Стефания Романова
Только с тобой
В дверь позвонили, Лиза вздрогнула, Нюра потопала открывать. В комнату вошел Владимир.
– Как дела? – спросил он как ни в чем не бывало?
– Хорошо, – совершенно спокойно ответила Лиза.
– Как маленький?
– Хорошо.
– Тему с моими бывшими предлагаю закрыть, это все было до встречи с тобой, я просто жил, как получалось, никаких специальных замыслов у меня не было. Встретившись с тобой, я думал только о тебе, я либо смеялся от счастья, глядя в потолок, либо выл, как собака, уткнувшись в подушку и считал минуты до встречи с тобой.
– Хорошо, – помолчав, тихо ответила Лиза. Я посплю, – она отвернулась к стене и затихла. Постояв немного, Владимир вышел из комнаты.
– Она злится, что беременна? – спросил он прямо Нюру.
– Она боится рожать, все женщины боятся. Тут любой забоится.
Владимир до рассвета дремал на неудобном диване в библиотеке. «Лучше бы домой пошел», – злился он.
Ты целовался с ней? – услышал он над головой голос Лизы. Открыл один глаз.
– Ты какой ответ хочешь? – спросил тихо.
– Честный.
– Нет, я целовался только с тобой, ты не могла этого не чувствовать. Хорошо, расскажу и не смей меня осуждать. С ней было… удобно. Она приходила и уходила через полчаса, сама захлопывая за собой дверь.
– Но ведь ты хотел ее?
– Черт, да не ее я хотел, эмоций хотел.
Он обернулся и испугался: мокрое от слез Лицо Лизы выражало горе и крах.
– Прости меня за все, я очень раскаиваюсь. – Он целовал ее руки. – А ты меня не разлюбила случайно?
– Не надейся, – ответила она сквозь рыдания. – Жить будем здесь, я приготовила нам комнату в гостиной. Хочешь переоденься, твои вещи в гардеробной.
Она смотрела, как он переодевается. Смотрела на его спину в шрамах, злость уходила. «Зачем ему мне врать, – вдруг дошло до нее, я ведь лучше этих».
– Ты меня любишь? – спросила устало Лиза.
– Я люблю тебя, я умру без тебя, – ответил он так искренне, что Лиза сдалась окончательно.
Глава 25
Лизу разбудил шум. Прислушалась – радостный смех и приветствия, не могла понять кто это. В комнату вошел Владимир.
– Ты не спишь? – спросил тихо. – У нас гости.
– Мачеха что ли вернулась? – спросила ни без ехидства Лиза.
– Нееет! Лучше не надо, а то выставит нас на улицу прямо ночью.
– Кто тогда?
– Вставай, увидишь.
Лиза запахнула халат, накинула на плечи большую шаль, но живот в семь месяцев сложно чем-то прикрыть.
– Маша! – жалобно воскликнула она. Мааашаа! – обнялись. – Ты с фронта что ли? А у вас отпускают что ли?
– Ну я же ополченка, – ответила Маша, – наши дальше пошли, а я вернулась.
– Ополченка – это литературно или народно? – спросила счастливая Лиза.
– Кто как хочет, – ответила, зевая Маша.
Владимир вынес бутерброды, предложил девушкам.
– Я поем, – подбежала Маша к тарелке, – очень голодна. И откусила большой кусок бутерброда. – Ууу, вкуснятина какая!
На шум вышла проснувшаяся Нюра, зевая.
– У вас что тут гарем? – воскликнула Маша.
– Нет, семейное общежитие, – засмеялась Нюра. Маша с Нюрой все знали друг про друга, Лиза рассказывала о Маше каждый день, а Маше в письмах писала о том, что такой друг, как Нюра – это подарок судьбы.
Перекусив, сонные разошлись по комнатам, Маше постелили на неудобном диване в библиотеке.
– Спишь, – спустя какое –то время спросила Лиза тихо.
– Нет, – ответил Владимир.
Лиза подползла к нему неуклюже, прижалась, положила голову на плечо.
– Я тебя замучила, а потом ребенок будет орать по ночам.
– Ну я тогда вернусь к себе, – совершенно спокойно ответил он.
Лиза вскинула голову.
– Шучу, – засмеялся, взял ее лицо в ладони, поцеловал нежно.
Лиза заулыбалась, крепче прижалась к мужу, обняв его руку.
– Мы можем это? – спросил несмело Владимир.
– Все можем, – улыбаясь ответила Лиза. – Соскучилась, – шептала сквозь поцелуи. Ты еще желаешь меня, такую противную злючку?
– Хм, желаю, как в первый раз, – покрывая поцелуями ее шею, плечи, шептал радостно, – с возвращением, моя куколка.
Тошнота, истерики, страх – все ушло. Она купалась в любви и заботе мужа, преданные подруги крутились все время рядом, вроде, как счастье возвращалось.
Маша вернулась в институт, переехала в свою бывшую комнату в общежитии, о своем возлюбленном она ничего не рассказывала, Лиза не спрашивала – боялась, вдруг погиб, сама расскажет, если захочет.
Лиза не знала, как она будет заканчивать институт. Владимир же знал точно, что он уже отучился, его мечте не суждено, к сожалению, сбыться. «Горный инженер с перебитым позвоночником и тростью» – иронизировал он. Но ни это было главной причиной. Лизу и ребенка он никогда бы не оставил одних, уезжая в длительные командировки, никогда.
Вот и январь на пороге. В квартире на улице Горького было тепло, красиво, уютно. С конца 1942 года заработала котельная, подавая тепло в квартиры. Срок Лизиных родов приближался, сумка с вещами в роддом была собрана заботливой Нюрой и стояла в прихожей, ожидая своего часа. В центре квартиры нарядили елку, Владимир принес ее еще неделю назад. В этом доме было много красивых вещей, в том числе и новогодних игрушек. Были и совсем старинные, уникальные, дореволюционные, изготовленные из тисненного картона на далекой Дрезденской картонной фабрике: слоны, медведи, неуклюжие пингвины, зайчики, бьющие в барабаны. С ветки на ветку игриво перекидывались блестящие бусы-гирлянды, огибая стеклянные яркие шары, самую макушку украшала рубиновая звезда – точная копия кремлевской звезды. Саша не отходил от елки, сидел радостный на табуретке рядышком. Даже кормили его здесь.
Лиза совершенно успокоилась, читала книги, играла с Сашей, рассказывала ему сказки, иногда сама сочиняла. Саша очень любил слушать ее, сидел молча, надув губки, как взрослый мужичок.
Сегодня, 2 января 1943 гола, Лиза в прекрасном расположении духа, уютно пристроившись на диванчике, сочиняла сказку вслух: «Когда-то на подоконнике того красивого дома, – она показала рукой в окно в даль на гостиницу Москва, – жила маленькая фея. Она была так хороша собой, что не существует слов, чтобы ее описать. Одно можно сказать, что глаза у нее были, словно голубое небо, губы, словно алые зорьки, волосы у нее горели, словно золото, а кожа была нежнее бархата. Птички прилетали на подоконник, взглянуть на нее, прилетали бабочки, полюбоваться ее красотой. Заботливая мама устроила ей на подоконнике цветущий сад: маленькие деревца росли в небольших горшочках, цветы цвели в наперстках, на стволах деревьев висели качельки, спала она на маленькой вязанной кроватке, укрывалась от полуденного солнца под нежной вуалью у журчащего ручейка, вытекающего из ракушки. У нее была даже маленькая собачка – крохотный муравейчик в красном кафтанчике. Он пытался лаять иногда и часами дремал, греясь на солнышке. Лакомилась фея нектаром и цветочной пыльцой. Она дружила с мотыльком, который жил за стеклом в форточке, паучком, который плел свою паутину в углу комнаты и комариком, сидевшим днем в щели подоконника, а ночью вылетающим на охоту. «Доброе утро!» – радостно кричала фея, просыпаясь с первыми лучами солнца. Ее друзья, поеживаясь, просыпались, приветствуя ее в ответ. На другой стороне улицы каждый день играл музыкант и фея танцевала под звуки скрипки, то кружась, то взлетая, как балерина. Устав, она смотрела через стекло, любуясь скрипачом, и громко вздыхала о том, что музыкант, наверное, не знает, какая здесь живет миленькая фея, которая так красиво танцует! Музыкант, к сожалению, не мог видел ее, он был слепой. Но его незрячие глаза все время смотрели в сторону окошка, за которым пряталась фея».
У Лизы что-то булькнуло в животе, и она почувствовала, как под ней растекается лужа.
– Нюра, – громко позвала она подругу.
– Началось? Не паниковать, дыши спокойно – помнишь, как учили. Вызвала скорую, приехала через десять минут.
Зазвонил телефон. Владимир устало взял трубку:
– Слушаю.
– У Вас девочка, 3600, рост 52 сантиметра, мама и малышка чувствуют себя хорошо. Завтра можете их проведать и положили трубку. Его прошибло несколько раз электрическим разрядом. Рука вцепилась в трубку, из которой эхо повторяло: девочка, мама и малышка…
– Девочка, 3600, – повторил про себя Владимир. – Девочка, 3600! – восторженно воскликнул он вслух и счастье потекло по его венам, понеслось к сердцу, доверху наполнив его.
Лиза показывала ребенка через стекло, Владимир, Нюра и Саша стояли под окнами, перекрикивая друг друга возгласами поздравления, вопросами о том, как ест малышка, как спит. Саша протягивал игрушку – подарок для малютки.
– Какая красивая! – воскликнул Владимир.
– А как вы ее разглядели? – удивилась Нюра.
– Догадался, – засмеялся он.
– А имя вы ей придумали? – спросила Нюра, когда они выходили из больничного двора.
– Алла, – ответил Владимир. Так звали мою маму.
Глава 26
Лето пролетело быстро, по крайней мере, Лиза его почти не заметила. Вот уже скоро сентябрь, Алочка отметила свой полугодовой юбилей. Лиза закончила институт экстерном и получила приглашение на работу – в свой же институт на открывшийся переводческий факультет на отделение немецкого языка. На английском и немецком языках Лиза говорила свободно. Ее знания ниоткуда не взялись – это и постоянный труд, и чтение иностранной литературы в подлинниках, это и научные статьи отца, которые она помогала сначала переводить, а потом и писать, и, конечно, беседы с английскими учеными – коллегами отца, это и постоянная практика – Лиза всегда занималась с кем-нибудь из коллег отца.
Владимир был не в восторге от работы жены.
– Что ты будешь за преподаватель, они все будут не языки зубрить, а по тебе вздыхать, – махнул он рукой.
– Не ревнуй заранее, хотя немножечко можешь ревновать, – лукаво улыбаясь, пошла мимо него на кухню, шепнув, одними губами: «Люблю».
Радиоприемники не выключались ни в одном доме, утром и вечером ждали сводки совинформбюро. Но сегодня вечерних новостей не было. Вместо этого уравновешенный голос Левитана сообщил, что в районе двадцати четырех часов вечера будет передано экстренное сообщение. Люди переговаривались с испугом, телефонная линия Москвы гудела от напряжения от звонящих.
У Аллы резались очередные зубки, она капризничала, плохо ела, пускала слюни, грызла свои кулачки. Лиза весь день не спускала ее с рук, уже ночь на дворе, а она ноет и вертится на руках, к Владимиру и Нюре не идет.
– Сегодня, 5 августа 1943 года, ровно в 24 часа, – наконец заговорил голос Левитана, – столица нашей Родины Москва будет салютовать нашим доблестным войскам, освободившим Орел и Белгород, двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати орудий. Великая слава героям, павшим в борьбе за свободу нашей Родины!».
И как обещали ровно в 24 часа небо над Москвой озарилось вспышками первого залпа. Его эхо вырвалось через мгновение из миллионов радиоприемников в разных уголках нашей страны. Потом второй, потом третий. Яркие вспышки салюта озаряли мокрое от слез лицо Нюры, радостную улыбку Лизы. Алочка и Саша жмурились от ярких вспышек и смеялись. Люди по улице Горького бежали на Красную площадь. Тревога и страх от ожидаемых весь вечер новостей вылилась наружу, не скрываемые людьми, в смех и плач. Этот салют уверил всех в том, что мы точно победим и в этом уже нет сомнения, только вот какой ценой.
– Поздравляю! – весело закричала, стоявшая на пороге комнаты Маша. Все обернулись от окна.
– Дверь была не заперта, я звонила. Белгород освободили, наши земли освобождают! – рыдая и смеясь ликовала Маша. – Завтра к вам обязательно приду, а сейчас мы все на Красную площадь, – и побежала быстро на улицу. Все знали, что ее мать и бабка были в Белгородской слободе Шелякино у родни, когда вошел немец, там и остались в оккупации, не смогли уйти.
Лиза собиралась на работу, прихорашиваясь у зеркала. Сегодня первый рабочий день. Нюра с Алочкой на руках любовно наблюдали за ней. Лиза одета, как и прежде лучше всех, тетка Анна два раза в год, по-прежнему, приносила ей самую модную одежду в Москве. Костюм из коричневой кожи: удлиненный пиджак и узкая юбка чуть ниже колен прибавили, конечно, Лизе возраста, но сделали ее эталоном элегантности. Коричневые полуботинки и маленький портфель завершили образ молодого современного преподавателя. Послав дочери с Нюрой воздушный поцелуй побежала на работу.
Занятия в институте иностранных языков возобновились еще в январе 1942 года. Многие студенты и преподаватели ушли во Фрунзенскую дивизию народного ополчения. Студенты, оставшиеся учиться, дежурили по ночам в ПВО, работали на лесозаготовках, на строительстве оборонительных сооружений, осенью в колхозах и совхозах на уборке урожая, на строительстве железнодорожных путей.
Владимир встретил ее у института. Последняя лекция закончилась в восемь часов вечера. Специалистов-переводчиков готовили по ускоренной программе, но без сокращений, поэтому они занимались по восемь часов в день. Лиза вышла, уже стемнело, соображала, как ей добираться до дому.
– Девушка, вы моя любимая? – окликнул Лизу голос со спины.
– Может и я, – обернулась она.
– Ну пойдем тогда, ну ж ты и нарядилась! – восторженно глядя на жену, воскликнул он.
– Ты меня будешь каждый день встречать? – спросила довольная Лиза.
Лиза вбежала в квартиру, Алочка с Сашей играли на полу с кубиками. Подхватила дочь, поцеловала в щечку. Алла захныкала и потянулась к игрушкам.
– Что? Как работа? – выглянула из кухни Нюра.
– Вроде получилось, – ответила Лиза, – пойду переоденусь.
Владимир лежал на кровати, прямо в костюме, закинув руки за голову, смотря в потолок. Лиза быстро скинула костюм и плюхнулась рядом. Нависла над лицом Владимира.
– Устал? – прошептала, трясь носом о его нос, поцеловала. Целовались жадно.
– Потерпим до ночи? – спросила взволновано Лиза.
– Не знаю, – ответил он неуверенно.
– Вставай, выбора нет, – засмеялась Лиза, вскочила, схватила со стула халатик и побежала к детям.
Накормив детей, искупав, уложив, наконец, стать, родители вздохнули с облегчение и сами пошли ужинать.
– Нюра, что ты с нами делаешь? – воскликнула Лиза. К чаю были румяные ароматные ватрушки.
– Вот, что хорошо получается, то и готовлю, – смущено ответила она, довольная, что ее ватрушки произвели впечатление.
– Пойдем уже и мы, – напившись чаю, пожелав Нюре спокойной ночи, потащил жену за руку Владимир.
– Ну давай рассказывай, как там эти мальчишки в тебя влюблялись.
– Ну как? По очереди, – шутливо ответила Лиза. На прослушивание и беседу с каждым отводилось по часу. Многие знают только школьную программу немецкого. Сложно им будет. Начали, конечно с алфавита и произношения звуков. Думаю, что через месяц можно будет понять уже, кто из них захочет жениться на мне.
Владимир смотрел в упор.
– Шутница, но у меня преимущество, – потягиваясь, протянул он, – я могу любить тебя хоть каждый день.
– Покажи, – промурлыкала Лиза.
– Ну, сначала буду смотреть на твое красивое лицо, потом поцелую в алые сочные губки, потом,…тебе придется мне помогать, как и всегда. Мне стоит волноваться? – смотрел смущенно.
– Не болтай уже, – она, медленно садясь на него, застонала. – А ты говоришь конкурееенты, – прерывисто дыша, шептала она. А здесь он уже застонал от блаженства.
Маша работала на кафедре английского языка. Она поступила в аспирантуру при институте и вела одну лекцию в день.
– Родители отозвались, наконец, – сообщила она, зайдя к Лизе на кафедру.
– Правда? Как они? – взволновано спросила Лиза.
– Хорошо, слава богу, их не угнали в Германию и то хорошо.
– Маша, а как твой тот ухажер, что ты писала?
– Ой, не знаю, он на другой фронт попал.
– Ты с ним не поддерживаешь отношения? – допытывалась Лиза.
– Нет, он мне не ответил… Ладно, не хочу про это, раз разоткровенничалась и жалею, честно сказать.
– Маша, ты из нас троих была самая закрытая, ни эмоций наружу, ни чувств. Ты его полюбила? – не успокаивалась Лиза.
– Нееет. До конца войны ничего и ни с кем, а после войны и не с кем будет – их там столько убило, – и засмеялась грустно. – Володя тебя не ревнует? Тут эти мужички стоят в коридоре, ждут, когда ты пройдешь.
– Ну, может пара человек и ждет, не придумывай, – ответила Лиза.
– Если бы пара, побольше, будь аккуратна, не улыбайся никому. Улыбка – это уже надежда, а слово – уже знак к действию, – знающе посоветовала ей Маша. Лиза растеряно смотрела на нее.
– Кто бы подумал, что из Вас, Елизавета, такой модной и нежной девушки выйдет хороший педагог, – пригласив ее на беседу, говорила ректор Мария Кузьминична. Успеваемость у Вас лучшая на этом отделении. Через полгода будем отправлять на фронт первую группу. Не хотите взять еще и английскую группу, там просто беда с преподавателями.
У Лизы были окна между лекциями, и она не знала, где коротать время, домой было ездить далеко.
– Хорошо, – согласилась она и взяла себе еще пятнадцать добрых молодцев для подготовки в разведку. «И, правда, добрых», – заключила она, войдя в аудиторию. Сильные, здоровые, крепкие, молодые, уже все с высшим образованием и хорошо знающие английский язык – это учеба была для них, своего рода, стажировка перед отправкой на работу в Европу.
– Нам всем нужна жена? – спросил в конце лекции симпатичный студент.
– Думаю, да, – ответила Лиза, – связи на стороне запрещены.
– Ну, может начать искать жену прямо сейчас? – хихикнул другой.
– Жену ищите себе, какую угодно, но главное, думаю, она должна быть свободна и чуть-чуть глуповата, что бы не интересовалась, чем вы занимаетесь. И в полной тишине довольная собой пошла из аудитории.
Глава 27
Лиза, взволнованная, прибежала домой. Сегодня занятия окончили к обеду и всех распустили по домам. О чем говорить на лекциях 9 Мая 1945 года? Конечно о войне, о подвиге народа, о друзьях. В почтовом ящике лежало письмо от мачехи. «Не прошло и пяти лет»», – засмеялась она. Анна Петровна сообщала, что вышла замуж за директора хлебозавода и переехала с ним в Алма-Ата. Что-то писала о квартире и ценностях, но Лиза этого читать не стала, перевернула нервно лист. "Про Артема ни слова. Что за гадкая баба. Ведь он брат мне», – подумала раздраженно Лиза, бросила письмо в сумочку и побежала на свой этаж.
Это был главный вечер в их жизни. Взявшись за руки, они все вместе шли по Красной площади, казалось вся Москва собралась здесь сегодня, гремела духовая музыка, люди ликовали. Саша и Алочка прятались за родителями, потом и вовсе залезли на руки, уткнувшись личиками в одежду, искоса поглядывая за происходящим. Неожиданно вспыхнули прожектора – световые полосы из разных уголков Москвы, создав светящийся купол, вращающийся над Красной площадью. Салют гремел тысячами орудий, поднимаясь ввысь и разлетаясь светящимися огоньками, вырывая из груди шумные возгласы, крики «Ура!», «С Победой!».
После салюта в доме Черноглазовых собрались друзья, пели, плакали, поминали мертвых, воспевали живых. Разошлись за полночь. Нюра мыла посуду, Лиза вытирала и складывала в шкаф.
– Сашеньку в сад определяю, – заявила Нюра, – сама на работу выхожу на почту. Буду письма и газеты разносить. Зарплата там хорошая, график ночной.
– Но ты будешь уставать, это тяжелый график! – воскликнула Лиза.
– Нет! Наоборот! Мне именно так хочется. Люблю гулять по ночной Москве – тихо, свежо, прохладно. Город спит, коммунальные службы убирают улицы и скверы…, встречаются одинокие машины, редкие прохожие. Но больше всего я люблю встречать рассвет.
– Да ты романтик! – воскликнула Лиза. – Вот тебе и Нюра, – подумала про себя.
Владимир и Алочка, обнявшись, мирно спали, заняв центр кровати. Лиза подошла к окну. Солнце поднималось из-за горизонта огромное, тяжелое, дымное – рассвет. «Солнце дымное встает, будет день горячий», – процитировала Лиза, прилегла на край кровати и тут же заснула.
На Белорусский вокзал возвращались воины. Пышные встречи солдат будут воспеваться писателями и фотокорреспондентами еще многие годы. О том, что намечается что-то грандиозное в Москве люди знали. Нюра приносила новости: «Солдаты всю ночь маршировали по Красной площади – генеральная репетиция». Швейные фабрики отшивали тысячи комплектов новой военной формы – об этом рассказывала тетка Анна Лизе и о том, что в их Доме моделей шьют мундиры для офицеров цвета морской волны. Высоченные молодые военные гуляли по Москве, их видели и на выставках, и в кино, и в театрах.
– Ах, Лиза, какое удивительное время мы застали! – восклицала Нюра, – кто еще и когда будет очевидцем всеобщего ликования и безграничного счастья народа. А почта! – открытки, открытки, поздравительные телеграммы, сумка просто неподъемная от людского счастья. Лиза смотрела на нее ласково: «Как я люблю тебя, милый, искренний мой человек».
В дверь позвонили, пошла открывать.
– Здравствуйте, – на пороге стоял высокий рыжеволосый красавец с улыбкой до ушей, выбритый, аккуратно постриженный, в новой военной форме и начищенных до блеска сапогах. – Меня Валя просила к вам зайти, адрес дала. Я на парад приехал, я – Тимофей.
– Тимофей! – радостно воскликнула Лиза и обняла его, как самого родного из родных.
– Заходи. Володя, – закричала Лиза, – к нам Тимофей. Владимир восхищенно смотрел на бойца – вся грудь в орденах, а выше всех, у самого сердца скромно красовалась Золотая Звезда.
– Вот не было времени к вам зайти, – извинялся как будто он, сегодня вместо кинотеатра к вам попросился, отпустили до вечера.
Его угощали, кормили, поили, обнимали и целовали – дети, конечно. Они лезли к нему на руки, играли с орденами, позвякивая – приняли его за своего за доброе лицо и искреннюю улыбку. Запах Нюриных блинов заполнял гостиную и стол, тут же появились ароматные оладушки с повидлом и чай в красивом старинном сервизе. Тимофей стеснялся, ел неторопливо.
– Скучаю по своим очень, – тоскливо сказал Тимофей, глядя на уплетающих оладушки детей, – вот никак не доберусь до дому.
Темнело, за столом было тепло, уютно, ласковые хозяйки покорили героя, он рассказывал о друзьях, о родной земле. Из радиоприемника полилась мелодия Рио-Рита. Тимофей встал, одернул гимнастерку, подошел к Лизе, цокнув сапогами, с поклоном пригласил ее на танец.
Дети затаили дыхание. Тимофей наступал на партнершу, она ритмично отступала назад, потом Лиза наступала, Тимофей отступал назад. Обхватив ее тонкий стан, закружил, подняв над полом. Лиза хохотала звонко. Нюра восхищенно смотрела на Тимофея. Он был ее совершенный типаж. Этот простой рабочий парень, истинный былинный герой, искренний и честны. Но его судьба уже сложилась и места Нюрочке в ней не было. Владимир подхватил Алочку и, прихрамывая, затанцевал фокстрот.
Провожать Тимофея пошли все. Ночная Москва светилась огнями, народ гуляет. Он уходил, оглядываясь, махал рукой. Нюра смотрела ему вслед и сердце ее пело щемя. Лиза с Нюрой шли под ручку, Владимир впереди, неспешно вел за руки детей, что-то им рассказывая. Мимо прошли бравые солдаты чеканящей походкой. Один подмигнул девушкам. Нюра опустила голову, зарделась, смутилась.
– Пойдемте отсюда уж, от греха подальше, – предложила она, на что Лиза громко расхохоталась.
Наступило утро 24 июня. Лиза, проснувшись, подбежала к окну. За окном шел проливной дождь. На улице Горького стояла военная техника. Черная, блестящая от дождя броня величественно холодила взгляд. Шеренги мокнущих солдат стояли ровными колоннами, готовые к параду. Ровно в десять часов разнеслось по всей стране: «Парад смирно!». Гордые колонны победителей пошли, чеканя шаг. Отгремел парад пьесой «Слава Родине» к полудню. Дождь – это к счастью – народна примета, может и так.
Наступила какая-то усталость от пережитых за последний месяц эмоций. Нюра готовила обед, сегодня вечером салют, все собирались пойти на Красную площадь, а потом к праздничному столу, пригласили всех, кого любили, кем дорожили – кто-то да придет.
Лиза проверила спящих детей. События последнего месяца дали им огромный скачок в развитии, просто перебросив вперед на несколько лет. Из радиоприемника звучало танго «Дождь идет» – негромкая песнь француза под красивую мелодию брала за душу. Лиза притаилась в прихожей в нише, слушая музыку.
– Ты что тут стоишь? – нашел ее Владимир.
– Тебя жду.
– Меня? – переспросил шепотом.
– Тебя, как и в тот раз, помнишь. Она потянула его за свитер на себя, обнялись. – Я помню какой тогда от тебя был запах – свежести, одеколона, который я тебе подарила и желания. Такого желания, что я испугалась, знаешь…Испугалась, что побегу за тобой, а ты меня не позвал.
– Разве я тебя не звал? Я кричал на весь мир, как люблю тебя.
– А я не слышала.
– Не слышала? Как? Ведь тогда не было другого мужчины на земле, так сильно влюбленного.
Целовались. Нюра позвала их обедать.
– Сейчас немного перекусим, а уж наедаться будем вечером. Я запеку того барашка, что принес машинист паровоза с картошкой и спеку большой хлеб – поставила тесто.
– Ароматная выпечка не для ваших интерьеров, – засмеялась, входившая в мокром плаще Маша. Отдала плащ внимательному Владимиру, крикнула приветствие Нюре на кухню.
– А где вам Айвазовский? – показала на пустую стенку.
– Это, видимо, было приданным мачехи, – ехидно ответила Лиза, она прихватила самое ценное.
– И материны жемчуга? – воскликнула Маша.
– В, принципе, она была хорошей женой, она с отца пылинки сдувала, молилась на него. И он был доволен ею, кажется.
Лиза помогала Нюре накрывать на стол. Нарядное платье из сочного голубого креп-сатина с плечиками, низами рукавов, отороченных атласом в тон ткани, подчеркивали ее изящную фигурку. Лодочки на высоком каблуке с верхом из лака сделали ее еще выше.
Мода 1945 года сдержанная, элегантная. Ушли кричащие рюши, кокетливые фонарика, разлетающиеся юбки-клеш. Их сменили юбки прямого покроя и удлиненные, отрезные по линии талии пиджаки, и полупальто приглушенных тонов. К сентябрю Лиза сшила в Доме моделей комплект: полупальто и юбку. Она три раза ездила на Сретенку на примерки, поняв и оценив преимущества покупной одежды. Но оно того стоило! Черное шерстяное полупальто с поясом на бляшке, воротник и большие карманы которого украшали рельефные строчки, узкая прямая юбка чуть ниже колена с неглубоким вырезом сзади сидели на Лизе, словно влитые. Все это великолепие украшала черная шляпка из фетра с бархатной лентой. Лаковые полусапожки, перчатки и шарфик сероватого оттенка, найденные заботливой теткой, прилагались в подарок. Лиза, зачаровано смотревшая закрытый показ одежды перед главным просмотром, попросила восхитительную юбку с встречными складками спереди и сзади и вязаный свитер в тон юбке. Алочке досталось пальтишко из фуле и красные резиновые сапожки.
Глава 28
Опустился вечер тихий, теплый. Дети заснули. Год назад Лиза родила еще одну девочку, Анечку, маленькую куколку со слегка припухлыми голубыми глазами. Она чуть не потеряла этого ребенка и старалась не вспоминать то происшествие.
Маша тогда вбежала прямо на лекцию, и испуганным голосом сообщила, что автомобиль Владимира попал в аварию, что звонила Нюра, а ей звонили из больницы. Лиза смотрела на нее не понимая, что та говорит, потом бросилась из аудитории, выскочила на улицу:
– Куда? Куда повезли? – кричала она, выбежавшей вслед Марии, мечась по двору.
– В Бакунинскую, вроде как, сюда за тобой ехал.
Лиза бежала, не разбирая дороги, в больницу – здесь недалеко. Кидалась, как сумасшедшая в кабинеты, ища мужа. Он сидел на лавке в коридоре у окна в окровавленной рубашке.
– Что? Где рана? Где? – выла она.
– Это не моя, – успокаивал он ее, испугавшись, – это кровь водителя Юры, – и он показал головой на дверь операционной.
– Не твоя? – бешенными глазами скользила по его телу, – не твоя?
Юрия оперировали три часа, Лиза за это время не проронила ни слова, стояла у окна и плакала. Владимир виновато смотрел на нее, хотя в этой аварии не было виноватых – лопнула покрышка и автомобиль влетел в столб. Врач прогнозов не давал, сказал ждать до утра, а там видно будет.
– Пойдем, – дотронулся до ее плеча Владимир.
– Пойдем, мы устали, – бледными губами прошептала Лиза.
Лиза сразу легка на диван, как вошли в квартиру, прямо так, не переодевшись, ей было нехорошо, сильно тошнило и болел бок.
– Хочешь я буду ходить пешком? – усмехнулся Владимир.
– Нет, не надо пешком, – она помолчала и зарыдала. – Больше не смей, не смей…, ты не можешь еще раз бросить меня, понял меня, ты понял меня? – давясь слезами рыдала она.
Он подсел подле нее на пол, гладил руки, целовал.
Нюра носилась вокруг них, напуганная до смерти, принесла грелку – отогреть холодные ноги Лизы, потом горячего чаю – отогреть все еще холодеющую от ужаса ее душу.
– Я беременна, – тихо прошептала Лиза, успокоившись наконец. – Поздравляю.
– Так любить нельзя, – беззвучно прошептала Нюра, поэтому ее никто не услышал… и хорошо, наверное.
Владимир частенько заезжал за Лизой в институт после занятий, она была беременна третий месяц. На этот раз беременность протекала вполне сносно, но ее тошнило по утрам, она уставала к концу дня, чувствовалось, что она сдерживает раздражительность.
Он стоял у автомобиля, смотря на парадный вход института. Лиза быстро вышла, за ней выскочил молодой человек, забежал вперед, перегородив ей дорогу. Потом резко выхватил у нее портфель из рук, показывая всем видом, мол попробуй отними. Лиза, скрестив руки на груди, молча удивленно смотрела на него. Он нагло на нее. Владимир, слегка прихрамывая, подошел к наглецу сзади, выхватил портфель и ткнул его в бок. Тот от неожиданности отскочил. Лиза, подойдя к мужу, взяла его под руку, поцеловала в щеку, попыталась повести к машине.
– Это студент, брось…, – попыталась объяснить она, но не закончила фразу.
Владимир вывернулся и пошел в сторону студента. В Лизиной красивой головке за секунду прокрутились все возможные сценарии окончания этого происшествия. Она, как кошка выскочила перед Владимиром и влепила наглому студенту оплеуху, да такую звонкую, что обернулись все стоявшие во дворе. Студент от неожиданной боли схватился за щеку и что-то негромко сказал.
– Сволочь, – так же негромко ответила ему Лиза, резко повернулась к мужу, схватила его под руку и потащила к машине.
– Это ты за меня дралась сейчас что ли? – спросил он ее и засмеялся. Лиза через мгновение смеялась вместе с ним, хотя пальцы и ноги ее дрожали.
– Что ему нужно было? Он в тебя влюблен? – спросил Владимир уже дома.
– Сомневаюсь, – ответила Лиза устало. Думаю, это из-за экзамена. Этот Иван Скрипка ленив, знает предмет плохо, но карьерист. Сначала он конфетки носил, потом, видимо, решил пошустрить. А, ну его, обними меня, я перенервничала, – капризно попросила Лиза и Владимир замолчал.
Спустя неделю Скрипка испуганно брал билет, боясь смотреть Лизе в лицо. Зачитал вопросы.
– Хороший билет, – спокойно ответила Лиза, – идите готовьтесь.