Степан Витальевич Кирнос
Под ласковым солнцем: Там, где ангелам нет места
– Проклятье, – выругался Ансуа, – только нам их не хватало.
Лютер знал, чем может грозить встреча с этими дамами и поэтому опустил голову к земле, пытаясь показаться для них незаметным.
– Ах, кто это у нас?! – завопила девушка из Фем. Патруля с размашистым лицом и широким тучным телом. – Очередные угнетатели ждут жертв?
– Не понимаем, в чём дело? – попытался отмазаться Ансуа.
– Мы патрулируем улицы, чтобы чистить их от таких мразей, как вы. А дело в том, что вы попались на нашем пути. Ни один мужчина не уйдёт от нас безнаказанным.
– Мы ничего не нарушили.
– Вы нарушаете наши права самим своим существованием! – на пике наглости и срыва заявила женщина и с ярым гневом воспалила. – Существование мужчин является гипотетической угрозой для наших Свобод! Ибо только наследники дней минувшего патриархата способны угнетать все женско-ориентированные гендеры. Вы и есть нарушение нашей великой Свободы.
– Что мы нарушили по статье закона? – в упреждение кинул Ансуа. – Вам не за что нас привлечь, поэтому, прошу, оставьте свою мизандрию, ибо нас ждёт судебный процесс.
В пламенных очах радикальных феминисток Лютер увидел только бессильную злобу. У патруля не было полномочий их задерживать и даже пресекать «нежелательные для развитого либерализма» мысли. Две женщины ничего не могли сделать и только тёрли перчатками резиновые дубинки с такой силой, что слышался скрип резины. Неожиданно одна наклонилась и полушёпотом кинула фразу, от которой на душе стало страшно:
– Запомните, сволочи, настанет день, когда вы ошибётесь. Один недвусмысленный взгляд на женско-ориентированный гендер и мы будем рядом. Поверьте, мы ещё дадим вам отведать нашего гнева.
После этих слов, исполненных злобой, Фем. Патруль фыркнул и ушёл прочь в поисках жертвы.
– Как тут жить, если тебя донимают каждый день сумасшедшие? – Лирически полился голос Лютера. – Каждый час они заявляют о собственной нормальности, но это безумие.
– Будь тише. – Голос друга неестественно задрожал, выдавая страх. – Пожалуйста, следи за своими мыслями.
Но Лютеру больше не понадобилось следить за своим мыслительным потоком, ибо все его мысли были направлены на другое. Взгляд юноши коснулся фигуры, что постепенно приближался. Это была миниатюрная девушка, рост которой был довольно невысок. Но красота этой девушки, её совершенство, – выше всяких похвал. Если бы она попалась на глаза Фем. Патрулю, то ей бы вынесли выговор, за «создание слишком женственного образа, способный оскорбить чувства феменистично-бодипозитивных движений и который вызывает у мужчин естественно-традиционные желания и воззрения, опровергаемые Новой Доктриной, а значит, и противоречащие курсу идеальной Свободы от старых предрассудков». Парень всегда воздавал хвалу всевышнему, за то, что прекрасная особа никогда не попадалась Фем. Патрулю.
Даже одежда прекрасной девушки могла обидеть тех, кто «во имя свободного выбора» уходил в культы «почитания естества» и «славы уродств» или бодипозитивные движения, ибо, как сказано в одном законе «одежда, сугубо гендерно-ореинтированная или прославляющая естественную красоту нежелательна для повседневного ношения, ибо это может оскорбить чувства многих граждан». А одеяния были довольно неказисты. Это женская коричневая кожаная куртка, ложившаяся на светлую рубашку, обтягивающие джинсы синего окраса и аккуратные туфли.
Как только дама приблизилась, парень смог разглядеть её черты более подробно. Довольно миловидный лик внушал в сердце чувство трепета, накрашенные насыщенно алой помадой губы, слегка припудренные щёки, придававшие коже лёгкий оттенок безжизненности, чем только повышали градус загадочности и красоты. Её светло-серые очи так и светились внутренним светом, излучавшим только чистоту и счастье. Молочно-шоколадные волосы, подобные шёлку, аккуратно ложились на плечи.
– Здравствуй, Амалия! – Кинул Ансуа.
У Лютера на губы готова выползти улыбка, но он её сдерживает изо всех сил, дабы не походить на сумасшедших, что бродят возле него. Душа так и просила выплеснуть свои чувства, но самоконтроль для парня был превыше всего, ибо одним своим словом он мог породить цепочку бесповоротных и роковых событий.
– Привет. – Высказал с тяжестью Лютер и потянулся дружественно обнять девушку, но тут, же поспешил отпрянуть и ограничился тем, что по-дружески положил руку на хрупкое плечо.
Амалия, Ансуа, да и сам Лютер понимали, чем может грозить проявление «традиционно-ориентированных неприемлемых для Свободы чувств между гендерами». Это могли быть штрафы, а то и тюремное заключение. В обществе, где прилюдное совокупление было разрешено под знаменем Свободы, было запрещено вольно показывать любовь между девушкой и парнем.
– Это абсурд! – Шепча, крикнул Лютер, убирая с плеча руку.
Злоба и негодование брали верх в душе парня, и ему всё тяжелее становилось удерживать собственные мысли в узде, но здравомыслие брало верх и каждый подобный, раз парень мог успокоиться.
– Сколько времени осталось?
– Пять минут, Ансуа. – Ответила Амалия. – Пойдём?
Ребята развернулись к воротам и прошли на территорию суда. Бежевое здание, ставшее прибежищем для трёх ветвей судебной власти, возвещало о несокрушимости либерального правосудия своим монометаллизмом. Двенадцать этажей холодного правосудия, где велась беспрерывная работа по установлению «либеральной фундаментальной истины».
Двести метров в каждую сторону от постройки лежала лишь безжизненная плитка, через которую никогда не одна травинка не прорвалась. Серое, каменное одеяло покрыло всё вокруг суда, став предвестником, говорившим лучше всякого слова, что есть суть правосудия, которое выходит из этих стен.
Здание суда имело только один вход и выход. Огромные массивные ворота, выплавленные из чугуна так и пугали всяк сюда входящего своей грозностью и устрашали правонарушителя. Не было такого человека, которому удастся открыть эти массивные ворота.
Лютер, дабы проявить инициативу и смелость перед Амалией, подошёл к чугунному монолиту. Костяшки парня коснулись металла несколько раз. Стук по двери вызвал устрашающий гул, прозвучавший подобно роковой песни. Тут же послышался скрип, и массивные ворота попятились назад.
– Заходим, – не слышимо из-за гула дверей вымолвил Ансуа и зашагал вперёд.
Перейдя порог здания, ребята попали в просторное, но серое помещение. У стен стояли только места для сидения. Стулья и ряды стульев выгляди довольно невзрачно и жутковато: подгнившие и заржавелые детали, погнутые ножки или вывернутые ручки. А сами стенки облачились в сеть залатанных трещин. Свет исходил только от помрачневших и выгоревших ламп, что на последнем издыхании светились вверху.
У обычной двери из этого помещения, ведущей вглубь суда, стоял пост охраны. Ребятам на глаза попались: грязный стол с одним охранником, стопки бумаг и… всё. Тут больше ничего не служил для охраны суда.
– Стоять! – Крикнул охранник, в одеяниях цвета охры. – Куда идём?
Амалия прокашлялась и выдала ответ милым голосом:
– На заседание Муниципального Суда Сообществ номер ноль-три-пять-шесть-восемь-три.
Охранник залез в стопку бумаг и что-то там нашёл. Прочитав текст на рваном клочке бумаги, и присмотревшись к лицам, он сонно кинул:
– Хорошо, проходите вовнутрь. Вам нужно будет подняться на девятый этаж в кабинет, номер сто два.
Удивление и усмешка взяли верх в душах ребят. Они не могли поверить в то, что вся охрана суда сводилась к одному охраннику. И вся его защита зависит от охраны, похожей на строгую вахтёршу у входа в общежитие.
Ребята прошли в обшарпанные коридоры. Стены укрылись в ковёр из сырой и влажной заплесневевшей извёстки. Всё нанесение стен покрылось в бесконечную сеть из трещин и дыр. Где-то на прогнившем деревянном полу, укутанном в вонючий и почерневший ленолиум валялись куски бетона, отломившиеся от стен.
Повсюду бегали и суетились люди. Одетые в чёрные потёртые дырявые мантии судьи бегали из кабинета в кабинет. Судебные клерки и служители закона, в потрёпанной одежде с небрежным видом постоянно ходили по коридорам. У подростков складывалось впечатление, что тут не суд, а общежитие для несостоявшихся в жизни людей: нищих и бедных.
– Что это? – в голосе Амалии чувствовались нотки удивления, смешиваемые с её бесконечным тембром невинности.
– Это суть государственных судов и его судопроизводства, – поучительно ответил знающий всё Ансуа. – Или вы не читали всего законодательства про суды?
– Нет. – Тяжело ответил Лютер, стараясь идти возле Амалии.
– Вся суть этих законов сводится к тому, что «разбирательство дел государственными судами должно быть полностью открыто для всех, ибо это повышает индекс демократии в обществе». Поэтому мы на посту встретили только одного охранника.
– А что же со всем этим? – недовольно кинул Лютер, проведя рукой вокруг, указывая на окружение, похожее на внутренности руин. – Тоже политика «открытости государственных учреждений»?
– Нет, мой друг. Из-за того, что парламент и правительство ведут конфедерально-федеральную политику. Это значит, что каждый регион сам о себе заботится. Вот финансирование региональных судов и полетело к чёрту. – Пытаясь сойти на некий пафос, ответил парень, открыв помятую металлическую дверь, пропуская своих друзей на лестницу.
Подошва обуви Лютера коснулась ступеньки, от которой сразу же отломился кусок бетона. Все края ступеней кончались обломанными кусками. Разворошённый и разбитый вид лестницы повергал в сущий шок, словно это здание стояло заброшенным вот уже лет пять. Но вся ирония свободного мира сводилась к тому, что в нём работают и живут порой тысячи человек.
Тут же возле них прошёл человек, облачённый в судейскую мантию. Он тащил за собой мешок, на котором большими буквами виднелось: «Бетон. 50 килограмм». Судья волок его по ступеням, и уши Лютера услышали лёгкий хруст и стон ступеней, как будто они вот-вот сломаются под весом мешка.
Внезапно ребятам стало жалко судью, который обязан волочить наверх тяжеленный мешок, из-за того, что регион по закону должен финансово и материально поддерживать тех, кто именовался «Вестниками Свободы». Больше сотни «свободных» гендеров, звероформированые люди, легализованные педафилы, капрофилы и прочие «свободолюбцы» прожирают бюджет региона на восемьдесят процентов, оставляя всех остальных без денег. Пожилые люди, инвалиды всех групп, малоимущие, смертельно больные и ещё множество людей было обречено на долгую и мучительную смерть, если не причислялись к проклинаемым «Вестникам Свободу» – единственно и истинно привилегированному неосословию. Ибо, как сказано в Гранд-Федеральном законе, о «Поддержке Вестников Свободы» – «только те, кто несёт саму Свободу в себе, должен быть социально защищён и обеспечен из бюджета, так как это несёт в себе фундамент для развития самой Свободы».
Лютера, при виде всего этого, брало жуткое негодование. Парень просто не мог понять того, как люди могут так жить. Во имя «Прав и Свобод» каждый день вынуждены влачить жалкое существование миллионы человек. Воспитание отца, концепция которого заключалась в справедливости, взаимопомощи и всеми ненавистных старых традиционных ценностях и архаичных воззрениях на мир. Очень трудно жить в этом мире с такими идеалами в сердце.
Путь привёл ребят на девятый этаж. По мере подъёма, лестница становилась всё ухоженнее, а стены вокруг переставали красоваться паутиной жутких трещин и ковром изо мха и плесени. Однокурсники отворили приличную пластиковую дверь, и перед ними открылся совершенно иной мир, поражающий своим великолепием и яркостью красок. Стены, отделанные дорогой голубой известью, изобиловавшие яркими картинами и плакатами с инструкциями. На полу стелился недешёвый паркет, буквально сверкающий от того, что его начистили тряпками. Местным светилом представлялась роскошная и богатая люстра, сиявшая десятками гроздями хрустальных огранённых камней. Двери кабинетов так и красовались своей дороговизной и помпезностью. Повсюду расхаживали люди, облачённые в дорогостоящие одежды или безумные одеяния, мало похожие на настоящее облачение. Суды Сообществ и Корпораций содержались в строгом порядке и роскошном убранстве, дабы доказать превосходство всего частного над государственным.
Внезапно возле них остановился странный, по виду, мужчина. Небритая щетина и грубое лицо выдали его. Но вот одежда… возмутила Лютера, но не поразила. Длинное платье чёрного цвета, с глубоким декольте, туфли на шпильках и шляпа с перьями. Вся эта безвкусица и безумие резали глаз парня, но он вынужден был сглотнуть и терпеть присутствие этого существа.
«Мужчина» оглядел мутными глазами ребят и раскрыл накрашенные губы:
– А вы в кабинет ноль-три-пять-шесть-восемь-три? – Неимоверно противным корявым и писклявым голосом прозвучал вопрос.
– Да. – Кинул Ансуа, претерпевая акустический шок.
– Тогда за мной. Я юристка на этом заседании.
Никто более не стал вступать в споры с этим человеком. Все продолжили путь и зашли в зал судебного заседания.
Но им преградил путь частный пристав. Он тут же попросил список допустимых «слушателей» на дело. Все знали, что правосудие, отправляемое судами Сообществ и Корпораций, имеет закрытый характер и просто так на него попасть нельзя, ибо «Во имя Прав и Свобод частных лиц, следует ограничить ко всей их деятельности общественный и государственный надзор, так как это противоречит праву иметь тайны и сохранять неприкосновенность частной жизни и деятельности». Затем пристав проверил их с помощью металлодетектора и только потом, убедившись, что все процедуры соблюдены, пропустил всех в зал судебного заседания.
Как только Лютер переступил порог, ему тут же на глаза попался плакат-лозунг, висящий над местом судьи. «Без души, без милосердия, ибо это Феминистида». Парень в душе мрачно усмехнулся от осознания того, что своры феминисток добрались и до судов. Юноша вспомнил уроки истории, где рассказывали, что во время становления нового государства «Объединённая Конфедерация Феминисток» с требовательностью, достойной ярых и безмозглых фанатиков, просили переделать судебную систему под нужды «свободно мыслящих женщин». И первое, что они перекроили, это имя правосудия. Богиня Фемида, сменилась на «Карающее божество, приносящее боль и унижение угнетателям разного рода – Феминистиду». Потом в судебную систему вторглись легионы ЛГБТПАиПНА и перепрошили её уже на свой лад и манер, сделав Феминистиду богиней, «покровительствующей бесконечной толерантности и искореняющей дискриминацию». Для залов судебного заседания даже придумали новый лозунг, который сейчас созерцал. Он означал, что всё правосудие в Либеральной Капиталистической Республике должно быть максимально жестоким и болезненным, для тех, кто выступает против нового сословия «Вестников Свободы».
Ребята прошли в зал судебного заседания и поспешили занять свои места. Лютер стал всматриваться в детали. Обычное помещение, устроенное по всем известным правилам. Только место, где сидел судья, было на одном уровне со всеми, ибо так подчёркивали равенство всех сторон. На стене, в нужном месте не висело герба государства, лишь флаг неполноценной радуги. Клетка была обустроена удобным диваном, дабы «подсудимый мог пользоваться максимально допустимым правом на отдых». Ленолиум под ногами буквально отсвечивал ярким светом ламп.
– Всем встать. – Прозвучали столь знакомые слова от частного пристава.
В зал зашёл судья, и проследовали все участники процесса. Первым шагнул тот, от кого зависели судьбы людей. Пиджак безумной раскраски, где ядовито-зелёный, ярко-розовый и чёрный переплелись в цветовой фантасмагории абсурда, режущей глаз. Длинная седая борода, покрытой блёстками, морщинистое лицо, усеянное десятком побрякушек от пирсинга, и красные коротко подстрижены волосы выдавали в нём человека похожего на мужчину. Но вот капроновые колготки и высокие розоватые туфли с каблуками и толстыми ботфортами повергали в эстетический диссонанс. Рядом с ним шёл «юристка», вместе с женщиной без волос, и одетой в грубую серую рабочую одежду, с высокими берцами на ногах. За ними, в конце всей колонны вошёл мужчина. Да, это точно парень. Аккуратно выбритое лицо, приятный на цвет пиджак, нормальные брюки и чёрные остроносые кожаные туфли. Из странного, мужчина только опирался на трость, и сильно хромал, переставляя ноги.
Все заняли свои места. «Юристка» с женщиной сели на места обвинения, а мужчина занял место обвиняемого в клетке.
Накрашенные зелёной помадой губы судьи разверзлись, пудра, подобно штукатурке, слетела с губ на стол, и была произнесена фраза тонким противным голосом:
– Заседание самого справедливого и равноправного суда сообществ по муниципалитетам объявляется открытым. – После этих слов все поспешили присесть, а судья продолжал говорить. – Слушается дело, гражданки Мелисы Ирпа и гражданина…
– После того, что эта скотина позволила себе сделать, он больше не гражданин! – Басом взревела лысая девушка, обрывая судью.
– Тише, гражданка, суд во всём разберётся. Так, ах да… гражданина Квинта Маркуса. – Судья обратился к сторонам, с уже привычной официальной репликой. – Стороны, свободный суд вас уведомляет о том, что за нарушение достоверности показаний, вы будете привлечены к ответственности. Вам ясно.
Все ответили согласием, а судья вновь обратился к участникам и отсутствие юридической языковой техники ничуть не пугало собравшихся, ибо все знали, что «Во имя обеспечения права населения на участие в отправления правосудия, каждый гражданин мог занять должность судьи, если пройдёт специальные месячные курсы».
– Сторона обвинения, что вы можете сказать по существу дела?
– Ваша честь, – встал «юристка», – моя клиентка обвиняет подозреваемого в злостных визуальных и тактильных домогательствах. – В голосе «юристки» звучали наглость и вызов. – Частые недвусмысленные взгляды, притрагивания. Эти факты указывают на нарушение Свободы и Права всякой возможной неприкосновенности женщин. Как мы знаем, исходя из Феминистского Кодекса, статьи говорившей о визуально-тактических домогательствах – «если женщина посчитает, что к ней проявляли визуально-тактические домогательства, значит, с большей долей вероятности, так и есть».
– Что ответит защита. – Потребовал суд.
Мужчина слегка помял галстук, прокашлялся и только тогда заговорил:
– Ваша честь, дело в том, что у меня в компании должность оперативного врача. Моя обязанность это проводить осмотр работников. Это был обычный осмотр и больше ничего. Я, как обычно, надел одноразовые перчатки и попросил оголить спину. После чего я провёл осмотр кожных покровов и сказал ей повернуться и тут посмотрел на её лицо. А она, – в голосе врача послышалось нарастающее возмущение, – взяла медицинские ножницы у меня со стола и вонзила прямо в колено, выбежав с криками «насилуют».
– Да ты меня хотел! – Безумно вспылила лысая девушка, как ненормальная, вздёрнув руками и продолжая орать. – Признайся! Ты меня хотел! Я видела, как ты смотрел на меня! А эти ощупывания! Я до сих пор помню твои липкие пальцы, мерзкая ты гнида!
– Вздор! – Воспротивился мужчина. – Это был обычный осмотр!
– Тишина в зале суда! – Застучав молотком, будто это кувалда, приказал судья, и тут же перешёл на более низкие тона. – У стороны обвинения есть доказательства или улики?
– Конечно! – Вскрикнул «юристка» и подбежал к телевизору, активировав пару кнопок, включил его. – Вот смотрите!
На экране замерцали изображения с мед. осмотра. Как врач прикасается и осматривает работника бригады, и там, где она должна схватить ножницы, запись странно оборвалась…
– Вы всё видели, ваша честь. Он прикасался к ней, без её согласия. – Радостно заявил «юристка», улыбнувшись так, что аж помада потрескалась. – Если бы он проводил осмотр, то дал на подпись специальную справку, «о согласии» и неважно, что устав компании принуждает проходить осмотр без справки. Ваша честь, мы требуем для подсудимого штрафа и тюремного заключения.
– Вздор, это был лишь осмотр. – Бессильно и на пике отчаяния кинул врач, явно осознавая свою беспомощность и абсурдность положения.
– Ваша честь, – змеино-язвительно начал «юристка», – вы же знаете, что если при видимых или косвенных доказательствах процесс завершается не в пользу женско-ориентированного гендера, то согласно нашему антисексистскому и противопатриархальному законодательству, к разбирательству привлекаются «Феменисткие Юридические Службы», в том числе и надзор. Вы же знаете, что грозит судьям вашего статуса, если с ними связаться…
Судья тут же схватил молоток и стал стучать, исторгая противно звучащую речь:
– Процесс завершён в пользу обвинения! И все их требования удовлетворены! Приговор привести в исполнение немедленно!
Пристав, как подорванный пёс, заломил врача и вывел его из зала под безумное улюлюканье женщин.
– Вот и ещё одно дело выиграно мною. Ещё один шаг проделан в сторону равноправия и свободы женщин от тирании мужчин! – Радостно воскликнул «юристка».
Лютер находился в прострации. Он смог только машинально подняться с места. «Без души, без милосердия, ибо это Феминистида!» – Напоследок кинул «юристка». Амалия и Ансуа пихнули Лютера, чтобы он очнулся и вместе с ними поспешил на выход. «Цирк или суд? Что это было?» – крутилось в разуме Лютера Калгара, пока он шёл к выходу.
