
Мысли Командора настолько пленили разум, что его сознание практически отключилось, и он не заметил, как из кухни вышел другой мужчина. Его бежевое несменное пальто, грубые брюки, широкое суровое лицо, словно высеченное из камня и холод в глазах, выдавали знаменитого персонажа…
– О чём задумался?
Грубые слова, произнесённые тяжёлым голосом, для Эстебана прозвучали как гром среди ясного небосвода. Отягощающие мысли тут же отпрянули в сторону, осветлив сознание мужчины, заставив его размышлять более ясно.
– Как? – Словно выйдя из ступора, коротко прозвучало слово. – Что?
– Я говорю, о чём ты думаешь?
– Ох, Ротмайр.
В это время другой мужчина переместился от двери в кухню на кресло, заняв его полностью подобно воде, которая забирает всё место, предоставленное ей, едва ли не утонув в нём.
– Так ты ответишь мне на вопрос или продолжишь мычать?
– Как мне не хватало, твоей наглости. – С подколом и мрачной улыбкой начал свой ответ Командор. – Я думаю о том, куда нам идти дальше.
– А зачем нам идти куда-то? Разве тут не хорошо? Пока Корпорация за всё платит, можно и поваляться. А возможно даже и развернуться за её счёт. – Слова Ротмайра зазвучали с въедливым высокомерием и самодовольствием. – Эх, есть во мне предпринимательская жилка.
– Конечно, есть. Только «честный ремесленник и бизнесмен» мог скинуть с трона Императора и год выкачивать ресурсы из страны, а потом улизнуть незаметно от всех. Это талант.
– Так, почему я слышу в твоих словах сарказм и неодобрение. Мы в тот момент просто хотели больше власти и денег. Наше старое положение в Капитуле нас не устраивало, вот мы, единогласно прошу заметить, и решили увеличить своё благополучие. Так сказать, улучшить свой социальный статус.
– И свести с ума Рафаэля. Вот это я понимаю, – в словах зазвучали ядовитые нотки сарказма, – целеустремлённость. Наверное, мало кто в истории, так улучшал свой социальный статус.
– Это политика, парень. Мы захотели, мы сделали. Я не виноват в том, что мои «напарники» потеряли бдительность и Рафаэль порезал их, как свиней на бойне. – И на секунду примолкнув, Ротмайр воскликнул. – Но хватит о делах прошедших. Что было, того нет. Лучше скажи мне на милость, почему ты решил перемещаться отсюда? Мы ведь только обосновались. Какой такой ужас напугал тебя, что ты уже бежишь отсюда, поджав хвост?
Глаза Эстебана наполнились бессильным гневом. Слова теперь подобны стреле – попали в самую суть, самое сердце. Командор чувствовал правильность выводов своего «друга», знал, что он прав. Бежать оттуда, куда ты только что пришёл – по меньшей мере, странно, ну а в абсолюте – похоже на испуг. Но ведь Эстебан знал, что не боится всей либеральной чумы, в её тысячи безумных ликах. Он не для того прошёл десятки битв, Великую Пустошь, Африку, трущобы и побег, чтобы страшиться тех, кого ненавидит всеми фибрами души.
Ярость, подобная очистительному огню воспылала в разуме, но тут же столкнулась с холодным осознанием тяжести и важности собственного долга. За него отдали собственную жизнь Марк и Сцилла, дабы он мог сохранить жизнь Габриеля и оградить его от ересей и безумия. И чувство долга говорило одно – бежать из этих проклятых мест, но куда?
Ротмайр словно чувствовал мысль Командора. Он тщательно смотрел в его нефритовые глаза и читал сознание, как открытую книгу. Годы в политике научили бывшего Верховного Лорда за минуты изучать людей досконально.
– А-а-а-а, это всё из-за того парнишки? Габриеля, вроде.
Командор бросил неодобрительный взгляд, полный смущения и негодования от услышанного.
– Не смотри на меня так. Мне рассказал обо всём Антоний более подробно, чем ты тогда в камере, и правильно сделал. Ты должен знать, что твоя жизнь, чёрт побери, не ограничивается одним лишь долгом. Ты спас его несколько раз и разве этого недостаточно для выплаты долга? Слышал выражение – «За равное воздаётся равным». – Ротмайр, говоря, смотрел на выражение лица товарища, но видел лишь там бурю противоречивых эмоций и чувств, отчего продолжил говорить, вцепившись ладонями в кресло. – Эстебан, ты знаешь, что мы позаботимся о пацанах и девчонке, чтобы то ни было. Но и они уже взрослые, и имеют свою голову на плечах и сами могут отвечать за себя.
– Позаботитесь, говоришь, – голос Эстебана наполнился дрожью, – как за тем парнем? Как там его звали… вроде Артий.
– Мы тогда сражались против ассасинов. Не сравнивай. Я говорил про иное. Если к ним на улице полезет какой-нибудь педик или раскрашенный изуродованный псих, то клянусь, – голос сидящего в кресле сделался грубее и злее, – я ему собственноручно отрежу пальцы. Ты меня знаешь, я это сделаю.
Губы Командора растянулись натужной улыбке. Он впервые видит и слышит, как Ротмайр угрожает расправиться с уличными «Вестниками Свободы» и что тот вообще о них знает. Парень понял, что слишком многого не знает о своём недавнем сокамернике и друге, вечно имеющего матёрый видок.
– Эстебан, тебе нечего бояться, ибо ты знаешь, что твой парень сможет отмахнуться от той мерзости. Ты же читал, документы Корпорации и знаешь, что теперь ребятки находятся под её защитой. Или твоя вера дала трещину?
Командор отпрянул духом. В его душе пламенем пробежалось негодование, выталкивающее из него всякую апатию и уныние.
– Гневом праведным ковался моей веры нерушимый щит. – В речах мужчины явно ощущалось огниво фанатичной веры. – Ты прав, пока шевелиться не надо.
– Ну, ты прям литанию зачитал. – Кинул Ротмайр и в одно мгновение перешёл на вопрос. – А куда ты отправил ребяток и вместе с ними Маликом с Антонием?
– Прогулочная экскурсия. Они просились посмотреть на мир, где царит свобода. Говорили, что «стоят на пороге открытий нового сознания». Я их и отпустил под надзором Антония и Малика. Скоро должны вернуться.
И словно вторя словам Эстебана замок двери щёлкнул, ручка шевельнулась и дверь распахнулась, впуская владельцев квартиры.
Первыми вошли ребята, одетые в свою привычную одежду, которую унесли ещё с «убежища» на границе… Но вот лица стали иные. Элен, Верн и Габриель: их лица отражали глубокую безнадёжность и массу отвращения, словно они воочию ощутили мозгом и глазами адскую бездну, коснувшуюся их душ и сердец холодными склизкими пальцами.
Ротмайр ощущая суть мрачных ликов в поучительную издёвку произнёс:
– Ну, ребятки, как вам по вкусу «свобода»? Увидели, к чему могли вас привести ваши подпольные действия в Рейхе?
Эстебан переместил взгляд, став скрупулёзно рассматривать другого юношу. Лик Алехандро отражал те же мрачность и отвращение, но более слабо. А так же в его глазах тёмным, неуловимым призраком проскочил фантом тайного безумия, словно ад посадил свою искру в душе парня…. Командор оставил этот образ в своём сознании и почувствовал, что в будущем это всплывёт. Созреет и даст мрачный восход…
– Я никогда не видел столько разврата на квадратный метр. – Раздражённо и потрясённо заявил вошедший Малик. – Как люди могут жить в грязи собственного разврата?
– Живут и радуются.
– Ротмайр, – ввязался Антоний, – люди впервой раз увидели, что за стеной. Они не знали, от чего их берёг Рейх и пусть свыкнутся с новым открытием.
– Мерзостно, – исказив гримасу в отвращении, бросил Габриель, чьи зеленоватые глаза, их ясный взгляд, преисполнились негодованием. – Тут жить невозможно. Все вокруг – психи. А Элен с Верном чуть не получили штраф, за то, что шли под руку. Это… это… это… безумие.
От слова парня на душе Эстебана слегка просветлилось. Теперь он стал на йоту уверен, что Габриель не попадёт в лапы безумия и не упадёт в либеральную бездну. Командор смотрел на лица ребят и видел в них то, что хотел – реакцию нормального человека. Все, кроме Алехандро…
Эстебан провернул у себя в голове десятки разных мыслей в секунды, но остановил весь бешеный поток на одной единственной – им ещё многое предстоит узнать о том, куда они попали. Но самое важное – страна, где им жить, она для тех, кто не ступал сюда, есть индикатор, который высветит в каждом его истинное лицо. И Эстебан словно чувствовал, что скоро они о друг друге многое знают. Слишком многое.
– Так, – грозно и по-управленчески начал молвить Эстебан, – раздевайтесь и отдыхайте. Вам пока нечего бояться. Позже я вам расскажу, как тут жить и что говорить, чтобы в «свободной стране не попасть в клетку за свои мысли. – И смолкнув, Эстебан еле развёл губами и лёгким, как бриз, шёпотом выдал. – Что ж, мы с вами на пороге открытий, от которых содрогнётся душа. Может вы, ребятки поймёте, что в этом краю земного шара ангелам делать нечего. Да поможет нам Бог.
